ГЛАВА 24

Когда я просыпаюсь, мне живо вспоминается мое первое утро в Нуль-Фазе. Я тогда так же лежал в объятиях Лены, и так же ее ножка лежала поверх моих ног. Только тогда эта ножка была оплетена белыми ремешками босоножек, которые я не успел снять со своей вновь обретенной подруги. А сегодня она в красном сетчатом гольфе, отделанном по верху узкой полоской пушистого белого меха.

Я осторожно поглаживаю эту теплую ножку через редкую красную сеточку. Моя подруга сразу реагирует, словно она вовсе не спала, а только ждала моего пробуждения. Нога уходит влево, а Лена перемещается на меня. Она, не открывая глаз, проводит сосками грудей по моим плечам и лицу. Нежно поглаживаю эти, зовущие и жаждущие ласки груди и спрашиваю:

— Будем вставать или продолжим?

— А ты, что, стоя не умеешь? — смеется Лена. — Но, пожалуй, пора.

— Сделаем перерыв. Это у нас здесь не последняя ночь. А хозяева, наверное, уже давно встали. Нехорошо заставлять их ждать.

Лена спрыгивает с ложа и уходит через овальную дверцу в соседнее помещение. Я его вчера не заметил. Через несколько минут моя подруга возвращается и приглашает меня:

— Иди, приведи себя в порядок. Кстати, у душа температура и направление струй регулируются мысленным приказом.

Я провожу в душе несколько больше времени. Мои попытки мысленно управлять струями воды напоминают мне, как я осваивал работу на синтезаторе. Меня то обдает ледяной водой, то ошпаривает кипятком. Впрочем, контрастный душ, говорят, очень полезен. Может быть. Но если на вас одновременно будет сверху литься ледяная вода, а снизу, между ног, мощной струей будет бить кипяток… Никогда не думал, что у меня могут быть такие мазохистские мысли.

Лена встречает меня выговором:

— Что ты там возишься, как девица, собирающаяся на первое свидание. Сам говорил: «Неудобно заставлять ждать хозяев!», а сам же копаешься.

В зале, где мы сидели вчера вечером, никого нет. Тогда мы идем в столовую и, к своему стыду, видим, что мы явились самыми последними. Наташа с Анатолием уже заканчивают завтрак. Остальные уже съели по порции целительных ягод и сидят с чашками, от которых исходит пряный, сладкий аромат.

— Доброе утро! — приветствует нас ора Кинбрус. — Как отдохнули?

— Прекрасно, — отвечаю я, — Лучшего и пожелать трудно.

Ора Кинбрус ставит перед нами сковороду, на которой шипит и ворчит яичница с ветчиной, и две керамические миски. В одной из них зелень, в другой творог.

— Я очень рада. Мы не будем возражать, если вы останетесь у нас подольше. И совсем уж будет хорошо, если вы решите остаться у нас насовсем. В самом деле, может быть, хватит вам скитаться по опасным тропам?

— Извините, ора, — с мягкой улыбкой возражает Лена, — я вчера объясняла вам, что опасные тропы — наша профессия. В тех Мирах, где все спокойно и благополучно, нам просто нечего делать. Мы — хроноагенты. И хотя ваша Фаза не сотрудничает с нашей организацией, мне кажется, что вы о нас знаете.

— Верно, Лена, вы не ошиблись. Мы знаем и о вас, и о ваших противниках. В свое время, это было очень давно, я тогда еще не родилась, наши старейшины вели переговоры с вашим руководством и с руководством ваших противников. Вы их называете ЧВП. Верно?

— Да, — Лена кивает, — Черный Вектор Противодействия.

— Мы тогда отказались от сотрудничества и с вами, и с ЧВП. Ни вы, ни они не могли ничего нам дать полезного, ни в чем не могли нам помочь. Слишком уж мы с вами разные, хоть и живем одновременно на одной планете. Да и наши знания, наши, как вы говорите, технологии бесполезны в других Мирах.

— Но с нашей помощью вы могли бы связаться с другими Мирами, подобными вашему, — возражаю я. — Это, наверное, было бы полезно и для вас, и для них.

— А мы и так имеем с ними связь, без вашего посредничества. Более того — мы имеем возможность перемещаться при необходимости из Мира в Мир. Примерно так, как вы пришли к нам.

— Вот как! — только и могу сказать я.

А что я еще могу сказать? Я-то, наивный, полагал, что у них здесь цивилизация, замкнувшаяся на сельском хозяйстве. Достижения в этом плане небывалые, но не более. А они, оказывается, знают хронофизику нисколько не хуже нашего Научного Сектора, и даже лучше. По крайней мере, с темпоральными полями они обращаются свободно. Мы совсем недавно научились строить прямые переходы, а они давно уже перемещаются из Мира в Мир. В самом деле, чему мы, невежды, можем их научить; и чему мы, грубые технари, можем им помочь? Я не удивлюсь теперь, если вдруг узнаю, что где-нибудь на лунной орбите у них висит звездолет на каких-то биологических двигателях.

— Ора, — продолжает разговор Лена, — вы сказали, что ваши старейшины отказались от сотрудничества с нами и с ЧВП. А почему? Насколько мне известно, цель ЧВП именно в том и состоит, чтобы переориентировать технические цивилизации на биологический путь развития. В этом плане они — ваши союзники.

— Нет, Лена, — качает головой ора Кинбрус, — это разные вещи. Наши далекие предки сами поняли в незапамятные времена пагубность технического пути развития и те перспективы, какие нам сулит единение с природой. Не все сразу это поняли. Были даже и войны. Но это было очень и очень давно. И самое главное, никто нас на этот путь развития не толкал. Мы встали на него сами и сделали это осознанно. ЧВП пытается доказать пагубность технического пути с помощью катастроф, войн, экологических бедствий. И действуют они, как правило, успешно. Несколько десятков Миров после их воздействия решили перейти на биологический путь. Сейчас мы с ними сотрудничаем и помогаем им. Это в принципе неплохо. Но методы, которые использует ЧВП, ничего, кроме ужаса и отвращения, внушить не могут. Мы не приемлем их. Поэтому мы и отказались от сотрудничества с вашими противниками. Но, отказавшись от сотрудничества, мы не закрываем ворота ни перед вами, ни перед ними. Вы можете свободно наблюдать нашу жизнь. Можете посещать нас, изучать, пожалуйста. Мы даже не возражаем, когда вы используете тела наших людей, внедряя в них сознание своих агентов. Но мы категорически запрещаем какие-либо воздействия, вмешательства в нашу жизнь. Вот вы, Лена, не раз бывали в таких Мирах, как наш. Может быть, и в нашем. Вы заметили, что к вам относятся недоброжелательно? А ведь вас сразу же опознали. Как? Вы же думаете несколько иначе, чем мы. И сразу же, с момента вашего появления, вы были под контролем. Стоило вам задумать какие-то нежелательные для нас действия, вас сразу бы нейтрализовали.

Теперь приходит черед удивляться моей подруге. Да, в таких Фазах работать весьма непросто. Может быть, даже посложнее, чем у негуманоидов.

За разговором мы покончили с завтраком, и Дела ставит перед нами с Леной по чашке темно-коричневого напитка. По виду вроде кофе. Но пахнет корицей, гвоздикой и еще чем-то. А на вкус — шоколад. Наслаждаясь бодрящим напитком, я украдкой осматриваю нашу компанию. В первую очередь тех, кто этой ночью прошел первый сеанс сексотерапии. Любопытство, конечно, нездоровое, но все равно, интересно.

По внешнему виду Вира, как всегда, ничего не видно. Петр тоже выглядит весьма невозмутимо. Сергей сдержанно, но частенько поглядывает на Делу с Клетой. А вот Дима владеет собой не очень. Он буквально пожирает Делу глазами. Видимо, этой ночью она произвела на него неизгладимое впечатление. Едва я успеваю допить чашку, как ора Кинбрус встает и говорит:

— Вот и мужчины прибыли. Пойдем, встретим их, и я познакомлю вас.

Мужчины еще не прибыли. Они только еще выехали из леса примерно в километре от усадьбы. Их фигуры странно поблескивают в лучах утреннего солнца. Когда они приближаются, становится ясно, почему они так блестели. Всадники одеты в свободные куртки или скорее короткие плащи с капюшонами из ослепительно-белого меха. На ногах у них высокие, до середины бедер, сапоги из белой кожи.

Не доехав до нас метров тридцать, всадники спешиваются. Один берет лошадей под уздцы и ведет их к небольшому строению неподалеку. В конюшню, как я понимаю. Двое других направляются к нам. Это высокие, стройные мужчины. Даже свободная меховая одежда не в состоянии скрыть их крепкого телосложения. Они похожи, как братья. Вернее, как старший брат и младший.

Старший откидывает капюшон, обнажив длинные, соломенного цвета с рыжинкой волосы, добродушно улыбается и представляется нам:

— Ор Кинбрус. А это, — он кивает на младшего, — Стури, мой сын. Второй, Кист, он ушел с лошадьми. А вы, как я понял, наши гости.

Мы, в свою очередь, представляемся и проходим вместе с хозяином в центральный зал. Ор Кинбрус приносит извинения:

— Мы приведем себя после дороги в порядок, перекусим и выйдем к вам. Это будет скоро.

В самом деле, проходит чуть больше получаса, и в зал выходит ор Кинбрус с сыновьями. Одеты они в свободные рубахи кремового цвета. Ноги обтянуты эластичным трико или колготками из блестящей желтой ткани. Обуты они в белые сапоги до колен с широкими красными отворотами.

— Ора рассказала мне, что вас интересует, — говорит ор Кинбрус. — Действительно, лучше всего вам переговорить об этом с ором Гелаэном. Я уже связался с ним. Он весьма заинтересован в этой встрече. Но он приносит извинения, что сегодня не сможет встретиться с вами. В университете, где он работает, сейчас идет сессия, и он принимает экзамены. Завтра он будет здесь, расскажет и покажет вам все, что вас интересует. А пока можете располагать нами.

Последние слова воспринимаются нами буквально, и уже через несколько минут ор Кинбрус, Стури и Кист еле успевают отвечать на наши вопросы. Впрочем, они сами не остаются в долгу. Если нас интересуют подробности жизни в Мире, который не знает техники то их, наоборот: а как люди умудряются существовать в условиях технической цивилизации? Особенно много вопросов адресуется ко мне и Лене. Ор Кинбрус уже знает, что мы с Леной — профессиональные хроноагенты, побывали во многих Мирах, можем сравнивать, анализировать и делать выводы.

Сергей с Дмитрием, как и вчера, больше общаются с Делой и Клетой. Девушки, покончив с домашними делами, уже присоединились к нашему обществу. Глядя на наших «новобранцев», я вспоминаю о важном деле.

— Ор Кинбрус, отвлечемся от основной темы. Наши молодые товарищи попали в нашу команду неожиданно, при непредвиденных обстоятельствах. Поэтому они практически ничем не оснащены для путешествий такого рода. Ну, оружием мы с ними поделились. Но вот со всем остальным испытываем затруднения. Особенно тяжело переносится отсутствие теплой одежды и обуви. Мы уже не раз попадали в условия весьма суровые. А сколько их еще будет впереди? Не могли бы вы продать нам подходящую для них одежду и обувь? Мы можем заплатить золотом.

На лице ора Кинбруса появляется выражение непонимания и недоумения. Он пожимает плечами и переспрашивает:

— Продать? Заплатить золотом? Хм? Что вы имеете в виду, ор Андрей? — вдруг лицо его проясняется. — Ах, да! Понял! Вы хотите взамен зимней одежды и обуви предложить нам золото. Нет, ор Андрей, нам оно не требуется. Что же касается нужных вам вещей, то ора Кинбрус спрашивала вас: чем мы можем вам помочь? Нет никаких проблем. Если мы не подберем здесь того, что вам требуется, сделаем заказ, и нужные вещи тут же переправят сюда, хоть из другого полушария.

— А кто будет платить за это?

— Ор Андрей, я не слишком силен в сравнительной экономике разных Миров, но я понял, о чем идет речь. В нашем обществе благородные металлы и их документальные эквиваленты не в ходу. Наша экономика основана на всеобщем взаимном кредитовании. Каждый производит то, что он может, и сколько он может. И каждый получает то, что ему необходимо, и сколько ему необходимо.

— То есть от каждого по способности, каждому по потребности? — спрашивает Петр.

— Совершенно верно, — подтверждает ор Кинбрус.

— Но ведь это же основной принцип коммунизма! — удивленно говорит Петр.

— Объясните, что вы имеете в виду?

Петр теряется, у него, как и у многих моих современников, понятие коммунизма ограничивается одним лишь этим пресловутым распределительным тезисом. Мне приходится прийти на помощь и изложить ору Кинбрусу основные понятия и принципы коммунизма. Он внимательно слушает и постоянно кивает: то ли соглашаясь со мной, то ли подбирая аргументы для дискуссии.

— Что ж, — говорит он, — я рад, что где-то, помимо нас, эти справедливые принципы положены в основу социального устройства. Раз они известны, значит, применены и на практике. Есть ли смысл организовывать жизнь иначе, если известны наиболее эффективные и наиболее справедливые принципы?

— Должен вас разочаровать и огорчить. В большинстве Миров, известных нам, эти принципы известны, но воплощены они далеко не во всех этих Мирах.

— В чем же причина?

— Причин много. А главная из них — человеческая жадность. Стремление к обогащению любой ценой. Во всех Мирах, где принципы коммунизма восторжествовали, путь к этому был долгим и тяжелым. И далеко не всегда прямым.

— Вот как? — ор Кинбрус сокрушенно качает головой.

— А у вас, как я понял, общественная жизнь построена именно на этих принципах?

— А может ли быть иначе? Какое еще устройство может существовать в обществе, где невозможно скрыть свои мысли? В незапамятные времена, когда мы еще не до конца овладели пси-энергетикой, существовали другие уклады. Большинство государств, тогда у нас еще существовали отдельные государства, основывались на так называемом рынке. Выгодно продать, выгодно купить. Но здесь в основе всегда лежал обман. Как, бишь, это называлось? Стури, ты недавно сдавал историю, должен помнить.

— Это называлось коммерческой тайной, — улыбаясь, отвечает Стури.

— Вот-вот! А каким образом вы сохраните в нашем обществе какую-либо тайну? А без этой коммерческой тайны всякая рыночность теряет смысл.

— И этот процесс прошел у вас безболезненно?

— Мне будет проще ответить на этот вопрос, — говорит Стури. — Я действительно недавно сдавал экзамен по истории ору Гелаэну. Противодействие было. Сторонники рыночной экономики, в основном те, в чьих руках сосредотачивались основные богатства, организовали настоящую охоту на людей, у которых наиболее ярко были выражены парапсихологические способности. А поскольку в их руках были сосредоточены богатства и власть, они наняли очень много сторонников. В результате разразилась гражданская война в глобальном масштабе. Она длилась около десяти лет и стоила многих жертв. Это была предпоследняя война в нашей истории.

— Значит, была еще одна война?

— Была. Но завтра вам о ней лучше расскажет ор Гелаэн. Он специалист именно в этой области и написал на эту тему две диссертации.

— Хорошо. Отвлечемся от этой темы. Вернемся к вопросу, который я до конца не выяснил. Ваша энергетика, как вы объяснили, использует несколько основных источников. Это в первую очередь энергия солнечного излучения. Во-вторых, ветроэнергетика; в-третьих, биологические аккумуляторы; и, наконец, установки, использующие термоэлектрический эффект. Но, как известно, все эти источники не способны создавать достаточно большие мощности. Как же вы выходите из положения, когда возникает потребность в больших расходах энергии?

— Прежде всего, ор Андрей, вы заблуждаетесь. Наши солнечные станции способны создавать довольно высокие мощности. Достаточно сказать, что вся наша металлургия использует исключительно солнечную энергию. Ну а больше чем для металлургии, мощности нам просто не нужны. Правда, для двух своих звездолетов мы создали иные источники энергии. Они основаны на полном высвобождении энергии, заключенной в материальных телах. Но на планете мы их не используем. Здесь они просто не нужны. В пределах планеты мы прекрасно обходимся без транспорта. Зачем строить громоздкие и опасные конструкции, когда я мысленным приказом перенесу любой груз в любую точку планеты? И сам могу перенестись, куда мне требуется.

— Действительно. Это вам ни к чему, — соглашаюсь я. Перед обедом наши женщины удаляются куда-то с Делой и Клетой. Отсутствуют они недолго и возвращаются одетыми в «местном» стиле. И не просто местном, а в молодежном. На них голубые атласные халатики, отделанные белым мехом, и ажурные сетчатые гольфы. У Наташи голубые, у Лены белые. Только обувь они сохранили свою. На ногах у Лены белые чешки, у Наташи — красные. Теперь они в полном соответствии с привычными для них цветовыми гаммами.

— Давайте займемся теплой одеждой для ваших товарищей, — предлагает после обеда ор Кинбрус.

Для начала он демонстрирует то, что имеется у них в наличии. Дмитрий с Сергеем примеряют белые меховые куртки-плащи с капюшонами. Они очень легкие и теплые. Но я не могу одобрить такой выбор. Ярко-белый мех будет заметен даже на снегу. Когда ор Кинбрус с сыновьями были от нас почти за километр, эти куртки сверкали на солнце. Высказываю свои соображения ору Кинбрусу. Он соглашается и ведет нас в центральный зал. Замечаю, что Дмитрий порывается что-то сказать, но не может решиться.

В зале ор Кинбрус совершает какие-то манипуляции с прямоугольным сосудом. Сосуд в виде чечевицы на соседнем столе начинает светиться, «вскипает». Наконец он исчезает, и над столом одна за другой «зависают» куртки различных фасонов и расцветок. Их можно подробно рассмотреть со всех сторон, разве что руками потрогать нельзя. По команде с пульта у курток распахиваются полы, поднимаются рукава или капюшоны, показывается действие застежек. Замечаю, что все демонстрируемые изделия имеют светлые тона.

Останавливаю свой выбор на светло-серых замшевых куртках с капюшонами. Внутри у них все тот же белый мех. Такого же качества и расцветки замшевые брюки и невысокие, но теплые серые сапоги завершают экипировку наших товарищей. Ор Кинбрус кивает, и через полминуты на столе лежат полные комплекты зимнего обмундирования. Наш хозяин даже поправил мое упущение и добавил к комплектам светло-серые, меховые кожаные перчатки.

Ребята дивятся, а у меня возникает ассоциация с синтезатором. На нем тоже в считаные минуты можно получить любой предмет, вплоть до оружия. Впрочем, здесь с этим должно быть сложно. Ведь ор Кинбрус не создает эти предметы, а перемещает их телекинезом с какого-либо склада. Вряд ли здесь имеются арсеналы. Анатолий тем временем неожиданно предлагает:

— Раз здесь все это так просто делается, почему бы нам, по примеру наших женщин, не одеться в местном стиле? Одно Время знает, сколько мы здесь еще проживем. Не стоит быть белыми воронами. Надо выглядеть адекватно.

Я не возражаю, и ор Кинбрус демонстрирует нам целый гардероб рубах, колготок и сапог. С рубашками дело обстоит просто, мы выбираем такие же кремовые с серебряной каймой, как и у наших хозяев. А вот колготки заставляют задуматься. У меня создается впечатление, что эта Фаза начисто игнорирует темные тона. Но о вкусах не спорят и в чужую Нуль-Фазу со своим уставом не лезут. Предоставляю выбор ору Кинбрусу. Тот оценивающе смотрит на нас и начинает раздавать появляющиеся на столе вещи. Мне достаются колготки изумрудного цвета. Они выполнены из тонкого эластичного материала, отливающего каким-то блеском. Сидят на ногах они удивительно плотно, без единой складочки. Еще через минуту ор Кинбрус раздает нам белые с разноцветными отворотами сапоги. У них нет ни «молний», ни других застежек. Они натягиваются как гольфы. Впечатление такое, что они безразмерные.

Еще спустя пять минут мы выходим к нашим женщинам и к хозяйкам. Все в восторге. Теперь мы полностью вписались в «местный интерьер».

До позднего вечера, с перерывом на ужин, ор Кинбрус, его сыновья и дочери знакомят нас с подробностями жизни биологической цивилизации. Должен признать, что мои представления об этих цивилизациях были весьма далеки от истины. Я по наивности считал их застывшими где-то на уровне чуть выше первобытно-общинного строя. В лучшем случае, на уровне раннего Средневековья. Просто у меня в голове никак не укладывалось, что общество может успешно развиваться и достигнуть очень высокого уровня, не используя ни паровых машин, ни электрических двигателей; не создавая гигантских электростанций и ядерных реакторов; не вырубая леса, не загрязняя реки и моря. И, самое главное, в этом Мире полностью отсутствует главный источник загрязнений и опасности — транспорт. Нет полчищ автомобилей с их букетом вреднейших выбросов, нет паровозов и тепловозов, нет самолетов. Они здесь просто не нужны. Единственный вид транспорта, укоренившийся здесь, лошади. Ими пользуются для неспешных поездок на близкие расстояния. Например, при перегонке стад или на охоте.

Охота здесь из средства добычи пищи преобразовалась в спорт. Охотники и добыча состязаются на равных. Местные жители на охоте используют только копья и луки. Причем никогда не прибегают в этих случаях к телекинезу, чтобы направить стрелу точно в цель. Попал так попал. А промазал, значит, промазал.

Много столетий назад этот народ выбрал свой путь развития и на этом пути добился таких успехов, что многим Фазам было чему у него поучиться. Я не говорю о биологии, генетике и медицине. Здесь они, вообще, вне конкуренции. Но и в таких науках как физика, математика, химия, жители этой Фазы не только не отстали от других, но в некоторых областях даже вышли вперед.

Университетское образование здесь всеобщее и обязательное. Правда, оно носит некий, наполовину заочный характер. Семилетний курс обучения может быть растянут на пятнадцать, двадцать лет, а может быть пройден за три, четыре года. Здесь никто никого не торопит и не подгоняет. Ор Кинбрус имеет степень, соответствующую доктору, в области генетики. Ора Кинбрус — кандидат биологии. Стури пишет диссертацию по истории. Дела и Клета учатся на медицинском факультете, а Кист — будущий химик. Он хочет работать с отцом и разработать такие кормовые добавки, чтобы кожа животных заранее приобретала нужный цвет.

Лена выражает сомнение в успехе этой затеи. Кист улыбается и показывает на свои желтые колготки:

— Они сплетены или сотканы гусеницами каха, маленькими бесцветными червячками. Раньше каха выделяли только белые нити, и изделия, сформированные ими, приходилось потом окрашивать. Пятьдесят лет назад ор Гонц и ор Перус разработали для каха пищевые добавки и произвели необходимые генетические воздействия. Теперь имеются семейства каха, выделяющие нити всех цветов видимого спектра.

Интересная беседа заканчивается поздним вечером. Мы расходимся по своим помещениям. Лена принесла в нашу комнату транслятор, и мы с ней долго любуемся записями выступлений звезд сексуального театра. Как я и предполагал, это не имеет ничего общего с порнографией или эротическими шоу, которые я наблюдал в других Фазах. Иногда Лена останавливает запись, и я без ложной скромности могу сказать, что у нас с ней получалось не хуже. Ну, если и хуже, то ненамного.

Когда мы сидим за завтраком, ор Кинбрус объявляет, что ор Гелаэн уже прибыл и ждет нас в центральном зале. Мы быстро сворачиваем трапезу и порываемся бежать к долгожданному гостю. Но бдительная ора Кинбрус останавливает нас и заставляет съесть по чашке целебных ягод. Возражать не приходится. Работа работой, а курс лечения прерывать не следует. Здоровье превыше всего.

Пожалуй, пока я нахожусь в этой Фазе, я не устану дивиться ее достижениям. «Старейший» житель выглядит никак не старше Пятидесяти лет. Даже моложе. Его длинные, черные как крыло ворона волосы совершенно не тронуты сединой. Сколько же ему лет на самом деле?

Когда ор Гелаэн встает нам навстречу, я поражаюсь еще больше. У него стройная, спортивная, почти атлетическая фигура. На лице никаких морщин, лишь в уголках глаз небольшие складочки. Его одежда: рубаха, колготки и сапоги, выдержана в светло-бежевом тоне. Кроме того, на плечах накинут длинный плащ из тонкой кожи бежевого, с розовым оттенком цвета. Плащ на воротнике и по нижнему краю отделан рыжим мехом.

Ор Гелаэн приветливо улыбается нам. Но я, увидев его улыбку, невольно вздрагиваю. Слишком уж она напоминает…

— Старый Волк, — шепчет Лена.

Видимо, у нее возникают такие же ассоциации. Но это, разумеется, только мимолетное сходство, не более. И потом, что такое улыбка? Проявление состояния души, ее натуры. В конце концов, Старый Волк, хотя и враг, но тоже человек. И, если подходить строго, не такой уж и плохой человек. Скорее всего, только случайность привела его в лагерь наших врагов, а не в наш. Как и Кору Ляпатч. Кстати, неслучайно они работают вместе.

Пока эти мысли вихрем проносятся в моей голове, ор Гелаэн знакомится с нами, и мы рассаживаемся вокруг него. Он еще раз улыбается и говорит отнюдь не старческим голосом:

— Ора Кинбрус объяснила мне, что вас интересует. Я сразу перейду к делу и прочитаю вам лекцию о Великом Нашествии. У вас может возникнуть множество вопросов, поэтому я не рассчитываю уложиться в один день. К сожалению, завтра у меня снова экзамен, мы закончим послезавтра. Стури, будь добр, поставь поудобнее видеопанель, чтобы всем хорошо было видно. Еще чего-то не хватает для длительной беседы… Ах, да! Совсем забыл. Старею.

Он усмехается и качает головой. Мы улыбаемся, понимая, что «дядя шутит». А ор Гелаэн обращается к нашему хозяину:

— Насколько я знаю, в вашем хозяйстве того, что мне нужно, нет? Придется заглянуть в свои погреба.

Ор Гелаэн качает головой, и на столе появляется пузатая бугылка темного стекла, емкостью поболее литра. Рядом на блюдце стоит хрустальная рюмочка. Я, в свою очередь, качаю головой. Вот, что значит телекинез. А ор Гелаэн, посмотрев на нас, улыбается, и на столике появляются еще рюмочки, в количестве, соответствующем численности нашей команды. Гелаэн поясняет:

— Здесь этот напиток непопулярен. Но в преклонном возрасте, особенно при такой работе, как у меня, он необходим. Зато у вас, я знаю, он пользуется спросом. Здесь же это зелье — удел стариков. Молодые его избегают. И правильно делают. Но вы-то народ, к этому привычный. Отбросьте излишнюю скромность и угощайтесь. Вам это не повредит. Тем более что такое вы у себя вряд ли пробовали.

Ор Гелаэн наполняет рюмочки темно-коричневым напитком, и по залу распространяется несравненный аромат хорошего коньяка. «Хорошего» — слабо сказано. Беру рюмку, принюхиваюсь и делаю маленький глоточек, задерживая напиток во рту. Вот это — да! Не ожидал встретить такое в этой Фазе. Если здесь этот коньяк — удел стариков, то в других Фазах он — удел избранных. Я такой коньяк пробовал всего два раза в жизни. Первый раз меня угощал Маг Жиль. У нас, в Нуль-Фазе, такой коньяк по Линии Доставки могли заказывать только Маги, а на синтезаторе его, пожалуй, никто не решился бы сотворить. Все равно ничего не получилось бы. Второй раз я пил его во время работы в одной из Реальных Фаз. Я работал в образе крупного бизнесмена, и мы с партнером, завершив переговоры, обмывали многомиллионную сделку.

А ор Гелаэн, сделав маленький глоток коньяка, помолчав и сосредоточившись, начинает рассказ:

«Итак. То, что вас интересует и о чем я собираюсь вам поведать, носит в нашей истории название Эпохи Великого Вторжения, или Нашествия. Никогда до этого, и, надеюсь, что и впредь не будет такого, наша цивилизация не стояла так близко к своей гибели.

Все началось с того, что неизвестно откуда появились люди, пожелавшие вступить в переговоры с нашим „правительством“. Тем, кто их на это уполномочил, было невдомек, что никакого правительства у нас нет. Все сложные вопросы решаются на сходе старейшин. Но раз кто-то желает изложить какие-либо предложения сходу старейшин, нет причин ему отказывать.

Сход собрался и выслушал одного за другим всех „парламентеров“. Причем это было сделано в разных местах, но почти одновременно. Так, что каждый „парламентер“ или, как они себя называли, „посланник“, был уверен, что он один добился желаемой встречи.

Говорили „парламентеры“ примерно одно и то же, но разными словами и с различными вариациями. Но старейшин интересовало не то, что они говорили, а то, о чем они умалчивали. А умалчивали или недоговаривали „парламентеры“ о многом. Старейшины тщательно проанализировали все высказанное и невысказанное и пришли к выводу, что „парламентеры“ сами толком не знают, что они предлагают, и от чьего имени выступают.

Все они утверждали, что являются полномочными представителями могущественной Федерации галактического масштаба. Они предлагали нашему Миру вступить в эту Федерацию на правах рядового члена. Что это были за права, они не сказали. Впрочем, они и сами об этом ничего не знали. Какие условия будут поставлены, если мы согласимся вступить в Федерацию, „парламентеры“ тоже не знали. Но они предупредили, что в случае отказа к нашему Миру будут применены некие санкции. О природе этих санкций тоже не было сказано ни одного толкового слова. Точнее, „парламентеры“ говорили об этом. Но каждый говорил то, что позволяла ему его фантазия. Они попросту угрожали, запугивали, сами при этом не зная, какая сила за ними стоит и на что эта сила способна.

Понятно, что при таком раскладе ни о каких переговорах, ни тем более о безоговорочном вступлении в эту „федерацию“, не могло быть и речи. Старейшины задавали каждому „парламентеру“ один и тот же вопрос: какие выгоды и преимущества нашему Миру принесет вступление в эту „федерацию“. И опять эти „парламентеры“ начинали нести околесицу, каждый в меру своего воображения.

Какой они могли получить ответ? Только один: „Нет!“ „Парламентеры“ заявили, что Федерация от своих намерений никогда не отказывается. Раз она решила присоединить наш Мир к себе, то так оно и будет. Но поскольку мы отказались присоединиться добровольно, то теперь с нами будут разговаривать „по-другому“. В итоге мы будем рады вступить в Федерацию, но теперь условия будут уже другие. Какие будут эти другие условия, сказано также не было.

Высказав эти угрозы, „парламентеры“ покинули наш мир. Причем покидали они его весьма своеобразно. Они просто уходили и исчезали. Впечатление было такое, что они сворачивали за угол невидимой стены».

Свои слова ор Гелаэн сопровождает демонстрацией на мониторе. Увидев, как исчезают «парламентеры», мы с Леной переглядываемся. Слишком уж это напоминает нам то, как ушел от нас тот, кого мы принимали за святого Moгa. А ор Гелаэн продолжает свой рассказ:

«Около трех лет ничего не происходило, и все уже начали забывать о „парламентерах“, столь незадачливо проваливших свою миссию. Но оказалось, что в одном эти „парламентеры“ все же не солгали. Федерация от своих намерений никогда не отказывается. „Парламентеры“ явились вновь. На этот раз их было трое. Они потребовали встречи со Сходом старейшин. Именно потребовали. В отличие от прошлого своего появления, держались они так, словно за ними действительно стояла могущественная сила, а сами они разговаривали с вождями побежденных племен.

„Вам дается последняя возможность добровольно присоединиться к Федерации на правах рядового члена, — заявили они. — У вас было достаточно времени на размышление. Ваше решение?“ „Оно неизменно, — ответили им. — Нет. Другого ответа не будет“. „В таком случае вас присоединят силой. Но тогда вы уже будете не рядовым, а колонизированным членом Федерации“. „Силой? — удивились старейшины, — вы полагаете, что это возможно?“ „Никто не устоит перед могучими и неисчерпаемыми силами Федерации! — высокомерно заявил один из „парламентеров“. — И более сильные Миры склонялись перед Великой Федерацией. Что же касается вас, то ваш оборонный потенциал нам хорошо известен. Вы не продержитесь и трех дней“.

Старейшины даже растерялись от такой наглости и поначалу хотели просто выставить „парламентеров“ вон. Но потом решили попытаться закончить „переговоры“ мирным путем. Тем более что они поняли: перед ними опять стояли посредники, просто повторяющие вложенные в них слова. Трансляторы, не более. „Вы допускаете серьезную ошибку, свойственную, впрочем, всем завоевателям: серьезно недооцениваете наши силы и столь же серьезно переоцениваете силы вашей Федерации. Но, в любом случае, мы стремимся избежать решения вопросов силой. Передайте властителям вашей Федерации, что мы приглашаем их за стол переговоров, с целью выработки общей позиции и принятия компромиссного решения“.

К такому повороту событий „парламентеры“ оказались не готовы. Они изъявили желание сделать перерыв. Было понятно, что они сообщат об этом предложении тем, кто их послал, и в дальнейшем станут действовать в соответствии с их решением. К сожалению, известные нам средства связи использованы не были, и содержание этого разговора осталось для нас неизвестным. „Парламентеры“ вернулись к старейшинам с видом победителей, собирающих дань с покоренных племен.

„Те, кто нас послал, никогда не снисходят до переговоров с рядовыми членами Федерации. И тем более они никогда не общаются с колонизированными членами. Так что вам придется удовлетвориться переговорами с нами. Мы имеем для этого все полномочия“. Старейшины чуть не покатились со смеха, но сдержали себя. Ор Келан выразил общую мысль, заявив: „Посланцы, вы забываете, что мы — не рядовые члены вашей Федерации и уж никак не колонизированные. Мы суверенный Мир, имеющий не меньше прав, чем ваша Федерация. И мы ни на йоту не намерены отступаться от этих прав“.

„Это вы так считаете и надеетесь! — последовал дерзкий и высокомерный ответ. — На самом деле ваша судьба решена. Отказавшись вступить в Федерацию добровольно, вы выбрали свою участь. Готовьтесь к худшему. Впрочем, никакие приготовления вам уже не помогут. Последнее слово всегда остается за сильнейшим!“ — „Да, за сильнейшим, — согласился ор Келан и тут же добавил: — Если у него еще останется сил его произнести“.

„Парламентеры“ не поняли намека и гордо удалились. А старейшины приняли решение: готовиться к отражению агрессии. В том, что она начнется, старейшины не сомневались. Слишком уж недвусмысленно прозвучали угрозы. В течение суток о нависшей опасности было извещено все население, и объявлена мобилизация. Вскрыли арсеналы, законсервированные еще со времен Гражданской войны. Много раз ставился вопрос об уничтожении складов оружия, но всегда один или двое старейшин выступали против, и вот теперь это оружие пригодилось. Впервые за многие сотни лет жители взяли в руки винтовки, автоматы, пулеметы и гранатометы. Впервые тщательно сохраняемая тишина нарушилась грохотом выстрелов и громом разрывов. Мало было взять в руки оружие, надо еще вспомнить, как им пользоваться.

Хотя к вторжению и готовились, началось оно неожиданно. В разных местах планеты, как из-под земли, возникли многочисленные отряды вооруженных людей. Их было несколько тысяч. Ближайшие к месту их появления населенные пункты и хутора были застигнуты врасплох. Пролилась первая кровь. Расправы, творимые наемниками, поражали своей бессмысленной жестокостью. Как выяснилось потом из показаний пленных, наемники имели четкие инструкции. Поразить, ошеломить, посеять ужас и тем самым заставить отказаться от попыток сопротивления. Но они добились обратного эффекта. Те, кто еще надеялся, что можно обойтись без кровопролития, без убийств, без всех этих ужасов войны, отбросили всякие сомнения. Весь народ, как один человек, взялся за оружие.

И плохо пришлось наемникам. Опьяненные первыми „победами“, они уверовали, что им никто не может противостоять; что этот аграрно-патриархальный Мир, многие столетия не знающий, что такое война, они завоюют шутя, играючи. Они „псы войны“, сделавшие войну своим ремеслом, живущие войной и убийствами, натасканные и науськанные, никак не могли понять, что невозможно победить народ, решивший бороться за свою свободу, отстаивающий свою Родину. Если, конечно, у этого народа есть желание: сражаться до конца, не считаясь ни с чем. А этого здесь было в избытке. Но у этого народа было и еще кое-что, о чем агрессоры не подозревали и с чем они до сих пор не сталкивались. Точнее, об этом их или не предупредили, или посчитали, что это не имеет существенного значения. И еще раз просчитались».

То, что мы видим на мониторе, приводит в изумление. Мы восхищенно крякаем и качаем головами. Да, на такое агрессоры явно не рассчитывали.

Батальон наемников движется к поселку. Они хорошо знают тактику боя, так как впереди и на флангах движется боевое охранение. Вот головная застава доносит, что поселок обороняет отряд местных жителей. Наемники с усмешечками начинают готовиться к бою. Сейчас мы этих партизан-фермеров раскатаем! Расправимся, как повар с картошечкой! Мало не покажется! Они разворачиваются для атаки по всем правилам воинского искусства и щедро обстреливают позиции обороняющихся из минометов и безоткатных орудий.

Обстреливали они пустые окопы. Защитники бесследно исчезли из них, едва лишь в воздухе завыли первые мины. Но наемники этого не знали, так как не видели никакого движения. Полчаса они долбят позиции и устремляются в атаку. И в этот момент на их флангах и в тылу из ничего появляются отряды местных жителей и режут наступающих кинжальным огнем пулеметов. Бросающихся в панике назад встречает плотный автоматный и винтовочный огонь.

Но наемники тоже не пальцем деланы. Это все-таки «псы войны». Оправившись от потрясения, они группируются и снова вступают в бой. И снова наносят удар по пустому месту. Только что здесь были вооруженные люди, которые стреляли по наемникам. И вдруг их здесь уже нет. Они снова появляются в тылу и на флангах, и снова выкашивают ряды наемников плотным огнем. Так повторяется раза два-три. Через полчаса все кончается. Уцелевшие «псы войны», поняв бессмысленность боевых действий против людей, в совершенстве владеющих телепортацией, бросают оружие и поднимают руки.

«Пять раз вторгались наемники во все больших и больших количествах, — продолжает ор Гелаэн, — но все эти орды растаяли, растворились без следа. Так исчезает глыба льда, брошенная в котел с кипящей водой. На какое-то время наступило затишье. Но мы знали, что этим завоеватели не ограничатся, и готовились к эскалации агрессии. Пришел черед боевой техники. Бронемашины, артиллерия, ракетные установки, авиация. Все это в изобилии хлынуло на нашу землю».

Мы видим, как из ниоткуда возникают колонны танков и других бронемашин; и тех, какие мы видели в других Фазах, и тех, какие даже мы никогда не видали. Несметное количество орудий и ракетных установок становится на позиции. В небе возникают армады вертолетов, самолетов и других невиданных летающих машин.

Я смотрю на это нашествие и невольно восхищаюсь энергетическими возможностями неведомых завоевателей. Когда мы, в свое время, готовились к отражению атаки ЧВП на нашу Нуль-Фазу, среди прочих предложений обсуждалась возможность переброски по прямому переходу нашего галактического крейсера «Енисей» в район расположения гигантского лазера со звездной накачкой. Этим лазером ЧВП намеревался пробить темпоральные барьеры и активировать в нашей Фазе цепную азотно-кремниевую реакцию. Замысел был неплохой. «Енисей» распылил бы дьявольскую установку на фотоны. Но все уперлось в энергетический барьер. Чтобы перебросить такую махину по межфазовому переходу, энергию пришлось бы копить несколько дней. А этих дней у нас не было. Вот и пришлось нам пойти на темпоральное преступление. Андрей Злобин отправился в Прошлое, уничтожил запальный рубиновый сердечник и тем самым образовал в той Фазе Схлопку Времени.

Мы бы ни за что не решились на такой шаг, если бы у нас тогда хватило энергии, чтобы протащить «Енисей» по переходу. А ведь возможности Нуль-Фазы в этом плане были весьма немалые. Здесь же общая масса переброшенной по переходам техники во много раз превышала массу «Енисея». Невольно напрашивались сравнения. И далеко не в нашу пользу. Впрочем… Вполне возможно, что силы «федерации» использовали другую природу переходов. Как-то иначе воздействовали на темпоральные поля, чем мы или ЧВП. Даже не «возможно», а наверняка. Ведь и наша установка создания переходов, разработанная с моей помощью Анатолием, работает на другом принципе и не требует огромных энергетических затрат. Хотя мы же не пробовали протаскивать по создаваемым нами переходам тяжелую технику.

А над столом, где работает «видеомонитор», начинает твориться такое, что я быстро отвлекаюсь от этого «экскурса в историю». Ор Гелаэн после паузы, во время которой он не забывает сделать глоток коньяку, комментирует происходящее:

«Поняв, что невозможно на равных сражаться с противником, который в совершенстве владеет телепортацией, силы „федерации“ приняли, на первый взгляд, верное решение. Против техники и артиллерии телепортация не защитит. Раз невозможно уничтожить живую силу противника, то следует лишить ее средств существования, баз снабжения, уничтожить потенциал цивилизации, стереть ее с лица земли. Но они не приняли во внимание наше второе „секретное“ оружие. Кроме телепортации, наши люди владеют еще и телекинезом».

Танки рвутся прямо на исходных позициях. Взрывами срывает многотонные башни, и они, весело кувыркаясь, порхают над горящими машинами. От детонации боекомплектов вспучивает корпуса гигантских бронированных «черепах», и сквозь трещины в броне рвется лиловое пламя. Рвутся боекомплекты на артиллерийских позициях. Детонируют снаряды в стволах орудий. Вспыхивают ракеты на стартовых установках. А те, которые успели взлететь, вместо целей поражают свое же боевое охранение.

А в воздухе творится огненный Апокалипсис. Несметные эскадры вертолетов, самолетов и прочей техники одновременно обращаются в огненный фейерверк. В баках машин самовоспламеняется топливо, а подвешенные ракеты и бомбы «хором» взрываются. И все это огненным дождем опадает на землю. Зрелище и жуткое, и захватывающее.

«На орбиту, — рассказывает ор Гелаэн, — были выведены четыре станции, оснащенные термоядерными ракетами. Это был „последний аргумент“ со стороны агрессоров. И был он такой же безуспешный и разрушительный, как и все предыдущие».

Высоко-высоко в небе один за другим, с интервалом в несколько секунд, загораются ослепительно-яркие факелы, на несколько мгновений затмевающие солнце. Вот и все. Через несколько минут по поверхности планеты проносится шквал. Это — значительно ослабленная огромным расстоянием и толщей атмосферы ударная волна.

«Много возни было с радиоактивными осадками. Но в конце концов решили и эту проблему. Их постепенно телекинировали в сторону Солнца. И вновь наступило затишье. В том, что оно временное, ни у кого не было сомнений. До сих пор против нас действовали наемники, „псы войны“, или „пушечное мясо“. Следовало ждать выхода на сцену тех, кто затеял все это дело. Так сказать, появления главных сил».

Здесь ор Гелаэн делает перерыв, а мы, пользуясь паузой, задаем вопросы:

— Ор Гелаэн, — спрашиваю я, — насколько нам известно, эти силы никогда и нигде не действовали самостоятельно, если можно так выразиться, своими руками. Везде и всюду они использовали или «пятую колонну», или наемников из других Миров. Следует ли понимать, что вас они удостоили прямым вмешательством? Или они опять действовали чужими руками?

— Не спешите, Андрей, — останавливает меня ор Гелаэн. — Переварите и осмыслите увиденное и услышанное. Послезавтра, утром, я продолжу свою лекцию, и вы все узнаете.

Мы решаем не забегать вперед паровоза и откладываем свои вопросы. На другой день наши хозяева приглашают нас на охоту. Приглашение с радостью принимается. Мы охотимся на оленей, кабанов и коссов. Эти напоминают медведей, только размерами они в полтора раза меньше и бегают почти как олени.

Впрочем, охотимся только мы с Леной, Анатолий с Наташей, да еще и Вир. С ним тоже были проблемы. Он плохо ездил верхом. Но хозяева подобрали ему хорошо объезженную, смирную лошадку, и он охотился наравне со всеми. Разве что за оленями угнаться не мог. С Петром в этом плане проблем не было. «Танкисты от кавалерии произошли», — ворчал он, когда ему тоже предложили «ручную» лошадь. Сергей и Дмитрий как наездники были никакие. Впрочем, подготовка Толи и Наташи в плане верховой езды тоже оставляла желать лучшего. Нам с Леной просто не на ком было тренировать их. Зато они в совершенстве владели луками. Это было единственное, кроме копий, оружие, применявшееся здесь на охоте. Нашим же «новобранцам» пришлось довольствоваться ролью зрителей и болельщиков.

— Ну, с Виром все понятно, — говорит Петр, когда мы, груженные трофеями, возвращаемся домой. — С Андреем и Леной тоже ясно. Ну а вы-то где научились обращаться с таким древним оружием? — спрашивает он Анатолия и Наташу.

— Мы, Петя, извини, хроноагенты! — многозначительно отвечает Наташа.

— А не саксофонисты! — со смехом подхватывает Лена. — Это мы их научили. Мы рассказывали, что, прежде чем пуститься в дорогу, занимались с ними несколько месяцев. Кстати! Пока мы здесь находимся, надо восполнить пробелы в вашей подготовке. Благо для этого есть все возможности. Толю с Наташей потренируем в верховой езде. Тебя — тоже. Ты хоть и имеешь кавалерийские корни, но, пардон, далеко не скиф. Про Димку с Сергеем я уже и не говорю. На конях сидят, как собаки на заборе. А ведь одно Время знает, куда нас занесет дальше, и как нам придется там передвигаться. Ну, и лук вам всем не мешает освоить.

Я замечаю, что при этих словах Дмитрий, едущий рядом с Делой, как-то странно смотрит на меня. Но, поймав на себе мой взгляд, он смущенно отворачивается.

Ужин, приготовленный орой Кинбрус с помощью дочерей из нашей охотничьей добычи, поражает своим великолепием. Давненько не сидел я за таким столом. Наверное, так пировали средневековые феодалы. Сам ор Кинбрус уплетал олений окорок, кабаньи отбивные и лапу косса с аппетитом, которому позавидовал бы и Людовик XIV. А известно, что этот монарх в молодые годы мог за столом состязаться с самим Портосом. Если, конечно, верить Дюма.

— А не вредно так перегружать желудок? — интересуется Наташа.

— Отнюдь, — успокаивает ее ора Даглин и небрежно машет рукой. — У вас, Наташа, устаревшие представления о режиме питания и диете. Если организм здоров, он сам отработает все, что нужно, а лишнее отбросит. Поэтому стоит ли лишать себя невинных удовольствий, принося их в жертву застарелым понятиям?

После ужина мы долго сидим в центральном холле. В этой Фазе тоже есть гитары, и я, по просьбе хозяев, знакомлю их с Высоцким, Окуджавой и другими авторами своей эпохи. Лена, которая наизусть знает мой репертуар, предварительно переводит каждый куплет на язык хозяев. Особенно сильное впечатление на них производят «Баллада о Любви» Высоцкого и «Грузинская песня» Окуджавы. Военные песни я стараюсь не исполнять. Но, уступая просьбам Лены, пою «Их восемь, нас двое», «Аисты» и «До свидания, мальчики».

Расходимся поздно вечером. Но мы с ором Кинбрусом и его сыном задерживаемся еще почти на час. Их заинтересовал Омар Хайям. Я долго перевожу им бессмертные рубаи великого философа, и каждая из них находит у слушателей живейший отклик. В холле, кроме нас, сидит еще и Дмитрий. Что-то он не спешит сегодня на сеанс сексуальной терапии. Неужели он тоже такой поклонник Хайяма, что даже это принес ему в жертву?

Но, как оказалось, Дмитрий просто ждал случая поговорить со мной с глазу на глаз. Когда мы с хозяевами желаем друг другу спокойной ночи и собираемся расходиться, у выхода из холла меня останавливает Дмитрий.

— Андрей Николаевич, можно с вами поговорить?

— Почему нет? Ты же знаешь, Дима, всегда можно.

Я возвращаюсь в кресло, наливаю из большого кувшина кружку пива и протягиваю кувшин Дмитрию:

— Наливай.

Дмитрий тоже наливает кружку, делает несколько глотков и смотрит при этом куда-то в сторону. Пауза затягивается, а я уже устал и хочу спать.

— Так о чем пойдет речь, Дима?

— Андрей Николаевич, для чего мы вам нужны?

— Кто, вы? — недоумеваю я.

— Я и Сергей.

— Не понял, — еще больше недоумеваю я. — Объясни, что ты имеешь в виду?

— У вас в отношении нас есть какие-то планы? Вы хотите нас для чего-то использовать?

Я отпиваю несколько глотков пива и внимательно смотрю на парня. Непохоже, что он шутит. Неужели он действительно так думает? Внезапно для меня доходит смысл и цель затеянного разговора.

— Знаешь, Дима, мне не нравится слово «использовать». Использовать можно вот эту кружку, этот сапог, туалетную бумагу, презерватив, наконец. А с людьми можно только работать. Причем работать только тогда, когда они делают это сознательно и добровольно. В противном случае это называется обращением в рабство. Я похож на рабовладельца?

— Нет, — Дмитрий улыбается и качает головой.

— Ну, и слава Времени! Теперь, что касается планов в отношении вас. Их у меня просто нет. Некогда было размышлять над этим. Ты же помнишь, при каких обстоятельствах мы покидали вашу Фазу. И ты прекрасно знаешь, что, если бы у вас с Сергеем был хотя бы один шанс выжить или в вашем городе, или в той тайге, откуда мы открыли переход, я ни за что не потащил бы вас с собой. Ты уже прошел с нами через несколько Фаз и понимаешь, какой нелегкий выбор стоял тогда перед нами.

— Понимаю, — вздыхает Дмитрий и делает крупный глоток пива.

— Хорошо, что понимаешь. И учти, Дима, это были еще цветочки, даже пока нераспустившиеся. Ягодки и шипы — впереди. А в том, что эти ягодки будут ядовитыми, а шипы весьма колючими, и они обязательно будут, я не сомневаюсь. До сих пор нас испытывала только природа да человеческая безответственность. А с теми, кто пожелает нас захватить, убить или сожрать, мы еще не встречались. Потому-то я и настаиваю, чтобы вы с Сергеем учились как следует владеть оружием и не теряться в любой обстановке. Ведь вы, увы, не хроноагенты.

— Да, мы не хроноагенты, — соглашается Дмитрий. — А что, Андрей Николаевич, вы хотите сделать нас хроноагентами?

— Почему бы и нет? Если, конечно, вы сами этого захотите. Это вопрос времени, учебы и тренировок.

— Да какие же из нас хроноагенты?

— А хроноагентами, Дима, как и солдатами, не рождаются. Ими становятся. Не знаю, как у Сергея, но у тебя я уже вижу необходимые для хроноагента качества.

— Это какие же? — неподдельно изумляется Дмитрий.

— Вспомни, как ты держал нас над пропастью. Ведь ты тогда сам удерживался на ледяном склоне каким-то чудом. Я внимательно осмотрел место, где ты закрепился. В любой момент ты мог сорваться и загудеть на дно вместе с нами. Но так же в любой момент ты мог обрезать веревку и гарантированно выжить.

— Андрей Николаевич! — искренне возмущается Дмитрий. — Мне тогда подобная мысль и в голову не приходила!

— Охотно верю. И верю потому, что веревку ты все-таки не обрезал. Вот в этом и заключается главное качество хроноагента. Самоотверженность. Что ты так на меня смотришь? Сомневаешься? А зря. Только очень самоотверженный человек может работать в чужом для себя Мире, словно в своем собственном. Спасать этот Мир от катастрофы так, как спасал бы свой собственный. И работать этим людям порой приходится на грани физического и морального износа, подчас рискуя жизнью. Да что я говорю тебе? Ты же сам с большим интересом слушал наши с Леной рассказы о работе в Реальных Фазах.

Дмитрий кивает и надолго задумывается. Он допивает свою кружку, снова наполняет ее пивом и делает несколько глотков. Наконец он решается:

— Андрей Николаевич, все это мне понятно. Но как быть, если нет главного качества? Самого главного?

— Это, какого? Поясни, пожалуйста.

— Желания.

— Хм! Насильно мил не будешь. Из-под палки можно сделать землекопа, и то паршивого. Но никак не инженера или хирурга. А уж тем паче хроноагента. Такая работа — дело сугубо добровольное.

— И что же тогда делать дальше? Так и идти с вами из Мира в Мир или из Фазы в Фазу, как вы говорите? Искать вместе с вами главный источник мирового зла?

— Ну, зачем же? Мы с собой силой никого не тащим. Тем более на поиски источника мировых бедствий. Только объясни мне, пожалуйста: а чем тебя не привлекает или отталкивает работа хроноагента?

— Андрей Николаевич! Да не все же такие, как вы и Елена Яновна! Не все же могут ежедневно терпеть такие лишения и идти навстречу таким опасностям. А возможно, и навстречу смерти. Короче, я прошу у вас разрешения остаться здесь.

— А для этого, Дима, разрешения не требуется. Кто я для вас такой, чтобы давать или не давать на что-либо разрешение? Пока вы с нами, я отвечаю за ваши жизни и здоровье. Только в этом плане я и требовал от вас повиновения и строгой дисциплины. Не больше. Тащить же вас за собой силой — в мои намерения не входит. Только ответь на вопрос: ты говоришь только от своего имени или от Сергея тоже?

— Нет, только от своего. Сергей намерен идти с вами дальше.

— Ну а ты, значит, убоялся непомерных трудностей и грядущих смертельных опасностей? Скажем проще, струсил. Пусть эти лохи прут себе дальше, а мне это не по душе?

Я с улыбкой смотрю на Дмитрия и жду его реакции. Как он себя поведет? Как правило, молодые люди воспринимают такие слова весьма болезненно. Дмитрий молчит. Он допивает вторую кружку, наливает третью и отпивает несколько глотков. А я жду. Что-то не наблюдаю я на лице Дмитрия признаков смущения и колебаний. Он отвечает прямо:

— Считайте, что так.

— Что так?

— Убоялся трудностей и опасностей.

— Хм! В самом деле? Вот что, Дима, мы сейчас одни, и, давай, не будем играть в прятки. Убоялся! Наверное, так же убоялся, как тогда в лесу, когда пошел с «макаром» на автомат? Кстати, ты меня тогда здорово выручил. Спасибо.

— Да, не за что, — смущенно улыбается Дмитрий.

— Как это, не за что? Срезал бы меня тот бандюга, за милую душу. Ты там оказался очень вовремя. Ну а теперь, поговорим серьезно. Темнить передо мной не надо. Не трудностей ты убоялся, Дима. Мотив здесь у тебя несколько другой.

— Какой же? — с явным вызовом спрашивает Дмитрий.

— Дела, — коротко отвечаю я.

Вопреки моему ожиданию, Дмитрий не смущается и не колеблется, а отвечает сразу:

— Да, Дела, — и тут же с вызовом спрашивает: — И что в этом плохого? Вы что-нибудь имеете против?

— Ничего в этом плохого нет, Дима. И ничего я против этого не имею. Что же делать парню молодому, коль пришлась девчонка по душе? — напеваю я с улыбкой, отпиваю глоток пива и продолжаю: — Я же сказал, что не имею права запрещать вам что-либо в этом плане. И от своих слов не отступаюсь. Вы вольны или идти с нами дальше, или остаться там, где захотите. Только должен сказать тебе одно. И, пожалуйста, восприми это не как приказ, а как совет. Выбор твой, Дима, не очень удачен.

— Не понял. Что вы имеете против нее?

— Правильно, Дима, ты не понял. И не понял ты главного. Я не Делу имею в виду. Против нее-то я как раз ничегошеньки не имею. Девушка прекрасная во всех отношениях. Она просто не может не понравиться. Представляю, как она ошеломила тебя по части секса! Нет, против Делы я тебя настраивать не хочу и не буду. Речь, Дима, о другом. Твой выбор неудачен в плане Фазы, в которой ты намерен остаться.

— А чем же плоха эта Фаза?

— Да всем хороша, Дима, — слышится от двери голос Вира.

Оказывается, он уже давно зашел в холл и присел у дверей, заинтересовавшись нашим разговором. Дмитрий от неожиданности вздрагивает, а я улыбаюсь. Охотник, он всегда охотник. Даже по жилым помещениям ходит бесшумно и незаметно. А Вир наливает себе кружку пива, присаживается поближе к нам и говорит:

— Настолько хороша, что я сам с радостью остался бы здесь. Но я не останусь. И не потому, что должен, как Андрей с Леной, идти вперед и вперед. Ведь я такой же, как и вы с Сергеем. Меня Андрей с Леной, как и вас, у смерти из пасти вытащили. Деваться мне было некуда, только с ними идти. Так что, кроме чувства благодарности, меня в этой компании ничего не удерживает. Мне Андрей так и сказал: «Можешь идти с нами, а можешь остаться, где пожелаешь». Мне здесь очень понравилось. Но я здесь не останусь. Не смогу я здесь жить. И тебе не советую. Андрей прав, твой выбор неудачен.

— Это, почему же?

— Начнем с того, — говорю я, — что тебе здесь просто нечего будет делать. Чем ты будешь заниматься? Ты электроник и программист. Сможешь ты работать с местными компьютерами, которые работают на совсем других принципах? За это даже Лена не берется.

— Ну, не боги горшки обжигают, — возражает Дмитрий, — освою и эти компы. А не освою, буду скот пасти, овец стричь, коров доить… Думаете, не научусь?

— Думаю, научишься. Это дело не такое уж и хитрое. Но главное-то, Дима, не в этом. Главное совсем в другом. Вир это уже понял и правильно сказал: «Не смогу я здесь жить». И ты не сможешь.

— Почему?

— Ты здесь чужой, и всегда останешься чужим, как бы ты ни старался. Ты будешь здесь человеком второго, даже третьего сорта. И всегда будешь это чувствовать. По твоему лицу я вижу, что ты опять не понял и хочешь возразить. Пойми, Дима, местные жители повседневно и повсеместно пользуются телепортацией, телекинезом, умеют читать мысли и еще многое другое. Ты всего этого не умеешь и никогда не научишься. У них это в генах. Они рождаются уже с задатками этих способностей. В процессе воспитания все это только развивается. А у тебя развивать нечего.

— Разве это так страшно? — скептически спрашивает Дмитрий.

— Ты даже не представляешь, как это страшно, и как это плохо. Представь, что ты слепой, глухой, да еще и безрукий. Представил? Вижу, что нет.

Я задумываюсь. Как убедить парня, что он намерен сделать трагически ошибочный выбор? Внезапно меня осеняет.

— Помнишь, я рассказывал, как мне пришлось играть в преферанс в межзвездном игорном доме? Я тогда выиграл громадную сумму и купил на нее на аукционе гигантский природный рубин. Именно в этом заключалось задание, которое мне пришлось выполнять, чтобы выручить из плена ЧВП Лену и себя. Обратил ли ты внимание, что мне помогала женщина, рожденная в такой Фазе биологической цивилизации? Звали ее Кора Ляпатч. Она умела и читать мысли, и внушать их, она владела телекинезом. Но, вследствие тяжелой генетической болезни, она была лишена способности к телепортации. Я вижу, ты не совсем понимаешь, какая это беда в таком Мире. Мире, где полностью отсутствует транспорт. Здесь нет ни авиации, ни автомобилей, ни кораблей. Они здесь просто не нужны. Кора была прикована к одному месту. К тому, где она родилась. Она была красивой, обаятельной, умной девушкой. Она хотела общаться с друзьями не только по каналам связи. Она хотела быть полезной людям, отдать им свои дарования. Но широкое общение было ей не дано. Она дошла до того, что замыслила самоубийство. И тогда с ней встретились представители ЧВП и предложили работать с ними. Так она стала хроноагентом. Для чего я тебе это рассказываю? Чтобы ты понял, что тебя здесь ожидает. Я не говорю о том, что ту кучу навоза, которую ты будешь растаскивать по полю три дня, Дела раскидает мысленным приказом за одну минуту. Весь твой мир будет ограничен этим хутором и теми ближайшими поселками, куда ты сможешь добраться верхом. Народ здесь, ты заметил, добрый, отзывчивый. Никто и никогда тебе даже не намекнет о твоей ущербности. Наоборот, тебе будут сочувствовать. Дела всякий раз будет тебе подробно рассказывать: что она видела, где и как выступала. Она будет показывать тебе записи. Но что будешь при этом чувствовать ты? Я тебя хорошо понимаю. Те Фазы, что мы прошли ранее, никакого энтузиазма в тебе не вызвали. Особенно такая, как подземелье, заполненное скелетами, крысами и крабо-пауками. Или взять последнюю Фазу, где мы чуть не сгорели заживо. И вот, на нашем пути тебе встретилась первая Фаза, где можно жить нормально, да еще как жить! Первая Фаза, заселенная нормальными людьми. Да еще какими людьми! Одна Дела чего стоит! Но я могу сказать тебе одно. Впереди у нас будут не одни только жуткие и опасные Фазы. Будут и самые обыкновенные, вроде той, где вы жили. И даже лучше. Но, в отличие от этой, тебе там не потребуются сверхспособности, вроде телекинеза или телепортации. И женщины там будут не хуже Делы. Впрочем, таких, как Дела, ты там, конечно, не встретишь. Я имею в виду секс. Здесь женщины действительно особые. Здесь девочек и мальчиков с детства учат и воспитывают в этом плане. Но я могу подсказать тебе идею. Попроси Делу, пусть она в твое подсознание запишет программу сексуального воспитания. Ручаюсь, любая женщина после первой же встречи пойдет за тобой хоть на край света. А в любом случае, всегда приятнее дарить, чем пользоваться.

Я встаю и похлопываю Дмитрия по плечу.

— Дима, я не требую, чтобы ты прямо сейчас принял решение. Запомни одно. Что бы ты ни решил, этого никто не будет оспаривать. Так что, подумай, взвесь все как следует. Время у нас еще есть.

— Я подумаю, Андрей Николаевич.

Утром следующего дня мы вновь собираемся в центральном холле. Ор Гелаэн откупоривает бутылку, разливает по нашим рюмкам свой великолепный коньяк и продолжает свою лекцию.

«Мы ждали, готовились, но действительность превзошла все наши ожидания. К такому мы готовы не были и даже не предполагали, что такое возможно.

После взрыва орбитальных станций прошло более двух лет, когда в отдаленных от региональных центров селениях и хуторах стало твориться что-то непонятное. Мы долго не знали толком, что там происходит. С ними просто прерывалась связь. Когда туда прибывали представители Совета Обороны, они заставали странную картину. Часть жителей исчезала бесследно. В основном это были взрослые мужчины. Старики, женщины и дети были поголовно убиты. Причем на их телах не было видно никаких признаков насилия, кроме тех, которые они причинили себе сами. Создавалось впечатление, что люди терзали себя, перерезали себе горло, душились самодельными удавками, топились, самосжигались. И у всех на лицах застыло выражение неописуемого ужаса. Мы терялись в догадках и ничего не могли обнаружить. А связь прерывалась то с одним, то с другим поселком. Никаких сообщений оттуда не было. Когда туда прибывали отряды самообороны, было уже поздно. Везде они заставали одну и ту же картину. Взрослые мужчины исчезли, остальные убиты.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но планы врага спутал случай. Молодая девушка рано утром возвращалась домой после ночного свидания со своим избранным. Все еще находясь под впечатлением минувшего, она не смогла должным образом сосредоточиться и при телепортировании промахнулась почти на пять километров. Будучи в лирическом настроении, она решила пройти это расстояние пешком. Это спасло и ее, и нашу цивилизацию.

Поднявшись на холм, она увидела, что село оцеплено большой массой людей. Первую цепь составляли люди в серо-коричневых балахонах. Лица их были скрыты под глубоко надвинутыми капюшонами. За первой цепью следовали другие, состоящие из местных жителей. Девушка насторожилась. Она уже знала о загадочных происшествиях в других поселках. Девушка осталась на холме и стала наблюдать, как кольцо людей в балахонах медленно сжималось вокруг поселка. При этом она лихорадочно соображала, как поступить в этих обстоятельствах. Что-то подсказало ей, что сейчас ни в коем случае не следует входить с кем-либо в телепатическую связь.

Внезапно ее охватил необъяснимый страх. Страх быстро нарастал и перешел в неописуемый ужас. Что творилось в поселке, она уже не видела. Схватившись за голову, девушка в панике бросилась бежать. Бежать все равно куда, лишь бы подальше от этого места. Страх гнал ее, и она мчалась, не разбирая дороги. Только когда она пробежала около трех километров, страх оставил ее, и она, обессиленная, упала на землю. Успокоившись и сосредоточившись, девушка послала телепатему в региональный Совет Обороны.

В район поселка тут же телепортировался отряд быстрого реагирования. Но он ничего не смог сделать. Более того, бойцы отряда в панике бежали. Бежали, как и перепуганная девушка. Страх овладел взрослыми мужчинами, как младенцами, и гнал их несколько километров. И они ничего не могли с собой поделать.

Стало ясно, что враг борется с нами нашим же оружием. И мощность этого оружия настолько высока, что ей не могут противостоять даже взрослые, хорошо подготовленные мужчины и женщины. А поселки опустошались один за другим. Было очевидно, что враг копит силы для атаки на один из региональных центров. Что последует за этим, можно было только гадать.

Вывод напрашивался сам собой. Силе следовало противопоставить такую же силу, только большую. Со всей планеты срочно были собраны самые искусные, самые мощные парапсихологи. Вы знаете, что все жители нашего Мира владеют парапсихологическими методами. Представьте теперь, кого собрали в особый отряд. Лучших из лучших, сильнейших из сильнейших. Отряд насчитывал до десяти тысяч человек и находился в состоянии повышенной боевой готовности. А возле каждого без исключения поселка и хутора постоянно несли боевое дежурство дозоры. Эти люди знали, на что шли. Они должны были пасть первыми жертвами атаки агрессоров. Но перед этим они успели бы передать телепатему о начале атаки.

Агрессоры не заставили себя долго ждать. Очень скоро прозвучал сигнал тревоги и сводный отряд пси-мастеров мгновенно телепортировался к месту очередной атаки. Агрессоры в балахонах тут же прекратили атаку на поселок. Они перестроились и начали наступление против нашего отряда. Разыгралась битва, не имеющая аналогов в историях многочисленных человеческих цивилизаций, обитающих на нашей планете. По имени клана, жившего тогда в этом поселке, мы называем ее сражением при Ворустах.

Странное это было сражение. Ни выстрелов, ни взрывов, ни рева моторов. Только стоны, крики, вопли и хрипы поверженных. Два отряда противоборствующих сторон практически неподвижно стояли друг против друга. Энергия лютой ненависти и нечеловеческой злобы исходила от армии агрессоров. И поначалу они добились успеха. Более трети наших бойцов не выдержали яростного натиска. Они пали, сраженные насмерть волнами пси-энергии невиданной мощности, модулированными злобой и ненавистью.

Именно в этот момент судьба нашей цивилизации повисла на призрачном волоске, готовом оборваться в любую минуту.

Сейчас уже невозможно узнать, кто сумел расшифровать частоту и модуляцию пси-излучения агрессоров. Этот человек пал в битве, как и многие другие. Но он успел передать эти данные другим. Сначала был поставлен пси-заслон, и на какое-то время установилось равновесие. Но затем наши пси-мастера перешли в атаку. Они разлагали излучение агрессоров на гармоники, преобразовывали их и возвращали на резонансной частоте. Все решилось в течение двух часов.

Агрессоры в серо-коричневых балахонах падали целыми рядами. Не помогли им и подкрепления, появлявшиеся время от времени. Победа была полной и окончательной. Потеряв больше половины своих людей, агрессоры обратились в паническое бегство. Они просто исчезали целыми группами. Нескольких из них удалось захватить в плен, отключив их сознание и парализовав волю к сопротивлению.

Несколько лет мы жили в ожидании нового вторжения. Формировались отряды пси-мастеров. Постоянно несли боевое дежурство дозоры. Наконец стало ясно, что силы „федерации“ оставили нас в покое и отказались от попыток завоевать наш Мир. Но память о Великом Нашествии жива до сих пор. И мы постоянно готовы к отражению любой агрессии. Слишком уж дорого обошлась нам эта последняя война».

Ор Гелаэн замолкает и наливает всем коньяк. Монитор «гаснет». То есть объемное изображение над столом пропадает, и на его месте мы вновь видим прозрачный сосуд в виде чечевицы, заполненный опаловой флюоресцирующей жидкостью.

— А теперь задавайте свои вопросы, — приглашает ор Гелаэн.

— Ор Гелаэн, — спрашиваю я, — вы сказали, что вам удалось захватить в плен несколько агрессоров. Сумели вы выяснить, кто они такие? Откуда явились? Каковы их конечные цели?

— Увы! — вздыхает ученый. — Нам практически не удалось выяснить ничего конкретного. В результате мощного удара пси-энергии их психика почти полностью разрушилась. Они были не в состоянии ответить даже на элементарные вопросы. Одно можно сказать точно. Хотя они внешне и похожи на людей, они — не люди. Во всяком случае, Земля не является их родиной. Было даже высказано предположение, что эти существа могут принимать любую внешнюю оболочку, наиболее соответствующую тем условиям, в которые они попадают. Ну, как скафандр, к примеру.

— Почему вы пришли к такому выводу?

— Видите ли, в области человеческой психики мы умеем очень многое. Мы можем, произведя глубокий анализ, полностью или почти полностью восстановить личность человека. Здесь нам это не удалось. Когда мы пытались проникнуть в глубину их подсознания, нас отбросил заряд злобы и ненависти небывалой силы и концентрации. Те, кто пытался это проделать, потом долго лечились. Эта злоба и ненависть были явно не человеческими. Ни один человек на такое не способен.

— Звериная злоба, — подсказывает Лена.

— Нет, — возражает ор Гелаэн. — Сказать так, значит оскорбить наших зверей. У ядовитой змеи, атакующей жертву, с нами больше общего, чем у этих существ. Назвать их людьми, после того, что нам открылось, никто не решался.

— Даже так? — удивляюсь я и задумываюсь.

Когда ор Гелаэн сказал, что у ядовитых змей больше общего с нами, чем у этих существ, у меня возникла странная ассоциация. Мне почему-то вдруг вспоминается битва у Голубой Звезды, когда мы с Андреем Злобиным отражали атаку неизвестных пришельцев. Мне живо вспоминаются эти пришельцы: их змееобразные тела, плавающие в воздухе (в воздухе ли?) и трепещущие позади голов не то крылышки, не то мантии. Те «змеи» тоже обладали недюжинными пси-возможностями. Мне до сих пор становится не по себе, когда я вспоминаю эпизодически накатывающие на нас волны такой же злобы и ненависти. А ведь тогда расстояние между нашим крейсером и передовыми кораблями пришельцев было весьма приличным. Пока я предаюсь этим «приятным» воспоминаниям и размышлениям, в разговор вступает Лена:

— Скажите, ор Гелаэн, неужели вы не смогли зафиксировать у них никаких других эмоций, кроме злобы и ненависти?

— Вы правильно сомневаетесь. Такие же сомнения одолели и нас в то время. При более детальном анализе спектра эмоций мы обнаружили еще две составляющие. Они были очень сложными и не поддавались точному определению. Но у нас сложилось впечатление, что эти существа испытывают постоянную потребность в чем-то очень для них необходимом. Что-то вроде острого голода, жажды или удушья. Вторая составляющая, это тоже ненависть. Но не ненависть вообще, как та, что постоянно доминировала, а ненависть, имеющая конкретное направление. И направлена она была против женщин. Причем выражалась она настолько ярко, так была насыщена, что ора Зелтон, обследовавшая одного из пленных, находилась в коме почти две недели.

Лена тоже задумывается. А моим размышлениям слова ученого дают новое направление. Ненависть и презрение к женщине были характерны для той Фазы, из которой мы «извлекли» Вира. К этому дело шло и там, где обитали Сергей с Дмитрием. Правда, там до этого было еще далековато. Но, если сравнить с недавним прошлым той Фазы, можно сделать вывод, что дело продвигается успешно. А как смотрел на Лену тот, кого мы с ней поначалу приняли за святого Moгa! Ее для него просто не существовало. Что ж, получается, что ненависть и презрение к женщине, низведение ее до участи домашней собачонки, предмета даже не первой необходимости — характерная черта этих деятелей. Это послужит нам чем-то, вроде индикатора. Уже тепло! Вот с другой компонентой дело обстоит сложнее. Ор Гелаэн охарактеризовал ее как чувство голода, жажды или удушья. Конечно, это ни то, ни другое и ни третье. Здесь все гораздо сложнее. Это, как он сказал, постоянная, острая потребность в чем-то жизненно необходимом. Но в чем именно?

А ор Гелаэн выпивает очередную рюмку и смотрит на нас с Леной, переводя внимательный взгляд своих серых глаз с меня на нее и обратно. Видно, что он тоже над чем-то задумался. Но его размышления прерывает вопрос Наташи:

— Ор Гелаэн, вы говорили, что агрессоры захватывали в плен взрослых мужчин и для чего-то их использовали. Удалось вам выяснить: для чего именно? И что с ними стало?

— Удалось, — ор Гелаэн мрачнеет. — Они использовали наших мужчин как усилителей их пси-излучения. Они не смогли бы противостоять нашим пси-мастерам, если бы не эти усилители. Вы заметили, что я не называю их людьми? Попав под власть агрессоров, они перестали быть ими. Их личности были полностью разрушены. Разрушены так, что все наши попытки восстановить их успеха не имели.

Он недолго предается мрачным мыслям. Вскоре он вновь переводит свой изучающий взгляд на нас с Леной. Несколько минут он рассматривает нас, потом вдруг наливает нам вместо рюмок по полстакана и предлагает:

— Выпейте и продумайте еще раз мысли, пришедшие вам сейчас в голову, — он показывает на коньяк. — А это растормозит ваше воображение и сделает его более ярким и образным.

Проходит еще десять минут, во время которых ор Гелаэн дважды прикладывается к коньяку, не забывая угостить и наших товарищей. Сам он молчит и только посматривает на нас, слегка прищурившись.

— Итак, — говорит он наконец, — я понял, что вы уже не раз сталкивались если не с самими силами пресловутой «федерации», то с их пособниками и с последствиями их деятельности. Верно? Не скрою, я узнал от вас сейчас много для себя нового. Ведь мы-то не допустили их похозяйничать здесь. А вам пришлось побывать и там, где они развернули свою деятельность, и там, где они стали хозяевами. Во втором случае, как я понял, им почти не оказывали сопротивления. А в первом они нашли благодатную почву и на все готовую «пятую колонну». Не знаю, что конкретно вы обозначаете этими словами, но я, по-моему, понял вас правильно. Вы верно подметили: унижение женщины, сведение ее роли к роли предмета удовлетворения потребностей — верный путь к порабощению и оболваниванию народа. Забитая рабыня, униженное и ограниченное существо сможет произвести на свет только нечто подобное. А через несколько поколений это войдет в систему, и исключений практически не будет. А если они и появятся, они не смогут развиться. Их все будут считать ненормальными и будут лечить от этой ненормальности. Теперь о главном последствии. Я имею в виду сворачивание всякого прогресса. Замораживание развития общества. Андрей, я правильно понял ваши мысли?

— Совершенно верно. Там, где жил Вир, все застыло. И никто не стремился даже сделать шаг вперед. У них не было и нет потребности к этому. А ведь это была довольно развитая цивилизация. Они сумели создать неплохие паровые двигатели. Они построили огромные города, изрезав горную породу туннелями и пещерами, наподобие муравейника. Они создали неплохую технологию массового производства. Но все это замерло на достигнутом уровне и дальше не движется. В Мире, где жили Сергей с Дмитрием, картина несколько иная. Там цивилизация уже успела достигнуть очень высокого уровня и вышла в Ближний Космос. Но мы успели заметить, что вектор развития цивилизации уже меняет свое направление. Он, как бы…

Я затрудняюсь с подбором точного определения. Ор Гелаэн помогает мне:

— Заворачивается внутрь? Развитие цивилизации замыкается само на себя?

— Верно! — подхватывает Лена. — Андрей! Это же классическая Схлопка. Только не Времени, а Прогресса!

— Умница, Ленок! Как я раньше не понял? Сворачиваются под разными предлогами космические программы. Сворачиваются фундаментальные исследования. А те, что остались, нацелены не на развитие науки и прогресса в целом, а на развитие и прогресс средств потребления. Вы верно сказали, ор Гелаэн. Вектор заворачивается внутрь! Прогресс цивилизации замыкается сам на себя, на удовлетворение потребностей. Ты очень точно выразилась, Леночка. Это — Схлопка! Где ты раньше была?

— Да там же, где и ты. Я долго изучала те страницы и файлы, что нам распечатал Сергей. Там уйма интересного, но я никак не могла сделать окончательного вывода. Знаешь, бывает такое при обилии материала. Анализу поддается, а вот синтезу — с трудом. А когда ор Гелаэн произнес свою фразу, у меня как пелена с глаз пропала. Я поняла, какую цель они преследуют. Осталось выяснить одно: зачем? Тогда нашу задачу можно будет считать выполненной.

— Ты забываешь еще одну составляющую нашей задачи. Кто они такие? Откуда пришли? Где базируются?

— Вот еще что, Андрей, — говорит ор Гелаэн, — ты очень ярко вспоминал один эпизод своей деятельности. Не скрою, я тоже подметил здесь много общего. Но я буду осторожен и не стану делать выводов, хотя они и напрашиваются. Думаю, не стоит ставить знак равенства между нашими агрессорами и теми левитирующими червячками, с которыми ты сражался вместе со своим товарищем. Конечно, много общего у них есть. Но я не стал бы их отождествлять. Аналогии — вещь опасная. Они могут завести неизвестно куда. Тем более те аналогии, которые лежат на поверхности.

— Я согласен с вами. Делать выводы, исходя из аналогии, — занятие неблагодарное. Но, согласитесь, слишком уж много у них общего: у тех «змей» и у этих «федералов».

— Верно. Но это тема для отдельного размышления. Лена, как я понял, у вас на переносном компьютере имеется ценная информация о наших общих знакомых. Не откажитесь поделиться?

— С удовольствием. Но как это сделать? Вы даже не сможете переписать ее. Наши компьютеры построены на совершенно разных принципах.

— Достаточно будет, если вы дадите мне ее вместе с вашим компьютером просто для изучения. А если потребуется переписать, что-нибудь придумаем.

Лена приносит свой ноутбук. Мы допиваем коньяк, и ор Гелаэн прощается с нами.