Император России Николай II свет Александрович решил навестить Всемирную выставку в Париже как частное лицо. Все-таки она была посвящена 100-летию Великой французской революции, а он — монарх. Из-за чего официальный визит был невозможен. Решил. Сделал. И прибыл в Дюнкерк на броненосном крейсере «Владимир Мономах», который он задействовал в качестве своей персональной яхты. В конце концов тут и броня, и пушки, и вполне приемлемая по тем годам скорость — серьезный аргумент для любых желающих покуситься на августейшую тушку. Неофициально, естественно. Официально крейсер отправился в практическое плавание.

Немаловажным моментом стало и то, что Николай Александрович решил чуть-чуть поюродствовать в этом небольшом путешествии, приняв на время псевдоним со значением. В свое время Петр I находясь «анонимно» в Великом посольстве, представлялся урядником Преображенского полка Петром Михайловым. Вот Император и решил поддержать без оговорок Великого монарха старины в этой потехе. Урядников, правда, в Преображенском полку уже века два как не было. Поэтому он стал представляться фельдфебелем Николаем Александровым.

Зачем ему вообще потребовалось совершать этот визит? Все предельно просто. В силу польского инцидента обострились отношения с Австро-Венгрией. Посольства увлеченно начали жонглировать разного рода посланиями друг другу. А в воздухе отчетливо пахло озоном. Понятно, что прямо вот сейчас никакой войны не будет. Но все одно — требовалась подстраховка.

Россия, после предварительного расследования Варшавского восстания, потребовала от Франца Иосифа выдачи довольно приличного перечня лиц, «скрывавшихся» на территории этого государства. Среди которых, на минуточку, были и подданные двуединой монархии. Австро-Венгрия на это, разумеется, пойти не могла. Ее официальные представители сделали «умное лицо» и выкатили встречные претензии. Дескать, какого черта Россия засылает всяких разбойников и мерзавцев на благословенную землю Австро-Венгрии?

Увидев глухую стену непонимания, Николай Александрович обратился к Кайзеру Германии с предложением созвать международную комиссию для расследования этого инцидента. Да так обратился, что Вильгельм II не смог отказать. Ведь у Императора были на руках показания, дескать, «австрияки», готовили провокации и в германском Позене. Вот их-то наш герой и отправил в Берлин, в виде фотокопий, разумеется.

Позиция Австро-Венгрии затрещала по швам. Потому что Вильгельм, не ожидавший такой подставы от союзников, на создание комиссии, конечно, не пошел. Пока. Но начал задавать крайне неудобные вопросы.

Вот Император и поехал во Францию. К немедленному заключению союза это бы не привело. Однако могло стать прекрасным поводом для того, чтобы замять нарастающий кризис. Потому что Россия была решительно не готова к войне. Особенно с таким противником. Да и Германия, несмотря на громкие слова, тоже нуждалась в весьма продолжительной подготовке.

Да и вообще — в серьезной переоценке своих стратегических целей. Война ради войны Берлину была не нужна совершенно. Ему были нужны колонии и, возможно, повторение успеха 1871 года по тотальному ограблению Франции. Франции, а не России, где и территории были куда обширнее, и проблем больше, и брать особенно нечего. Из-за чего каких-либо значимых резонов в войне именно с Россией у Германии не было ни прямо сейчас, ни в отдаленной перспективе. Разве что поддерживая интересы Австро-Венгрии. Но тут все тоже было неоднозначно… Как показала практика — каждый тянул одеяло на свою сторону, даже среди союзников.

Итак — Париж! Николай Александрович бывал в прошлой жизни в этом городе неоднократно. Все больше проездом, но довелось ему и погулять по улицам города, и даже полюбопытствовать во всякого рода музеях. Поэтому оказавшись в столице Франции, он чувствовал себя вполне уверенно. Да за XX век многое изменилось. Но хватало и старых ориентиров, которые вполне угадывались. Тот же Нотр-Дам де Пари или Эйфелева башня. Ее как раз возвели к Всемирной выставке 1889 год так, чтобы она выступала в роли входной арки.

Частное лицо фельдфебель Николай Александров в окружении полусотни до зубов вооруженных головорезов прибыл на вокзал и отправился заселяться в гостиницу. Разумеется, из-за того, что шла Всемирная выставка, все номера были забиты. Хуже того — даже более-менее приличная часть частного сектора, идущего обычно в съем, тоже оказалась занята. Но посол смог справиться с этой задачей и нашел как разместить Императора. Этому денег дал, с тем поговорил, тому пообещал поддержку, здесь договорился, чтобы постоялец переселился в частный сектор, который за большие деньги для него сняли… ну и так далее. В общем проблем у Николая Александровича не возникло.

Так как визит был частный, то никак не афишировался. Кроме разумного минимума — было поставлены в известность правительство Франции и нужные Императору люди. И все. Однако уже к вечеру первого дня визита весь Париж уже знал, что у них гостит сам Император России, частным порядком, желая навестить выставку. Поэтому, когда на следующий день наш герой отправился осматривать экспозиции — там от людей было не протолкнуться.

Впрочем, ситуация все равно носила изрядный оттенок комичного. Мало кто знал, что Император был облачен в форму обычного лейб-гвардии фельдфебеля. Поэтому широкие массы его никак не могли обнаружить. Искали где-то возле головорезов. Но там, кроме него находились и другие персоны этого неофициального посольства, как штатские лица, так и военные. И вот они то сверкали как надо, особенно генералы с адмиралами, вырядившиеся как Рождественские ели. Они прекрасно привлекали к себе внимание, избавляя Николая Александровича от лишней докуки.

Он ходил, смотрел, записывал интересные вещи в блокнот, кое-что распоряжался сфотографировать и более подробно описать. Иногда даже общался с представителями компаний и изобретателями. Ведь там находились многие выдающиеся инженеры, конструктора и предприниматели тех лет. И личное знакомство с ними выглядело очень полезным. Одно дело знать человека по его изобретениям и совсем другой представлять, какой у него характер. И можно ли будет с ним сработаться. С этим поболтал. С тем перекинулся парой фраз. А с некоторыми так и вообще — отобедал, как, например, с Эйфелем. Вот прямо в ресторане на втором этаже построенной Гюставом башни и отобедали, обсуждая возможное сотрудничество.

А вечерами шли приемы, где присутствовал этот самый фельдфебель. Прямо в форме такой и заявлялся, выглядя удивительной «белой вороной» на фоне остальных действующих лиц. Но эту игру французское общество вполне приняло и даже нашло забавной.

— Месье, — кивнул Николай Александрович, подходя к Наполеону Шарлю Бонапарту, тому самому, которого в Зимнем дворце провозгласил наследником Первой Империи.

Эти слова придали огласке, что приобрело эффект разорвавшейся бомбы. Ведь «Плон-Плон» был действительно очень непопулярен среди французов, как и его сын Виктор. Все было настолько плохо, что, несмотря на то, что формальным главой дома должен был считаться «Плон-Плон», бонапартисты провозгласили его старшего сына. Хотя тяготели к младшему сыну — боевому офицеру, но шагнуть через две головы не решались. И так их лагерь не славился целостностью и монолитностью. А тут такая выходка русского монарха! Так что, после очень непродолжительной борьбы бонапартисты провозгласили Наполеона Шарля своим лидером.

После же того, как генерал Буланже, лидер сторонников Орлеанской династии, перешел на сторону Шарля, произошел сход лавины. А именно началась консолидация всех монархистов Франции вокруг одной фигуры. И тех, что был за Бонапартов, и тех, что был за графа Парижского, и тех, кого не устраивали все кандидаты. Что создало реальную угрозу реставрации Империи во Франции. В одном только Парламенте монархическая партия выросла с восьмидесяти до ста сорока семи просто за счет перехода депутатов из одной группировки в другую. И еще пятьдесят два колебались.

Как несложно догадаться, изгнание Бонапартов из Франции было прекращено, соответствующие законы отменены, и Шарль поспешил в Париж принимать лавры титулярного Императора Франции. Сегодня же, 5 октября 1889 года, он впервые встретился с тем, кто так «легко и непринужденно» обеспечил ему это положение. Хотя, надо сказать, искал встречи и раньше, но Николай Александрович держал дистанцию, сам решая с кем ему и когда встречаться.

— Месье, — неглубоко, но вполне учтиво поклонился «фельдфебель», — рад нашему знакомству.

— Для меня это честь, — ответил Бонапарт и протянул для рукопожатия руку. «Потискали» лапку друг друга. После чего Император переключился на девушку, застенчиво стоящую возле Шарля, вежливо с ней поздоровавшись и даже поцеловав ручку. Девица как девица. Не красавица, но вполне приятной наружности.

Разговорились. Оказалось, что старшая дочь не могла прийти по плохому самочувствию. А перед Императором предстала младшая — Эжени. Как позже докладывал посол, старшая Мари так и будет, по всей видимости, хворать. Ибо ее увлечение итальянским генералом Энрико Готти зашло чуть дальше, чем требовалось для сохранения целомудрия. Про предложение Императора провозгласить титул «Дочь Святого Мартина» и даровать его достойной девице слышали все заинтересованные люди и во Франции, и далеко за ее пределами. Более того — это стало активно обсуждаться. Из-за чего общественное мнение почти сразу выдвинуло требование к кандидатке — девственность, ибо иное выглядело оскорбительно. Ведь эта девица должна была представлять не только свою семью и Францию, но и святого.

Николя и Эжени немного пообщались в присутствие множества гостей и разошлись. Политическая необходимость могла бы заставить жениться и даже на совершенной уродке с тем, чтобы заглядывать к ней по ночам в темноте для зачатия. Изредка. Но тот вариант, который он увидел в дочери Шарля, вполне ему пришелся по душе. Могло быть реально хуже. И существенно.

Девушка не обладала какими-то особенно выдающимися внешними данными. Миловидна и симпатична, что несколько усиливалось в силу молодости. А вот про все остальное пока было не ясно ничего. Слишком уж она терялась, поэтому вела себя скованно, не болтая лишнего. То ли робела, попав в непривычную ситуацию фактически смотрин, то ли боялась спугнуть завидного жениха. Но Николай Александрович не смог подвести каких-либо окончательных вердиктов. Да и куда спешить? Ведь пока неясно — решится ли парламент Франции вообще на введение титула «дочери Святого Мартина» или нет.

Наполеон Шарль, видимо, заметив некоторое разочарование во взгляде Императора, нанес несколько визитов. Неофициальных, разумеется. Как частное лицо частному лицу. С дочерью. Просто для того, чтобы та смогла себя показать в более мягкой и тепличной камерной обстановке. Но все впустую, даже, скорее, наоборот — только усугубил ситуацию. Пока Эжени держала язык за зубами, сохранялась хоть какая-то интрига. А тут… Да и чем реально могла заинтересовать семнадцатилетняя девица мужчину в годах? Понятно, что здесь для всех окружающих ему было всего двадцать один год. Но сознание-то куда как старше. Секс? Ну да. Почему нет? А что кроме него?

В те годы уже существовали деятельные женщины, полные жизни. Их в корне не устраивало то положение в патриархальном укладе, который им отводило общество в те годы. И они пытались, искали, шевелились. Кто-то искал себя на общественно-политическом поприще, кто-то в науке, кто-то блистал в свете и полусвете. В принципе, ниш хватало для самореализации, кроме, разве что политических и карьерных. Но Эжени это все не привлекало. Она была простой, тихой, милой девушкой, воспитанной в лучших традициях тех лет. Почти идеальная жена по меркам многих мужчин тех лет. Вроде есть, а вроде бы и нет. Что-то дома с детьми возится и не отсвечивает. Благодать! Николаю Александровичу же все это мало подходило, потому что с ней даже поговорить было не о чем. И эта бездонная пропасть между ними только сильнее проступила во время встреч, организованных отцом.

Но что поделать? Николаю остро требовался союз с Францией, так как в одиночку с конгломератом Австро-Венгрии и Германии ему не совладать. И союз как можно более крепкий, с как можно большим количеством связей, стягивающих две страны в единый кулак на как можно более долгое время. Поэтому он был готов пойти на брак даже с откровенной мымрой и уродиной ради достижения этих целей. И Эжени была не самым плохим вариантом…

Разумеется, Всемирной выставкой наш герой не ограничился. Он навестил могилу Наполеона I. Заглянул в Лувр. Провел множество встреч с представителями французского правительства и парламента. Включая визит вежливости к президенту Франции. А потом отправился знакомиться с передовыми образцами французских военных разработок.

Так, например, ему продемонстрировали новейшую разработку — 100-мм пушку системы Канэ. Самые первые ее образцы. Это была самая первая модель современных скорострельных орудий промежуточного калибра под унитарный выстрел. По тем годам, она развивала просто безумную скорострельность, чем должна была произвести впечатление на молодого Императора. И произвела. Только не этим, а спровоцировав воспоминания. Ведь брат — большой любитель флота — там, в XXI веке очень немало рассказывал об этих артиллерийских системах. Дескать, для своих лет они оказались настолько прорывными, что оказались приняты на вооружение практически всех серьезных стран мира… в том или ином виде. Где-то в лоб, где-то в формате копии или подражания.

Не меньший интерес вызвало у Императора и тяжелое 340-мм морское орудие модели 1887 года. Из него не стреляли. Но это было и ненужно. Сами французы были очень умеренных мнений о нем. В отличие от Николая Александровича. Ведь эта «дура» была не только очень приличного калибра, превосходящего моду «перелома веков» на 305-мм стволы, но и имело длину ствола в 42 калибра. То есть, опережало эпоху лет на двадцать пять-тридцать. Поэтому и не сильно впечатляло самих французов. В отличие от Николая Александровича, которого оно поразило в самое сердце, хотя особо он никак это не продемонстрировал, заявив — будто бы это орудие прекрасно подходит для мощной береговой обороны…

Французское турне продолжалось. Газеты пестрели заметками о похождениях Императора. И эти новости удивительно быстро просачивались в Германию, вызывая там немалое раздражение. В том числе и Бисмарка. Уж кто-кто, а он прекрасно осознавал всю пагубность Франко-Русского союза для своей страны. Пытаясь в меру своих сил преодолеть отвратительные отношения с Кайзером и донести до него печаль этих обстоятельств.

В Австро-Венгрии это турне русского монарха тоже встретили без всякой радости. Особенно когда узнали, что тот «совершенно случайно» встретился с наследником итальянского престола Виктором Эммануилом. Так получилось. Как и то, что итальянского принца сопровождало несколько министров и дипломатов… а Императора России его сестра — юная Ксения Александровна, спешно прибывшая во Францию, очередным «рейсом» крейсера «Дмитрии Донском», совершавшем, разумеется, учебное, практическое плавание. Да, Ксюше было всего четырнадцать лет, но Виктор Эммануил мог подождать, особенно в свете того, что у России и Италии хватало общих интересов в Австро-Венгрии. Жизненно важных интересов…