20

Кэмбриджшир, 1997

Мы с Дагом и Тоби удивленно переглянулись, когда за Ханной закрылась дверь.

– Куда это она пошла? – прошептал Тоби. – Почему она так одета?

– Может… ты не думаешь, что она нашла себе работу? – рискнул предположить Даг.

Маловероятно.

– Молодой человек? – сказала я, рисуя в несбыточных мечтах портрет милого, опрятного парня, ради которого Ханна, ослепленная любовью, изменила себя.

Чем бы ни была вызвана эта удивительная метаморфоза, наверняка она носила временный характер. Мне следовало быть на седьмом небе от счастья: отказавшись от привычной неряшливой одежды, она выглядела как нормальный, я бы даже сказала – симпатичный тинейджер, идущий на встречу с такими же прекрасными друзьями. Ханна проснулась и ушла из дома около восьми утра, тогда как прежде мне еле удавалось вытащить ее к полудню на свет божий, злую и пропахшую сигаретами и пивом после прошедшей ночи. Но мне было не по себе: я заметила характерный блеск в ее глазах, когда она посмотрела на меня. Я знала свою дочь: знала, если она что-то замышляла.

Я поймала взгляд Дага, мы в замешательстве уставились друг на друга.

– Мам? – В голосе Тоби звучало беспокойство. – Что происходит?

Я повернулась к нему и заставила себя улыбнуться.

– Кто его знает? Но давай, любовь моя, пора в школу. Мне заказать попозже что-нибудь нам всем к чаю?

Он улыбнулся в ответ, явно успокоенный.

– Да, мам!

Но меня не оставляло чувство тревоги. После ухода Тоби и Дага я поднялась в комнату Ханны и нервно открыла дверь. Обычно я боялась заходить к ней, опасалась неприятных сюрпризов: попытка заглянуть в мир Ханны – это не то, от чего я, как правило, получала удовольствие. Там вечно царил отвратительный беспорядок, и сегодняшний день не стал исключением: повсюду были разбросаны вещи, грязные тарелки и кружки заполонили все свободные поверхности. Все выглядело ровно как всегда. Я дала задний ход и отправилась на работу.

Но я никак не могла перестать думать о Ханне. Она смотрелась совершенно по-другому. Неужели Ханна повзрослела, начала все с чистого листа, решила, наконец, стать обычным активным членом общества? Я позволила себе предаваться этим мечтам весь день.

Однако, придя с работы домой, я обнаружила ее в привычных неопрятных одеяниях. Вернулись на свое место кольцо в носу, сережка в брови, широкая черная линия подводки и дурные манеры. Сегодняшняя презентабельная девушка со свеженьким личиком полностью испарилась – моя дочь, как всегда, была враждебно настроена и недосягаема.

Но с тех пор раз в неделю история повторялась. Ханна выходила к завтраку одетая в симпатичные модные вещи, ее волосы были уложены, нанесен легкий макияж. Иногда Ханна возвращалась домой через час, с лицом чернее тучи она мчалась к себе наверх и запиралась в комнате, но обычно она отсутствовала весь день и входила домой с радостной и самодовольной улыбкой на лице. Спустя какое-то время я перестала спрашивать Ханну о том, где она была: чувствовалось, что мое смятение приводило ее в восторг и ничего рассказывать она не собиралась.

Через несколько недель начались телефонные звонки. Казалось, она знала, что должны позвонить, была наготове у телефона на втором этаже, хватая трубку после первого же звонка. Бормотала: «привет», протягивала провод к себе в комнату, закрывала дверь и приглушенно с кем-то шепталась.

В конце концов я не выдержала и решила ее выследить. Был теплый сентябрьский день. Ханна спустилась, как обычно, при полном параде, и когда она ушла, я моментально позвонила на работу, оставив сообщение, что опоздаю сегодня из-за неотложных семейных дел. Я выбежала на улицу и увидела, как Ханна повернула за угол, я села в машину и поехала за ней на безопасном расстоянии, притормозила в таком месте, чтобы она не заметила меня в ожидании автобуса на остановке.

Проследовав за автобусом до ближайшего городка, я припарковалась, как только Ханна вышла и поспешила в сторону железнодорожного вокзала. Внутри я обнаружила ее в очереди к билетной кассе, мне удалось спрятаться за стойкой с журналами и подслушать, как она покупала билет до города в Саффолке, в двенадцати милях отсюда. Понимая, что мне не сесть на поезд не будучи замеченной и не доехать туда на своей машине раньше Ханны, расстроенная и еще больше сбитая с толку, я решила, что на сегодня хватит и повернула домой.

Но на следующей неделе я уже была во всеоружии. Как только она спустилась к завтраку, я извинилась и, под предлогом, что мне нужно пораньше на работу, прямиком направилась в Саффолк. Я приехала в большой торговый город неподалеку от той деревни, где выросли мы с Дагом. Достигнув места назначения, я припарковалась и ровно через десять минут увидела Ханну, выходящую из здания вокзала. На безопасном расстоянии я проследовала за ней до центра города. В итоге, к моему удивлению, она направилась к большому зданию, на табличке которого я прочитала: «Колледж первой ступени Крофтон-Хилл». Я замешкалась у ворот, а Ханна дошла до скамейки около главного входа и села там в ожидании.

В одиннадцать дня из дверей колледжа хлынул поток студентов, и высокая, симпатичная темноволосая девушка, на год или около того старше Ханны, с широкой улыбкой на лице подошла к моей дочери. При ее приближении Ханна встала, и девушки обнялись. Я потеряла дар речи. Кто бы это мог быть? Неужели Ханна втайне здесь училась? Я совсем запуталась. Я заметила, что они взялись за руки – такой простой, нежный жест, совсем не в духе моей дочери, – и мое удивление возросло. Они повернули в мою сторону, и я быстро ретировалась, скрывшись за припаркованной машиной. Через несколько минут я увидела, как девушки направились обратно в город и проследила за ними до кафе, где они заняли столик на улице.

Я наблюдала за ними больше часа. Ханна выглядела такой беззаботной и счастливой, полностью непохожей на себя – она улыбалась, смеялась, и мне стало горько, эта незнакомка даже вызвала во мне чувство зависти. В конце концов девушка посмотрела на часы и скорчила рожицу, они встали и вновь обнялись, прежде чем разойтись, предоставив мне, все еще совершенно растерянной, в одиночестве добираться до дома.

Прошло три недели, а я так ничего и не выяснила, пока однажды утром не открылась страшная правда.

Как всегда по воскресеньям Даг отвел Тоби на тренировку по регби. Ханна все утро и носа не казала, я же собиралась гладить. Случайно оказавшись около телефона на первом этаже, я услышала, как Ханна вышла из комнаты и остановилась на верхней ступеньке лестницы. Я знала, она заняла свою привычную позицию с застывшей над трубкой рукой, готовая схватить ее, как только раздастся звонок. Но на этот раз я тоже была наготове, и когда зазвонил телефон, я мигом подняла трубку. Сердце учащенно забилось при мысли, что Ханна могла услышать щелчок. Но, видимо, она ничего не заметила. На другом конце провода я услышала, как кто-то произнес:

– Бэкки?

– Да, как дела?

– Хорошо, знаешь, учеба в колледже и все такое…

– Гм, а что с этим эссе? – спросила моя дочь.

Потом они говорили о домашних заданиях, раздражавших их учителях и любимых сериалах. Обычная болтовня среднестатистических тинейджеров. Мне бы следовало привыкнуть к этому, доводись мне слышать прежде такой или подобный разговор миллион тысяч раз. Но нет. На самом деле моя дочь так никогда не общалась. Я знала Ханну – знала, что она не нормальная девушка, и я давно потеряла надежду, что Ханна ею станет. Это была Ханна, выдававшая себя за кого-то еще. Мне вспомнился тот день, когда я застала ее копирующей мою манеру говорить с соседкой: так и сегодня – девчачье хихиканье, каждый приглушенный возглас – все было не более, чем игрой. Это приводило в восхищение и, одновременно, заставляло кровь стыть в жилах.

Я постепенно узнала, что Ханна – или «Бэкки», – тоже якобы ходила в колледж и готовилась к выпускным экзаменам; после обсуждения курсовых работ и сроков сдачи разговор переключился на меня с Дагом.

– Как твои родители? – спросила девушка.

– Достают, как и прежде. – Ханна вздохнула. – Вот бы они были похожи на твоих маму и папу. Они классные, тебе повезло.

Девушка фыркнула.

– Это шутка, да? Им наплевать на то, что меня действительно волнует. Мама хочет, чтобы я пошла в медицину, как и она – лишь бы похвастаться перед своими друзьями, а папу заботит только его собственная карьера и то, чем заняты мои братья. – Она вздохнула. – К тому же они не воспринимают меня серьезно. Как митинг сторонников Гринпис, на который я ходила на прошлой неделе… я хотела поговорить с ними об этом, но они лишь кивнули и спросили, повторила ли я эти чертовы билеты. Я хочу сказать, кому до этого вообще есть дело? Половина земного шара разрушена, а они беспокоятся за долбаный пробный экзамен по биологии. В общем, мы в очередной раз поругались. Они не видят, насколько это все важно для меня, и, кроме того, я уверена, что все равно завалю экзамены, иногда мне хочется отступиться.

– Нет, ты не должна, – ответила Ханна. – Мне бы хотелось, чтобы ты больше в себя верила. – И с наигранной строгостью добавила: – О’кей, повторяй за мной: «Меня зовут Эмили Лоусон и я получу за все выпускные экзамены оценку “отлично”». Давай, повторяй!

Я уже почти не слушала, когда девушка, хихикая, повиновалась. Меня словно ударили в поддых так, что из легких вышел весь воздух. Не помню, о чем еще они говорили, только после этого я пошла на кухню и почувствовала, как пол качается подо мной. Я вцепилась за стол, меня мутило от ужаса.

Эмили.

Эмили Лоусон.

Ох, пожалуйста, господи, нет.

Вдруг все встало на свои места.