«…На главной площади каждого города стояла большая каменная глыба с вкрученным в нее бронзовым кольцом. Преступников, приговоренных к смертной казни, раздевали донага, приковывали к кольцу и оставляли. При температуре ниже минус десяти градусов, порога выживания, осужденные оставались в живых от двух до шести часов. Страх, сонливость, ступор, смерть…»
«Закон и порядок в Зимних странах», Идрис Робертс
Транспортное средство Авроры оказалось бывшей военной штабной машиной светло-песчаной камуфляжной раскраски, колеса высотой мне по грудь. Пока Аврора счищала с лобового стекла свежевыпавший снег, я привязал поводки лунатиков к задней части машины. Мы забрались внутрь, с громким шипением сжатого воздуха заработал двигатель, и мы поехали к центру города со скоростью пешехода. Я пытался разобраться в том, что сейчас произошло. Не существовало никакого рационального объяснения того, каким образом Бригитта могла в жизни говорить то самое, что мне приснилось накануне ночью. В этом просто не было смысла. Логика требовала, чтобы человеку снилось то, чему он уже был свидетелем, – сны следуют за действительностью, а не наоборот.
– Как хорошо ты знаком с Чугунками? – спросила Аврора, когда мы у рекламного плаката свернули направо.
– Только в рамках Общих навыков.
– Неделю назад у Чугунка «Камбрии» случился необъяснимый перегрев, – объяснила Аврора, указывая на Дормиториум, мимо которого мы проезжали. – К счастью, регулирующие стержни тотчас же опустились в активную зону, и реактор заглушился. Токката распорядилась оставить «Камбрию». Одной из переселенных постояльцев была Кармен Миранда.
– Что – та, с фруктовой шляпой и прочим? – удивился я.
– Она самая.
– Но Кармен Миранда – она же… древняя.
– Она приписывает свое долгожительство занятиям латиноамериканскими танцами, – сказала Аврора, – но лично я считаю, что это просто статистический выброс в процессе старения.
– Ого, – сказал я, удивленный тем, что Кармен Миранда до сих пор жива, и еще больше удивленный тем, что она живет где-то рядом. – Чем она сейчас занимается?
– Особо ничем, – сказала Аврора. – Когда вскрыли дверь ее комнаты, выяснилось, что она отправилась скитаться. Джонси пришлось удалить ее на покой.
Под покрышками хрустели комья растаявшего, а затем снова замерзшего снега. Проехав мимо железнодорожной станции, мы наконец добрались до главной площади. Аврора оставила там свою машину с тремя привязанными лунатиками.
При свете дня площадь показалась мне более просторной; за прошедшие четыре недели она нисколько не изменилась, если не считать того, что снега и льда стало больше. Мы остановились рядом с бронзовой статуей, и теперь я рассмотрел, что это проповедник, сидящий на постаменте из песчаника. В руках он держал раскрытый молитвенник; его контуры были скрыты коркой снега, который превратился в лед, растаял и снова замерз, отчего фигура казалась одновременно плавящейся и тающей. У постамента сидел человек, съежившийся в зародышевый клубок, обхватив посиневшими руками колени.
– Кто это? – спросил я.
– Хоуэлл Гаррис, – сказала Аврора, – проповедник, живший в этих краях. В честь него назван Дормиториум. Умер в прошлом столетии. Вообще-то здесь должен был бы стоять памятник Дону Гектору или Гвендолин – какая там у нас сейчас?
– Кажется, тридцать восьмая. Нет, не статуя – замерзший человек.
– А, он, – сказала Аврора. – Это Джеддая Блум, Лакей Сектора.
– В чем он провинился? – спросил я, присматриваясь внимательнее.
– Его поймали на краже медицинских препаратов из «Гибер-теха», а это наказывается Морозокуцией – даже если лекарства предназначались для зимсонников.
Глядя на Блума, я подумал, что это все равно чересчур сурово.
– У меня тогда был выходной, – продолжала Аврора, вероятно, подумав то же самое, что и я, – и Службу безопасности возглавлял Хук. У него множество замечательных качеств, однако чувство меры среди них отсутствует.
Опустившись на корточки, я уставился на труп, повинуясь какой-то странной зловещей любопытности. Блум промерз насквозь. Его мертвенно-бледную синюшную кожу припорошил снег, все до одного волоски зимнего пуха встали дыбом в отчаянной попытке оттянуть неизбежное. Он был прикрыт тонким слоем свежих снежных хлопьев, придававших ему пушистый вид, а его широко открытые молочно-белые глаза умиротворенно смотрели невидящим взором в пустоту. Ближе к концу человек чувствует тепло, у него начинаются галлюцинации и он теряет весь страх.
– Судя по виду, он умер только прошлой ночью, – заметил я.
– Совершенно верно, – подтвердила Аврора, – свежий, словно замороженный горошек.
Я поспешно выпрямился. Сознание того, что Блум умер совсем недавно, потрясло меня до глубины души. Я воочию увидел мрачную реальность Морозокуции.
– В этом вся Зима, – философски произнесла Аврора. – Она забирает тех, кто преступил закон, так же, как больных, недостаточно откормленных и старых. Общество очищается к Весне, избавляясь от тех, кто недотягивает до стандарта, прежде чем они становятся обузой.
Аврора направилась к «Уинкарнису», и я последовал за ней. На вывеске с Восстанавливающим силы напитком над дверью дама эдвардианской эпохи все так же улыбалась Зиме, непогода и холод никак не отразились на ее лучезарной улыбке и ярких красках.
Дремавший за стойкой Шаман Боб встрепенулся.
– Вернулся, чтобы отправиться на ночном поезде в Город сна? – спросил он.
– Нет, – сказал я.
– Как поживает ваша гнусная компания неспящих? – спросила Аврора. – Здорово поредела?
– Я передам им ваши теплые пожелания, – язвительно произнес Шаман Боб.
Мы прошли в бар. За одним столиком сидели четверо, играющие в «скраббл»; они не заметили нашего появления. Я узнал администратора по имени Джош из «Гибер-теха», но остальные были мне незнакомы. Кроме них, в зале были сонная по имени Заза, заинтриговавшая меня теперь, после того как ее молодая копия сыграла главную роль в моем сне, и с дюжину дремлющих мечтателей, не обративших на нас никакого внимания.
– В настоящее время в Секторе пятьдесят четыре зимсонника, – сказала Аврора, усаживаясь за столик и стягивая перчатки, – и вот уже почти пять дней не было никакой убыли. Я оставила Токкате записку с предложением сказать им, что в «Капитане Мейберри» хорошая подборка видеофильмов. Потери от истощения во время перехода составят не меньше тридцати процентов, быть может, все сорок, если подгадать к бурану.
– Разве это законно? – спросил я.
– Главная задача заключается в том, чтобы подтолкнуть зимсонников добровольно заняться чем-то потенциально смертельно опасным, с полным пониманием рисков. Мы называем это этическим сокращением .
– Если только в «Мейберри» есть хороший выбор видео, – уточнил я.
– И тут проблема, – ответила Аврора. – Конечно, ужасным выбор назвать нельзя. В основном комедии из серии «Полицейская академия», бесконечные продолжения «Крепкого орешка» и полные собрания «Эммердейла» и «Династии» . Эй, Шаман Боб, принеси два кофе.
Промычав что-то нечленораздельное, Шаман Боб двинулся со скоростью улитки к кофеваркам.
Аврора достала свое вязание. Теперь это была не шапка с помпоном, а носок с рисунком из разноцветных ромбов. Мы сели у окна, чтобы было видно лунатиков. Поскольку формально нельзя владеть другим человеческим существом, обладание – и вытекающая из него премия – оценивается по тому, насколько близко к Отсутствующему находится опекун. Но, хорошенько подумав, я усомнился в том, что кто-либо попытается похитить нашу добычу, учитывая положение Авроры.
– Итак, – сказала она, – позволь мне стать твоим Дормитологом. Расскажи мне всё или не рассказывай ничего, как тебе будет лучше.
Я помолчал, собираясь с мыслями, после чего рассказал о сне про синий «Бьюик», гуляющем по «Саре Сиддонс». Про то, что я сначала не придал этому значения, решив, что эти страхи порождены «Бета»-уровнем, не позволяющим рассчитывать на «морфенокс».
– Такого же мнения придерживаемся мы и Консульство, – сказала Аврора, – хотя мы не знали о том, что в гараже действительно стоит синий «Бьюик». Какие именно сны тебе приснились?
– Я представлял себе сны совершенно другими, – начал я. – А это были какие-то полузабытые образы, разрозненные и бессвязные – но сильные, живые, изобилующие подробностями. Понимаю, это звучит глупо, но мне приснилось, что я Дон Гектор, со всеми его чувствами и воспоминаниями.
– Продолжай.
Я как можно подробнее рассказал всё, сознательно умолчав только о Бригитте, поскольку эта часть показалась мне сугубо личной, и о странной амальгаме своих детских воспоминаний о каникулах на берегу и картин Бригитты. Я рассказал Авроре только о синем «Бьюике», рассчитывая распространить любые ее советы и на другой сон.
– Почему мне снились камни, машины и отрубленные руки? – спросил я.
– Спроси что-нибудь полегче, – сказала Аврора. – На первый взгляд это все просто чушь собачья, но я вот что думаю: те части сна, о которых тебе говорили другие, объяснить легко, это простое самовнушение. Ты об этом услышал, тебе это приснилось. Ты что-то видел, знал про Зазу, это тоже включено. А остальной сон – ты просто заполнял пробелы.
– Согласен, – сказал я, – но что насчет брелока в виде кроличьей лапы и машины, которая в действительности оказалась абсолютно такой же, какой была во сне? Сначала мне это приснилось, а затем я обнаружил, что сон основан на реальности.
– Тут я в затруднении, но я могу только предположить, что воспоминание о сне по-прежнему находится для тебя на стадии отложенного внушения. После пробуждения память какое-то время остается пластичной; вполне возможно, что все то, что, как тебе кажется, было во сне, на самом деле вовсе не было сном.
– Вы хотите сказать, – медленно произнес я, – что детали моего сна были перетасованы во времени? Что мне не снились кроличья лапа и наклейка на бампере «Бьюика»?
– После пробуждения памяти требуется перестроиться, – сказала она, – и заново задействовать миллионы нервных окончаний. С точки зрения физиологии процесс сна абсолютно понятен: именно таким образом человек как личность и его память восстанавливаются после депрессии работы синапсов на холостом ходу, что является величайшей загадкой гибернации. И я думаю вот что: возможно, более свежие воспоминания заполняют место старых, стершихся. Самый подходящий термин для этого – острый случай «уже виденного». Не просто ощущение того, что нечто уже происходило в прошлом, а твердая уверенность – и в этой уверенности сомнение, смятение, страх, мания преследования.
– То есть на самом деле мне не снилось, что я Дон Гектор? Я только сотворил все это в мыслях, когда узнал, что это его машина?
– Я об этом не думала, но ты прав, это действительно разумное объяснение.
– А, – пробормотал я, переваривая все это.
Вошедший в зимнюю гостиную Шаман Боб поставил перед Зазой большую тарелку картофельных чипсов, затем принес нам два кофе.
Это был настоящий кофе, и я с наслаждением втянул его мягкий аромат.
– Это не было «уже виденное», – сказал я, по-прежнему терзаясь вопросами. – Взять, к примеру, синий «Бьюик». Что он делает в гараже?
Аврора была вынуждена хорошенько задуматься.
– Возможно, машина стоит там уже много лет. Сюзи Уотсон случайно натыкается на нее, а затем в Состоянии сна строит на этом целый кошмарный сон. Она рассказывает об этом всем, в том числе Моуди, тот пересказывает сон тебе – вот и все.
– Но конкретная модель?
– От Сюзи ты узнал только то, что машина была синяя и это был «Бьюик», – сказала Аврора. – А действительность…
– …добавилась тогда, когда я сам ее увидел. Хорошо, теперь я понял.
Я подумал о Бригитте. Если все действительно обстоит так, пластичность сна создала и весь сценарий, связанный с ней. Ее фамилия была написана мелом на двери в подвал, образ сочно-зеленого купальника возник у меня в сознании, когда я мысленно представлял, как она смотрит на меня, рисуя мой портрет. Даже ее слова о том, что она любит Чарли, возможно, впервые прозвучали под машиной и были обращены к ее мужу, а не ко мне.
Я умолк.
– Понимаю, принять это нелегко, – сказала Аврора, – но таков наркоз. Все это крайне интересно, так что если тебе приснятся новые сны, непременно расскажи мне. Но вот совет: если ты ценишь свою карьеру, больше никому не рассказывай про свой сон.
– Я никому не рассказывал и не собираюсь рассказывать.
Улыбнувшись, Аврора разжала кулаки и протянула ко мне руки. Я вложил свои руки в ее ладони, она их крепко сжала – урезанная форма Зимних объятий. Эти объятия оказались крепкими, доверительными, в отличие от полных, по-настоящему теплыми. Только тут я заметил, что потери Авроры не ограничивались одним только глазом. У нее отсутствовали безымянные пальцы – на обеих руках.
Жалобно зажужжал будильник на ее часах.
– Мне пора уходить отсюда, – сказала она, борясь с зевотой и часто мигая невидящим глазом. – И еще одно: скоро ты встретишься с Токкатой, а у нас с ней… довольно натянутые отношения. Для нас обоих будет лучше, если эта встреча останется между нами. Ты можешь сказать, что я спасла тебя от лунатиков на подземной стоянке и мы расстались на улице перед «Сиддонс» – так?
Мне это не очень понравилось, и моя сдержанность не укрылась от Авроры.
– Чарли, мне нужна твоя клятва. Не забывай, я дважды спасла твою задницу.
– Хорошо, – согласился я, – клянусь.
– Отлично. А теперь, хоть я и не хочу никого оскорбить и действовать исподтишка, но Токката – ядовитая, коварная рептилия, думающая только о себе, с серьезным психическим расстройством и пугающей склонностью к каннибализму.
– Ваши слова оскорбительны и сказаны исподтишка – и это чистой воды клевета.
– Справедливое замечание. Предоставляю тебе самому разобраться с Бригиттой. Неподалеку от «Сиддонс» есть мусорная яма, можешь оглушить Бригитту и сбросить ее туда. Когда начнется оттепель, неплохо будет пересыпать ее известью. И еще один совет: пусть она сама туда дойдет. Это избавит тебя от перетаскивания тяжестей. Да, и не забудь отрезать ей большой палец, чтобы претендовать на премию.
Я попытался сглотнуть подступивший к горлу комок, но не смог.
– Точно, – выдавил я, – совет дельный, спасибо.
– Всегда пожалуйста. Кстати, ты больше не видел Хьюго Фулнэпа?
– Нет, но я ведь проспал все это время.
– Ну конечно. Ладно, держи ухо востро, и если увидишь его, сначала переговори со мной. Да, и передай от меня Токкате следующее: «Ферзевой конь берет слона, надеюсь, тебя во сне сожрет слизь». Запомнил?
– Ферзевой конь берет слона… и все остальное. Да, запомнил.
Аврора улыбнулась и без какого-либо предупреждения подалась вперед, обняла меня теплой мягкой рукой за шею и поцеловала в губы. Я опешил, но прежде чем успел что-либо сказать, Аврора встала и вышла из зала. Я обвел взглядом зимнюю гостиную, пытаясь понять, заметил ли кто-либо что-нибудь, и увидел, что Шаман Боб, ухмыляясь, моет чашки.
Я прикоснулся к губам там, где меня поцеловала Аврора. Она не просто мимолетом чмокнула меня, случайно попав в губы; при прикосновении ее губы чуть приоткрылись, и я ощутил вкус ее теплого рта. От нее пахло чистым бельем, отдушкой и туалетной водой «Лудлов», и рубашка была застегнута только на нижние пуговицы. Когда она подалась вперед, я успел увидеть левую грудь, и под мягким зимним подшерстком отчетливо было видно родимое пятно в форме острова Гернси.
Подойдя ко мне, Шаман Боб сел напротив.
– С какой стати ты так быстро вернулся?
– Я никуда не уезжал.
– Работаешь под прикрытием? – заговорщическим тоном спросил он.
– Под одеялом, – грустно поправил я. – Я был в «Саре Сиддонс». Проспал.
– Я бы не стал об этом распространяться, – усмехнулся Шаман Боб, – но первая Зима может быть настоящей стервой. Ты лучше расскажи мне про Аврору: ты давно с ней знаком?
После Засыпания тем для сплетен остается совсем мало. Для тех, кому до смерти надоела однообразная скука Зимы, сплетни становятся жизненно необходимой потребностью, стоящей на четвертом месте и уступающей только белка́м, теплу и преданности. Но до меня вдруг дошло, что контакт с Авророй может обернуться мне на пользу, поскольку большинство людей, похоже, до смерти ее боятся.
– Четыре недели, – не покривив душой, сказал я.
– Ладно-о, – медленно протянул Шаман Боб, – и что – прости мне эту дерзость – говорит по этому поводу Старший консул Токката?
– Это так важно? – спросил я.
У Шамана Боба отвалилась нижняя челюсть. Не могу сказать точно, чем именно это было вызвано, но или он был шокирован, или это произвело на него впечатление, или он был взбешен, – или все это вместе.
Я собрался уходить, но тут вспомнил нашу последнюю встречу. Он тогда сказал что-то про то, что «морфенокс» якобы был открыт совершенно случайно, и сейчас я спросил у него, что он имел в виду.
Шаман Боб усмехнулся. Зимсонники любят теории заговора почти так же, как и пожрать за чужие деньги.
– Первоначально «морфенокс» представлял собой не что иное, как добрый старый Ф‐652, – начал он, – разработанный в качестве мощной Блокады сна, созданный для того, чтобы в свернутом проекте под названием «Пространство сна», в рамках которого Дон Гектор стремился заставить людей видеть сны не реже, а лучшего качества, была контрольная группа тех, кому ничего не снится. Но затем кто-то обратил внимание на то, что те, кто не видел сны, за зимнюю спячку теряли значительно меньше веса, и это явилось поворотной точкой: до этого момента никто не представлял себе, сколько энергии сжигают сны. Если их блокировать, можно впадать в спячку с меньшим весом. Все так просто.
Мне потребовалось какое-то время, чтобы впитать смысл его слов.
– Ты шутишь?
– И не думаю.
– Революция в Гибернетике, – медленно произнес я, – богатство, власть, влияние и нынешнее геополитическое устройство, и в корне всего этого неожиданные результаты тестов у контрольной группы?
Шаман Боб ухмыльнулся.
– Все так просто, да? Вся беда в том, что никак не получается производить «морфенокс» в достаточном количестве. Если бы я был циником, я бы предположил, что существует определенный социальный контроль в отношении его ограниченного распределения.
То же самое говорила Мейзи Роджерс. Критерии были достаточно очевидные – финансовое благосостояние и общественное положение. Общая гибернационная деревня, где все равны во сне и все равны в общественном положении, не более чем миф.
– И, – продолжал Шаман Боб, – к любым сообщениям об улучшенном «морфеноксе», которым можно будет обеспечить всех нуждающихся, нужно относиться крайне осторожно. «Гибер-тех» интересуют деньги, а не сон.
– Этого разговора не было, – сказал я. – Расскажи мне про проект «Пространство сна». Что ты имел в виду, сказав: «заставить людей видеть сны не реже, а лучшего качества»?
Но с таким же успехом я мог бы разговаривать сам с собой. Шаман Боб, истощенный усилиями, которые требовались ему для поддержания разговора, заснул прямо на столе и громко храпел.