Император спокойно и с достоинством зашел в зал, где его ожидали журналисты. Его ждала очередная пресс-конференция. После первых двух, ставших удивительно обильными на сенсации, теперь эта журналистская братия просто дежурила в Санкт-Петербурге, ожидая нового события. С деньгами, разумеется. Потому что места на пресс-конференцию продавались.

Никаких твердых цен. Просто аукцион с чисто символической начальной ценой за билет в рубль. Ее мог заплатить каждый. Но желающих посетить это мероприятие было много, а мест — мало. Поэтому только представители посольств и журналисты самых крупных изданий могли себе позволить побороться за билетик, цена на который в итоге достигала очень серьезных сумм.

К этому времени всей Европе, да и, пожалуй, всему миру, было ясно — Варшавское восстание провалилось. Гвардейская кавалерия прошла по границам царства Польского, отсекая его от связи с внешним миром. Замкнула кольцо глубокого охвата. И начала методично стягивать «Варшавский мешок». Тихо и спокойно.

Дело в том, что стихийное и совершенно неподготовленное восстание не обладало запасами вооружений. И времени на их изготовление тоже не было. А гарнизоны, вышедшие из города, лишили их единственной возможности вооружиться. Конечно, оставались еще частные запасы и магазины. Но их решительно не хватало для того, чтобы противостоять регулярной армии. Особенно после того, как кавалеристов усилили артиллерией.

В то же время гвардейская кавалерия давила аккуратно, давая возможность повстанцам отойти. Император не стремился к лишней крови. Тем более, что в Варшаве значимых запасов продовольствия не было и чем больше туда набьется людей, тем скорее они станут сговорчивыми. Из-за чего стычки носили очень вялый и нерешительный характер. Отдельные эпизоды ожесточенного сопротивления, конечно, встречались. Но довольно редкие…

— Ваше превосходительство, они не уходят, — козырнул поручик кирасирского Его Императорского Величества полка, докладывая результаты рекогносцировки.

— Потери есть?

— Один убит, двое ранено. Они по нам залп дали, да и тот — жидкий. Но мы шли плотно — вот и зацепило, хоть и издалека.

Генерал-майор взглянул на часы и тяжело вздохнул. А потом устало и как-то нехотя распорядился приданной батареи 87-мм легкий конных орудий готовиться к открытию огня. Сохраняя, впрочем, надежду на то, что повстанцы отойдут…

— Артиллеристы готовы, Ваше превосходительство, — выслушав доклад вестового, произнес подполковник.

— Передайте на батарею приказ об открытии огня, — мрачно процедил генерал-майор. Он прекрасно помнил инструктаж генерала Гурко. Что, дескать, тех, кто не проявляет твердости и желания сражаться, отпускать. А тех, кто держится твердо — бить немилосердно, стремясь к полному разгрому. Но одно дело инструктаж, а другое — вот так, в поле.

Бах! Бах! Бах! Ударили пушки батареи. Первый залп. Вроде как пристрелка, а вроде и устрашение. Били шрапнелью. Недолет. Повстанцы продолжали стоять, держа оборону. И даже ответили, дав одиночный выстрел из какой-то малокалиберной пушки, но то ли снаряд не разорвался, то ли вовсе был практическим…

Артиллеристы накатили орудия обратно. Зарядили. Откорректировали прицелы и замедление шрапнели. И снова дали беглый залп батареей. В этот раз уже накрытием. Благо, что с дистанции в три километра на открытой местности, это не так сложно. Вспухли белые облачка порохового дыма и часть бунтовщиков осыпалась на землю. Но они устояли. И, в свою очередь ответили, ударив из какой-то древней пушки с сильным недолетом.

Еще залп. Теперь уже гранатами, которые стали рваться прямо в боевых порядках повстанцев. Тут-то они и спеклись. Побежали. Да и кто под таким огнем стоять сможет? Бессильно и бессмысленно. А тут — гражданские.

Выждав еще пару минут, генерал-майор кивнул командиру дивизиона. И тот, скомандовав «шашки наголо», повел своих ребят преследовать бегущего противника. Очень плохо вооруженного. Это было прекрасно видно в зрительную трубу. Но эти проявили излишнюю твердость в обороне, а значит он должен был следовать приказу…

Впрочем, таких эпизодов было очень мало. Бунтовщики имели хорошо если одну винтовку на десяток бойцов. Артиллерии так и вообще почти не было. Поэтому стрелять в появляющиеся разъезды если и начинали, то только в ответ. А при появление превосходящих сил, особенно с артиллерией, спешно отходили ближе к городу.

Ситуация усугублялась еще и тем, что из Австро-Венгрии на просторы царства Польского в первые дни восстания ломанулись люди, пожелавшие поддержать дело возрождения Польши. В том числе и всякого рода революционеры. И они, разумеется, сразу же отправились в Варшаву, где пыталось зародиться хоть какое-то временное правительство.

Так что, замкнув кольцо окружения и немного его стянув, Император сделал предложение бунтовщикам, от которого они не могли отказаться. Все просто и предельно понятно. Либо бунтари выставляют своих полномочных депутатов для обсуждения капитуляции, либо город подвергается продолжительному артиллерийскому обстрелу и решительному штурму. Отреагировали они очень быстро и живо, лихо выделив делегацию, после общения с которой Николай Александрович и отправился на пресс-конференцию.

— Добрый день, господа! — Произнес наш герой, входя в помещение. Все хором встали и разродились приветствием, которое, впрочем, было им воспринято как белый шум.

Прошел в президиум. Сел. И кивком предложил всем остальным присаживаться. Начали. Он, по уже заведенной традиции, кратко сообщил цель беседы и ее рамки. После чего сделал небольшой доклад по теме, обрисовав ее в целом, чтобы было понятно от чего плясать.

— А правда ли, что под Варшавой идут тяжелые бои?

— Нет, бунтовщики отступают почти без боя. Им нечем сражаться.

— Говорят, что под Радомом слышали артиллерийскую канонаду. Поговаривают, что город в руинах.

— Там всего одна батарея конной артиллерии. Как вы понимаете, она натворить таких дел не в состоянии. Тем более, что город был взят без единого выстрела.

— Получается, что люди врут?

— Почему сразу врут? Может быть они сочиняют. Фантазия у них богатая. Вы об этом не думали?

— Но это уважаемые люди!

— Ничего не могу с этим поделать. Знал бы раньше, обязательно оправдал их ожидания и приказал расстрелять по Радому весь боезапас 4-фунтовых пушек конной артиллерии. Разрушений это бы почти не произвело, но хоть канонада бы получилась. Но, как вы понимаете, уже поздно. Они бы придумали раньше, чем узнали, что там на самом деле произошло.

Так и перекидывались фразами. Журналисты после первых двух пресс-конференций осмелели и очень действовали очень активно. Ведь он не затыкал им рот и позволял задавать даже самые острые вопросы. Представители же дипломатических миссий больше слушали, изредка задавая осторожные вопросы.

— Как вы думаете, что послужило причиной восстания?

— Полагаю, этот вопрос нужно задавать не мне, а моему правящему брату Францу Иосифу. Ведь это его люди из года в год занимаются подрывной деятельностью в Привислинском крае. Именно он укрывает и поддерживает лидеров польских повстанцев.

— Говорят, что поляков возмутило нежелание Вашего Императорского величества распространять на них парламентскую реформу.

— Так и поступили бы как цивилизованные люди, готовые к парламенту. Написали бы прошения, прислали бы делегацию. Бунт поднимать-то зачем? Боюсь, господа, это только повод…

Потихоньку основной шквал вопросов прошел и перешли к более обстоятельной беседе. Уже с опорой на статистику и кое-какие выкладки разных министерств.

— Вы понимаете в чем дело, — продолжал говорить Император. — Поляки — они ведь никак не смирятся с потерей Речи Посполитой. Или как там правильно? Ржечь? Сами сделали. Сами потеряли. Никто им в том не был помощник. Им не права свои хочется отстоять или независимость. Им былое величие вернуть мечтается. Но, увы, этого сделать уже никак не получится.

— Почему же? — Кто-то выкрикнул с места.

— Даже если случится страшная трагедия и Россия рассыплется на множество независимых земель, полякам никто не даст их собрать в старом формате. Потому что и Германия, и Австро-Венгрия не в пример сильнее былых столетий. Времена, когда крылатые гусары спасали Вену давно прошли. Из-за чего все эти грезы можно считать не более чем идеализмом и утопизмом.

— И, вы думаете, что полякам не получится создать независимое национальное государство?

— Национальное — возможно, но оно не будет независимым из-за своей чрезвычайной слабости. А так как их пару столетий кряду накручивали против русских, то, скорее всего эти национальное государство примкнет к любому нашему противнику. Не потому что им это выгодно, а потому что это вредно для нас. Прямо как в присказки: «Назло бабушке уши отморожу». А дальше… их просто ассимилируют, как и многих других западных славян.

— Как чехов? Но ведь они сохраняют самобытность!

— Речь не о них. Я полагаю, что вы все знаете, что земли в Силезии, Позене, Бранденбурге, Померании и обоих Мекленбургах есть территории, на которых с незапамятных времен проживали славяне. Именно их в свое время и покорили германские феодалы. Пришли с дружиной и установили свою власть, язык и культуру. После чего в течении нескольких столетий упорно трудились над ассимиляцией. В итоге ядро современной Германской Империи — восточная часть королевства Пруссия — населена самыми что ни наесть натуральными славянами. Только принявших немецкий язык и немецкую культуру. И, прошу заметить, никому из них даже в голову не приходит роптать на свою судьбу.

— Но позвольте! — Возмутился представитель Германской дипломатической миссии. — Как такое возможно? Это немцы!

— То есть, вы хотите сказать, что немцы пришли на эти земли и вырезали все местное население? Занимались целенаправленным уничтожением славян и прочими богопротивным делами, несмываемо замаравшись в крови? Не наговаривайте на себя! Это так же нелепо, как бегемот в балетной пачке. Впрочем, ничего дурного я о германском методе ассимиляции сказать не пытаюсь. Люди счастливы? Счастливы! А это главное. Это же касается и поляков, ведь Пруссия — единственная страна региона, которая научилась находить с ними общий язык. И, как ни странно, жестким, силовым методом. Очень продуктивным, как показывает практика. Россия же, в своей безграничной духовности и человеколюбии, попыталась вести дела «по-хорошему». Фактически мы попытались реанимировать проект Речи Посполитой под новым соусом. Но, увы. Ничего не выходит. Не хотят поляки быть частью Общего дела, когда главные не они. А значит, что? Правильно. Не общего дела они жаждут, совсем не общего. А своего. Пока они были главными в Речи Посполитой, то считали справедливым насаждать польский язык и католическую веру. Как уступили это первенство другим, то сразу стали возмущаться, почему это новый доминант пытается насадить единое языковое пространство. Злодей! Негодяй! Мерзавец! Как он смеет?! Им можно, другим нельзя! Так что ли? Грустно и скучно это обсуждать.

— Ваше Императорское Величество, — осторожно произнес представитель французской дипломатической миссии. — Откуда у вас такие сведения? Это ведь удивительно! Невероятно! Невозможно! Вся восточная часть королевства Пруссии — славяне!

— Именно так. Первую, по-настоящему сильную Германскую Империю выковали славяне, принявшие немецкий язык и культуру. Об этом говорит очень многое. Везде выпирают старинные названия территорий. Например, Померания — это переложение на германский лад «Поморья». Да и правители тех мест ведут свой род от таких князей как Богуслав, Яромар и прочих. Руген же, остров лежащий в тех краях, есть ни что иное, как старинный языческий религиозный центр славян с огромным храмом-пантеоном. Разрушенным, разумеется, при утверждении христианства. Он нередко встречается в славянском фольклоре: где как Руян, где как Буян. Мда. На самом деле говорить об этом вопросе можно долго. Славянские «ушки» торчат там буквально отовсюду. Но, повторюсь, эти люди приняли свою судьбу и вполне ей счастливы. Более того, именно они стали главной движущей силой, которая сковала Германскую Империю. Они молодцы! Мне остается только порадоваться за них…

— Ну и зачем ты это делаешь? — Спросила его Мария Федоровна, когда пресс-конференция закончилась и журналисты, охваченные ажиотажем, бросились на телеграфные станции.

— Что именно? — С самым невинным видом поинтересовался Николай Александрович.

— Ты прекрасно меня понял.

— Пусть оправдываются, мама. Пусть оправдываются. А то, понимаешь ли, чуть что на Россию всех собак спускают. Вот пусть и посидят в нашей шкуре. Франц Иосиф достаточно легко выкрутится, сославшись на какие-нибудь тайные общества и дурную инициативу местных территориальных властей. Либо вообще проигнорирует. А вот Вильгельму будет очень непросто. Французы ведь теперь не отстанут. Для них это станет новой потехой. Самую сильную державу немцев создали славяне. Хо-хо! И Вилли сможет откреститься от этого только через признание германского геноцида славян. Что тоже не выход.

— Доиграешься ты с такими шутками, — покачав головой, произнесла она.

— Все может быть, — пожал плечами улыбающийся Император. — Но лучше так, чем робко отмалчиваться.

— Чем закончились твои переговоры с делегацией Варшавы? Ты об этом ничего не сказал.

— И не хочу. Даже тебе.

— Почему?

— Что знает трое, знает и свинья. Я не хочу, чтобы сведения раньше времени ушли журналистам.

— Я клянусь, что никому, ничего не расскажу.

— Я хочу избежать штурма и большой крови. Они хоть и злодеи, но мои злодеи. Поэтому я предъявил им ультиматум. Вряд ли они станут долго думать. Не те у них запасы продовольствия в городе, чтобы ломаться месяцами.

— А что за ультиматум?

— Ничего особенного. Но пока я не хочу о нем говорить. Слишком рано.

— Ники! Я же спать не буду!

— Прими снотворное, — невозмутимо пожал плечами Император, а потом улыбнулся и добавил. — Или выпей водки. Говорят, она улучшает сон и в немалой степени снимает стресс, если залпом принять пару стаканов.

— Ты испортился сынок! Испортился! И стал невыносим!