Фоддер

«…Зимой привратники никогда не выходят на улицу, в первую очередь потому, что должны присматривать за своими подопечными. Даже при возникновении чрезвычайной ситуации – пожаре, нападении Злодеев, вторжении лунатиков, перегреве Чугунка, голоде, – ни один привратник не покинет здание, если в нем остается хотя бы один спящий. Привратник погибает вместе со своим зданием…»

«Древнейшая профессия», Портер Фабрисио 

Вернувшись в Консульство, я первым делом встретил Джонси.

– Так, дай-ка я сама догадаюсь, – сказала та. – Аврору вы не нашли?

– Тут особого ума не требуется. Можно задать один вопрос?

– Валяй.

Достав из кармана ориентировку на Чарльза Уэбстера, я показал ее Джонси.

– И что?

– Он в «Гибер-техе», преобразован в водителя гольфмобиля.

– И что?

– Он числится пропавшим без вести, однако оказывается в «Гибер-техе»?

Джонси посмотрела на меня, затем на ориентировку, после чего повела меня в архив, расположенный в дальнем конце Консульства.

– Это данные по всему Двенадцатому сектору, – объяснила она, когда мы вошли. – Здесь есть каждый, кто когда-либо сюда приезжал, каждый, кто отсюда уезжал. Умершие, женившиеся и вышедшие замуж, родившие детей. Архивы гибернации, архивы рабочих мест, реестр специальных навыков, школьные журналы, отчеты о деторождении, генетическое сканирование, Дормиториумы, личный автотранспорт, данные о вылеченных зубах и съеденных продуктах. Абсолютно всё. Обожди секундочку.

Порывшись в большой и очень обшарпанной картотеке, Джонси вручила мне дело Уэбстера. Его адрес был «Геральд Камбрийский», комната 106, работал он в «Гибер-техе», «Отделение научного сна, санитар второго разряда». В деле имелась копия свидетельства о рождении, несколько справок из Дормиториума «Томас Карлейль»  в Северном пятьдесят восьмом секторе, сертификат Общих навыков и рекомендательные письма с предыдущих мест работы водителем автобуса, инженером по обслуживанию аквариума и страховым агентом. Было также свидетельство о «Частичной смерти» – «Гибер-тех» занес Уэбстера в свой каталог, указав, что его доставили в Отделение научного сна через двенадцать недель после того, как его объявили пропавшим без вести.

– Судя по расписке, его передал Достопочтимой Гуднайт агент Хук, – сказал я, ознакомившись с документом о передаче ответственности. – В этом есть что-то необычное?

– Да нет, – ответила Джонси.

В деле не было никаких данных о браке с Бригиттой, но я, в общем-то, и не ожидал их найти. Помимо моих снов, единственным указанием на то, что это может быть один и тот же человек, было то, что оба пропали без вести, а также то, что они могли иметь одинаковое имя. Вот и все. Я вздохнул. Уэбстер был лишь тем, кого я выбрал наугад, чтобы придать обличье безликому образу из своего сновидения – не больше и не меньше. Возможно, он вовсе не сказал «Говер» – а просто пробормотал что-то невнятное.

– Ты счастлив? – спросила Джонси.

– Возможно, все дело в моем мягком наркозе, – сказал я, – в чрезмерном воображении. Да, и еще, полагаю, тебе следует знать, если ты собираешься спариться с Фоддером: заключив в Зимние объятия, он нежно поцеловал меня в ухо.

– Да, я слышала, что он так поступает.

Зевнув, я тотчас же извинился.

– У тебя усталый вид, – сказала Джонси. – Лучше первые два дня особо не напрягаться. Пошли со мной.

Я вышел следом за ней из архива и направился в кабинет. Там мы застали Фоддера, удерживающего охотничий нож на кончике пальца.

– Эй, Фод, – сказала Джонси, – ты не покажешь Кривому город, пока еще не стемнело? Оба вы живете в «Сиддонс», так что имеет смысл завершить путь там.

– С превеликим удовольствием, – согласился Фоддер.

– Также неплохо будет, если вы присмострите за посторонними, – добавил Трикл, сидевший за столом у входа. – Поступили донесения о возможном вторжении в дальнюю часть города неизвестных людей или существ.

Когда мы вышли на улицу, я почувствовал, как холодный ветер буквально вспорол открытые участки тела. Ветер сменился на северный, и первые снежинки уже предвещали сильный снегопад, который начнется в течение ближайших сорока восьми часов. Вместо того чтобы взять один из стоящих у входа Снегоходов, Фоддер предпочел пойти пешком.

– Транспорт не возьмем? – спросил я, следуя вплотную за ним.

– Когда есть возможность, я хожу пешком, – ответил Фоддер. – Когда человек заключен в кокон Снегохода, у него притупляются все чувства. Здесь, на границе, необходимо чувствовать воздух, ветер, окружающую среду. ЗОЛ могут нанести удар без предупреждения.

– ЗОЛ?

– Злодеи, Отсутствующие и Люд. Слышишь?

Мы остановились. Я прислушался, но не услышал ничего, кроме слабого шепота кристаллов льда, гонимых ветром по снежным наносам.

– Нет.

– Вот именно. Здесь ничего нет. Но когда-нибудь непременно появится – и нужно учуять их, прежде чем можно будет их увидеть – прежде чем они увидят тебя.

– Я так понимаю, – сказал я, – что ты веришь в существование Зимнего люда?

– Мне довелось повидать очень странные вещи, – сказал Фоддер, – но ничего такого, что позволило бы поверить в существование Грымзы – а жаль. Мне бы хотелось, чтобы Лора выиграла спор.

Мы шли вперед. Кружился снег, видимость упала до тридцати шагов, дневной свет стал тусклым, мягким и рассеянным. Фоддер натянул вязаную шапку в форме пингвина, очень нелепую. Он мог знать это, а мог и не знать, но я твердо убежден в том, что никто в здравом уме не посмел бы указать ему на это.

– Трикл говорил что-то насчет донесений о посторонних.

– Время от времени к нам заглядывают незваные гости, но если бы речь шла о чем-то заслуживающем доверия, Джонси подняла бы переполох. Мегафауна слишком умна, чтобы выбираться из своих нор, но бывает, что через город проходят Зимние кочевники. Мы их не трогаем и даже к мусорщикам относимся спокойно, если только они не заходят в дома. А вот Злодеи – это совсем другое дело: они не признают никаких законов вне своего сообщества, плюс странная смесь беспощадной жестокости, строгих правил поведения и гипертрофированного чувства права собственности. Слава богу, вот уже три года длится непрочное соглашение со Счастливчиком Недом.

– На каких условиях?

– Строгое разграничение зон. Мы не лезем на их территорию, если они не лезут на нашу. Это значит, что в Центральном Уэльсе есть закрытые места, но Токката говорит, что как-нибудь это переживет.

Фоддер погрузился в молчание. Мы вышли на длинную прямую дорогу, ведущую к садам и музею. Единственными звуками были наше затрудненное дыхание да скрип снега под ногами. Меня осенила одна мысль.

– У тебя есть право на «морфенокс», но ты им не пользуешься, правильно?

– Это так бросается в глаза?

– Ты живешь в «Сиддонс», – сказал я. – В Ночлежке уровня «Бета» – но ты Консул. Это просто, как дважды два.

– Это пристойное место для ночлега. Мягкое ворчание естественного храпа убаюкивает, подобно стуку дождя по железной крыше. «Морфенокс» притупляет подсознание, – добавил Фоддер, – и похищает сны. А мне нравится видеть сны.

– И ты их видишь?

– Каждую ночь, один и тот же. Оттоманы частенько лупили по нам из своих Гигаваттных «Шулеров». Я на наблюдательном посту в небронированном «Бедфорде» шесть на шесть, докладываю о скорости и размерах подлетающих зарядов. Влажность нулевая, поэтому импульсные кольца видны лишь как слабая рябь в горячем воздухе, пару сотен ярдов в поперечнике. Я докладываю о том, что в нашу сторону летит мощная дрянь, но она быстрее и плотнее остальных и за тысячу ярдов до цели начинает сжиматься в остроконечный конус. К тому времени как тор подлетает ко мне, он уже закручен так плотно, что неизбежно взрывное столкновение. Времени бежать нет – да это и бесполезно. И вот у меня взрываются барабанные перепонки, и я бреду по песку, один, солнце уже высоко над головой, опрокинутый «Бедфорд» валяется в двухстах ярдах позади. Я потерял ступню, взрывом с меня сорвало почти всю одежду и кожу. Что самое страшное, я чувствую, как у меня из тела вытекает вся жидкость. У меня высыхает роговица глазных яблок, язык становится похож на кусок пергамента, кожа покрывается волдырями и трескается, словно ил на дне пересохшего озера.

– И ты хочешь видеть такие сны?

– Это не позволяет мне думать о чем-то по-настоящему плохом. Ночные кошмары подобны катарсису: они очищают сознание, делая терпимым дневное бодрствование.

– О, – пробормотал я, не желая даже думать о том, какими могут быть плохие мысли Фоддера. – Больше тебе ничего не снится? Например… синий «Бьюик»?

Повернувшись, он озадаченно посмотрел на меня.

– Мы занимались тем, о чем говорили Моуди и остальные, – сказал Фоддер. – Лично мне ничего не снилось, но, с другой стороны, я живу на восемнадцатом этаже; это на девятом этаже «Сиддонс» полно кошмарных сновидений.

Если задуматься, он был прав: похоже, все, кому снился синий «Бьюик», были с девятого этажа.

Мы продолжили путь; Фоддер показывал достопримечательности. Где какой Дормиториум, почему мне следует держаться подальше от привратника «Капитана Мейберри», где находится электрическая подстанция, телефонные кабины и пункты укрытия от холода. Фоддер делился своими познаниями просто, не кичась, время от времени перемежая наблюдения местным колоритом: здесь поймали серийного домушника, там произошла стычка с бандой Счастливчика Неда, – и, поразительно, прибежище, которое Олаф Йонерссон  в течение почти трех лет предоставлял двум лунатикам-Шутникам.

– Когда мы обнаружили их спрятанными у него в подвале, он поступил достойно, – сказал Фоддер. – Но несмотря на тщательно проведенное расследование, не удалось обнаружить никаких свидетельств его неблаговидных деяний. Наверное, Холодный выход явился для него лучшим вариантом.

Но в первую очередь Фоддер советовал мне как можно точнее запоминать план города.

– Твоя задача, – говорил он, – заключается в том, чтобы знать Двенадцатый сектор как завитки своей Зимней шерсти и уметь перемещаться по улицам, когда сочетание бурана, ураганного ветра и темноты сокращает видимость до нуля – без закрепленного леера.

– Без?

– Это первое, что перерезают Злодеи. Если ты всецело полагаешься на леер, без него ты совершенно потеряешься.

Словно в доказательство мудрости этого суждения налетел снежный заряд, сокративший видимость меньше чем до десяти шагов. Я непроизвольно шагнул ближе к Фоддеру, а тот, вместо того чтобы пристегнуть страховочный фал к лееру, как требовали Советы поведения Зимой, просто выставил перед собой свой жезл, ощупывая им дорогу. Он протянул мне руку, и я вцепился в нее, обнаружив, что его здоровенная лапища теплая и на удивление мягкая.

Для навигации по городу мы пользовались газовыми светильниками, каждый из которых служил маяком, к которому нужно было стремиться, прежде чем направиться к следующему. Светильники горели, несмотря на то, что еще был день: плохая освещенность, вызванная непогодой, вводила в заблуждение светочувствительные клапаны. Один газовый светильник стоял перед затейливыми чугунными воротами музея, и маленький язычок пламени трепетал в порывах холодного ветра, проникающих под стеклянный колпак.

– Очень красиво, правда? – заметил Фоддер, задержавшись на мгновение, чтобы посмотреть с восхищением на дрожащий огонек, на ограждения, каменную кладку и укутанную снегом статую.

– Довольно уныло, – сказал я, – но по-своему восхитительно.

– Красота, которая одновременно помогает выжить и убивает, – задумчиво пробормотал Фоддер, затем указал на музей, в снежном буране виднеющийся лишь как серый силуэт. – Там Дэнни Покетс, – сказал он. – Его задача заключается в том, чтобы защищать здание от мародеров. Работа нудная, но нужная.

– Единый продовольственный запас?

– В точку. Зимним кладовым постоянно угрожает опасность со стороны зимсонников, и любая кража обернется катастрофой. Пойдем, посмотрим, что к чему.