– Внимание! Внимание! Великое Перемирие закончится через пять дней, – объявил репродуктор. – С этого момента объявляется режим чрезвычайного положения и вводится дополнительный комендантский час. Все по местам. Враг будет разбит. Победа будет за нами.

Толпа женщин, детей, подростков, стариков вздохнула. Нехотя стала расходиться. Тусклый свет фонарей – режим экономии энергии – плохо рассеивал мрак. Все вокруг казалось мрачным и зыбким, как в страшном сне. Неудивительно, что люди подавлены.

– Начинается война, – сказал Тертый. – Так?

Они с начальником разведки вышли размять ноги и оценить обстановку.

– Уже началась. – Таджик кивнул. – Правда, она, скорее, толком и не прекращалась…

Таджик доложил подробности. Оказалось, за время Великого Перемирия режим прекращения огня нарушался больше шестнадцати раз. Единичные выстрелы, отдельные стычки, случайные обстрелы и даже самые настоящие сражения – все было.

– Война изменилась, – сказал Таджик задумчиво. – Джентльмены больше на ней не выживают.

Тертый зябко укутался в ватник.

– Современная война – дело не для джентльменов. А для шакалов.

Артем по прозвищу Мимино лежал на своей койке и слушал темноту, на верхней койке Убер тихонько и мелодично насвистывал какую-то мелодию.

Блюз. Артем удивился.

– Она скучает… возле стойки… – негромко напевал Убер, – …в фартуке, с салфеточкой… Свежа на удивление… от туфелек до бус…

Артем слушал. Негромкий, высокий и чистый голос скинхеда выводил:

– …как приглашение на очень странный блюз…

В этот день Артем почувствовал себя странно – как-то не так. Гнетущее ощущение в груди, полуобморочное состояние, мрак и ужас – все это вылилось в упадок сил. Он просто сонно лежал лицом к стене и ждал худшего.

Когда загрохотали сами стены, Артем прищурился. Сердце болезненно сжалось. Какое-то чудовище глухо завыло за стеной, застонало. И вдруг словно пошло на взлет… Все ближе и выше. Артем почувствовал вибрацию, вскочил.

– Землетрясение?! – От ужаса у него заледенел затылок. Скинхед стоял рядом, слушал. Затем кивнул сам себе.

– Лифт, – сказал Убер. – Большой и мощный лифт. Просто им давно не пользовались. И он, видимо, у нас за стеной.

– Я не знал, что лифты где-то еще остались, – осторожно сказал Артем. Он, конечно, представлял, что это такое. Отец когда-то давно ему даже рассказывал о ракетах в шахтах… и что они тоже выезжают на поверхность в лифте… Ну… Чтобы взлететь в Судный день.

Убер пожал плечами.

– Вот и я не знал, – задумчиво протянул он. Почесал затылок. – Интересно.

– Я думал, это легенда, – сказал Артем. – У нас рассказывали на станции.

– Какая именно?

– Ну… что из метро есть лифт в преисподнюю… и прямо в кабинет к дьяволу.

Убер захохотал.

– Вот это был бы номер!

– Ничего смешного. – Артем даже немного обиделся. Легенда казалась ему красивой. Хотя и довольно… мрачной. А тут за стеной – лифт. Может, тот самый?

– А ты не думал, – спросил Убер, – что раз на этом лифте можно попасть к Сатане, то и Сатана в любой момент может подняться и выйти в метро, а?

Артем заморгал.

– Скажешь тоже…

Звук за стеной прекратился. Тишина. Убер с Мимино переглянулись.

– Ладно, клоун, – сказал Убер. – Харэ прохлаждаться. Вставай. Давай сначала разминку, потом поработаем над связками.

Лучшее, что с нами случается, – случается не с нами.

Убер повернулся на другой бок, потер заледеневшее плечо ладонью и выдохнул. Подтянул одеяло. От стен тянуло холодом, словно его посадили в бетонную банку жизни и все заканчивается, все, а он, Убер, так и должен остаться здесь, в темном мрачном подземелье. В темнице, куда даже нормальные люди не заглядывают… Конечно, куда им проведывать таких отпетых преступников, как он. Знаете, сказал бы он смельчаку – а лучше, конечно, смельчачке, если бы таковая нашлась: «Я ценю ваше внимание, но лучше бы вы потратили время как-то по-другому. Спасибо за визит, можете идти, но оставьте фонарь. Благодарю».

Убер чертыхнулся сквозь сон. Он даже понимал, что это сон – тяжелый, мучительный, но проснуться не мог.

Заскрипел засов. Через томительную минуту дверь щелкнула и открылась. Вот тебе раз.

Вошли два охранника, оба с автоматами. Один здоровый, другой – еще здоровее.

– Заключенный Артем, на выход, – приказал охранник. – Шевелись.

Мимино угрюмо поднялся на ноги. Накинул рубашку и застегнул пуговицы. Сложил руки за спиной, как положено, и пошел.

– Куда вы его? – спросил Убер.

– Не твое дело, – огрызнулся охранник. Другой, тот, что повыше, мотнул головой. Убер насторожился.

– На прогулку, – сказал другой. Явно врал.

Убер сел на койке. Незаметно подобрался, но автоматчики оказались опытные.

– Я тя пристрелю, – пообещал высокий автоматчик ласково. Так, что мурашки побежали по коже. – Тока дернись. Лег и стих.

– Упал и поэма, – съязвил Убер.

– Чего?!

– Не обращай внимания, сложный юмор. А когда вы этого дурачка вернете? Мне тут одному скучно.

Высокий автоматчик пожал плечами. Здоровый парень, крепкий. И видно, настороже. Знает, на что способен скинхед, но при этом спокоен, как танк «тигр».

– Обещай мне писать, – крикнул Убер вдогонку.

– Убер!

Дверь закрылась. С грохотом задвинули засов, повернули ключ. Скинхед остался в одиночестве. Отвернулся к стене.

– Вы, блин, еще свет выключите, – пробормотал Убер. Отвернулся к стене.

И тут свет погас.

– Гниды! – сказал Убер в темноте.

Через пару часов дверь опять заскрипела, начала открываться. Убер обрадовался, что Мимино вернули обратно… Но ошибся.

Сначала загорелся фонарь под потолком. Затем в камеру вошел смуглый коренастый человек. Света было многовато, глаза еще не привыкли, поэтому Убер не сразу его узнал. А когда узнал… Руки сразу зачесались его удавить.

– Прогулка по тюремному двору, Ван Гог, – насмешливо процитировал Убер речь Таджика во время последней встречи. – Спорим, это твоя любимая картина?

Бывший Таджик, ныне товарищ Ким, вздохнул.

– Убер, ты можешь хоть иногда побыть серьезным? – спросил он устало.

– Могу, но обычно это плохо заканчивается. Чего приперся?

– Скажу, – согласился Таджик. – Но давай сначала договоримся, что ты не будешь пытаться меня убить. Хотя бы минут пять.

– Ничего не могу обещать, – задумчиво произнес Убер. – Ничего личного.

Таджик прошел в камеру и уселся на стул. Внимательно оглядел койку, самого Убера, жалкий столик, жестяную тарелку с остатками баланды, ложку с дыркой, но от комментариев воздержался.

– У меня есть для тебя работа, – сообщил Таджик. – Задание.

Убер молчал. Он так и не встал с койки, только вытянулся, прикрыл глаза. «Вот сукин упрямый сын», – подумал Таджик с восхищением. Скинхед откинулся на подушку, руки заложил за голову. Таджик знал, что за две недели Убер отъелся и подкачался и теперь целыми днями, чтобы спастись от скуки, натаскивал в рукопашке мальчишку-клоуна. Таджику докладывали об этих тренировках.

«Давай сделаем вот так… И твоему противнику будет не очень приятно. Как говорил мой сенсей. Мы его так и звали за глаза: Мистер Неоченьприятно».

– Уберзадание для уберзольдата, однако, – сказал Таджик с нарочитым акцентом. Он часто пользовался этим приемом – как специалист, при желании он бы мог изобразить любой акцент из тридцати восьми вариантов. Этот акцент был говором простого парня из Ташкента. – Ты слюшаешь, да?

– Пошел ты, – сказал Убер, не открывая глаз.

– А ты все же послушай. – Акцент пропал.

– На. Хуй, – повторил скинхед раздельно.

– Всегда приятно пообщаться с тобой, Убер, – произнес Таджик холодно, с насмешливой вежливостью, своим обычным дикторским баритоном. И тотчас понял, что выбрал верный тон. Лицо Убера изменилось.

Убер выпрямился на койке, почесал затылок. Открыл глаза – ярко-голубые, жесткие.

– Еще раз меня пошлешь? – спросил Таджик с интересом.

– А смысл? Ты ж не уходишь.

Таджик хмыкнул.

– Ладно, что там у тебя? – поинтересовался скинхед.

– Подвиг, Убер. Вот что у меня. Под-виг.

– А я надеялся: сифилис. Но, кажется, ошибся. – Убер критически оглядел смершевца. – Это явно гонорея, причем головного мозга. У какого молодца тихо капает с конца… Детская загадка. Про самовар. Знаешь такую? Или у тебя детей никогда не было?

Таджик, он же товарищ Ким, всегда считал себя выдержанным человеком. Работа такая…

И вдруг – нахлынуло. В глазах потемнело.

Громкий стук. Таджик вдруг понял, что встал – когда? он не помнил – и отшвырнул стул в сторону. Бум! Тот с грохотом врезался в стену, развалился, щепки и куски штукатурки разлетелись по камере. На ровно окрашенной стене появилась безобразная белая вмятина.

Ярко-голубые глаза Убера смотрели на него, не мигая.

Некоторое время Таджик молчал. Затем проговорил тихо:

– Пошел ты на хер, Убер. Понял?

Молчание. Убер смотрел пристально.

– Во, слышу родные слова. – Скинхед откинулся на койке, заложил руки за бритую голову. Вытянул босые ноги, положил их на спинку кровати. Пятки у него были совсем черные от грязи. – Другое дело. А теперь рассказывай.

– О чем?! – Таджик никак не мог успокоиться. – О гонорее?!

Убер сел, размял шею, хрустнул позвонками. В глазах скинхеда загорелся зловещий веселый огонек.

– О подвиге, младший гэндальф Таджик. О твоем героическом на хрен походе за золотым руном. А за детей извини. Я не знал. И это… я тупой придурок иногда. Рассказывай про свое задание. Но сначала – о детях. Что там случилось?

Таджик помедлил. И Таджик рассказал.