«Вечерняя бухта – четыре холма…»

Вечерняя бухта – четыре холма –
Извилиста, илиста, глиниста, мглиста,
И вся ее гулкая чаша полна
Закатного света и птичьего свиста.
Вернувшись к исходу весеннего дня
В ее трехсторонний развернутый складень,
Рассевшись по веткам, галдя, гомоня,
Они обсуждают, что видели за день.
Возня, болтовня, перекличка, обмен:
– Мы видели степь с высоты перелета!
Мы видели крабов, русалок, сирен! –
Мы видели то-то! – Мы слышали то-то!
Но запахи резче, бледнее цвета –
И в гомоне их, беззаботном сначала,
Все явственней нота тревожная та,
Что в смехе чахоточных прежде звучала.
Как будто пронесся тревожный флюид –
Укрылся в листву, как огонь под поленья.
И странен контраст меж невинным «фьюить» –
И яростной силой его повторенья.
Последняя вспышка, предсмертный азарт –
И кроны звенят лихорадочным гвалтом:
Им хочется главное вслух досказать,
Но что напоследок окажется главным?
Чего второпях не припомнили мы?
Жара, синева, перепалка, охота…
Всего-то и крикнешь в преддверии тьмы:
– Мы видели то-то! Мы слышали то-то!
…Туманится, стелется вязкий уют.
Усталая птаха не чувствует страха.
Все тише поют, и носами клюют,
И ночь надвигается, как черепаха,
На писк и сумятицу звуков дневных;
И если у птицы бывает зевота –
То нечто подобное слышится в них:
– Мы видели то-то… – Мы слышали то-то…
И все затихает. Лишь море порой
Плеснет посильней – и опять залоснится.
И тут просыпается в кроне сырой
Одна уже было заснувшая птица.
Очнувшись, она напрягает зрачок
И видит повсюду зиянье провала.
Ее разбудил непонятный толчок:
Я в детстве уже забывался, бывало, –
И полночь будила меня, как хлыстом,
Навстречу какому-то страшному чуду,
И я вспоминал на секунду о том,
О чем я теперь и на миг не забуду.
Нездешние запахи. Травы в росе.
Не греет, а студит полночное солнце.
И ясно уже, что проснутся не все,
А может, и вовсе никто не проснется.
Не чая спасенья, не видя защит,
Как путник, в ночи угодивший в болото,
В последнем порыве она верещит:
– Я видела то-то! Я слышала то-то!
И тут же, потратив последнюю мочь,
Свое чик-чирик повторив на пределе,
Она, как и все, погружается в ночь.
А что еще крикнешь, на самом-то деле?
И что остается еще за душой
От неба, воды, янтаря, изумруда,
И всей этой бухты, такой небольшой,
Особенно если глядеть не отсюда?

2009

Отправить