Беспроводной микрофон был взят у отделения по борьбе с наркотиками. Оба детектива понимали, что микрофон никудышный и его нечасто используют на суровых улицах округа Сомерсет, но надеялись, что его будет достаточно. Они услышали шум закрывающихся дверей машины, приветствия, легкую болтовню, как открываются двери в ресторан, затем последовал шум голосов, смех, звон вилок и тарелок. Они услышали, что Эми попросила тихую кабинку – молодец. Тим и Дэнни рефлексивно нагнулись в своих кожаных сиденьях, чтобы лучше слышать.
– Привет, милый. Ну как ты?
Чарли сощурился на декабрьское солнце.
– Да ничего, – сказал он.
– Да?
– Ну да, – сказал он, – в порядке.
Эми кивнула на царапины между носом и губой.
– Ты побрился.
Чарли закатил глаза.
– Ну да, я бреюсь слишком гладко. – Он потрогал подбородок, нащупывая засохшую кровь. – Я побрился, а затем взглянул на себя в зеркало в очках и сказал: «О боже!».
Они прошли сквозь двойную дверь в хорошо декорированную пивную с висящими на стенах кружками для постоянных клиентов и столиками в дальнем конце зала. Эми снова взглянула на Чарли. Гладкое бритье, новая прическа и… ну да, он выглядел так, словно оделся на свидание.
– Поглядите на него, – сказала Эми, – в красивой рубашке.
– Знаю, – сказал Чарли. Несмотря на декабрьскую погоду, он был в летней одежде – белой свободной рубашке с такими же белыми штанами и ботинками. – Я весь в белом. – Если бы не узор из листов дерева на одной стороне рубашки, это выглядело бы как форма медбрата.
Эми сказала хостес, что они прогуливают работу, улыбаясь Чарли и стараясь выглядеть веселее по пути в дальнюю часть бара за официанткой.
– Так вот, – сказал Чарли, начав с места в карьер, – они говорили обо мне по радио.
– Подожди… когда?
– Ну, когда я сюда ехал, – сказал Чарли. Он пристально следил за новостями на протяжении нескольких дней. У репортера из ньюаркской газеты The Star-Ledger по имени Рик Хепп был неназванный источник, который подтвердил, что офис прокурора округа Сомерсет расследовал серию возможных убийств в Медицинском центре Сомерсета с неизвестным медбратом в качестве подозреваемого. С этого момента утечка информации вызвала огромный скандал, обрастая масштабом и яркими подробностями. – Я слушал станцию, где играет классика, местная станция, 99-я вроде, местная стариковская станция. Или…
– И там сказали…
– Мое имя, – сказал Чарли, – Чарльз Каллен. И знаешь, на другой станции, 1015, сказали, что это медбрат. Я и читал об этом еще до… расследования, они это упоминали.
– И это…
Чарли следил за своей славой в газетах.
– The Newark Star. И еще я читал в Morning Call – местной газете, – что они связались с работодателем… предполагаемым работодателем и… что они подумали… это Монтгомери, так что…
– Ого, Монтгомери, – сказала Эми, – это же…
– Как у нас сегодня дела? – спросил Джоэл, официант. – Могу я предложить вам пару напитков для начала?
Чарли в неуверенности посмотрел на Эми. Эми будет «Корону». Но Чарли уже несколько недель не пил. Он пообещал дочери, что не будет.
– Э-э… да, – сказал Чарли, – э-э… «Миллер»? Или Michelob?
– У нас есть Michelob Ultra.
– Да, – сказал Чарли, – хорошо, хорошо…
– Оно же низкоуглеводное, дружище, – сказала Эми.
– Да? – сказал Чарли. – Ха-ха. Нет-нет, тогда не его. Давайте «Корону».
Чарли подождал, пока официант уйдет, и тогда продолжил.
– Ну да, а моей старшей – тринадцать, – сказал он, – так что я просто сказал ей, позаботился об этом.
– Так ты сказал ей… потому что боялся, что это появится в газетах?
– Ну, я поговорил с ней пару дней назад, – сказал Чарли, – когда они вызвали меня на допрос. Потому что они мне сказали, что, ну… в следующий раз, когда они меня увидят, они наденут на меня наручники и арестуют, так что я захотел ей позвонить и дать об этом знать.
Чарли сказал Эми, что он просыпался и засыпал с одной мыслью: «Успею ли я поспать или они уже на пороге?» Однако звонок поступил вовсе не от полиции, а от репортера из газеты. Чарли стал знаменитым. Он хотел дать Эми знать, что это гораздо серьезнее, чем рекламный флаер.
– И ну… это опубликовали в Нью-Йорк таймс, так что…
– Вы уже посмотрели меню или… – опять официант.
Чарли опустил голову и принялся изучать коврик под столом, пока официант не удалился, а Эми снова не обратила на него внимание.
– Итак, – сказал он, – ты… хочешь, чтобы я начал с начала?
Шум вокруг микрофона очень быстро увеличивался: люди, рано закончившие работать, с каждой кружкой становились все громче, к тому же что-то электрическое создавало помехи в частоте микрофона – то ли управление воздушными полетами, то ли пейджер, то ли кардиостимулятор Эми, – они не знали. Знали только, что слушать непросто.
Мужчины наклонились, заставив провода повиснуть, словно приближение к приемнику поможет улучшить сигнал. Они услышали, как Эми говорит Чарли: «Давай начнем сначала», что заставило их придвинуться еще ближе.
– Когда… когда все случилось в Сомерсете, они сказали лишь, что…
– Что там какая-то проблема с моим резюме, – сказал Чарли, – ну, что-то вроде того. Я сходил на первое интервью, и все прошло нормально, а затем на второе, когда меня вызвали со смены… впервые в присутствии руководства, по делу преподобного…
– Что случилось? Я… я честно не знаю, что там произошло.
– Не знаю, – сказал Чарли, – ну, он выглядел нормально на тот момент.
– Он выглядел… он был твоим пациентом? – Эми все это, конечно, знала; она знала больше, чем Чарли мог себе представить. Ее задача заключалась в том, чтобы заставить Чарли произнести это. – Что у него было? – спросила Эми. – Чем он болел?
– По-моему, у него отказали печень и почка, – сказал Чарли, – нам пришлось диализировать.
– По-моему, он был моим, – сказала Эми.
– Да, ну, один раз он был у меня. Или два раза, – сказал Чарли. – Когда он был в отделении интенсивной терапии.
– То есть у тебя… он был в отделении интенсивной терапии, а затем его перевезли?
– Ага, перевезли его, а потом они… все говорили о том, как он умер и что уровень дигоксина был высоким… я не был уверен, что слышал… я помню, что видел его, но не помню…
– А когда это произошло, чьим он был пациентом?
– По-моему, моим, – скзазал Чарли. Он объяснил Эми, как они показывали ему подписи. Он сказал, что не помнил каждый раз, когда заказывал лекарства для необычного случая, но что иногда ошибался и иногда забывал очки… и все равно, вообще, кто все это помнит?
– И когда позвонили руководству?
– Когда-то после этого, – сказал Чарли.
– Так что, риск-менеджмент опросил тебя и показал карту?
– Да, показали карту, – сказал Чарли, – и показали мою подпись. И я не помню, чтобы я это делал, но я выписал «диг». И они показали мне записи «Пайксиса», у них были записи, и они показали мне, как, кажется, я заказал «диг» на другого пациента и отменил заказ. Я заказал его для кого-то другого и затем отменил заказ.
– Ты это сделал?
– Ну да, – сказал Чарли. Он глянул на Эми невинным взглядом. – Я это сделал.
– Чарли, ты идиот, – сказала Эми.
– Знаю, знаю, – ответил он.
– Слышал? – сказал Дэнни.
– У Ланд были записи из «Пайксиса» по Гэллу.
– И отмены заказов.
– Ага.
– Уроды.
Юго-западные блинчики с начинкой разложены словно лепестки ромашки вокруг соуса.
– Подожди, – сказала Эми, – у тебя газеты с собой?
– Да, – сказал Чарли, – ну, только одна. – Он бросил газету на стол, словно выигрышную комбинацию в покере, и стал наблюдать реакцию Эми.
– Нью… Нью-Йорк таймс? – ее шок был искренним.
Такова была ее реакция.
– Да, – сказал Чарли.
Эми покачала головой, не зная, какой должна быть правильная реакция.
– Э-э, вау, – сказала она, – долбаная Нью-Йорк таймс.
– Да, – Чарли кивнул на газету, – секция местных новостей.
Эми прочитала. Он следил за удивлением, которое отразилось на ее лице, движением губ, формирующим слова, которые она увидела на странице, белыми локонами, которые падают на ее лицо, пока она читает его описание.
– Тут просто говорится «медбрат», – сказал он.
– И… о боже, – сказала Эми странным голосом. – Интересно, кто это «…был уволен в конце октября».
– Да, – сказал Чарли.
– Бла-бла-бла… в пяти других больницах, – Эми посмотрела на него, серьезно сощурившись. – Чарли, это правда?
– Да, смотри, дело в том, что… я работал в пяти других больницах…
– Это правда?
Чарли потянулся за своим пивом.
– У меня… были проблемы, когда я только начал… сначала я работал в центре святого Варнавы, и там был пациент, у которого произошел резкий спад уровня сахара, поэтому появились вопросы. – Он сделал глоток. – Но это ничем не закончилось. В «Святом Варнаве» были и другие проблемы. Кто-то вводил в сумки для внутривенного вливания инсулин и…
– Что? – сказала Эми.
– Да-а-а… – сказал Чарли.
– Но… зная, что ты в отделении интенсивной терапии, как они…
Чарли объяснил суть дела и как после передозировок и всех вопросов кто-то наконец проверил капельницы, и…
– Все капельницы или…
– О нет. Нет-нет, – сказал Чарли, словно это была самая странная вещь, которую он слышал в своей жизни. Он спокойно взял блинчик и подержал его в руке, ожидая реакции.
– Так… почему они… почему они повесили это на тебя? – спросила Эми, словно впервые нащупывая связь. – Они пытались…
– Да, но…
– Эти пациенты были пожилыми?
– Нет, – сказал Чарли, пережевывая блинчик, – один из них был помоложе. Но другие… они меня допрашивали.
История в медцентре святого Варнавы была громкой. Чарли хочет, чтобы это стало ясно. Загадка. Капельницы ставили разные медработники. Даже умный человек не смог бы разгадать эту логику.
– Но что думал по этому поводу ты? Когда все это с тобой происходило, что, ты думал, могло случиться на самом деле?
Чарли пожевал блинчик, раздумывая над этим.
– Я точно не знал. Не знал… – сказал он. – Была одна пациентка с ВИЧ, у нее был смертельный случай СПИДа, и матери у нее не было, но отец хотел, чтобы пациентку… э-э… и он думал, что, возможно, это сделал я. Но я не был ни в чем уверен. – Затем Чарли быстро добавил: – Ну, меня так ни в чем и не обвинили. Но я оттуда ушел.
– Но когда это было? Наверное, много лет назад.
– Ну да.
– Так и что ты думаешь? Потому что выглядит это плохо.
– Знаю, знаю.
– Я хочу сказать, что… Чарли, это выглядит плохо.
– Ну, я был целью расследования. В округе Уоррен за мной наблюдали. В больнице меня допрашивали. Они сказали: «Мы хотим с тобой поговорить». А потом: «Это будет долгое расследование, у нас недостаточно улик против тебя».
– Да, но способен ли ты на такое?
Чарли опустил голову. Долгое время он просидел без движения.
Когда он снова заговорил, его голос звучал неестественно медленно.
– Ну, аномальные лабораторные анализы, я… в другой раз это был «диг». Это было в больнице Уоррена. Пациентка умерла черед сутки после того, как я за ней ухаживал. Кто-то сказал… ее сын сказал, что я что-то ввел ей.
– Сын?
– Маленькая. Маленькая женщина. Мать… мать сказала… она сказала… да, я не очень хорошо помню, э-э… это, – с трудом выговорил Чарли, – а кроме этого, понимаешь, врач… он думал, что это укус насекомого, и они провели расследование. – Чарли рассказал, как настоял на том, что готов пройти детектор лжи по поводу смерти этой женщины. И да – он его прошел.
– Круто! – сказала Эми.
Чарли расцвел.
– А потом я подал на них в суд за дискриминацию, – сказал он. На самом деле это был оплачиваемый отпуск от Уоррена, который помог держать Чарли на расстоянии от больницы на протяжении трех месяцев, но выплата по решению суда – это примерно то же самое, а звучит гораздо лучше. – Они предложили договориться вне суда, и я получил около 20 000 долларов, так что…
– Круто! – повторила Эми.
– Да-да-да, – сказал Чарли, – и тогда меня отправили в эту больницу после попытки суицида… так что вот еще один поворот в истории. – В газетной статье упоминалось его пребывание в психиатрическом отделении Мюленберга. Эту историю он любил рассказывать. – У меня тогда тянулся развод. Я был в Уоррене. А потом я начал… кое с кем говорить.
Пип-пип-пип. Эми нащупала в сумочке будильник. Он сигнализировал о том, что детективы должны перевернуть кассету. Чарли подождал, пока она вернулась в позицию слушателя, чтобы продолжить историю.
– Так вот, я начал… встречаться с кем-то… в романтическом смысле. Технически я разводился и… думала она или нет…
Эми взвизгнула:
– Ты изменял жене?
– Да… ну я же разводился.
– Так ты изменял жене!
– Ну, – сказал Чарли, – технически это было до развода.
– Технически, – передразнила Эми.
– Технически, – сказал Чарли. Точно так же, как сейчас он технически все еще жил с Кэти.
Однако после визита копов, обыскавших дом, и игривых сообщений от Эми на автоответчике Кэти была убеждена, что Чарли с Эми собираются сбежать в Мексику, как отчаянные. Не самая худшая идея: Чарли даже одет был соответствующим образом.
Чарли снова рассказал Эми историю про преследование Мишель, превращая ее в дешевый любовный роман. Она ему нравилась, но возникло недопонимание, которое привело к этой дурацкой ситуации, когда он… э-э… вломился к ней домой одной ночью и…
– Вам что-нибудь принести? – Эми повернулась. Это снова был надоедливый официант.
– Знаешь что… как там тебя? Джефф? Джоэл. Джоэл, давай мы тебя позовем, когда будем готовы, хорошо?
Эми проследила, как он ушел. Из-за него и свободного полета мысли Чарли она никак не могла добиться своего. Ее храбость заканчивалась быстрее, чем пиво могло ее подпитать. Она представила, как разрывается ее сердце и в микрофон слышится этот всплеск.
– Хочется просто глаза ему выколоть, – сказала она и заговорщицки взглянула на Чарли. Долго она этого не выдержит.
В наушниках послышался скрип двери, затем еще раз. Шум ресторана стал далеким и тихим. Затем еще один скрип, удар каблуком о плитку и металлический звук общественной кабинки.
– Так, вы бы лучше сделали потише, – сказала Эми.
Она не понимала, какой публичной стала ее жизнь, до того момента, как ей потребовалось сходить в туалет. Кто знает, сколько людей слушает. Эми закрыла глаза, чтобы не обращать внимания на звук шелеста жидкости о фарфор. К ее сердцу прикреплен микрофон. Они всё слышат.
Она включила раковину, звук которой наконец дал ей почувствовать себя в одиночестве, и осмотрела в зеркало девушку, которой доверяли и Чарли, и детективы.
Кто она? Друг? Шпион? Эми провела пальцем по шраму на груди, размышляя о своем больном сердце, рядом с которым висит микрофон. Теперь это ее жизнь; кто-то слушает по радио, как она мочится. Она абсолютно прозрачна, как пластиковая женщина, которая хранится в кабинете биологии, а противоречивые сферы ее внутренней жизни выражались в разноцветных кусочках: травмы и комплексы, эндокринные выделения страха и надежды. Она не могла так же разглядеть, что находится внутри Чарли. За экранами компьютера и бумагами, отменами и формой был человек, которого она не знала. Но, может, теперь, сидя напротив него в ресторане, у нее получится его узнать. «Ты сможешь», – сказала она себе. Послушала собственный голос и осталась довольной. Она проверила свой внешний вид и вышла из туалета.
Эми подумала, что Чарли мог сбежать из ресторана. Она вдруг представила его на трассе, едущего на север к ее дому, ждущего на подъездной аллее возвращения из школы ее дочерей и… но он был на месте, сидел сгорбившись, словно отключенный робот. Эми села на свое место и увидела, как его глаза загорелись и заметили ее. Вдруг он снова был здесь и начал рассказывать историю с того места, на котором остановился.
Чарли свободно говорил об обвинениях и обстоятельствах дела, рассказывая подробности загадочных смертей пациентов. Ему это давалось легко. Они думали, что он это сделал, говорил Чарли. Больницы. Следователи. Про них он мог говорить.
– Чарли? – сказала Эми. – Я должна у тебя кое-что спросить. Ты способен на такие вещи? – Чарли резко замер. – Потому что я хочу это знать. Способен?
Чарли сидел молча. Наконец он заговорил монотонным голосом, глядя на стол.
– То, что они говорили… эти люди умирали… умирающие люди… они были в плохом состоянии, но…
– Чарли?
– Я не очень хочу говорить об этом с тобой, – сказал он. Он посидел, уставившись вперед, еще несколько секунд. – Зная, что, ну… я… они даже спросили, привлекают ли меня смерти пациентов, понимаешь… – заговорил он наконец. – Они… они сказали, что да.
– Чарли, – сказала Эми.
Он снова посмотрел на нее.
– Послушай меня.
Он ждал.
– Ты… замечательный.
Чарли слушал.
– Ты… – Эми искала подходящее слово, – феноменальный медбрат. И ты мой… мой лучший… напарник. С которым я когда-либо работала. И я… понимаешь, я вижу это, слышу это и думаю, Чарли, что… понимаешь… я не могу представить, чтобы я стала целью расследования один раз. А ты становишься ею снова и снова…
Чарли вновь уставился в свое пиво.
– Чарли?
Он поднял глаза.
– Что ты думаешь… о себе?
Эми загоняла Чарли в угол.
– Но я не… я не…
– Ты знаешь, как я за тебя беспокоюсь…
– Я знаю. Я знаю, это не… – он покачал головой. – Сейчас уже, если мне предъявят обвинения…
– Чарли, – сказала Эми, – Чарли. Посмотри на меня.
Он посмотрел.
– Это происходит снова и снова.
– Хочу ли я, чтобы это кончилось? – сказал он.
– Хочешь ли ты, чтобы тебя поймали? – осторожно спросила Эми. – Хочешь, чтобы это закончилось навсегда?
– Я… правда… обвинения… – начал Чарли.
– Чарли, – сказала Эми, – посмотри на меня. – Она почувствовала, что теряет его, и наклонилась ближе. – Посмотри на меня.
Он посмотрел.
– Ты не глупый.
Он наблюдает за ней.
– Ну да.
– И ты знаешь, что я не дура.
– Да, знаю, знаю.
– И как я о тебе беспокоюсь.
– Да, я знаю, знаю, знаю…
– И я боюсь за тебя, – сказала Эми. Она ничего не могла с собой поделать – ей становилось грустно. – Ты хочешь, чтобы тебя поймали?
– Сейчас это… если они предъявят обвинения и… я просто чувствую себя немного… э-э… утомленным, – сказал Чарли, – и мне кажется, ну, что больница… обвинения, если они… когда… э-э… меня заберут, а у меня обязательства и…
Она взяла его руку, неподвижно лежащую на столе.
– Пожалуйста. – Она начала плакать. – Пожалуйста, позволь тебе помочь.
– Я не… Я… Я не могу.
– Позволь тебе помочь.
– Я не могу. Я не могу…
– Позволь тебе помочь.
Чарли замер.
– Я вижу тебя, Чарли, и я не дура. Никто не становится объектом расследования просто так снова и снова, Чарли. Ты знаешь, что я это знаю.
Он уставился на дырку в столешнице.
– Я…
– Чего ты хочешь? – спросила Эми. – Что ты будешь делать дальше?
– Я не знаю. Я не знаю. Я…
– Будет проще, если тебя поймают?
– Нет, – сказал Чарли, – не будет. Я…
– Как же тебе остановиться? – спросила Эми. – Почему? Почему? Ты же такой хороший. Ты сам знаешь почему.
Чарли покачал головой, глядя в пол.
– Чарли, что с преподобным Гэллом? Что случилось? Что случилось?
– Я просто… не могу… Я не могу… Я… Я не могу… Я…
– Я знаю, что можешь. Что случилось? Я знаю, что ты боишься, но что случилось?
– Я… я справлюсь с…
– Чарли, я рядом, – сказала Эми, – сейчас. Ты знаешь?
– Это… у всех на виду, – сказал Чарли, – я не хочу… Я не… Я не хочу, чтобы моя жизнь… Она… Моя жизнь… развалится.
– Твоя жизнь уже развалилась, – ответила Эми. Она дала ему время над этим подумать. – Уже развалилась. Уже развалилась.
– Надеюсь, что нет. Надеюсь, что нет. Надеюсь, что нет.
– Да, – сказала она, – твоя жизнь развалилась. И продолжает разваливаться. И она уже не наладится. Мне так кажется. – Она потрясла перед ним газетой. – И я читаю это…
– Люди… верят… – его глаза забегали по столу, – это… зависит от того, на что, ты думаешь, люди способны.
– Пожалуйста. Скажи, как мне помочь тебе, – сказала Эми, – пожалуйста, скажи мне. Что я могу сделать?
– Ты. И. Так. Помогаешь. То, что происходит… неприемлемо. Ты знаешь… Я…
– А что происходит? Чарли?
– Обвинения. Тюрьма, – сказал Чарли. Он словно находился где-то глубоко на дне, а слова всплывали на поверхность, как пузырьки. – Я потеряю. Моих детей…
– Ты уже их теряешь, – сказала Эми, – ты уже теряешь их. И… я никогда не уважала коллегу так, как уважаю тебя. И мое сердце разрывается, когда я на тебя смотрю. Потому что я понимаю тебя. Из всех, кого я знаю, понимаю я только тебя. И я знала тебя и чувствовала тебя.
Чарли тихо покачивался на своем месте, как ребенок, мямля:
– Я не знаю о… о, ну, твоей идее, чтобы я… ну, чтобы все закончилось…
– Как нам это сделать? Как нам это сделать?
– Я… Я… Я… Я, все, что я могу… – сказал Чарли. Его голос звучал монотонно и очень тихо. – Я говорил им правду. Правду. Правду.
– Недостаточно правды, – сказала Эми. – Что, если ты признаешься?
Чарли взглянул на нее.
– Я не могу.
– Есть другие варианты?
– Я… встречу их лицом к лицу, – сказал Чарли, – встречу обвинения… они… я… они не знают, что… я не смогу пережить суд…
– Чарли, – вскрикнула Эми, – это же я. Почему? Просто… почему? Почему это началось? Чарли! Почему? Ты когда-нибудь остановишься? Ты можешь врать копам, но не мне. Не мне.
Чарли бормотал что-то, повторяя одни и те же слова по кругу.
– Я не дура, – сказал она, – я не боюсь быть твоим другом. Я твой друг.
Эми казалось, словно виниловая будка растет и поглощает ее.
– Мне… нравится. Быть с тобой. Я любила… когда мы вместе работали на остановках сердца. Я обожала быть с тобой в одной смене. И ты ушел… бросил меня.
Она подвинула газету к точке на столе, в которую уставился Чарли.
– Милый. Я читаю это – и знаешь что? Я была сестрой все эти годы. И никто не обвинял меня в убийстве. А тебя обвиняли уже пять раз… может, даже больше; ты говорил, что больше. И люди на самом деле верят, что ты убил этих пациентов.
– Нет, я не могу… это не… я не могу…
– Я здесь, Чарли, – сказала Эми, – я здесь, потому что… я тебя люблю. И я здесь, потому что… я знаю, что ты убил этих людей.
Чарли сидел без движения.
– Я это знаю, – сказала она.
Мир замер. Его губы задвигались.
– Это ради… адреналина? – спросила Эми. Она потянулась через стол. Его рука была холодной. – Ты делал это для того, чтобы ощутить то, что мы ощущаем при работе с остановкой сердца?
Глаза Чарли уставились на край стола.
– Я не знаю почему, – сказала Эми, – я… Я не знаю, что тобой двигало. Но я знаю, что ты умный. Я знаю, что ты это сделал.
– Я не могу…
– Я знаю, что ты это сделал. Пойдем в отделение. Мы вместе им расскажем.
– Я не могу, я не могу, я не могу…
– Потому что я знаю, что ты их убил, Чарли.
Чарли посмотрел на нее.
В этот раз она почувствовала волну холодного воздуха. А затем она увидела, как он поменялся.
Его кожа стала гладкой и блестящей. Его челюсть поменяла форму и позвоночник поменял положение. Затем его глаза разошлись в разные стороны.
Правый глаз уставился на край стола, в его темноту, проделывая кинестетический путь туда и обратно. Левый глаз смотрел на нее. Восковая голова поворачивается и говорит. Его голос звучит низко и холодно. Эми никогда раньше не слышала этот голос. Он не похож на человеческий.
Рядом за этим наблюдают детективы под прикрытием, мужчины с пистолетами… но ей даже не страшно. Она не чувствует зло от человека напротив. Это не ярость и не жажда убийства. Это пустота, кошмарное ничто. Занавес упал. И за ним ничего нет. В ту секунду она поняла: Чарли – это не Чарли. Она не знала его только потому, что знать было просто нечего.
Тим поворачивал приемник и так и сяк, но ничего не было слышно. Голоса были искаженными и тихими. Детективы немного послушали, морщась от шумов из динамика. Дэнни попробовал покрутить ручки. Спустя пару минут они просто уставились на вход в ресторан.
Первым вышел Чарли, один, из боковой двери. Они посмотрели, как он открыл машину и выехал на 22-ю трассу.
– Где она? – спросил Тим.
– Не знаю.
– Мне это не нравится, – сказал Тим, – я иду внутрь.
Затем Эми вышла из главного входа. Она повисла на ручке двери и остановилась в шоке. Детективы выскочили из машины, помахали ей и закричали. Эми посмотрела в направлении звука, затерянного в море парковки.
Она дошла до машины и в слезах свалилась в руки Дэнни. Тим открыл дверь, и они посадили Эми, чтобы она пришла в себя в тепле обогревателя «краун-виктории». Диктофон стоял между сиденьями, лента все еще крутилась. Его вид привел Эми в чувство.
– Ну, – сказала она, – вы всё слышали?
Тим посмотрел на Дэнни.
– Мы его возьмем, – сказал он, – но… нам не все, что он говорил, было слышно.
– Я сказала ему, – ответила Эми, – сказала, что знаю. И с ним произошло что-то странное. Его лицо. Оно стало… ужасным. И он повторял одно и то же, снова и снова.
– Что он говорил?
– Он говорил очень странно, – сказал Эми, – низко, как будто рычал, и делал паузу после каждого слова. Но, кажется, он сказал: «Я. Буду. Бороться. До. Конца».