Рим. Улица Виколо дель Чинкве
– Трастевере – самый римский район из всех существующих. Особенно ночью. Сейчас здесь тихо и спокойно, но где-то после восьми он оживает, просыпается, как спящий вулкан, и превращается в один шумный бар, где каждый заказывает коктейль под названием «Я без ума от Рима» и каждому его готовят по индивидуальному рецепту.
– А с виду такой тихий приятный уголок, – поправила Анна на плече сумку.
– Давай сумку, я не убегу, клянусь.
Анна протянула свою сумку Борису, плечо ее вздохнуло с облегчением.
– Тяжеленькая. Что ты там носишь?
– Там? Там всякая ерунда и еще книга.
– Чувствую, тяжелый сюжет?
– Еще бы. Достоевский.
– Стало значительно легче. Я думал, что-то современное.
– Не, я предпочитаю классику.
– Это правильно. Романы научились писать не только писатели, но и пиар-менеджеры. Пусть плохонько, но, как и в любом романе, вопрос популярности – это яркий конфликт. Сегодня девяносто процентов конфликтов – запланированы. Все, что люди горячо обсуждают или переживают, – спровоцировано, срежиссировано и, как всякий блокбастер, имеет свой бюджет. Не важно где, в литературе, в шоу-бизнесе, в искусстве, в политике, даже на кухне, – рассмеялся своей шутке Борис. – Станиславского на них не хватает: «Не верю».
– А я верю, иногда и люди верят.
– Читай они классику, понимали бы всю драматургию шоу-бизнеса. Только люди читают всякую ерунду, или смотрят, или обсуждают.
– Может, им просто надоела реальность? Хочется просто ноги в потолок, а глаза в экран.
– Согласен, там легко, там фуфел. Реальность течет по своим древним законам, из утробы матери к Кришне в рот на завтрак. Меняют ее единицы, выскочки: они не согласны ложиться ломтиком сыра на бутерброд вот так просто. И всюду они как заноза общества.
– И чертовски красивы, – посмотрела на Бориса с любовью Анна, – как древнеримские статуи. Они всегда стоят в полный рост – неприлично своевольные, неприлично бесстрашные, смеющиеся даже сквозь слезы.
– Видимо, сегодня нужны силы не только на то, чтобы писать, но и читать. Не только петь, но и слушать. Я как-то ради интереса прочитал что-то современное типа «не выводи меня», не помню название, точно «не … меня».
– Ну и как? Вывело?
– Не меня. Вроде и неплохо, и премии, но не покидает ощущение, что современные писатели грешат спекуляцией острыми темами.
– Ага, точно. Такое чувство, что водят за нос: почувствуй это. А здесь вот это. Жалость. Острую жалость. Еще. И еще. Они не знают меры в накручивании эмоций, и это отдает моветоном.
– Именно такие авторы сегодня собирают награды, они популярны. Устраивают американские горки, аттракционы в своих книгах – и становятся знаменитыми. Но самих их нет, они в тени как личности.
– Видимо, такие сегодня нужны кому-то. После Достоевского, будь он трижды нобелевский лауреат, вряд ли он меня теперь проведет!
– Я сегодня подумала, отчего искусство так трансформировалось… Оно стало… Быстрее, проще. Но не хуже, нет. Оно отвечает лишь ритму современной жизни, и как в давние века оно врачевало души, и сегодня оно скорая помощь.
– В любой книге должна быть хоть одна хорошая мысль. Хорошая мысль – это и есть скорая помощь. Это прямой массаж сердца, искусственное дыхание, разряд и разрядка.
– … укол обезболивающего, сладкий наркоз, снотворное, таблетка от аллергии…
– Весь Достоевский в одной женской сумочке, – покрутил ею Борис.
