Рим. Траттория на улице Кавура

Мы зашли в тратторию на улице Кавура. Внутри было прохладно и чисто, вместо стен – стеллажи с бутылками вин всех местных сортов. Ресторан в буквальном смысле был завален вином, но так гармонично, что захотелось в нем сидеть долго, и медленно переливать из пустого в порожнее. Кухня граничила с залом, это придавало ощущение личного участия в приготовлении еды. Чувство приятной случайности выбранного места долго не покидало меня.

Позже оказалось, что Борис заранее знал, куда мы идем, и заказал там столик. Но это уже не имело большого значения по сравнению с тем, что в Риме он просчитывал мою жизнь на шаг вперед, хотя мне казалось, что я всегда бежала впереди него. А он меня догонял, брал и снова отпускал, и снова догонял. В этой демократии была заложена та самая игра, которая делает любые отношения крепче. Нет, скорее даже не крепкими, а желанными, страстными, и главное – вкусными.

Мы болтали о том, о сем, ни о чем и обо всем сразу, как два кулинара с неполным высшим. Сначала это был салат из свежих впечатлений перед горячим. Потом соус болоньезе.

Мы разбавляли томатную пасту сути горячей водой простых слов. Так бывает, когда люди действительно соскучились. Покрошили лук, морковь и сельдерей. Потом выложили все это в сотейник, залили томатным соусом, посолили реальностью, довели до кипения и тушили, тушили, тушили на среднем огне под крышкой тридцать минут. За две-три минуты до готовности Борис добавил еще мелко рубленный базилик, задав всему тон итальянской кухни.

– После обеда мы обязательно должны сходить в базилику Святого Петра в веригах.

– Обязательно, без цепей – какие отношения.

«Базилика и базилик… а интересная игра слов», – взяла в руку веточку базилика Анна.

– Я бы подумала, что эта трава растет только у стен базилик.

– Она действительно священная для итальянской кухни, ни одно блюдо без нее не обходится. Так же, как и без вина. Так что будем пить?

– Хорошие родственные связи. Тебе виднее.

– Отлично, тогда «Бароло». Лучшее красное вино в Италии. Поверь мне на слово.

– Лучшее? Не верю.

– Конечно, есть еще «Амароне» и «Барбареско», но «Бароло» – это «Бароло».

Скоро камерьери принес вино и разлил его в огромные бокалы. В них слова вырастали в объеме и тянули на роль целого предложения. Случайно оброненное слово в конце фразы, когда не терпится сделать еще глоток, хотя мысль не высказалась, приобретало многогранные ароматы и раскрывалось, становилось сложным, бархатистым, глубоким, как и само вино. Словоблудие, виноделие, чревоугодие – вот три кита, на которых стоит итальянская кухня.

– А правда, что художники много пьют? – посмотрела я на Бориса с улыбкой.

– Не то слово.

– А зачем?

– Для пищеварения, чтобы легче было переваривать происходящее, фантазия-то прет, воображение не справляется, – ответил он мне в том же тоне. Его красивое лицо улыбалось, будто впервые за много дней увидело солнце.

– Это как у подростков, когда мышцы не успевают расти за скелетом.

– Близко. Вообще многое зависит от скелета. Точнее, я хотел сказать – от компании.

– Иногда одиночество тоже хорошая компания.

– Кто бы спорил. Как тебе вино?

– Вкусное и доброе.

– Как точно ты его раскусила. Сами итальянцы сравнивают его с добрым человеком, которого ты узнаешь понемногу.

Пока мы изысканно болтали, в воздухе витал яркий букет итальянских трав. Свадьба запахов, на которую были приглашены лавровый лист и тимьян под пасту, лимон и кунжут под рыбу. Его величество фенхель с грибами, оливками и каштанами, сладкий майоран с соусами и салатами, маринованные каперсы, перец, мелисса и розмарин. Всю эту компанию успокаивал шалфей.

– Какой-то знакомый запах, ты чувствуешь?

– Шалфей.

– Точно, шалфей.

– Прям хочется его съесть.

– Как приправу в чистом виде шалфей не подают, а вот курить рекомендуют – при астме.

– Откуда ты все это знаешь? – продолжала рассматривать необычную обстановку Анна, замечая все новые детали интерьера, вроде медных столовых приборов и бронзовых салфетниц.

– Люблю сочинять на ходу, – улыбался Борис. Все было в его улыбке – и сарказм, и ирония, и самоирония, и шалфей, и базилик.

– А я поверила.

– Верить надо.

– Зачем? – посмотрела на меня через бокал Анна.

– Чтобы жить не было скучно.

А потом был соус бешамель.

Наши слова стали еще теплее, как молоко, которое мы довели до кипения. Мы следили, чтобы оно не убежало. Потом растопили в сотейнике масло, добавили муку, подождали две-три минуты и все это смешали с молоком. Так и мешали, перебивали друг друга на медленном огне, добавляя соль и мускатный орех поцелуев. Наконец соус загустел.

Сыр натерт. Духовки разогреты. Дно формы смазано маслом, там болоньезе и бешамель накрыты нежными слоями теста, которые снова будут залиты соусами и покрыты сыром.

Кухня все сильнее вторгалась в пространство зала, а повар, предчувствуя, что мы уже почти созрели, поставил лазанью в горячую печь, чтобы через тридцать минут подать ее к столу.

– Люблю большие формы, – сделала еще один глоток Анна, глядя в бокал. Произнесенное «Мы» отделилось от «формы» и упало в бокал. «Мы» вдруг стало громадным местоимением с большими перспективами.

– Да, достойный бокальчик. Знаешь, чем отличается хорошая скульптура? Ее форма выдавлена содержанием!

– Глубокая мысль, думаю, она не только к бутылкам относится.

– Нет, не только, – Борис перевел взгляд налево. Вот девушка за соседним столиком. Какой выдающийся у нее лоб, большой, красивый!

– Еще два слова – и я начну ревновать. Думаешь, ум?

– Да, сразу видно, что она умница.

– Но почему же тогда одна?

– Именно поэтому. Каждый талантлив настолько, насколько его недооценивают.

– Ты хочешь сказать, что тебя недооценивают?

– Нет, я считаю, что таланты все одиночки.

– Разве ты одинок?

– Приму за комплимент.

– Но я же с тобой, – улыбнулась, подняв бокал, Анна.

– Но ты же скоро уедешь!

– Я же ненадолго и по работе.

– Вот именно. Век концептуализма, когда идея важнее, чем сам человек. Отсюда и виртуальные миры, в которых мы проводим время. Нам уже не нужно человеческое участие. То есть нужно, но если его нет, человека, то можно заменить образом.

– И каким образом ты меня заменишь? – рассмеялась Анна.

– Образом жизни. Пожалуй, это будет самым эффективным, – выкрутился Борис.