Книга: Меняя лица
Назад: 31 ВСЕГДА БЫТЬ БЛАГОДАРНЫМ
Дальше: 33 НЕ БОЯТЬСЯ СМЕРТИ

32
БОРОТЬСЯ

Когда Эмброуз поднялся на амвон, в церкви воцарилась тишина. Ферн затаила дыхание. Он терпеть не мог, когда на него таращились, но сейчас волей-неволей оказался в центре внимания. Множество людей, собравшихся в переполненной церкви, видели его таким в первый раз. Мягкий свет, проходя сквозь витражные окна, отбрасывал узоры на амвон и сиял вокруг Эмброуза. Он окинул всех взглядом. Тишина была такой оглушительной, что Янг испугался, не покинул ли его слух окончательно.
«Как же он красив», — подумала Ферн. Для нее Эмброуз был именно таким. Не в прямом смысле, теперь уже нет… Но он стоял выпрямившись, с высоко поднятой головой, в форме, крепкий и сильный. Когда он начал говорить, его взгляд оставался спокойным, а голос твердым.
— Мне было одиннадцать лет, и как-то Бейли Шин бросил мне вызов. Он хотел побороться со мной. — В зале засмеялись, но Эмброуз даже не улыбнулся. — Конечно, я знал Бейли, мы ведь вместе учились. Но вообще-то он был сыном мистера Шина. Тренера, на которого я хотел произвести впечатление. Я посещал его секцию с семи лет. Бейли тоже. Но он никогда не участвовал в боях, лишь валялся на матах и старался быть в центре событий. Я всегда думал, что ему попросту не хотелось бороться. Я понятия не имел, что он болен. Поэтому, когда Бейли вызвал меня на бой, я не знал, что и думать, но начал кое-что замечать: он ходил на носочках, ноги у него будто подкашивались, время от времени он терял равновесие, иногда даже падал. Сначала мне казалось, что он просто неуклюжий.
Все снова усмехнулись, на этот раз чуть тише.
— Иногда мы с друзьями подшучивали над Бейли. Мы ничего не знали. — Эмброуз почти перешел на шепот, а потом замолчал, чтобы взять себя в руки. — И вот мы стояли друг против друга — я и Бейли Шин. Он подстерег меня после тренировки и спросил, не хочу ли я с ним побороться. Я знал, что легко с ним справлюсь, но не был уверен, стоит ли соглашаться… Тренер мог разозлиться, ведь я был намного крупнее Бейли, да и вообще крупнее всех ребят. — Янг едва заметно улыбнулся. Атмосфера немного разрядилась. — Не знаю, почему я поддался на его уговоры. Может, из-за того, как он смотрел на меня. В его глазах было столько надежды, он то и дело оглядывался на отца, стоявшего в стороне с группой старшеклассников. Я решил, что просто подурачусь с ним. Ну, знаете, позволю ему нанести мне парочку ударов — как мне, бывало, разрешали старшие ребята. Но прежде чем я успел опомниться, Бейли набросился на меня и вцепился в ногу. Он застал меня врасплох. Я знал, что делать, — распластаться на мате. Он опустился следом за мной. Если бы за нами наблюдал рефери, Бейли заработал бы два очка за тейкдаун. Это меня задело, и я выбрался из-под него, распаленный чуть сильнее, чем прежде. Мы стояли друг против друга, на его лице читался азарт. Бейли снова пошел в наступление, но на этот раз я был готов. Пригнувшись и поддев снизу, я опрокинул его. Тогда он упал на мат. Я навалился сверху. Он морщился и извивался подо мной, а я смеялся, потому что парень оказался совсем неплох в борьбе. Помню, как за секунду до того, как к нам подскочил тренер, у меня в голове промелькнуло: «Почему Бейли не занимается борьбой?»
Эмброуз сглотнул и посмотрел на Майка Шина. По щекам того катились слезы. Энджи тоже плакала, обхватив руку мужа.
— Я никогда не видел тренера таким злым и напуганным. Ни до того случая, ни после. Он начал кричать. Меня оттолкнул подбежавший с ним старшеклассник. Я испугался, а Бейли, сидя на мате, тяжело дышал и улыбался.
Послышался смех.
— Тренер Шин поднял Бейли, ощупывая его со всех сторон, очевидно, проверяя, не сломал ли я что. Бейли не обращал на него внимания — он смотрел на меня: «Ты вообще старался, Эмброуз? Не говори, что поддался мне, когда я сделал тейкдаун».
Снова смех и улыбки. Но Эмброуз, казалось, с трудом сдерживал слезы, и все тут же притихли.
— Бейли просто хотел бороться, показать себя. Тот день, когда он повалил меня, стал для него очень важным. Бейли любил борьбу. Он стал бы превосходным борцом, дай ему судьба такой шанс. Шанса не было, однако он не расстроился. Не обозлился. Не жалел себя. Когда я вернулся из Ирака, мистер Шин и Бейли пришли меня навестить. Я не хотел никого видеть, потому что был зол, утонул в жалости к себе — Эмброуз смахнул слезы. — Бейли при рождении не получил того, что я принимал как должное большую часть жизни. Мне досталось крепкое, здоровое тело, и оттого я преуспел в спорте. Я всегда был самым крупным, самым сильным. Многого в жизни я добился только благодаря врожденным качествам, но я не умел это ценить. Я чувствовал лишь постоянное давление со стороны и терпеть не мог завышенных ожиданий окружающих. Я никого не хотел разочаровывать, но мне нужно было разобраться в себе. И потому три года назад я покинул город. Я хотел пойти своей дорогой… Пусть и на время. Я думал тогда, что еще успею вернуться к борьбе и заняться тем, чего ожидали от меня другие. Но такое редко срабатывает, не так ли? Бейли сказал, что мне следует вернуться в зал, что нам пора начать тренировки. Я тогда посмеялся, ведь он тренироваться вообще не мог, а я частично ослеп и оглох, последнее, чем я хотел заниматься, была борьба. Все, что я хотел, — это умереть, и мне тогда казалось, что, раз Поли, Грант, Джесси и Коннор были мертвы, я тоже этого заслуживал.
Печаль затопила церковь, почти заглушив скорбь по Бейли. Это была неизлечимая боль. Городу не удалось как следует ни оплакать ребят, ни отпраздновать возвращение одного из своих жителей. Из-за того, что Эмброуз не принимал случившегося с парнями, другие тоже не смогли смириться с этим.
Ферн обернулась и увидела мать Поли в толпе. Та сжимала руку своей дочери, склонив голову, поддавшись, как и другие, этому горю. Мистер Шин спрятал лицо в ладонях: его любовь к ребятам была столь же сильной, как и к собственному сыну. Ферн очень хотелось отыскать лица всех, кому они были дороги, посмотреть им в глаза. Вероятно, этого же хотел Эмброуз. Возможно, он понял: время пришло.
— Через два дня после смерти Бейли я пошел к тренеру. Я думал, он убит горем, чувствует то же, что чувствовал я весь последний год, тоскуя по друзьям. Я проклинал Бога, злился и сходил с ума. Но мистер Шин вел себя иначе. Он сказал мне: когда Бейли поставили диагноз, время для него будто остановилось, все вокруг замерло. Они с Энджи не знали, смогут ли когда-нибудь снова быть счастливыми. Я спрашивал себя об этом же. Но тренер удивил меня ответом: худшее, что только было в их жизни, оказалось и невероятным подарком. Бейли научил его смотреть на вещи трезво, жить настоящим и говорить слова любви часто и искренне. И, конечно, быть благодарным за каждый прожитый день. Болезнь сына сделала его терпеливым и стойким. Научила осознавать, что есть вещи поважнее боевых искусств.
Мистер Шин улыбнулся сквозь слезы.
— Еще тренер сказал, мол, Бейли мечтал о том, чтобы я произнес речь на его похоронах. — Эмброуз скорчил рожу, и публика засмеялась. Он подождал, пока все утихнут, и продолжил: — Вы знаете, я очень люблю борьбу. Благодаря ей я стал трудолюбивее, сдержаннее, научился по-мужски отвечать за свои поступки и по-мужски побеждать. Борьба сделала из меня хорошего солдата. Но, как и тренер, я стал понимать: есть вещи важнее. Героизм в спортзале куда менее важен, чем героизм вне его, а Бейли Шин был героем для многих. Он был героем как для меня, так и для всей команды. Шекспир говорил: «Ограбленный, смеясь своей потере, у вора отнимает кое-что». — Эмброуз взглянул на Ферн и мягко ей улыбнулся, вспомнив их обмен цитатами из Шекспира. — Бейли тому доказательство. Он всегда улыбался, жизнь била в нем ключом. Мы не всегда можем управлять своей судьбой — иногда она дает нам тело калеки, лицо в шрамах, порой забирает у нас людей, которых мы любим и без которых не хотим жить. — Эмброуз вздохнул. — Нас ограбили. У нас украли внутренний свет Бейли, кротость Пола, прямоту Гранта, страсть Джесси и жизнелюбие Бинса. Но, несмотря на это, я решил улыбаться, как Бейли, назло вору. — Он окинул взглядом всех, кто его слушал, многих из кого знал всю жизнь, и заплакал. Но голос его уже не дрожал, когда он завершал свою речь.
— Я горжусь службой в Ираке. Но тем, как я ушел из дома и как вернулся, не горжусь. Во многом я подвел друзей. Не знаю, смогу ли простить себе их смерть. Я кое-чем обязан им и вам, поэтому сделаю все возможное, буду бороться и за вас, и за них — за сборную Пенн-Стейт. — Изумленные возгласы раздались в церкви, но Эмброуз продолжал, не обращая на это внимания: — Бейли верил, что я на это способен. И я докажу, что он был прав.

 

1995

 

— Сколько швов тебе наложили? — Ферн хотела, чтобы Бейли снял повязку с подбородка. Она прибежала сразу, как только услышала новость.
— Двадцать. Рана довольно глубокая. Я даже кость видел.
Казалось, Бейли был восхищен своей травмой, но его лицо тут же вытянулось. На коленях, как обычно, лежала книга, но читать ему не хотелось. Он полулежал в кровати. Временно покинутая коляска стояла в стороне. Несколько месяцев назад его родители купили специальную кровать: с продольными поручнями и кнопками, позволявшими поднимать верхнюю часть, чтобы Бейли без особых усилий мог сидеть, или нижнюю, и тогда можно было притвориться, что ты летишь в ракете, запущенной в космос. Ферн и Бейли успели несколько раз так «полетать», пока тетя Энджи их не отругала и не запретила превращать кровать в космический корабль.
— Болит? — спросила Ферн. Наверное, поэтому, подумала она, Бейли был таким угрюмым.
— Нет. Мне сделали укол. — Он даже ткнул пальцем в то место.
— Что же тогда случилось, приятель? — Ферн забралась на кровать, пристраиваясь рядом с ним и отодвигая в сторону книгу, чтобы освободить себе место.
— Я больше не смогу ходить, — сказал Бейли, и у него задрожал подбородок, марлевая повязка вместе с ним.
— Но ты же можешь чуть-чуть ходить?
— Нет. Больше не могу. Я попробовал сегодня и упал. Сильно разбил подбородок.
Какое-то время он пользовался коляской только дома — берег силы, чтобы обходиться без нее в школе. Но потом расписание уроков стало слишком плотным, поэтому Энджи и Майк поменяли тактику: они отправляли его в школу в коляске и позволяли подниматься из нее по вечерам, когда хватало сил. Происходило это реже и реже, все чаще он и дома перемещался в коляске. Теперь без нее никуда.
— Ты помнишь свой последний шаг? — осторожно спросила Ферн, не особенно соображая в свои одиннадцать, что нужно избегать вопросов, на которые людям больно отвечать.
— Нет. Я бы отметил это в дневнике, если бы помнил.
— Могу поспорить, твоя мама хотела бы написать об этом в твоем детском альбоме. Она ведь наверняка отметила, когда ты начал ходить.
— Она, наверное, думала, что этих шагов будет больше. — Бейли сглотнул, и Ферн поняла, что он изо всех сил старается не расплакаться. — И я думал, что их будет больше. Но, наверное, я их все прошел.
— Я бы поделилась с тобой своими шагами, если бы было можно, — произнесла Ферн, и ее подбородок тоже задрожал.
Они поплакали вместе с минуту — две несчастные маленькие фигурки на больничной койке, окруженные голубыми стенами и вещами Бейли.
— Может, я и не могу больше ходить, зато могу кататься. — Бейли утер нос и пожал плечами — вечный оптимист, презирающий жалость к себе.
Ферн кивнула и вдруг просияла, с благодарностью взглянув на его коляску:
— Ты не можешь ходить, но ты все еще можешь отрываться под рок-н-ролл, — воскликнула она и, спрыгнув с кровати, включила музыку.
— Еще как могу, — рассмеялся Бейли. И он запел так громко, на сколько хватало легких, пока Ферн ходила, каталась, танцевала и прыгала за них обоих.
Назад: 31 ВСЕГДА БЫТЬ БЛАГОДАРНЫМ
Дальше: 33 НЕ БОЯТЬСЯ СМЕРТИ