Они встретились как в прошлый раз, на выходе из кабинета мэра. Соловей в своей неизменной куртке стоял на платформе, на главной улице Обводного, широко расставив ноги. Словно хозяин. Вождь.

– А вот и второй выстрел, – сказал Убер задумчиво. Почесал бровь, бросил взгляд влево, вправо. Нет, пока только один Соловей.

– Что? – не понял Соловей.

– Ничего.

– Я думаю, тебе лучше уехать, – мягко сказал Соловей. – И все забыть, что здесь случилось. Это будет последнее и единственное предупреждение. Только потому, что я тебя уважаю. Цени.

– Ценю.

Убер снова посмотрел на печатку на пальце Соловья. Какой-то святой. Ну конечно, конечно. Он вдруг разозлился.

– А теперь скажу, что думаю я. – Убер выпрямился. – Я думаю: нет никакого древнего чудовища. Все это чушь и вранье. Я много раз сталкивался с чудесами, одно омерзительнее другого, и всякий раз за мистикой скрывалась человеческая подлость, трусость, похоть и жестокость. Человек – вот самое страшное чудовище на земле. И под землей. И в небе. И в океане. И мать твою так, если есть над нами где-то есть Небеса, а под землей – Ад, то и там самой жуткой тварью окажутся знакомые нам двуногие… И никакой нахрен блядский дракон с этим даже рядом не валялся.

– Отличная речь, – сказал Соловей. Голос его звучал с ядовитой бодростью. – Я аж заслушался. Только в одном ты не прав, Убер. Дракон есть. Он, сука, объективная реальность. Которая жрет и жрет. И гадит, кстати, до хера и больше.

– Почему вы его не убьете?

– А зачем? – Соловей криво усмехнулся. – Мы его кормим, дракон счастлив, дракон делает всех на станции счастливыми и довольными. Все счастливы и довольны – и хорошо работают. Жизнь прекрасна.

– Кто именно его кормит? – спросил Убер.

Соловей ухмыльнулся. В глазах загорелся злой огонек.

– Как ты думаешь, почему они кричат «мэр», а не Соловей?

– Мэр! Мэр! – закричал кто-то. Соловей отмахнулся.

Убер прищурился, дернул щекой.

– Тогда почему ты сам его не убил?

– Ты все еще не понимаешь, – сказал Соловей негромко. – Дракон, он здесь.

Он поднял руку и постучал согнутым пальцем себя по виску.

– Он всегда здесь. Ты чувствуешь его присутствие каждый миг и каждую секунду. Спит дракон или нет, весел или печален, все здесь. Он словно у тебя в голове – на теплой полочке, в самой темной пещере. Где-то вот здесь, возле затылка. А уж когда дракон голоден… Ты чувствуешь его голод, как свой. До темени в глазах. Я не шучу. А уж когда он поел и доволен… Это ни с чем не сравнится. Это словно оргазм. Это словно трахнуть самого себя и кончить.

Только в сто раз сильнее. В тысячу раз.

Убер задумчиво покачался с пятки на носок, поскреб отросшими ногтями плечо. Там татуировка – скрещенные серп и молот в окружении венка из лавра. Значит, с самого начала дракон был где-то рядом – может, за той закрытой ржавой дверью. И одновременно во всех головах. В головах всех людей на этой станции… Мика тоже? Нэнни?

– Почему я не чувствую этого? – спросил Убер.

– Не знаю, – сказал Соловей. – Возможно, ты просто слишком тупой.

Убер кивнул.

– Нормальный вариант.

– Кого ты хочешь спасти, а? Этих? – Соловей сплюнул. – Пойми, им это не нужно. Они сидят на драконе. На его снах и грезах, как на наркоте.

– Знаешь, – сказал Убер. – Возможно, дело в другом. Я просто не впускал дракона. А ты взял и впустил… Возможно, ваш дракон, как те вампиры из старых фильмов.

– В смысле? – Соловей вдруг утратил свой проповедческий пыл. Отступил на шаг, потянулся к обрезу.

– Они не могут войти без приглашения. Как и дракон.

Убер присвистнул.

– А есть какие-то критерии… ну, не знаю. Самые красивые девушки и самые сильные юноши будут принесены в жертву?

В глазах Мамеда что-то мелькнуло, зрачки расширились. Он почти прошептал:

– Откуда знаешь? Про жертву?

Убер повел головой, хрустнул позвонками, расправил руки. Все оказывается хуже, чем он думал. Не случайная тварь, которая пробралась каким-то чудом в метро и устроила на «Обводном канале» себе охотничьи угодья… а целенаправленные жертвы. Жертвоприношение. Убер сплюнул. На языке был вкус крови и кисловатый, терпкий, пепла. Закурить бы…

– Так есть принцип отбора?

«Мама была красивой». Убер сжал зубы.

– Давай соберись. Я жду.

– Я не знаю. Я…

– А кто знает?

Мамед помедлил. Лицо его блестело от пота. «Ну же, в тебе почти два метра. Будь храбрым, джигит». Убер сам не ощущал этого липкого ужаса, который жив в загривках и затылках местных, но подозревал, что пока он просто плохо информирован. И потому – оптимист и храбрец.

– Дракон появился несколько лет назад, – сказал Мамед. – Все знают, что это он кричит. Но никто не скажет, все делают вид, что этого нет. Ты же слышал?

Убер усмехнулся.

– Слышал я вашего Паваротти… ага, давай дальше. Появился и?

– Теперь он жрет всех подряд.

– Как он выглядит?

– Огромный. Как вагон метро. Я сам не видел, но многие рассказывали. Нам всем рассказывают, как выглядит дракон. Чтобы мы знали и боялись. Чтобы… не знаю… чувствовали его присутствие. Могли его себе… как бы вообразить вживую.

– Расскажи мне про Марту, – попросил Убер.

– Марту?

– Марта. Мама Мики.

– А! Не знаю про нее ничего. Обычно корм дракону выбирают из числа приезжих – так проще. Если нет приезжих, то выбирают из самых красивых. Вот, смотри. Я не хотел показывать… но…

На листке, вырванном из тетради в клеточку, перед Убером выстроился неровный ряд фамилий и дат.

– Что это? – спросил Убер.

– Список последний. Все, кто исчез на «Обводном» за три месяца.

– И Марты тут нет? – сказал Убер, пробежав глазами. – А больше нет списков?

– Нет, это все. Знаешь, это и так было непросто.

– Если Марты нет в этом списке, – медленно заговорил Убер, – то где она? Почему пропала?

– Не знаю. – Мамед помедлил, пригладил короткую бороду. – Говорят, ее видели с сыном мэра.

– Выходит, дело было так. Марта попросила Нэнни посмотреть за девочкой, пока она с кем-то встречается. А секс у нее был? – внезапно озарило Убера.

– Ну у тебя вопросы. – Мамед пожал плечами. – Скорее всего. И не раз. Марта очень красивая женщина… была.

Убер подвигал челюстью.

– Значит, они где-то должны были встречаться? Понятно. А сын мэра… Я его не видел, получается. Он вообще кто?

– Как кто? – удивился Мамед. Посмотрел на Убера. – Ты же с ним теперь всегда ходишь. Юра Лейкин его сын.

Убер открыл рот. Закрыл.

– Ох, блин. Ну я и лопух, получается.

Юра Лейкин закрыл глаза. Откинулся на одеяле – старом, закопченом. От одеяла шел приятный, привычный запах усталости и немного стыдного одновременно. Чем еще заниматься под одеялом?

Он вспомнил, как смотрел на Марту – она была старше, сильно старше, и очень красивая.

Когда она исчезла, он потерял себя. Три недели – и он уже не помнит ее лица. Это самое страшное. Все забывается.

И сейчас все забудется. И уйдет эта странная ноющая боль в груди, такая, словно внутри что-то хрустнуло и осколки стекла остались. И дрожат, и задевают сердце. И дышать становится невозможно, а слезы душат и катятся, катятся.

– Юра, – произнес знакомый голос. Убер пришел. – Ты здесь?

Каморка Юры была под платформой – в одной из типовых клетушек. Жил он тут без соседей – привилегия сына мэра. И чуть ли не единственная.

Когда Убер рассказал ему то, что узнал о смерти Марты, парень побелел.

– Мой отец хороший, – сказал Юра. – Ты не должен убивать его. Пожалуйста, не надо.

Надо было сказать, что и не собирался, но Убер промолчал. Он не хотел сегодня лгать. Не больше необходимого.

– Почему ты решил, что я его убью? – спросил Убер.

– А разве нет? Ты всех убиваешь!

Убер помедлил. «А вот тебе и правда, чертов скинхед. Ты тот, кто всех убивает». На мгновение он прикрыл глаза. Открыл.

– Он послал Марту на смерть, – сказал Убер.

Юра покачал головой. Парень был бледен, как смерть. Глаза огромные, испуганные. Запутавшиеся. Провалившиеся, темные круги под глазами.

– Нет, нет! Он пытался ее спасти.

– Спасти? – Убер поднял брови.

– Ее выбрали как избранницу Дракона. Но отец… я просил его… помочь.

«Вот оно что, – подумал Убер. – Юра просил».

– И он обещал. Ее должны были отослать на другую станцию. Все было готово. Она бы поехала. Я бы потом… приехал к ней… не знаю. Но она бы была в безопасности! Я… я…

– Не уверен, что все получилось, как задумано.

– Это все Соловей! Это все он! Мой отец… он не мог… не стал бы…

Убер промолчал.

– Скажи что-нибудь, – попросил Юра жалобно.

– Избранница дракона, – медленно произнес он, чувствуя, как на языке остается медный привкус. – Вот как это здесь называли. Это означает… – Убер помедлил. – Знаешь, что такое «шаверма»?

– Еда, – сказал Юра. Руки у него затряслись так, что пистолет выпал. Слезы полились из глаз.

Убер наклонился, поднял оружие и сунул в руку Юры. Тот судорожно вцепился в холодный металл пальцами. До боли. Убер посмотрел на него сверху вниз.

– Мне жаль, парень, – сказал скинхед.

– Я… спрошу… я… не может… быть. Чтобы он меня обманул. Пожалуйста. Я хочу… спросить…

– У отца?

Юра кивнул.

– Хорошо, – сказал Убер. – Отцам надо верить. И давать второй шанс. Я так думаю.

Он почесал лоб.

– Хотя, возможно, я ошибаюсь. Мне всего тридцать три года, я же могу ошибаться? – Он помедлил. – Кто, черт побери, не ошибался в свои тридцать три?! – Он повернулся к распятию на стене. – Ты, что ли?!

Деревянный Иисус смотрел на него с состраданием.

– Вот и молчи, – сказал Убер.

Они стояли на платформе недалеко от входа в «Спятивший краб». В этот раз они не понижали голоса. Местные обходили двух мужчин и входили в клуб.

– Дальше? Что дальше?! – спросил Мамед. У него лихорадочно блестели глаза. – Что ты хочешь знать?

– А ты не торопись. Сначала давай рассказывай. С самого-самого начала. Я даже подскажу, как начать: Однажды в далекой-далекой Галактике…

– Чего?

– Я говорю: расскажи мне все.

– Ну не здесь же?

– А где? – поразился Убер. Он выпрямился, огляделся. – Неужели эти добрые люди вокруг не хотят узнать правду?! Эй, люди, вы хотите знать правду?!

На него оглядывались. Местные иногда смотрели недобро, отводили взгляды и проходили мимо.

– Дракон жрет людей! Здесь, на станции! Вы все живете за счет дракона! Слышите?!

Все разбегались.

Убер повернулся к Мамеду.

– Видишь? – сказал он спокойно. – Всем насрать. Когда говоришь слово «правда» слишком громко, тебя перестают слушать. Считают тебя сумасшедшим. А знаешь, почему? Настоящая правда не любит громких слов. Правда звучит в полный голос, когда живет в головах, а не в словах. Дракон – придурок! Мерзкий желтый червяк!

Люди уже разбегались.

– Тихо ты, болтун. – Мамед насупился. – Болтаешь языком, а меня потом кончат.

– Кто?

– Уж найдется кому.

– Сколько человек пропало? Быстро!

– Двенадцать. Думаю, двенадцать.

Убер присвистнул.

– У меня есть список пропавших, – сказал Мамед наконец. – С именами и датами. Совсем новый. Я делал записи, пытался понять…

«Получается, не я один здесь играл в детектива?» – подумал Убер. Кивнул, протянул руку. Сказал нарочито громко:

– Давай.

– Не здесь.

Убер помедлил, опустил ладонь.

– Хорошо, тогда где?

– На Волчке. Через два часа, – сказал он твердо. Убер краем глаза увидел, как мелькнула чья-то тень. Кто-то слушал их из темноты.

Когда Мамед уходил, он на мгновение обернулся, неловко дернул рукой – словно хотел махнуть на прощание. Убер остался стоять.