Двадцать восьмого октября 1969-го Киа направилась к Скоку – попрощаться, как и обещала, затем она повернула к городской пристани, где рыбаки и ловцы креветок, как обычно, уставились на нее, побросав работу. Киа, не удостоив их взглядом, привязала лодку, взяла мамин линялый картонный чемоданчик и двинулась по Главной улице. Вместо сумочки у нее был рюкзак, в который она положила пару книг, кусок ветчины, печенье и немного денег, а почти весь гонорар она упаковала в консервную банку и закопала на берегу лагуны. В этот день она ничем не выделялась среди прохожих: коричневая юбка, белая блузка, туфли на плоской подошве. И все равно хозяева магазинчиков бросали своих покупателей, прекращали мести тротуар перед входом и таращились на Болотную Девчонку.

Она стояла на углу под вывеской “Автостанция”, пока не подъехал скрипучий автобус, заслонив от нее океан. Никто не вышел из автобуса, никто не собирался в него садиться, и Киа поднялась по ступенькам, купила у водителя билет до Гринвилла. Она спросила про обратные рейсы, водитель протянул ей листок с расписанием, затем помог убрать чемодан. Рюкзак Киа пристроила на коленях, и не успела она собраться с мыслями, как автобус – длиной чуть ли не во всю улицу – уже выехал из Баркли-Коув.

Два дня спустя, в тринадцать шестнадцать, Киа сошла с гринвиллского автобуса. На сей раз народу поблизости было еще больше, и все оборачивались и перешептывались, когда Киа, откинув длинные волосы, приняла от водителя свой чемоданчик. Она дошла до пристани, села в лодку и помчалась домой. Хотела заглянуть к Скоку, сказать, что вернулась, как обещала, но у его причала теснились ждущие заправки лодки, и она решила навестить его завтра. Да и чайки ее заждались.

Следующим утром, тридцать первого октября, Киа подплыла к причалу, позвала Скока, и тот вышел из лавки.

– Доброе утро, Скок! Пришла сказать, что я дома.

Скок на приветствие не ответил, подошел к самому краю пристани и пробормотал:

– Мисс Киа… Я…

Киа нахмурилась.

– Что такое? Что случилось?

– Мисс Киа, вы слыхали новость про мистера Чеза?

– Нет. Что за новость?

Скок покачал головой.

– Чез Эндрюс погиб. В ту ночь, когда вы в Гринвилле были.

– Что?!

Киа и Скок смотрели друг на друга в упор.

– Давеча утром его нашли, под старой пожарной вышкой, с… Я слышал, у него шея сломана и голова пробита. Видать, с вышки сорвался.

Киа потрясенно молчала.

– Переполох на весь город. Говорят, несчастный случай, но шериф вроде как не уверен. Матушка Чеза места себе не находит – мол, дело нечисто. Темная история.

Киа встрепенулась:

– А почему дело нечисто?..

– Наверху одна из решеток была нараспашку, он в нее и ухнул, вот и думают, неспроста. Кое-кто говорит, на вышку дети лазают, оставляют решетки настежь, потому мистер Чез мог упасть нечаянно. А кто-то кричит, что убийство.

Киа все никак не могла подобрать слова.

– Вот что еще: когда мистера Чеза нашли, на нем не было подвески с ракушкой, а ведь он ее много лет носил, и жена, когда вечером его к родителям провожала, тоже видела подвеску на нем. Носил, говорит, не снимая.

У Киа пересохло в горле.

– Вдобавок те двое парнишек, что его нашли, слыхали, как шериф говорит, мол, никаких следов нету. Ни единого. Будто взял кто да и стер. Мальчишки уже растрезвонили на весь город.

Скок сообщил, когда запланированы похороны, хоть и знал, что Киа не пойдет. А то бы порадовала кумушек из кружка рукоделия и библейского общества! Уж они всласть бы перемыли ей косточки.

“Слава богу, она в ту ночь была в Гринвилле, а то бы убийство на нее навесили”, – думал Скок.

Так и не сказав больше ни слова, Киа кивнула и поплыла домой.

Стоя на илистом берегу лагуны, она шептала строки Аманды Гамильтон: