Глава 2. Грезы

Стивен Квин постоял, задумчиво рассматривая дом на улице Соколиной Охоты, который ничем не выделялся в ряду таких же аккуратных и уютных домов для обеспеченных учеников, февров и наследников старшего рода. Фасад из красного кирпича, белые ступени с резными перилами и навесным козырьком, строгие рамы окон, черепица на крыше и кусты остролиста вдоль стен. Красивый дом, красивая улица.

Февр раскрыл серебряную застёжку своего левого браслета, чуть прищурился, выдохнул, и его зрение изменилось. Все изменилось. Дом окутался линиями и узорами изменения. Они были везде. Стекали по стенам, струились по крыше, извивались вдоль ступенек и ползли по стволам деревьев. Каждый предмет, каждый камень или растение, которого коснулась рука двери-аса, сохраняет этот след. След изменения. Люди не в силах видеть бесконечную паутину, которая оплетает Империю, а вот февр Квин мог… Следы Мертвомира, вот что это было. Серые, словно пыльные нити, зависшие по углам заброшенного дома. Стивен медленно шагнул на ступеньки дома. Паутина была и здесь. Изменения для долговечности, изменения для защиты. Последних было больше всего – Стит позаботился о безопасности своего жилища.

Правда, все его предосторожности были бесполезны против Верховного февра Двериндариума.

Этот Дар порой причинял Стивену истинное мучение. Проклятая паутина Мертвомира, которая опутывала и его, тянулась со всех сторон, сбивала с толка. Она окрашивала мир в пыльный серый цвет, гасила свет солнца и даже яркий летний день превращала в пасмурную тревожную хмарь. И с каждым днем этой мерзкой паутины становилось все больше. Иногда Стивену казалось, что она его душит – опутывает, пеленает, словно младенца, затягивается удавкой на шее. И даже запирающий браслет не всегда справлялся с проклятым Даром.

Но он же делал Стивена столь ценным февром. Вместе с картой Двериндариума Дар видеть следы Мертвомира сделал его Верховным.

Февр повел рукой, стряхивая тонкие нити защиты с двери дома. Кожу кольнуло, но и только. Вошел. Хмыкнул одобрительно – красиво. Уютно. Стивен редко бывал в гостях у Стита, хотя практически заменил ему семью. Он прекрасно помнил день, когда Кристиан-Стит впервые приехал на остров. Тогда он был совсем мальчишкой…

Но Стит не любил гостей и со своими печалями предпочитал справляться в одиночку. Даже тогда.

Верховный неторопливо осмотрел гостиную и поднялся на второй этаж. Толкнул ближайшую дверь – как он и думал, это была комната девушки. Об этом говорил и мягкий ковер на полу, и балдахин, и светлое покрывало. Служанка навела порядок, подготовив комнату к возвращению хозяйки, стерла пыль и развесила вещи, но Стивену хватало иных следов. Он обвел комнату внимательным взглядом. Так-так… Паутина изменения вилась вокруг светильника, вокруг стопки книг из Белого архива, занавесью висела на окне – защищала от вторжения. Не то…

А это что?

Над балдахином тоже покачивалась паутинка – тоненькая, почти незаметная.

Квин обошел кровать, пытаясь добраться до хитрого тайника. Пришлось встать коленями на кровать и просунуть руку между изголовьем и тканью. Пальцы нащупали острые грани – флакон? И что-то еще – округлое, шершавое.

Вытащив оба предмета, Стивен подошел к окну, чтобы рассмотреть находки. Небольшой флакон с жидкостью и тубус. Оба предмета оплетает паутина изменения, оба изготовили двери-асы. Верховный начал с флакона. Осторожно откупорил, понюхал. Посмотрел на свет, внимательно разглядел паутину-след. Флакон был изготовлен в этом году, а жидкость совсем недавно – ее срок не больше двух месяцев. Запах знакомый, февр знал, что это. Жидкость для изменения цвета радужек.

– Как интересно, госпожа Левингстон, – хмыкнул февр Квин безо всякого удивления.

Отложил флакон и поднял тубус. Эта вещь была гораздо старее. И паутина изменения на ней оказалась занятной. Настолько занятной, что февр поднял изумленно брови. И ощутил, как дрогнули пальцы – то ли от страха, то ли от предвкушения. Странное изменение…

Верховный рывком открыл крышечку, вытряхнул свернутый лист. И замер. Сердце остановилось. Он мог бы поклясться, что оно перестало стучать и целую минуту молчало, не в силах сделать живительный удар. И может, от этого так заболело под ребрами. Серый лист, такой хрупкий с виду, был надежно защищен от порчи и разрушения. И это изменение оказалось удивительно красивым, не паутина – серебряная сеть, покрывающая чужой портрет.

Лицо на портрете было повернуто полупрофилем и глаза смотрели вдаль. Словно видели что-то за туманной дымкой бытия, словно знали ответы. Словно совершенно не желали смотреть в лицо Верховного февра.

Стивен Квин постоял еще, заставляя себя не делать опрометчивых поступков. Медленно свернул рисунок и убрал обратно под надежную защиту тубуса. Вернул футляр и пузырек в тайник на балдахине.

И покинул дом на улице Соколиной Охоты. Его визит, конечно, остался незамеченным.

* * *

Некоторое время я бестолково металась по комнате, не в силах поверить, что опасность миновала. Постояла у окна, бездумно рассматривая внутренний двор и желтые листья опадающего клена. На Двериндариум опускалась ночь, Вестхольд зажигал фонари – один за другим. Желтые пятнышки вспыхивали сначала тусклым светлячком, потом разгорались, расплескивались рыжим светом…

Очнувшись, я вздрогнула и метнулась к двери. Была уверена, что створка запета, и удивилась, когда она легко открылась. Коридор оказался пуст. Я постояла, соображая, в какой части Вестхольда нахожусь, и тихонько двинулась вперед. Но стоило пройти несколько шагов, как из-за угла показалась леди Куартис.

– Иви, что вы здесь делаете? – подняла врачевательница красивые брови. – Что-то случилось? Вам надо отдыхать…

– Мне надо увидеть Кристиана, – упрямо выдала я. – И я его увижу! Что вы скрываете? Что с моим братом? Он умирает? Не врите мне!

Леди тяжело вздохнула и поставила на пол свой саквояж врачевателя.

– Мы лишь хотели оградить вас обоих от волнений, дорогая. Вы не осознаете все полноту перемен, происходящих после слияния с Даром. Ваш организм принял часть иного мира, это меняет его. Любые волнения могут оказаться губительными…

– Я чувствую себя прекрасно!

– Февр Квин так не считает. Но… я понимаю вашу тревогу за брата.

– Позвольте мне его увидеть! – взмолилась я. – Прошу вас!

Леди Куартис качнула головой, сдаваясь.

– Хорошо. Возможно, это пойдет вам обоим на пользу. Тем более, февр Стит постоянно вас зовет.

– Он зовет меня? – дыхание перехватило.

– Да, – мягко улыбнулась леди и вложила мне в руку свой шелковый платок. – Только лучше прикройте волосы, Иви. Стит находится в наведенном сне, между реальностью и грезой. Грань очень тонкая, порой пациенты не осознают, где они. К тому же, лекарства дают побочные эффекты, ваш брат может вести себя не совсем разумно. Или совсем неразумно. Не пугайтесь, не возражайте и помните, что это лишь его сон. К счастью, пациенты не помнят того, что делают в таких чарах. Идемте. Побудете с ним до утра, в комнате есть вторая койка.

– Я все поняла! – я торопливо повязала на голову платок. – Благодарю вас, леди Куартис!

Врачевательница кивнула, подняла саквояж и поманила за собой. Мы прошли узким коридором и оказались у темной двери.

– Можете дать вашему брату воды, если будет просить. И присмотрите, чтобы он лежал на животе, раны на спине не затянулись.

С замершим сердцем я вошла внутрь вслед за леди Куартис. На кресле в углу читала сиделка, которую леди Куартис отпустила. Врачевательница деловито осмотрела пациента, улыбнулась мне и тоже ушла.

А я осталась.

Кристиан лежал на животе. На нем были лишь серые полотняные штаны, тело опоясывали бинты. Полосы ткани пропитались его кровью. Словно безумный художник нарисовал на спине Криса узоры, положил алые мазки и забрызгал багряной краской. Живопись смерти…

Я осторожно присела на край кровати. И вздрогнула, поняв, что глаза Криса открыты. Только взгляд мутный и пустой.

– Воды…

– Конечно! – я торопливо схватила со столика стакан, помогла Крису приподняться и попить. Придержала ему голову. Он пил мелкими глотками, а закончив, попытался откинуться на спину. Пришлось схватить парня за руку, не позволяя.

– Крис, тебе нельзя переворачиваться.

Он скинул мою ладонь, снова дернулся. Зашипев, я положила за его спиной подушку.

– Кристиан! Нельзя! Ложись на живот! Ты меня понимаешь?

Он не понимал. Кажется, он вообще не осознавал, где находится. Его глаза были широко распахнуты, но зрачки сужены в точку, а бирюзовая радужка затянута пеленой. Я сомневалась, что он меня видит.

Крис пошарил рукой по покрывалу.

– Идары… где идары?

– Кристиан, успокойся, – я схватила ладонь парня, прижала к постели, не давая ему дергаться. Осторожно провела ладонью по его щеке, не в силах удержаться от нежности. Было больно смотреть на него такого – раненого, ослабленного, затуманенного наведенным сном и лекарствами. Смотреть и понимать, что это все из-за меня. Эфрим напал из-за меня, в этом я даже не сомневалась. Я помню, как зверь втягивал воздух, как принюхивался ко мне, ощущая чужой запах. Как рычал… Снова накатила горечь, и я сделала глоток воды, пытаясь избавиться от тревоги.

И снова коснулась щеки Кристиана.

– Крис, ты ранен. Тебе надо просто полежать и дать возможность своему телу исцелиться. Ты меня понимаешь? Посмотри на меня.

Его взгляд – мутный, блуждающий, замер на моем лице.

– Иви?..

– Да, Иви! – обрадовалась я. – Я здесь. Все хорошо, ты меня спас. Спас, понимаешь? Закрыл меня собой. Закрыл собой…

Я захлебнулась словами и эмоциями. Перед глазами снова встала картина боя, и горечь подкатила к горлу. Закрыл собой… Закрыл.

– Останься, – ресницы Криса опустились.

– Конечно, – я нервно подергала прядь волос и, подумав, легла на бок, лицом к февру. – Поспи. Тебе надо поспать.

Но он вдруг снова посмотрел на меня.

– Кошмар… Тебя они тоже мучают, ведь так? Я так устал видеть тебя…

Я нахмурилась, не понимая. Кристиан бредит? Или говорит то, о чем думает? Он устал от меня?

– Видеть в своих снах… Это так мучительно, Иви…

Что?

Я вздрогнула и попыталась встать, но Крис тут же приподнялся, потянулся ко мне, заметался.

– Кристиан, я здесь, здесь, – забормотала я, пытаясь его успокоить и не дать причинить себе вред. – Я… с тобой.

Его губы исказились в злой усмешке. Крис замер на боку, глядя мне в лицо мутным взглядом.

– Кристиан… Ты знаешь, что я ненавижу это имя?

– Да, я знаю.

Он придвинулся ближе, безотрывно глядя на меня.

Слишком близко. Слишком.

– Я его полюбил. Это проклятое имя. Теперь.

Горло сжало удавкой. Мне не хватало воздуха. Словно весь закончился, сгорел от этих слов.

Словно Крис говорил совсем не об имени…

– Тебе надо поспать, – беспомощно пролепетала я.

– Я не хочу, чтобы ты приходила, – прошептала он. – В мои сны. Не приходи.

– Хорошо…

Он вздрогнул, лицо снова исказилось, как от боли.

– Крис, тебе надо поспать. Ты ранен.

Он придвинулся еще ближе. Его шепот теперь касался моих губ.

– Ошибаешься. Я убит.

– Кристиан…

– Проклятое имя… Ты ведь знаешь, чего я хочу. Не можешь не знать. Не замечать… смеёшься надо мной?

– Нет, я…

– Я хуже тварей Мертвомира. Я хуже…

– Это не так…

– Я хочу того, о чем нельзя даже думать… Хочу слишком сильно… Зачем ты здесь, Иви?

Я молчала, понимая, что Крис путает сон и явь, не осознает реальность. Ему снится сон, в котором он говорит со мной. Понимала, но от его слов меня кидало в жар. Он думал обо мне. И я ему снилась… Я и сейчас ему снюсь. В здравом рассудке Крис никогда не сказал бы мне подобных слов.

Он желает меня. И ненавидит себя за это. А я не могу сказать, что ему не в чем себя винить. Его кровь знает, что я чужая. Его нутро это знает, чувствует. Его душа это знает…Только разум не верит. Если бы все было иначе…

Это все лишь сон… один на двоих. И надо бы его оборвать, но нет сил.

И когда Кристиан положил ладонь на мою шею – я не шелохнулась. Он провел кончиками пальцев от ключиц до плеча. Его лицо так близко…

– Ежевика. И что-то еще. Я не знаю названия. Но это словно болезнь… моя болезнь. Я болен. Я хочу этот запах. Снова и… снова. И снова! Я ненавижу ежевику, Иви… я так хочу… хочу…

У него взгляд безумца. Пытаясь остановить это, я кладу руку на его щеку. Остановить океан. Смешно…

Кристиан накрыл мою ладонь своей, передвинул. Прижал к губам.

– Я хочу… всего…

И холодная ладонь, которая обхватывают мой затылок. И горячие сухие губы, накрывающие мои.

Поцелуй…

Нет, иное.

Непозволительное. Запретное. Восхитительное прикосновение.

Он даже не целует. Его губы прижались к моим и замерли. Мы оба застыли, отдавая друг другу воздух и тепло. Мы так близко, что мне страшно. Я словно часть его – дышу его воздухом и держу его сердце. А он – дышит мной. Медленно. Тяжело, хрипло. Наверное, ему больно – от ран, и надо отодвинуться… но стоило попытаться, и Крис вдруг перевернулся одним движением, прижав меня к кровати. Я снова увидела его глаза – лазурь под серым пеплом. Прорывающееся в реальность безумие сна… Кристиан, теряющий контроль над своими желаниями.

Мое имя на его губах. И вдох, который он слизал с моих губ.

– Так мучительно видеть тебя… слышать… чувствовать… ежевика и что-то еще… Это невыносимо, Иви… – его прерывистый шепот сплетается с жаром тел. – Я ненавижу себя за это желание… И я нахожу оправдания. Это отвратительно – находить оправдание. Я – отвратителен… Почему? За столько лет… Из всех… Ты. Только ты.

И снова целует.

Дрожит от слабости и желания. И я знаю, что легко могу вывернуться, могу уйти. Но остаюсь на месте, теряя разум от его шепота, жара, прикосновения. От медленных движений языка и губ. У поцелуя Кристиана вкус лекарства и горькой рябины. Вкус его поражения. И мне нравится этот вкус… Мне нравится он слишком сильно, так, что нет сил уйти. Я знаю, что поступаю неразумно, преступно, ужасно, но остаюсь… Пусть у меня тоже будет этот сон. Всего лишь сон, о котором Крис не вспомнит.

Поднимаю руки, зарываюсь пальцами в его волосы. Мягкие… Удивительный контраст с жесткостью его тела. Он весь состоит из этих контрастов – сталь мышц и шелк языка, сила и слабость… Он снова называет мое имя. Нет, не мое – чужое. И так хочется, чтобы губы Кристиана произнесли «Вивьен». Мне хочется этого так сильно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не попросить… Оказывается, в имени так много. А ведь раньше я не придавала этому никакого значения. Но почему-то сейчас до дрожи хочу, чтобы Кристиан знал, кого целует.

И снова прикосновение – сильнее, жарче.

Мне хочется ощутить его всем телом, но пальцы касаются повязки, и я… прихожу в себя. Что же я творю? Он ранен! Он даже не понимает, что происходит! А я…

Это я отвратительна! Я!

Разорвала поцелуй и увидела горечь в глазах Кристиана.

– Тебе надо поспать, – беспомощно прошептала я. – Прошу тебя.

– Я хочу тебя поцеловать, – четко произнес он. – Я хочу… все остальное.

– Нельзя, – сказала я.

Он закрыл глаза, тяжело втягивая воздух. Губы исказила усмешка.

– Нельзя, – повторил Крис.

Откатился и повернулся ко мне спиной. Я осторожно накинула на Криса покрывало, и он вздрогнул от моего движения.

Я покосилась в сторону второй койки в углу, не зная, как поступить. А потом вспомнила свои кошмары. И то, как Кристиан держал до утра мою руку, чтобы я не боялась. Медленно придвинулась ближе. Не прикоснулась, но так он будет чувствовать мое тепло.

– Уходи, – чуть слышно сказал Крис своему кошмару.

Но я осталась.