«Прибита прочно под дверьми подкова…»

 

Прибита прочно под дверьми подкова.

Мой лоб порой для рук моих тяжел…

 

 

А смерть придет? Ну что же тут такого?!

Я жил. Я был. Я мыслил. Я ушел.

 

Владимир Соколов

1928–1997

«Я в дом вошел, оставив снег в полете…»

 

Я в дом вошел, оставив снег в полете,

Подумал: как же быть теперь со мной?

И не молчать на милом повороте,

И ничего не говорить в расчете,

Что кто-то медлит, стоя за спиной…

О вас я думал…

А из-за ограды,

Чьи кружева белели тяжело,

Уже морозом и ветвями сада —

Бессмертным тленьем вечности несло.

 

1978

Евгений Евтушенко

1932–2017

«Все больше, больше моей маме лет…»

 

Все больше, больше моей маме лет.

Все реже поднимается чуть свет

на шорох свежевыпавших газет,

в которых утешений нет и нет.

 

 

Все горше каждый воздуха глоток,

все скользче пол, опасный, как ледок,

все тяжелей, нечаянно жесток,

обнявший плечи легонький платок.

 

 

Когда она по улице бредет,

снег осторожно, бережно идет,

и дождь ей боты лижет, как щенок,

и ветер сбить ее боится с ног.

 

 

В нелегкие такие времена

все легче, легче делалась она,

и страшно мне, что может кто-нибудь,

как перышко, ее с России сдуть.

 

 

Как мне испить живой воды тогда

из маминого слабого следа?

Любимая, прошу тебя, – сумей

стать хоть немного матерью моей.

 

17 августа 1994

Александр Кушнер

«Мы все попутчики в Ростов…»

Мы все попутчики в Ростов…

П. Вяземский

 

Мельканье рощиц и кустов,

Унылых дней и мрачных снов

Всего труднее на рассвете.

Я встать с постели не готов,

Опять попасться в те же сети

Постылых дел и жалких слов.

Увы, мы в старости в ответе

За безотрадный свой улов.

Теперь одну из всех стихов

Строку держу я на примете:

«Мы все попутчики в Ростов».

В Ростове Вяземский нас встретит.

 

«Жизнь кончилась, а смерть еще не знает…»

 

Жизнь кончилась, а смерть еще не знает

Об этом. Паузу на что употребим?

На строки горькие, в которых западает

Смысл, словно клавиши, – не уследить за ним.

 

 

Шумите, круглые, узорные, резные,

Продолговатые, в прожилках и тенях!

Уже отчетливо видны края иные,

Как берег в трещинах, провалах и камнях,

 

 

Изрытый бурями, и видишь: не приткнуться.

Мне жизнь привиделась страшней, чем страшный сон,

 

 

Я охнул, дернулся – и некуда проснуться:

Всё та же комната, всё тот же телефон.

 

 

И всё же в радости ее назвать прекрасной

Неосмотрительно, и гибельной – в беде.

Как всё изменчиво! И тополь, то ненастный,

То ослепительный, клубится в высоте.

 

Старик

 

Кто тише старика,

Попавшего в больницу,

В окно издалека

Глядящего на птицу?

 

 

Кусты ему видны,

Прижатые к киоску.

Висят на нем штаны

Больничные в полоску.

 

 

Бухгалтером он был

Иль стекла мазал мелом?

Уж он и сам забыл,

Каким был занят делом.

 

 

Сражался в домино

Иль мастерил динамик?

Теперь ему одно

Окно, как в детстве пряник.

 

 

И дальний клен ему

Весь виден, до прожилок,

Быть может, потому,

Что дышит смерть в затылок.

 

 

Вдруг подведут черту

Под ним, как пишут смету,

И он уже – по ту,

А дерево – по эту!

 

Эльдар Рязанов

1927–2015

«А если ветер засквозит…»

 

А если ветер засквозит,

то тут как тут радикулит.

Иль даже воспаленье легких.

Жизнь, прямо скажем, не из легких!

 

 

Зима! И снег валит, как каша,

грудь разрывает гулкий кашель,

боль в горле и течет из носа.

А усиление жары

приводит, виноват, к поносу

и усилению хандры.

 

 

Приходит атмосферный фронт,

и сразу в сердце дискомфорт.

Но вот прекрасная погода —

так отравленье кислородом.

 

 

А если налетит вдруг смерч?

Неужто рифмовать мне «смерть»?

С такой природою ужасной

жить глупо, вредно и опасно.

И от погоды нету жизни!

А может, дело в организме?

 

«У жизни нашей кратки сроки…»

 

У жизни нашей кратки сроки.

Мы, как бумага для письма,

где время пишет свои строки

порой без чувства и ума.

 

 

Вся наша жизнь – дорога к смерти,

письмо, где тексты – ерунда.

Потом заклеют нас в конверте,

пошлют неведомо куда…

И нет постскриптума, поверьте.

 

1982

На отдыхе

 

У природы нет плохой погоды —

написал я много лет назад.

Столько я упреков от народа

выслушал, что сам себе не рад.

 

 

Был моложе, веселей, беспечней,

не страшился я держать ответ.

Болтанешь, как будто плюнешь в вечность,

ан обратно уж дороги нет.

 

 

Да и мне не скрыться от судьбины:

отдых! Я приехал на курорт!

Три недели страшной холодины,

дождь на нас чихал, как злющий черт.

 

 

Мнимый парадокс весьма опасен,

фраза прилепилась, как печать.

Я и сам с собою не согласен,

я хочу при солнце отдыхать.

 

 

Штормы, вихри, смерчи, ураганы,

зной, буран, самум и снегопад,

я скажу вам, очень не желанны.

Я беру свои слова назад!

 

 

Отрекаюсь от своей ошибки,

забираю эту песню вспять.

У природы – редкие улыбки!

Только их и надо привечать.

 

 

Жизнь идет, сменяя цикл за циклом.

Ну, какая старость благодать?!

А меня и эту беспринципность

надо понимать и принимать.

 

1989