Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В XIX веке, если один человек хотел одолжить у другого человека деньги, он что делал? Он писал ему письмо. А лучше – просто приходил домой. Звонился (как говорили в старину) у порога, его впускали, провожали в гостиную или в кабинет хозяина. Через две минуты входил, на ходу надевая сюртук, хозяин и после взаимных приветствий спрашивал:
– Чему обязан вашим визитом, любезный Фрол Поликарпович?
Гость отвечал:
– Дражайший Лука Фомич! Не могли бы вы мне ссудить, под не обидный никому из нас процент, некую сумму?
У мещан, крестьян и войсковых казаков дело обстояло точно так же, только без кабинета и сюртука.
Это я к чему?
Это я к тому, что Сбербанк предупредил нас всех: скоро технологии дойдут до такого уровня, что вам будут звонить как бы с телефона вашего друга (сына, отца) и безупречно подделанным его голосом – и просить о неотложной денежной помощи путем перевода на карту.
У некоторых счастливцев просто нет таких друзей и родных, которые в принципе бы могли обратиться вот с такой просьбой. Но, очевидно, у многих дела обстоят по-другому: звонят, просят, «срочно кинь на карту» и т. п.
Полагаю, что скоро, очень скоро люди вернутся к самой надежной системе верификации:
– Мама, срочно кинь мне на карту….
Номер дочкин, голос дочкин. Даже некие тайные пароли, типа как зовут ребенка и мужа, где работает дочкин свекор – тоже верны (ах, да что стоит их разузнать!).
Но мама отвечает:
– Доченька, заскочи вечерком, все и расскажешь…
Письмо тоже полезная штука. Почерк, адрес, штемпель. Но личный визит надежнее всего.
Вперед, в XIX век!
В последнее время эта культура распространяется, подобно кругу плесени на забытой в тепле творожной запеканке.
Вдруг стало модно заменять старинные извинения и отговорки на резкое и прямое, иногда обидное «нет». Еще недавно нормой считалась невинная формульная ложь типа: «Прости, я простудился (должен заехать к родителям, заканчиваю срочный заказ и т. п.). И даже: «Эх, позвонил бы ты буквально пятью минутами раньше!» (и дальше следует до неприличия искренний и до невероятия правдоподобный рассказ о том, что буквально минуту назад звонил старый институтский друг, Автандил Кавтарадзе его зовут, ну я тебе рассказывал сто раз, он проездом из Тбилиси и ждет меня в ресторане «Арагви»).
А теперь все откровенно и жестко.
Примерно так, как рассказывает одна моя знакомая: ты приглашаешь приятеля, к примеру, на выставку Куинджи, а он в ответ строгим голосом: «Нет! Я презираю это массовое развлечение! И не предлагай!» И ведь ты у него ничего не просишь, вот что интересно! Ты ему приятное сделать хочешь, а в ответ – такой, можно сказать, ушат ледяной воды.
Ну и что делать дальше?
А вот что.
Завести специальный блокнот, озаглавив его «Нет – значит нет», и аккуратно заносить в него такие случаи. И когда этот приятель позвонит и попросит о какой-нибудь срочной услуге, так же строго ответить: «Нет! Я не одалживаю денег (не помогаю завести машину, не даю телефонов главных редакторов) тем, кто презирает массовые развлечения! И не уговаривай!»
Это будет называться «культура обуздания хама». Или, если угодно, «культура собственного достоинства».
Но некоторые возражают. Дескать, лучше услышать просто «нет», чем вранье про «позвонил бы на пять минут раньше».
Да, про «пять минут» бывает издевательской ложью. Но бывает и чистой правдой, вот ведь какая штука!
Одна дама мне рассказывала: однажды ей позвонил ее друг, приятный человек, но не более того. Позвал ее в театр. Просто так, у него лишний билет был. Она согласилась, стала одеваться. А буквально через пять минут еще один звонок: другой ее друг, тоже приятный человек, но тоже не более того. Приглашает ее тоже в театр, смешно! Она даже не спросила, в какой, и отказалась.
Пошла в театр, там все прекрасно, потом долго гуляли, разговаривали, потом вдруг стали целоваться, потом пошли к нему. Потом поженились.
А лет через десять второй человек вдруг сказал ей: «Я в тебя был так влюблен, я один раз собрался позвать тебя в театр специально, чтобы объясниться в любви, сделать предложение… А ты отказалась».
Она засмеялась: «А вот позвонил бы ты на пять минут раньше!»
У литературоведа Олега Лекманова я прочел отрывки из воспоминаний о Мандельштаме. Автор воспоминаний – человек искусства, художница Эмма Радлова. Время – лето 1917 года, Мандельштам уже издал книгу «Камень», то есть людям с минимальным литературным вкусом должно быть ясно, какого масштаба поэт вошел в литературу. Однако в этих мемуарах Мандельштам предстает как человек смешной, нелепый, клянчащий деньги в долг и не отдающий. Старается, чтобы в кафе за него заплатили. Кроме того, трусишка и слегка вороват.
Сразу как-то само выговаривается: «Как странно, что современники не сразу поняли масштаб личности поэта!»
Но я подумал: а что такое эта самая личность? Особенно если в кавычках – «личность»?
Может быть, поэт и «личность» – это две разные, непересекающиеся сущности?
Но сначала давайте поймем, что это слово – личность – мы употребляем в двух смыслах. С одной стороны, личность по определению есть у всех (см. любой учебник психологии). С другой стороны, мы говорим: «он – сильная (интересная, светлая) личность», «он – личность в полном смысле слова», и даже просто «он – личность!». То есть «личность» как бы в высоком смысле слова. Настоящий человек. Который звучит гордо.
Вспоминаю одну историю. Жил-был совсем незамечательный, даже пошлый гражданин. Ничем особым не выделялся, не интересовался, на работе ничего не достиг, с женой поругивался, помаленьку выпивал, смотрел телевизор, решал кроссворды… Но вот он заболел смертельной болезнью. Он умирал, не побоюсь этих слов, величественно и сдержанно, как древний римлянин. Ни стона, ни жалобы, ни каприза, ни упрека. Наоборот, он перед смертью постарался помочь семье. Из последних сил завершил ремонт на кухне. Раздал близким свои сбережения. Попрощался с сослуживцами и родными и настоял, чтоб его отправили умирать в больницу (в те времена это было куда проще сделать, чем теперь) – чтобы не отравлять родным и близким жизнь своими предсмертными страданиями. В общем, это была незаурядной силы и красоты личность.
Именно «личность», отдельные от всего остального человеческие черты. А все остальное – в частности, таланты – это как бы совсем в другом измерении.
Мелкий служащий может быть поразительно прекрасной, душевно щедрой личностью.
Великий поэт может быть, говоря словами Паниковского, «жалкой, ничтожной личностью».
Нам трудно с этим примириться. Человек с трудом выносит когнитивный диссонанс. Мы жаждем гармонии. Воин – отважный. Учитель – мудрый. Ученый – борец за истину. Многодетная мать – воплощенная любовь. Великий поэт – образец великодушия к младшим собратьям. И наоборот: бездарный поэт – подлый интриган. Часто меняющая партнеров женщина – хитрая содержанка. Ну и так далее. Чтоб все было складно.
Но в жизни все нескладно. Великий поэт или гениальный ученый может быть крупнейшим интриганом и завистником, а гибэдэдэшник, жадно берущий взятки с водителей, может погибнуть на пожаре, спасая незнакомых людей (реальный случай).
Конечно, конечно, это крайности. В общем случае, в среднем случае великие поэты бывают благородными и мощными личностями… Но не потому, что их поэтический дар хоть как-то связан с их «личностными» качествами. А всего лишь под давлением общества, которое не терпит когнитивных диссонансов и старается их устранить.
Поэтому простим художницу Эмму Радлову, которая увидела в Мандельштаме мелкого неприятного человека, который берет в долг без отдачи, нелепого трусишку и все такое прочее.
Но не потому, что она дура и мы ее милосердно прощаем, и не потому, что «большое видится на расстоянье», – а потому, что…
Потому что что?
Войти с помощью соц. сетей: