7

Эдриэнн надеялась на лучшее. Увольнение Чарли казалось таким ужасным, что поначалу она посчитала его подтверждением собственных тревожных мыслей относительно характера мужа. Потом, когда он так быстро получил новую работу, она вновь начала сомневаться в обоснованности этих мыслей. Чарли был членом профсоюза, образованным и проверенным, получил образование, которое требовало постоянного подтверждения квалификации, за ним следил совет медработников штата, совет по этике, супервайзеры и отдел по работе с персоналом. Если такие серьезные обвинения не повлекли никаких последствий, если его так быстро наняли после увольнения – значит, это все обычные составляющие процесса. Невозможно было себе представить, что институт, которому доверяют жизни людей, не следит за работой персонала хотя бы так же внимательно, как за сохранностью запасов морфия. Эдриэнн не разбиралась в медицине, но разбиралась в бизнесе; все указывало на то, что увольнение и последующее принятие на работу Чарли имели под собой не больше этического подтекста, чем любая другая корпоративная реорганизация.

Смена места работы, как ей виделось, дала мужу новый толчок. Сама работа получила новый вектор развития и стала лучше оплачиваться. Чарли, казалось, был в восторге от нового распорядка, изучения новых технических систем и новых пациентов, на которых их можно было опробовать. Этот восторг отразился и на его поведении дома, которое стало если не позитивным, то как минимум более живым. Чарли даже согласился работать днем, чтобы их с Эдриэнн расписания не были абсолютно противоположными. Это добавило расходов на дневной уход за детьми, но выглядело обнадеживающим знаком для отношений. Всего через неделю у них снова начались проблемы.

Эдриэнн не видела в Чарли хорошего мужа очень давно, но после рождения второй дочери, Саскии, в середине декабря 1991 года она перестала видеть в нем и хорошего отца. В конце концов даже Эдриэнн уже не могла игнорировать тайный алкоголизм Чарли. Избегать этой темы больше не представлялось возможным. Поначалу он это отрицал. Затем Эдриэнн взломала его ящик, когда он был на работе, и предъявила ему бутылки. Чарли попытался сместить акцент спора на нарушение его личных границ, но Эдриэнн на это не купилась. Наконец он признал, что выпивает, но продолжил настаивать на том, что в этом нет ничего страшного. Он чувствовал себя подавленно, но нет, антидепрессанты принимать не хотел. Для Эдриэнн было очевидно, что депрессия мужа только усиливалась от выпивки, что он катился по наклонной – и это сказывалось на их семье. Спорить с Чарли, когда он был пьян, не имело никакого смысла. Они ссорились и обменивались ругательствами, после чего Эдриэнн мучилась по ночам, а Чарли на следующее утро этого либо не признавал, либо не помнил. Каждый раз, как она пыталась поднять эту тему, когда Чарли был трезв, он убегал в подвал. В конце концов Эдриэнн решила, что не обойдется без посторонней помощи. Семейные льготы, которые предоставлял ее работодатель, покрывали пять дней в центре лечения от алкоголизма. Но Чарли совсем не хотел бросать пить. Эдриэнн пыталась оставлять для него книги «Анонимных алкоголиков» на столе, надеясь, что он вспомнит, как раньше решал эту проблему, но это только ухудшило ситуацию. Чарли злился, или игнорировал их, или убирал, делая вид, что начал читать. Затем он сидел и пил колу с чипсами до тех пор, пока не приходилось снова скрываться от вопросов в подвале.

Чарли не видел смысла в разговорах. Ему нравилось пить. Это поднимало ему настроение, по крайней мере поначалу. Выпивка заглушала шум. Превращала утекающие минуты в застывшее Сейчас. Одновременно он чувствовал себя более отстраненным и сконцентрированным. Сконцентрированным прежде всего на себе. Он чувствовал обиду, непонимание, считал трагедией и преступлением то, что его собственная жена не понимает его хрупкости, искренности и силы его страданий. Ведь Чарли каждый день испытывал тяжелые страдания. Эдриэнн этого не признавала, хотя он ей это показывал. Он тщательно подходил к демонстрации своей боли, рассчитывая все так, чтобы, когда он уточнял по телефону цены на захоронение в местном ритуальном бюро, в гостиную заходила Эдриэнн.

Представления, которые устраивал Чарли, только еще больше раздражали жену и укрепляли его чувство ненужности. Поэтому он пробовал снова. Он ждал, когда услышит шаги Эдриэнн, идущей с кухни, и драматично падал с дивана на пол гостиной – с высунутым языком, рассыпанными повсюду таблетками из янтарного пузырька: кошмарная сцена самоубийства. Чарли думал, что немного театральности поможет ему продемонстрировать искренность своей боли. Но Эдриэнн лишь глубоко вздохнула, перешагнула через него и взяла со столика журнал, оставив Чарли позировать на протяжении неизвестно какого количества времени. Ползая по ковру, собирая таблетки по одной и аккуратно кладя их обратно в пузырек, он выделил себе дополнительную дозу жалости. Он понимал, как неправильно поступает его жена, когда игнорирует продемонстрированные им страдания. Он цеплялся за эту боль по нескольку дней, а затем изобретал новый способ вызвать к себе сочувственное внимание. Однако чем больше он пытался показать Эдриэнн, что нуждается в ее заботе, тем больше она его ненавидела.

В ноябре 1992 года Эдриэнн наконец решила, что с нее хватит. Она ничего не сказала Чарли, но сказала адвокату; она боялась, что ее дети могут повторить судьбу Квини. По пути домой в ранних сумерках она чувствовала, что ее тайное решение придает ей сил. Единственной проблемой было то, что Эдриэнн нужно было сделать операцию на желчном пузыре в будущем январе, и операция эта была назначена в больнице Уоррена, где работал Чарли. Адвокат говорил, что бумаги еще не будут готовы, но Эдриэнн настояла. Она ни в коем случае не собиралась ложиться в эту больницу – больницу Чарли – без бумаги, подтверждающей ее желание развестись и причины, которые ее на это подтолкнули. Если Чарли будет там работать в этот день, сказала она, то с ней может что-нибудь случиться, как с Квини. Она не могла сказать точно, почему она так думала, и боялась это делать. Все, что она сказала своему адвокату, – это то, что необходимо успеть в срок. Отец Эдриэнн сопровождал ее на операцию и ждал в комнате отдыха. Она попросила его не пускать других посетителей, особенно ее будущего бывшего мужа.

Чарли работал в больнице в тот день, когда получил бумаги о разводе. Тот, кто их доставлял, обманул Чарли, чтобы тот представился, а следом вручил ему бумаги прямо в руки и на глазах у всех. Для Чарли было унизительно получать такие личные новости на работе. Затем он попытался найти Эдриэнн в послеоперационном отделении, но нашел только своего тестя и закрытую шторку. Когда Эдриэнн отправили домой, отец поехал с ней. Дома Чарли отправили спать на раскладную койку, будто он представлял угрозу. Сначала Чарли вел себя возмущенно, а потом просто жалко. Постепенно к Эдриэнн начало возвращаться давно забытое сочувствие к мужу. Он страдал. В конце концов, он был отцом ее детей. Он уже не пытался оспорить факт развода – так нужно ли его наказывать? Супруги решили так: Чарли съедет, как только сможет себе это позволить, а пока этот вопрос не решится, они будут жить вместе. Почти тут же Эдриэнн пожалела о своем решении.