Вот письмо, лежащее на столе.
Заоконный вечер, уютный свет,
И в земной коре, по любой шкале,
Никаких пока возмущений нет.
Не уловит зла ни один эксперт:
Потолок надежен, порядок тверд –
Разве что надорванный вкось конверт
Выдает невидимый дискомфорт.
Но уже кренится земная ось,
Наклонился пол, дребезжит стекло –
Все уже поехало, понеслось,
Перестало слушаться, потекло,
Но уже сменился порядок строк,
Захромал размер, загудел циклон,
Словно нежный почерк, по-детски строг,
Сообщает зданию свой наклон.
Из морей выхлестывает вода,
Обнажая трещины котловин,
Впереди великие холода,
Перемена климата, сход лавин,
Обещанья, клятвы трещат по швам,
Ураган распада сбивает с ног, –
Так кровит, расходится старый шрам,
Что, казалось, зажил на вечный срок.
И уже намечен развал семей,
Изменились линии на руке,
Зашаталась мебель, задул Борей,
Зазмеились трещины в потолке –
Этот шквал, казалось, давно утих,
Но теперь гуляет, как жизнь назад,
И в такой пустыне оставит их,
Что в сравненье с нею Сахара – сад.
Вот где им теперь пребывать вовек –
Где кругом обломки чужой судьбы,
Где растут деревья корнями вверх
И лежат поваленные столбы.
Но уже, махнувши на все рукой,
Неотрывно смотрят они туда,
Где циклон стегает песок рекой
И мотает на руку провода,
Где любое слово обречено
Расшатать кирпич и согнуть металл,
Где уже не сделаешь ничего,
Потому что он уже прочитал.