Попытка проведение уголовной реформы забуксовала, упершись в административный аппарат Империи. Николай Александрович не планировал проводить глобальные реформы, думая о том, что постепенные изменения намного лучше. Однако тут прям даже как-то растерялся.

Например, для него оказалось удивительным открытием, что в том же Госсовете числилась какая-то прорва всякого рода случайных людей. Вроде и не справился с работой. А человек уважаемый. Поэтому его снимали с должности и назначали состоять при Государственном совете. И там этот «товарищ» участвовал в работе разнообразных комиссий и законосовещательной деятельности. Что влекло за собой массу удивительных вещей.

За годы позднего Александра II и Александра III там скопилась масса всякого рода реакционных, консервативных, но безумно уважаемых людей. За что, правда, непонятно, но заслуженных и уважаемых. Этакие труженики «попы и языка». Высиживать, подсиживать да сплетни пускать и по ушам ездить — вот и все, что они умели. А как дошло до реального дела — сразу стали топить в согласованиях, обсуждениях, уточнениях и прочих крайне увлекательных вещах. Ну и правки посыпались.

Николай Александрович ведь «в запале позабыл» учесть интересы сословий. Духовенство того же. Как же так? Ведь по новому уложению духовных лиц также надлежало судить как простых обывателей. А дворяне? Про них, выходит, тоже забыли? Ну и так далее.

Понимая, что из-за таких деятелей все может быть спущено на тормозах, Император решился на серьезный и совершенно неожиданный для окружающих шаг. Он решил создать Парламент. Казалось бы, какая связь? Но разогнать Государственный совет без тяжелых последствий для себя он не мог. А вот трансформировать, да еще под всеобщее ликование — без всяких проблем.

Но Парламент — опасная штука. От брата там, в будущем, он наслушался того, какие кренделя выписывала Государственная дума в начале XX века. Да и потом, после реставрации в 90-е году, развлекалась как могла. Поэтому он решил пойти на одно ухищрение, затрудняющее всемерно прохождение в нее всякого рода одиозных личностей. Разумеется, не выдумывая ничего нового. Просто воспользовавшись наработками Древнего Рима. Ну… в какой-то мере и с некоторым переосмыслением.

Избирательная система была утверждена несколько необычная. Так голосовать мог любой человек, достигший двадцати пяти лет, состоящий в браке и имеющий некоторый минимальный имущественный ценз. Достаточный для того, чтобы отсеять самую лютую деревенскую бедноту и наиболее низкооплачиваемых рабочих.

Люди выбирали на местах выборщиков, остающихся в этом статусе на десять лет. По дюжине на каждую административную единицу — каждого в своем округе. Как несложно догадаться выборщик, как и избиратель, должен был соответствовать определенным требованиям. То есть, быть не моложе тридцати лет, состоять в браке, иметь минимум одного ребенка, иметь законченное высшее образование и имущества не менее чем на пятьсот рублей и, главное, безупречную репутацию. Судимость или какой-либо скандал мог стать основанием для отзыва статуса выборщика. Участие в революционных действиях, стачках, беспорядках и прочем — аналогично.

Выборщики жили в своем регионе и прибывали в Санкт-Петербург только при необходимости избрания кого-то в Парламент, который состоял из двух палат: Государственного Совета и Сената. Да-да, Правительствующий Сенат Император тоже решил перетряхнуть, ибо пользы от этого органа в его текущем состоянии не видел.

Государственный Совет наполнялся из расчета по три «советника» на каждую административную единицу, а Сенат — по одному. С полномочиями на пятнадцать и двадцать лет. Требования для кандидатов в Госсовет и Сенат были практически такие же, что и для выборщика, за исключением ряда поправок и дополнений. Возраст советника не должен быть ниже сорока лет, а сенатора — пятидесяти. Детей требовалось не менее двух и трех соответственно. А к безупречной общественной репутации добавлялся стаж беспорочной государственной службы не менее пяти лет советнику и десяти сенатору.

При этом советники, избранные от губернии или области, работали сообща, под руководством своего сенатора, в тесном взаимодействии с выборщиками на местах. Более того, кто-то один из этой троицы должен был находиться в регионе, дабы поддерживать с ним живую, непосредственную связь.

Красиво? Ну, вполне. Во всяком случае, Императору эта идея понравилась. Ибо она всецело затрудняла прохождение в Парламент всякого рода мутных личностей и скандалистов. Только уважаемые люди, которые уже показали себя в деле.

Да и функции, задуманный Императором Парламент, должен был выполнять непривычные. Прежде всего — это земское представительство. Император хотел получить инструмент обратной связи с регионами. Далее шел общественный контроль в любых делах, кроме тех, что касались государственной тайны. Например, на военные объекты или в зону боевых действий парламентарии лезть не имели права. Потом шла публичная экспертиза законопроектов. Не законосовещание и законотворчество, а экспертиза… аудит. Тут плохо, там ничего, здесь работать не будет, там вступит в противоречие с тем-то и так далее. Ну и последняя функция — судебная. Парламент, а точнее Сенат, выполнял функцию Верховного Суда Российской Империи, выше которого был только Император.

Непривычно. Необычно. Однако и государственные советники, и сенаторы оказывались очень плотно загружены работой. Особенно по взаимодействию со своим регионом.

Эта новость о созыве Парламента настолько взбудоражила жителей Российской Империи, что они погрузились в ее обсуждение совершенно игнорируя происходящие фоном события. Тут и роспуск Государственного Совета под предлогом подготовки к выборам. И подписание нового уголовного уложения, которое должно было вступить в силу с 1 января 1890 года. Буквально пинком, несмотря на отчаянные попытки противодействия. И министерская реформа. И многое другое… Все поглотила едва ли не истерия и ликование образованных слоев общества вокруг учреждения Парламента. И не только в России. Ведь Император заложил в формулировки подготовленного им манифеста один подвох, которую сразу же все разглядели.

Он не указал пола. Более того, все формулировки были гендерно нейтральны. Так что по всему выходило, что в России вводился не только Парламент, но полноценное избирательное право для женщин. Впервые в мире! Больше нигде и ни у кого его не имелось. Более того — женщины могли быть выборщиками и, теоретически, даже государственными советниками или сенаторами, если смогут получить нужную выслугу.

Шок и трепет! Суток не прошло, как начался совершенный галдеж журналистов по всему миру. Кто-то ругался. Кто-то восторгался. А суфражистки, что боролись за право голосовать у женщин, даже митинги стали устраивать и слать Императору самые теплые и ласковые телеграммы с благодарностью, поздравлениями и чуть ли не признаниями в любви.

Все утонуло в этом Парламенте. По большому счету всем было плевать даже на то, какие функции он станет выполнять. Такой скандал! Ух! А там ведь и сословных ограничений прописано не было, и религиозных… Но это было сделано специально. Чтобы отвлечь прежде всего российское общество от весьма болезненного разгона Государственного совета, и введения очень прохладно встреченного дворянами и промышленниками нового уголовного уложения и других шагов. Да и прочих быстрых, решительных шагов, среди которых та же министерская реформа имела как бы не большее значение, чем парламентская, но ее почти не обсуждали… а зря…

Комитет министров был переименован в Имперское правительство во главе которого встал канцлер. Вот с такой и должностью, и с названием класса по табели о рангах. Более того, оставляя свой пост, он переходит и по табели в положение действительного тайного советника первого ранга. То есть, канцлер в Империи мог быть только один и он стоял во главе правительства, а не как раньше — ведал дипломатическими делами.

В отличие от старого председателя кабинета министров у главы Имперского правительства положение существенно укрепилось. Он теперь не номинально, а фактически руководил всеми министерствами. То есть, занимался организацией их работы, принимал отчеты и обеспечивал взаимодействие. И уже сам отчитывался только перед Императором. Это нисколько не умаляло власть монарха, просто освобождало его от постоянного вороха ежедневной рутины. Тем более, что министерств стало много… очень много.

Отсутствие достаточного количества специалистов должного уровня вынудили дробить ведомства. Ведь полком, как известно, управлять легче, чем дивизией. Тем более, что у большинства из них были весьма мутно очерченны границами ответственности. Да и хватало жизненно важных направлений, болтающихся в воздухе. Поэтому Император и пошел на это измельчение с большей специализацией и широким охватом.

Кое-что изменилось в старых ведомствах. Так из Министерства государственных имуществ было выделено Министерство сельского хозяйства. А министерство внутренних дел, доминирующее в ту эпоху в России, кардинально «обнесли», оставив только функции полицейского ведомства, переименовав в министерство Имперской полиции. Но это так — мелкая возня. Потому что к уже существующим ведомствах добавились новые… много новых. Такие как министерство торговли и таможенных дел, металлургии и тяжелой промышленности, легкой и пищевой промышленности, химических дел, приборостроения, горного дела, строительства, машиностроения, энергетики и электрификации, геологии, связи, здравоохранения, Имперского контроля, Имперской безопасности, Имперской охраны, культуры и даже Синод в статусе министерства.

Так или иначе, но 21 июля в Зимнем дворце был дан торжественный прием по поводу манифеста. Всего две недели спустя его опубликования. Столица кипела и бурлила. Санкт-Петербург из-за этой выходки Императора стал на какое-то время центром интереса всего мира. Поэтому на прием Николай Александрович даже приказал министру двора продавать билеты за очень немаленькие деньги. Шутка ли — такое событие! Пригласил минимум обязательных персон бесплатно — а остальные пусть сами приходит, кто пожелает. Только оплатив входной билет. За право фотографировать на приеме он также велел брать отдельную плату. Ну и отдельный платный абонемент на финальную пресс-конференцию.

Жлоб? Может быть. Но копейка рубль бережет. Тем более, что деньги получились немаленькие. Он поначалу думал ниже ставку сделать. Но через третьих лиц осведомился — готовы ли издательства к ожидаемым расценкам. И, на удивление, никто не отказался. Более того, билеты даже старались друг у друга перекупать, мест то было очень ограниченное количество…

— Ваше Императорское Величество, — произнес Ганс фон Швейник, посол Германской Империи в России. — Я в восхищении. С вами Россия преображается не по дням, а по часам.

— Приятно это слышать, — вежливо улыбнувшись, ответил Николай Александрович. — Вижу скепсис на вашем лице. Зря. Очень зря. — Произнес наш герой, краем глаза заметив, как посол Франции прислушивается к их разговору. — Для России Германия всегда была важна и близка. За исключением отдельных недоразумений…

— Да, но Ваше Императорское величество говорит об украденной победе…

— Это так, — кивнул Николай Александрович. — Но я надеюсь, Германия сможет найти выход из этого тупика. Лично мне очень неприятно, что между странами с вековой дружбой из-за мелкой сиюминутной выгоды начала развиваться вражда.

— Понимаю, — произнес Ганс фон Швейник, чуть поклонился, — и разделяю ваши чувства. Возможно вам будет приятно слышать, что готовится отставка Отто фон Бисмарка.

— Увы, радости в этом не вижу. Этот человек — опытный и разумный руководитель. Да, при его непосредственном участии произошел разлад между нашими странами. Но лично я не уверен, что в Германии есть достойная замена ему.

— Вы думаете?

— Убежден. Отставка Бисмарка нужна Кайзеру. Это секрет Полишинеля. Но снять его с поста он просто так не хочет, опасаясь потери контроля над правительством. Ведь там везде люди Бисмарка. И я бы опасался на его месте. Старик хитер и опытен. Но мое одобрение его снятия не выгодно России. Этот шаг лишь усугубит прохладные отношения между нашими странами и спровоцирует антироссийскую риторику… или даже выступления. Зачем мне оказывать такую услугу моему Кайзеру?

— Вы думаете, все так серьезно?

— Бисмарк опасен. Это факт. И снятие его с поста в качестве уступки России — только осложнит наши отношения. Если мой царствующий брат желает знать мое мнение, то я хотел бы видеть Бисмарка на посту канцлера Германии как можно дольше. И вообще — желаю ему долгих лет жизни и крепкого здоровья. Впрочем, я рад, что Германия начала пытаться найти точки соприкосновения с Россией. Да, пока слишком лукаво. Но я уверен — лиха беда начало. Может быть после нескольких неудачных попыток вы перестанете считать нас дикими варварами и попытаетесь уже делать взаимовыгодные предложения. — Произнес Император, очень тепло улыбнувшись.

— Я тоже на это надеюсь, — ответил Ганс с довольно кислым лицом. Ему не удалось сдержать разочарования.

— Ну же, друг мой, не надо расстраиваться. Заходите ко мне на днях. Пообщаемся в более спокойной обстановке. Отношения легко испортить и сложно возродить. Но я уверен — мы что-нибудь придумаем. Во всяком случае у меня есть для вас очень интересное предложение.

— Я с радостью навещу вас, — произнес немало воспрянувший духом посол. Николай Александрович кивнул ему и двинулся дальше, краем глаза отметив чрезвычайное напряжение на лице французского посла. Ну так и правильно. Нечего тянуть кота за всякие места. Когда они посещали Россию визитом? Сколько времени прошло? А воз и ныне там. Чего-то обсуждают да чешутся. Вот пусть и подумают, о чем он там приватно будет с германским послом разговаривать. Ведь Император ясно дал понять — не согласятся, будет искать союза с Германией. Благо, что общие интересы не только имелись, но и были куда как шире, чем с Францией.