Книга: О чем мы солгали
Назад: 8
Дальше: 10

9

Кембриджшир, 1988

Однажды днем, пока Даг был на работе, я позвонила, мои пальцы дрожали, когда я набирала телефонный номер. Услышав гудок, в приступе паники я чуть не повесила трубку. Потом раздался щелчок на другом конце провода знакомый голос произнес: «Слушаю», – и слова застряли у меня в горле. «Алле? Алле?» – прозвучало с нетерпением. «Пожалуйста, не молчите».

Так странно было вновь услышать этот голос спустя столько лет, осознавая, что его обладатель сейчас стоит в когда-то хорошо известном мне доме. Мысленно я представила зеленовато-голубые обои в холле, выложенный елочкой паркет и рассеянные по нему лучи света. На мгновение я вернулась назад, вдохнула привычные запахи – лавандовой полироли для мебели, свежего кофе и смеси из сухих цветочных лепестков в вазочке на подоконнике, услышала тиканье часов над верхней ступенькой лестницы и заглянула в знакомые глаза, которые в те дни часто утопали в слезах. Я тяжело сглотнула, и, наконец, сказала шепотом:

– Это Бет Дженнингс.

Воцарилась абсолютная тишина.

– Пожалуйста, – взмолилась я. – Пожалуйста, не вешай трубку. Нам нужно встретиться. Я хочу поговорить с тобой. – И тут я расплакалась. – Мы можем увидеться?

В ледяном голосе прозвучали панические нотки:

– Исключено. Мы договорились. Ты дала слово.

– Знаю, – ответила я. – Я бы никогда не позвонила, если бы не находилась в таком отчаянии. Мне необходимо поговорить о произошедшем. Я думала, что смогу жить с тем, что мы сделали, но, по всей видимости, – нет. Мне кажется, нам надо все исправить, я хочу пойти в полицию.

– Нет, нет, Бет! – последовала долгая пауза, в итоге я услышала: – Хорошо, давай встретимся. Но не здесь. Ты не можешь сюда прийти. Дай мне свой адрес.



Было странно вновь увидеть это лицо, знакомую фигуру за моим кухонным столом. Через каких-нибудь пару минут я вновь разрыдалась, слова из меня лились нескончаемым потоком. Я говорила обо всем – о том, что мы натворили и о том, что чувство вины меня никогда не покидало. Я рассказала о Ханне, своем замужестве, о страхе медленно сойти с ума. Я понимала, как остро нуждалась в ком-то, кому могла бы полностью довериться, насколько сильно мне не хватало друга.

– Как думаешь, что мне теперь делать? – спросила я с отчаянием, когда все слова закончились.

Но взгляд устремленных на меня глаз был по-прежнему холоден.

– Если расскажешь полиции, мы все потеряем. Ты все потеряешь. Неужели не понятно? Какая польза ворошить сейчас прошлое?

– Не знаю! Не знаю! – Я поняла, что все бесполезно. Никто не в силах мне помочь и ничего тут не сделаешь. Опустив голову, я не переставая плакала. Я даже не подняла глаз, услышав скрип отодвигаемого стула и звук открывшейся и вновь закрывшейся двери. Вот и конец. Все было напрасно.

Спустя какое-то время я поднялась. Заставила себя сделать несколько медленных глубоких вдохов. Тоби, наверное, скоро проснется, мне было необходимо взять себя в руки. Я медленно подошла к раковине и ополоснула лицо, заставила себя направиться в сторону лестницы и, изображая улыбку, уже было начала подниматься, чтобы проверить сына. Мне вдруг очень захотелось увидеть его, дотронуться до него, вдыхая чудесный аромат его тельца. Проходя мимо телефонного аппарата в холле, я вернула трубку на место, так как сняла ее ранее с базы, чтобы нам не мешали; не успела я убрать руку от телефона, как он зазвонил.

Я ответила.

– Алло?

– Вас беспокоят из начальной школы Вест-Эльмс, – сообщили мне энергичным деловым тоном. – Ханна с вами, миссис Дженнингс?

– Ханна? – спросила я удивленно. – Нет. Почему она должна быть … разве она не в школе?

– Боюсь, она опять сбежала. Должно быть, проскользнула в верхние ворота школы после обеда. Мы не смогли до вас дозвониться и вызвали полицию. Думаю, они на пути к вам.

– Но. – Я почувствовала, как краска заливает мое лицо. – Как давно она ушла?

– Минут сорок тому назад. Как я уже говорила, мы пытались с вами связаться, но …

Я повесила трубку и с колотящимся сердцем поспешила назад на кухню. Последний раз, когда Ханна сбежала из школы, я нашла ее сидящей в заднем дворике на скамейке под нашим кухонным окном. В кухню вела голландская дверь, и, так как было тепло, я оставила верхнюю створку открытой. Я бросилась к ней и выглянула на улицу, опасаясь увидеть Ханну, находившуюся там все это время. Но я ошиблась: в саду никого не было и я облегченно вздохнула.

Я обернулась назад и вскрикнула от неожиданности. В дверном проеме небольшой кладовки, примыкавшей к кухне, стояла Ханна. Скорее всего, она пряталась там с самого начала. И точно подслушала полностью наш разговор. Ей все стало известно.

Мои ноги подкосились.

– Ханна, – сказала я. – Ох, Ханна.

Она не отводила глаз, и это показалось мне вечностью. Я почти не дышала. Потом она прошла мимо меня к лестнице, а я уставилась ей вслед, подрагивая от ужаса.

Остаток дня превратился в пытку. Я знала, что не могу рассказать Дагу о случившемся. Он строго наказал мне не пытаться искать встречи, сама идея приводила его в ярость, он никогда не простил бы мне, предприми я что-то за его спиной. И вот это случилось. А если Ханна расскажет Дагу? Если она сообщит учительнице о подслушанном разговоре? Я могу потерять все. Ханну, брак, дом… возможно, даже Тоби. Мысль о жизни без моего мальчика ранила ножом по сердцу.

В последующие часы я старалась не встречаться взглядом с дочерью, паниковала, с замиранием ожидая ее реакции. Но, казалось, ее никак не тронуло то, что она услышала. Может быть, до нее просто не дошел весь смысл сказанного, с отчаянием убеждала себя я. Не переставая мысленно повторять произнесенное мной на кухне, я понимала, что наш разговор нельзя было истолковать иначе. Да и как по-другому? Она услышала страшные, жуткие вещи; несомненно, для Ханны было потрясением узнать о том, что произошло.

Этим вечером, заботливо укрывая Ханну одеялом, я немного задержалась под предлогом, что хотела привести комнату в порядок. Я вспомнила, как мы были воодушевлены, когда только переехали в этот дом, как горели желанием сделать комнату нашей девочки идеальной. Теперь, глядя по сторонам на стены жизнерадостного желтого цвета, гирлянду из фонариков над каминной полкой, большой кукольный домик, который Даг смастерил собственными руками, и прочие мелочи, столь тщательно и долго подбираемые нами для дочери, хотя она оставалась ко всему равнодушной – я старалась найти правильные слова, чтобы начать разговор.

– Ханна, – сказала я. – Дорогая…

Ханна вопросительно уставилась на меня. Ей было всего семь, маленькая для своего возраста, она, казалось, изменилась в эту секунду, ее личико уже не выглядело таким детским; это был один из тех моментов, когда родители с удивлением осознают, что их дети растут незаметно, начинают отдаляться, что время пробегает слишком быстро. Ее волосы разметались по белой подушке, она внимательно следила за мной.

Я сделала глубокий вдох; во рту пересохло.

– Солнышко, все что ты слышала сегодня на кухне, показалось тебе, наверное, невероятно безумным и глупым, – начала я, от натужной улыбки свело скулы, а голос звучал визгливо. – Мы дурачились, вот и все! Мамочка встретилась с другом, мы представляли, что нас снимают в кино или что-то в этом роде. – Ханна продолжала молча смотреть за мной. Я облизала губы. – Суть в том, дорогая, что все должно оставаться в секрете. Ты никому не должна рассказывать о том, что узнала из нашего разговора, о чем толковали мамочка и ее друг, о подслушанной игре. Понимаешь? Никому ни слова, даже папочке. Обещаешь?

Ханна прищурилась, изучающе посмотрела на меня с абсолютно непроницаемым выражением лица. Она отвернулась и закрыла глаза – мне оставалось лишь безмолвно наблюдать за ней, холодея от страха.

Назад: 8
Дальше: 10