d’Рим. Пантеон

Под ногами шуршали листья. Я переминалась с ноги на ногу, пытаясь собрать листопад в кучку. Это шуршание совпадало по тональности с речью пуховика, который пытался согреть мои уши своей философией:

– Все мы живем по законам времени, куда бы ни шли, как часы, идем по кругу. Я уже пошла на второй. У меня двое. Это капец. Я не представляла, насколько это тяжко. Кто виноват, что я не сделала аборт со вторым, сбежала из больницы? Постоянно думаю, что зря я лежала на сохранении, не надо было ничего сохранять, если не сохранялось. Кто виноват? Конечно я сама! Кто виноват, что дети бешеные, как и я? Только я! Можно было свалить на наследственность, можно было бы просто свалить, но я просто отдалась судьбе. То есть – не успела приготовить кашу – ешьте хлеб, нет чистой одежды – ходите в б/у, и плевать на общественное мнение. Пусть муж мнением занимается, а хочешь заняться любовью – искупай и уложи обоих, потом приходи, бери. Только я буду лежать как бревно, потому что устала. Ты подумаешь, я баба с яйцами? Да, только яйца давно цыплятами стали, теперь жди, пока они оперятся и улетят. Нет, женственности во мне тоже хватает, только она спит, забилась где-то в угол и спит, она ненавидит крики детей. Благо, скоро на работу выйду. Заведутся свои деньги, приведу себя в порядок, уеду на море одна, я ведь заслужила? Каждой маме это просто необходимо: почувствовать себя собой.

– Да, бедные мужики, не вывезешь бабу летом на море, потом получай люлей до самого Нового года, – попыталась я ответить в том же стиле и защитить мужчин.

– Точно, за богатого надо было выходить, тогда можно было бы и няню нанять.

– И шалаш на дворец поменять, – иронизирую я.

Пуховик отодвинулся от меня, не найдя солидарности. Многие из мам строили шалаши, в надежде укрыться там от всяких невзгод, но все это было похоже на сказку о трех поросятах, сказку, что не выдерживает никакой нагрузки, хоть психологической, хоть экономической. Шалаш – это для девочек. Мамы начинают понимать, что им нужно что-то более существенное, чем шалаш, после того как весьма эгоистично хотели обрести и развивать там любовь – свить свое гнездо в этом чокнутом мире. Но мужчина – шалаш. Милый шалаш в итоге начинает казаться подлым укрытием. Матери нужен не шалаш, а Пантеон.

Пантеоны, так я называла настоящих мужей, они, конечно, встречались тоже. Их были единицы.

Мужчины – глыбы, махины, памятники архитектуры.

Они отличались классической ясностью и целостностью композиции внутреннего пространства, величественностью художественного образа. Все как в Риме.

Их купол был умен и светел. Он образовывал для всей семьи единую оболочку, содержащую внутри все пространство, генерируя в нем тепло, решая проблемы, отметая трудности.

Я понимаю женщин, которые попали под очарование этого пучка света. Туристический оргазм. Это похоже на любовь с первого взгляда, они ослеплены точно так же, как и я первый раз оказавшись в Пантеоне, была поражена ясным лучом, что ворвался в отверстие купола и осветил все вокруг, мое темное прошлое и мое светлое настоящее. Казалось, теперь все стало ясно и понятно.

Теперь в центре их ку́пола, их жизни находится единственное отверстие, через которое они дышат, через которое в храм проникает солнечный свет. Внутренняя отделка, характер определяется редкими чертами. Каких сегодня как днем с огнем. Настоящий мужчина для женщины – храм! Храм, в который она может прийти в любую погоду, с любым настроением, в любой печали, чтобы сразу быть обласканной лучом света.

Чья-то любовь держалась исключительно на материнских чувствах, и они этого не скрывали:

– Я люблю своего, безумно. Он у меня не по залету, желанный и долгожданный, что называется – вымоленный. Кормлю сына грудью – такая милость на меня нападает. А муж целует – совсем другие ощущения. Муж – он другой. Говорят, женщина после родов остывает к мужчине. Может быть, это так, только я остывать раньше начала, мне так кажется. Хотя он неплохой, со своими тараканами, конечно, но вполне терпимый вариант. Функционал средний, материальная база в порядке, жить можно, без Парижей особых, но вполне достойно. Но как же я устала от своего любимого сына! Ему уже скоро три, до сих пор спим вместе, муж в другой комнате. К сыну привязана крепко, сначала думала, что это он ко мне, нет, я, я это поняла, когда на выходные его бабушке оставили. Он же все время со мной. Даже в туалет не отпускает, сразу ор. Накрывает его постоянно. Только родился – уже кризисы. Кризис одного года, двух лет, жить-то когда? Возможно, я сама виновата, отсюда истерики. Без меня ничего не может, как без рук. Разве что мультики. Его надо постоянно развлекать. Причем активно. Знала бы ты, как задрало меня быть круглосуточно аниматором. Он не дает мне присесть принципиально, если видит, что я села, орет, стаскивает меня. Поесть не дает, лезет на колени, лезет ко мне в тарелку или ему срочно надо в туалет. Нет, он абсолютно здоров. Думаешь, характер? Может, и характер, точнее, его отсутствие. Меня одолевают противоречивые чувства – любви и отчаяния. Он крадет всю мою жизнь. В клетках постоянно нервно. Я иногда срываюсь, кричу на него, а потом мне стыдно, я прошу прощения. В основном у себя. Жалко и его, и себя. Мечтаю о своем муниципальном. А с садами полная жопа. Ходишь в это роно, садо-мазо. Конечно, не попасть, люди в роно чаще чем в туалет ходят, годами, а там «мест нет», «ждите, мы вам сообщим». Сидят женщины-роботы, слушают твои эмоции, затем холодным вежливым языком объясняют причину отказа и предлагают подождать. Потом приходит мейл, где канцелярским языком тебе показывают хер. Делать нечего, две недели назад отдали в частный сад. Дорого, конечно, а что делать? Мне надо отдохнуть. Ребенку от меня. Мужу тоже надо, а то ведь никакой личной жизни. В общем, уже полмесяца отдыхаем. Было жалко, а теперь нет. Не жалко. Я делаю это для него в том числе. Малышу нужна здоровая мать.

Мать действительно была здоровая. Таня, как выяснилось, баскетболистка в прошлом, то грустная, то веселая.

– Я беременная, живот круглый, будто, пока бежала к чужому кольцу, мяч проглотила. Меня с детства научили дорожить мячом.

Вот от чего зависело ее настроение – то с мячом Таня, то уронила. «Опять ты залез в лужу, весь испачкался, как свинья».