61

Чарли выехал на своем «форде-эскорте» с парковки ресторана «Зэ Офис» в поток движения на западной части 22-го шоссе в 16:40. Дэнни дал сигнал офицерам Тимоти Масто, Майклу Вануверу и детективу Дагласу Браунлаю, которые располагались дальше по улице в машине департамента шерифа округа Сомерсет без опознавательных знаков. Они с Тимом хотели сделать это сами, но офицером, который арестует Каллена и зачитает ему права, не мог быть тот, кто впоследствии будет его допрашивать. Тим понял, что, если арестовать парня и сказать: «У вас есть право хранить молчание», а затем пытаться его разговорить, он подумает, что ты издеваешься. Лучше пускай его остановит полицейский в форме на обычной служебной машине, чтобы это выглядело как рутинная дорожная проверка. Затем, если повезет, Каллен будет готов разговаривать с парнями в костюмах.

Спустя пятнадцать минут машина с сиреной выехала за Чарли и остановила его. Чарли вырулил на заасфальтированную обочину перед поворотом на Фронтир-роуд. Офицеры приказали ему выйти из машины и лечь на землю, затем заковали Чарли в наручники и посадили на заднее сиденье полицейской машины. Его отвезли в офис окружного прокурора на Норт-Бридж-стрит и пристегнули наручники к цепи, привинченной к полу в комнате для допросов. Затем появились Тим и Дэнни.

Чарли посмотрел на мужчин в костюмах, больших парней в маленьком помещении. Оба стояли над ним, прикованным к полу.

«Приветик, – сказал Тим. Он показал большим пальцем на себя и Дэнни. – Помнишь нас?»

Чарли опустил взгляд.

«Ну и где ты теперь, урод?»

Чарли попытался отвернуться, но был пристегнут на слишком короткую цепь. Мужчина продолжал говорить.

«Ага, вот так, большой сукин сын, – сказал Тим, – я же тебе говорил. Говорил ведь?»

Тим был острым на язык и признавал, что наслаждался этим. Но издевательства над Калленом были призваны не только удовлетворить его словесный зуд. Тим знал, что Чарли Каллен много раз был объектом расследования, но никогда не ощущал на себе последствий. Он принимал решения, а платили за них своими жизнями другие люди. И не важно, как он выглядел в тот момент, этот факт означал, что Каллен – самовлюбленный тип. Нет более окончательной формы контроля над другим человеком, чем убийство.

Детективы хотели, чтобы Каллен понял: он больше не контролирует ситуацию. Это не ночная смена в больнице, где Чарли был главным, это комната для допросов. Он должен был понять, чем грозит ему новая реальность. Он должен был осознать последствия. Его необходимо было разорвать на части и сломать. В это время остальные сотрудники офиса прокурора стояли за стеклом и думали, сколько он там просидит, прежде чем одумается и попросит адвоката.

По правде говоря, они не могли заставить Чарли говорить, никто не мог. Все, что детективы могли сделать, – создать обстановку, в которой он захочет говорить.

Они просили Каллена рассказать то, что, по его мнению, он не мог им рассказать. Работа детективов заключалась в том, чтобы разрешить для него этот парадокс. Они должны были поставить под сомнение все, во что он верил, чтобы вся его вселенная рухнула. Им нужно было построить вокруг него мир, в котором признание в убийстве было бы хорошим вариантом. И единственный способ это сделать заключался в том, чтобы создать ситуацию, в которой не говорить было бы еще хуже.

«Я скажу тебе, что я думаю, Чарли, – сказал Тим, – я думаю, что ты дрочил на мертвых людей. Мы видели твой “Сёрнер”. Мы видели твои заказы препаратов и их отмены. Ты у нас на крючке, урод. Мы просто хотим, чтобы ты это признал, вот и все. Ты этим занимался? Дрочил до или после того, как убивал этих людей, Чарли?»

Чарли на него не смотрел. Он изучал угол комнаты.

«Ты знаешь, что о тебе услышит мир? – сказал Дэнни. Он подошел так, чтобы Чарли мог его увидеть. – Что ты больной сраный монстр. Чарли Каллен, да… медбрат, которого возбуждали мертвые старики. Так ведь все было с Гэллом».

«Я не могу, – тихо сказал Чарли, – не могу. Я…»

«Почему бы тебе об этом не рассказать нам, ублюдок? – сказал Тим. – Потому что иначе тебя будут знать именно так. Больной извращенец, который убивал, потому что его это возбуждало. Классно будет твоим детям. Разве ты можешь так с ними поступить? Ты вообще думал о своих детях, Чарли?»

После нескольких часов такого разговора Чарли свернулся в позе эмбриона и рыдал, закрыв лицо руками. Тим видел, чтобы так делали, два, может, три раза за всю карьеру. Это была последняя остановка, перед тем чтобы сломать. Любой другой уже во всем бы признался. Но Чарли оставался на краю. Казалось, что он по какой-то причине не может пересечь эту черту. Дэнни и Тим решили попробовать другой подход.

Они по очереди стали говорить Чарли. «Эй, где там твоя подружка? Она звонила в тюрьму. Эта Эми. Вы частенько оказывались рядом, когда кто-то умирал. Может, нам и ее сюда посадить?»

«Я не могу. Я не могу. Я не могу…»

«Вы это делали по очереди или вместе вводили шприц?» Они пробовали побудить его защитить Эми.

Потом они давали Чарли перерыв, выходили, чтобы он ненадолго заснул, а затем возвращались. Перерывы не носили регулярный характер. Они входили, когда хотели, выходили, затем возвращались, иногда вместе с капитаном Николасом Магосом, удивляя Чарли, показывая, что он не контролирует ситуацию. Показывая, что они могут делать это всю ночь.

«Ты либо больной ублюдок, либо “ангел милосердия” – тебе решать. Извращенец или убивающий из сострадания – что больше понравится твоим детям?»

Они повторяли это час, выходили, приносили кофе, смотрели на мониторах, как он катается по полу, возвращались в комнату и снова давили на него: «Что, если я скажу тебе, что у нас есть твои отпечатки на одной из сумок для внутривенного вливания?» Блефуя, но оставляя пространство для маневра с помощью формулировки «что, если» – на случай, если он надевал перчатки.

Прошло шесть часов, но Чарли по-прежнему лежал, свернувшись, и трясся, издавая утробные животные звуки. Детективы встали над ним и слушали. Звуки нервного срыва. Невербальная коммуникация. Все еще не признание. Иногда Чарли останавливался и, казалось, брал себя в руки, но затем снова рыдал, закрыв лицо руками. Иногда он пялился на пол, словно там была карта, а он потерялся. Иногда он просто говорил: «Я не могу», повторяя это полчаса подряд, словно мантру отречения. Он устал. Каллен был ночным медбратом, привыкшим к поздним сменам, но сейчас он уже должен был вымотаться. Это было хорошо. Детективы вышли из комнаты, чтобы дать ему повторять свое я не могу стенам. Они взяли свежий кофе, обсуждая, с какого угла зайти в следующий раз: истории с Эми или рассказов об извращенце, когда Форрест сказал: «Отправляйте его обратно». Это означало, что допросу конец и Каллен вернется в тюрьму.

Тим и Дэнни еще не закончили и не думали, что Чарли Каллен тоже закончил. Иногда человек доходит до финальной точки, до самого конца, но Чарли пока не дошел. Он был в пути. Они были так близко, что еще одна попытка могла увенчаться успехом. Чуть-чуть подтолкнуть его, и он дойдет до края. Уйти сейчас – и в суд он точно не отправится.

Но прокурор Форрест беспокоился, что это может выглядеть плохо. Было три часа утра, парень хрипел на полу, практически исходя пеной. Они давили на него уже девять часов. Форрест не думал, что все это куда-то приведет. С них хватит. Тим и Дэнни знали, что к утру у него появится адвокат.

Тим приехал домой и лег спать в четыре утра. Он надеялся, что внутренний будильник позволит ему поспать следующим утром, но нет, солнце встало, и Тим встал вместе с ним. Он ненавидел терять большое дело, оставлять его незаконченным. Он даже не был ведущим детективом, а чувствовал себя так паршиво. Дэнни должно быть еще хуже. Это сбивало с толку и никогда не казалось правильным. Его мозг оставался в режиме тревоги, пытался расколоть парня, когда вместо этого Тим должен был расслабляться и отдыхать, отпустить ситуацию. Он выполнил свою работу. Наступили выходные. Куча мелочей, которые надо сделать по дому. Время для этого как раз наступило. Съездить в загородный дом, проверить трубы. Хлопоты. К началу дня Тим обнаружил, что сидит в автомобиле на парковке торгового центра, стуча пальцем по рулю, пока его жена покупает что-то в магазине для рукоделия.

Тима мучило то, что они не закончили с Чарли. Он бы зашел туда еще раз, попробовал бы еще несколько часов. У Каллена был тот самый вид. Теперь с адвокатом этот парень больше не откроет рта. Это затянется на пару лет, попадет в суд присяжных по делу об одном убийстве и одном покушении на убийство – и это если у Сомерсета не хватит связей, чтобы тихо обставить всю историю с присяжными, а Тим думал, что у них еще как хватит.

Выдержит ли суд обвинение в убийстве преподобного Гэлла? Есть ли у них достаточно, чтобы его осудить, или придется идти на сделку? Тим вспомнил убийцу Дюрьеа, обвиненного в одном покушении и вышедшего на свободу через семь лет. Тим мог его себе представить. Он, вероятно, шел по улице и насвистывал веселую мелодию в этот самый момент. Может, он был в этом же торговом центре, покупал подарки на Рождество.

Почему нет – казалось, что все остальные сюда приехали. В конце концов, это же долбаные выходные.

Тим подумал об этом, барабаня по рулю. Подумал об этом снова. А затем подумал: а что, если?..

Тим набрал номер телефона и дозвонился домой помощнику прокурора Тиму ван Хайзу, который сказал ему, что, разумеется, это все еще легально и он с радостью его поддержит. Каллен подписал форму Миранды. Он указал, что знал свои права. Он согласился на допрос без адвоката. Это было вчера, но форма пока действовала.

Каллена арестовали в пятницу после рабочего дня. Он сразу отправился на допрос и в окружной тюрьме оказался только рано утром. Были выходные. Судья наверняка отправился с женой за рождественскими покупками. Чарли еще не предъявлены обвинения. Он не виделся с судьей. Тим позвонил сотруднику тюрьмы. Дело Чарли все еще было у него. Ни один адвокат его пока не взял. Тогда Тим позвонил Дэнни. Этого-то звонка Дэнни и ждал.

У них оставался шанс с этим парнем. Они не закончили. Им просто надо было еще один раз привезти Эми в Сомервилль.