Глава 16
Когда водитель остановился у дома Лаврентьева, Лев качнул головой и встрепенулся. Кажется, умудрился задремать. Зевнув, отпустил машину и медленно побрел к дому. Так вымотался за этот чудовищно длинный и насыщенный день, что с трудом передвигал ноги. А еще вчера он планировал провести его совершенно иначе: весело, со своими девочками.
На лице Лаврентьева заиграла улыбка: своими девочками. Как же приятно думать о Любе как о своей. Одно это дает силы смириться с неудачей, которая его постигла. Улыбка растаяла. Увы, так тщательно расставленная ловушка не сработала. Либо противник Льву достался весьма хитрый, либо… Неужели все это лишь фата-моргана? Неужели Лаврентьев придумал происки тайного врага?
Открыл дверь и прислушался. Время позднее, все уже спят. Даже Люба, которая наверняка ждала его для «игры». Ох, Лаврентьев бы и сам не против с ней поиграть. Особенно в семью, но…
– Вы поздно.
Голос раздался так неожиданно, что Лаврентьев с трудом сдержался, чтобы не вздрогнуть. Повернулся к лестнице, где, скрестив руки на груди, стояла Люба. Такая строгая и… как ни удивительно, ничуть не осуждающая. Глаза няни улыбались, и смертельно захотелось подойти и, вжав девушку в свое тело, зарыться лицом в ее пахнущие летней травой волосы. Так, что Лев сжал до белых пальцев ручку двери, чтобы сдержаться.
– Планируете побег? – уточнила Люба и кивнула на порхающих в открытом проеме бабочек. – Не ожидали, что буду ждать вас? Но я же мать, а у нас сегодня день семьи. Как я могу лечь спать, если моего ребенка еще нет дома?
А вот теперь она улыбнулась. Лаврентьев с усилием отлип от двери и закрыл ее. Повернулся к няне и хмыкнул:
– Прости за опоздание. – Приподнял брови и медленно выговорил: – Ма-ма.
Она весело рассмеялась и кивнула, приглашая за собой.
– Покормить сыночка?
– Не откажусь, – развязал Лев галстук.
Следуя на кухню, подумал, что игра ему нравится все больше и больше. Уселся на стул и, любуясь, как «мама» хлопочет у плиты, разогревая ужин, подумал, что вот бы так было каждый день. С той лишь разницей, что «мама» станет…
– Вот, – поставила перед ним Люба тарелку. Облокотилась на стол и, подперев голову рукой, улыбнулась: – Приятного аппетита.
Взгляд Льва тут же нырнул в приоткрывшееся декольте.
– Приятного, – пробормотал Лаврентьев, ощущая, как легкое возбуждение рассеивает тревоги дня.
С трудом опустил голову и принялся за еду. Сердце стучало как бешеное, есть расхотелось совсем, а вот няню очень хотелось. Это безумие! Лев сам завлек себя в ловушку. Чего он добивался? Что Люба заползет в нее следом? Но она не спешила идти навстречу, а настаивать он не стал. Кажется, это и называется доверием. Так незнакомо, так раздражающе, так соблазнительно… Лаврентьев понимал, что может забрать желаемое прямо сейчас, плюнув на еду, подхватить няню на руки и унести в свою спальню. Ласкать ее до рассвета, и Люба не отвергнет его, но… К чертям это «но»!
Он поднялся и шагнул к девушке, как в спину что-то врезалось.
– Папа! – взвизгнула Маргарита и тут же басом поправилась: – То есть сын! Ты почему так поздно?
Лев растянул улыбку и, обняв дочь, процедил:
– Прости… па-па.
Маргарита сухо кивнула и посмотрела на него сурово:
– Ты поел?
Лаврентьев смотрел на дочь, понимая, что она копирует его самого. Да и кому ей подражать, если играет отца? Только какого? Кого встречает каждый день или кого хотелось бы видеть?
– Тогда спать! – приказала Маргарита и потянула его с собой.
Лев оглянулся с легким сожалением: конечно, он посмотрел не на тарелку. Но, может, и к лучшему, что вмешалась Маргарита. Лаврентьев в который раз едва не совершил глупость. Дочка втянула его в детскую, и Лев засмеялся:
– Неужели ты думаешь, что я помещусь в своей кровати?
– Тихо, – строго осадила его девочка и кивнула: – Ложись. Мама споет тебе колыбельную.
Лев застыл, столкнувшись взглядом с Любой. Няня нервно улыбнулась и, тряхнув волосами, спокойно ответила:
– Конечно.
Она помогла Льву снять пиджак и, когда он завернул рукава на рубашке, аккуратно повесила на спинку стула. Лаврентьев, согнувшись, с трудом уместился в кровати Маргариты, а няня присела на краешек и тут же тихо затянула простую детскую песенку. Голос у Любы оказался вибрирующим и глубоким, слушать ее было приятно. Дочка же, сложив руки на груди (привычка отца), прислонилась плечом к стене и посмотрела свысока. Получилось у нее так забавно, что Лев не сдержал улыбки. Няня сбилась с ритма и быстро закончила песню.
– А теперь поцелуй сына на ночь, – кивнула Маргарита.
Девушка вздрогнула и посмотрела на Льва так, что у него снова перехватило дыхание. Он не отказался бы… от поцелуя на ночь, но не хотел ни заставлять Любу, ни делать это в комнате дочери.
– Лучше спой мне еще одну песенку, – мягко попросил он и усмехнулся, – мама. – Протянул руки к Маргарите. – А папа полежит со мной.
Дочка с радостью забралась на кровать. Рядом уместиться было негде, поэтому она разлеглась на животе Лаврентьева, раскинув руки и ноги, как лягушонок. Люба запела, но слова были вовсе не детские, однако слушать ее голос было настолько приятно, что ни у Льва, ни у Маргариты возражений не нашлось.
И, проваливаясь в мягкую тьму сна, Лаврентьев думал о том, что для няни означает эта странная песня.
В глазах твоих плещется боль,
А в сердце рыдает тоска.
Тот замок, что рядом с тобой
Построен был из песка.
Пытаешься удержать,
Песок собираешь вновь —
Не каждый способен понять,
Что так не построить любовь.
Сдаться и отпустить,
Позволить волнам смыть песок,
Вот что значит простить —
Полить любви новой росток.
* * *
Я открыла глаза и ужаснулась. Как?! Я не понимала ни как умудрилась заснуть в спальне Марго, ни как, черт побери, мы втроем поместились на малюсенькой кроватке девочки. Едва дыша в крепких объятиях Льва, мелко задрожала. Я провела ночь с Лаврентьевым?! И то, что на мужчине морской звездой раскинулась посапывающая дочь, ничего не меняло. Слишком интимно, слишком… сладостно.
Я попыталась выкарабкаться из цепких мужских рук, но Лев шевельнулся и, притянув меня к себе, вдруг накрыл рот губами. Не открывая глаз, мягко поцеловал меня и прошептал в полусне:
– Доброе утро, Светлячок.
Я замерла, а в груди словно что-то болезненно оборвалось. Светлячок? Это он о матери Марго? Все еще любит женщину, которую сам, по словам Павла, «сломал»? Глаза наполнились слезами, и я понимала, почему мне так больно. Думала, что Лаврентьев свободен, одинок. Да, я не бросалась на босса, но и не пресекала его явного интереса. Как бы ни отнекивалась и не врала самой себе, но представляла, что, возможно, это перерастет во что-то большее. На самом деле я этого ждала. Как же глупо.
– Доброе утро, Лев Сергеевич, – повернув голову, холодно поздоровалась я.
Лаврентьев вздрогнул и распахнул глаза. Я не хотела смотреть на него, но не смогла отвести взгляда от его потемневших глаз. Казалось, в радужке плясали смешинки, но мне было не до смеха. Хотелось высвободиться, уйти, запереться и не видеть босса. Желательно никогда.
Уверена, все эти мысли отразились на моем лице – я никогда не умела скрывать чувств. Да и не требовалось. Я полагала, что главное в общении с детьми – честность и открытость! Только так можно добиться доверия и выстроить с ребенком связь, дотронуться до его сердца – распахнув свое как можно шире.
Вот только со взрослыми так не работает. Если ты открыта и честна, этим хотят воспользоваться. Поиграть, насладиться, забрать… Кто же пройдет мимо? Я не позволяла топтать себя никому, старалась оставаться открытой, но сразу же осаживать наглецов. Вот только с Лаврентьевым все было иначе. Я была согласна даже на игру, но то, что он действительно лишь забавляется, причиняло нестерпимую боль.
На лице его светилась улыбка, в глазах будто плясали чертенята, и он снова потянулся ко мне с намерением поцеловать. А я не смогла ни шевельнуться, ни отвернуться. Еще один поцелуй, и потом я уже не позволю боссу прикасаться к себе. Да, точно. Последний раз ощутить его жадные губы…
– Привет!
Веселый голосок Марго заставил меня подпрыгнуть и залиться краской стыда. О чем я только думаю в спальне ребенка и в объятиях ее отца? Как же я могу называться няней, если так поступаю? Я готова была провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, а вот Лев как ни в чем не бывало улыбнулся дочери:
– Привет, лучик! Вот посмотрю на тебя утром, и весь день в хорошем настроении.
Я едва язык не прикусила: он же сказал комплимент! Да такой, что глаза защипало. Лаврентьев учится так быстро, что бесконечно радует, но при этом наполняет странной тоской. Неужели я тоже хочу комплимент? Совсем свихнулась.
– Значит, я твое хорошее настроение? – заулыбалась Марго и поинтересовалась: – А мы сегодня поиграем в семью? Мне так понравилось!
– Нет! – испуганно вскрикнула я и, поймав насмешливый взгляд, отвела глаза. – То есть это не по правилам. Каждый день новое задание. – Я не выдержу еще одного такого дня, у меня сердце взорвется, или сама брошусь в объятия босса. Понимая, что балансирую на грани, с натянутой улыбкой добавила: – К тому же сегодня ты передала очередь твоей новой подружке, помнишь?
– Точно, – слегка погрустнела Марго, но тут же снова воссияла. – Когда же она придет? А вдруг утром?
Она скатилась с отца и побежала в ванную. Лаврентьев посмотрел на меня, перевел взгляд на мои губы, и мне стоило огромных усилий, напомнив себе про Светлячка, попросить:
– Не могли бы вы отпустить меня?
– Не могу, – выдохнул мужчина, и у меня мурашки по телу побежали. Да что же он делает? Снова играет со мной? А Лев пояснил: – У меня все тело затекло от неудобной позы, я вообще не могу двинуться.
Я не сдержала облегченного смеха и, осторожно выбравшись из кольца его рук, помогла мужчине подняться с кроватки. Лаврентьев потянулся до легкого хруста и покачнулся. Я придержала его, чтобы не упал, а Лев посмотрел на меня и, укутав своими объятиями, прошептал:
– Спасибо.
– За что? – растерялась я.
– За поцелуй, – выдохнул он жарко. – Он зарядил меня уверенностью в том, что я справлюсь с возникшими неприятностями.
Я застыла, даже дыхание затаила: и мне комплимент? Лев так легко читает по моему лицу или на самом деле захотел сказать приятное?
– Беру свои слова обратно, – серьезно призналась я. – У вас прекрасно получается дарить комплименты.
– У меня хороший учитель, – тихо рассмеялся Лев.
А я нахмурилась:
– У вас неприятности?
– Небольшие проблемы на работе, – зарывшись лицом в мои волосы, пояснил он. – Поэтому заранее прошу простить, если не получится уделить вам положенные полчаса. – Он хмыкнул: – Впрочем, вы найдете возможность забрать их, уверен. Жду ваших новых сумасшедших идей с нетерпением.
И оторвался от меня, оставив в неприятном холодном одиночестве с яркой мыслью, что нужно бежать. Спасаться пока не поздно. Следующая ночь может меня погубить. И пусть даже представить разлуку с Лаврентьевым больно до замирания сердца, но и оставаться дольше нельзя. Бежать!
Из ванной выскочила взъерошенная и веселая Марго, и я воскликнула:
– Идем на пробежку?
– Ура! – подпрыгнула она и в воодушевлении бросилась к отцу. – Мы вчера с Любой бегали в парке. Я была тобой, ты же любишь бегать…
– Вот как? – Лаврентьев странно посмотрел на меня и уточнил: – И вы бегали?
– Конечно, – уверенно кивнула я. – Совместное времяпрепровождение объединяет семью. Кстати, вы могли бы именно так дарить дочери положенные полчаса.
– Пробежка? – Лев глянул на наручные часы и сухо кивнул: – В офис еще рано. Хорошо, я переоденусь и пробежимся.
Я обрадовалась: Лаврентьев с дочерью будут становиться ближе друг к другу с каждым километром. И если пробежки станут ежедневными, то пропасть между ними зарастет, и Марго не придется вымогательством добывать себе любовь и внимание отца. Но тут Лев скосил глаза и с хитрой улыбкой уточнил непререкаемым тоном:
– Вы с нами, или пробежки не будет!
Я проводила его фигуру тоскливым взглядом. Хотела сбежать? Забыла, что от хищника не скрыться? Как представила его в спортивном костюме, с напряженными мышцами, так по телу прокатился жар. Я сама себе могилу рою. Но ради Марго пойду и на это!
– Расчешешь меня? – устроилась девочка на розовом пуфике перед зеркалом в золотистой оправе.
Оглянулась и посмотрела на меня с улыбкой. На нежном личике сверкали капельки воды, а в огромных глазах плясали солнечные зайчики. Я судорожно втянула воздух, понимая, что Марго вот так же удобно, как на пуфике, устроилась и в моем сердце. Я умудрилась врасти душой в эту семью, но… «Доброе утро, Светлячок»! С усилием улыбнулась и кивнула:
– Конечно. Сиди смирно, я заплету твои волосы так, что на голове у тебя появится корона!
– Класс! – подпрыгнула Марго и посмотрела на меня через отражение. – Может, сегодня будет день королевы? Или день корон? Или…
Марго трещала без умолку, пока я пропускала пряди ее шелковистых волос сквозь пальцы, быстро заплетая косу вокруг головы. Довольная результатом, я чмокнула девочку в макушку и отправилась к себе, чтобы одеться. Натянув шортики и футболку, посмотрела на себя в зеркало и прикусила губу: слишком откровенно! Но другого у меня нет, а от пробежки я отказаться не могу. Или могу? Может, соврать, что лодыжка дает о себе знать? Нет, не малодушничай, Люба! Лев сразу поймет, что ты обманываешь, ведь вчера ты уже была на пробежке и сама рассказала об этом.
Когда я спустилась, меня уже ждали. Марго в розовом костюмчике и Лев… В черных, обтягивающих сильные накачанные ноги велосипедках и облегающем спортивном топе со светоотражателями он выглядел как мифический герой. Я даже дыхание затаила, любуясь его совершенной фигурой.
– Идем же! – нетерпеливо топнула Марго.
– Куда? – отмерла я и, заметив улыбку Льва, от которого не укрылось мое откровенное разглядывание, ощутила, как жар заливает щеки. Тряхнула волосами и нарочито весело заявила: – Не идем, а бежим! Кто последний, тот исполняет желание победителя!
И пока они соображали, о чем я, бросилась к двери и рванула так, словно за мной неслись все преподы нашего универа с требованием защитить диплом прямо сейчас. Ветер обдувал разгоряченное воображением и неутолимым желанием тело, развевал распущенные волосы, ласкал ароматами влажной от утренней росы травы. Как же замечательно!
Было, пока Лев не обогнал меня. Глядя на его прямую спину, я поразилась легкости, с которой Лаврентьев бежал. Точно хищник! Поджарое тело, рельефные мышцы, ленивые движения… Кажущиеся ленивыми. Скорость, с которой он удалялся, просто поражала. Я возмущенно воскликнула:
– Эй! Так нечестно!
Он развернулся, но продолжал бежать спиной вперед с той же скоростью, что и я. Осмотрел меня жадным взглядом и протянул насмешливо:
– Что так? Вы дали условия, я их выполняю. – Добавил многозначительно: – Я очень хочу свое желание!
Я похолодела: вот же проклятая универская привычка! И зачем я крикнула то, что мы всегда говорили, когда бежали на физ-ру? Там я соревновалась с однокурсниками, среди которых не было призеров марафона. Но сейчас, бросив эту фразу, я лишь дернула тигра за усы. Точнее льва! Конечно, Лаврентьев не упустит случая и, победив, потребует… Теперь меня бросило в жар, но я с усилием рассмеялась:
– Вы его, конечно, получите. – Лев остановился, взгляд его полыхнул таким пламенем, что сердце пропустило удар. А я кивнула на поворот, который мы только что миновали и из-за которого не было видно безнадежно отставшей Марго, и поинтересовалась: – О чем вы хотите попросить свою дочь? – Добежала до Льва и остановилась. Восстанавливая дыхание, объяснила как можно серьезнее: – Пробежка нужна не для вас, Лев Сергеевич, а для вас с Марго. Это время, которое может вас объединить. Даже молча делая одно дело, вы становитесь ближе…
– Я понял, – прервал меня Лаврентьев. – Вы просите меня проиграть.
– Примерно, – улыбнулась я.
– Но я же выиграл, – шагнул он вплотную, и от запаха чистого мужского тела с приятной терпкой ноткой мускуса у меня закружилась голова. – И хочу свое желание прямо сейчас. Только на таких условиях я соглашусь проиграть.
В горле мгновенно пересохло, и бег тут ни при чем. Я хрипло уточнила:
– И какое же ваше желание?
Лев навис надо мной и, жадно окинув потемневшим взором, шепнул:
– Поцелуй меня.
Меня словно молнией пробило от макушки до пят, даже кончики пальцев закололо. Я смотрела в глаза Льва и понимала, что это прыжок в пропасть, без права на спасение. Как и осознавала, что Лаврентьев шантажирует меня девочкой. Марго вот-вот появится, обиженная, брошенная, но упрямо бегущая вперед. Сердце сжалось от сочувствия к Марго и одновременно к себе. Если я сделаю первый шаг, которого так ждет босс, это будет началом конца. Готова ли я утонуть в нем? Сердце кричало ответ, но разум пытался удержаться на краю.