Мэдди

За три недели до этого

Мама с папой велели мне не торопиться. «Иди», – весело сказали они. Их жизнерадостность показалась мне наигранной. В окно кухни я видела, как Скопи и Софи гнались за каким-то несчастным, обреченным грызуном. Чарли уже сел за кухонный стол, чтобы перекусить. Он игрался с ужасным плавленым сыром, выдавливая его маленькими желтыми червячками на крекер. Впрочем, в детстве я его тоже любила. Моя мама никогда не была гурманкой. Бабушка Одри не ела ничего из того, чем мама пыталась ее накормить.

– Пока, Чарли, – помахала я.

Не поднимая глаз, Чарли произнес:

– Пока-пока, мамочка. Надеюсь, ты не попадешь в больницу.

Вздрогнув, я на какое-то безумное мгновение представила пистолет Иэна; вой сирен скорой помощи; себя, лежащую на операционном столе, пока хирурги извлекают из меня пулю. С чего бы Чарли говорить такое? Но в следующую же секунду я поняла. Должно быть, он вспомнил свой последний визит в больницу и большую, страшную иглу для прививок.

Мы все дружно рассмеялись.

– Ты боишься, что твою маму положат в больницу? – спросил мой папа.

– Ну она же едет к доктору. Доктор может положить в больницу.

Взяв меня за руку, мама сунула в нее пачку денег.

– Пройдись по магазинам, ладно? Ты ведь едешь почти до самой «Плазы». Тебе нужно что-нибудь новое и классное, что поднимет твое настроение, – произнесла она, поправляя пуговицы на моей рубашке. Мама явно избегала смотреть мне в глаза. – Может, у этого нового доктора будут какие-то идеи. Ну, знаешь, насчет того, как снова прийти в норму. Как все восстановить.

Снова прийти в норму. Потрясающая, прекрасная и немыслимая мечта.

– Мама, не нужно этого делать. У меня есть деньги.

– Знаю. Но мне хочется это сделать. Возьми. Тебе нужно развлечься. Побалуй себя. Ты раньше любила заглядывать в тамошний «Тэлботс». У них была очень хорошая одежда малых размеров.

– Не спеши возвращаться, – сказал папа. – Ближе к вечеру мы с Чарли пойдем на рыбалку. Верно, малыш?

– Да, не спеши возвращаться. Найди хорошее кафе под открытым небом. Посиди в нем, выпей бокал вина. Вдохни в себя хоть немного жизни.

Произнеся это, мама коснулась моих волос. Не челки, а волос, спадающих на плечи. Мне было жаль мою маму. Похоже, для нее моя травма была тяжелее, чем для меня.

* * *

Я села в машину. До неврологической консультации при больнице Святого Луки ехать сорок пять минут. У них был филиал недалеко от моего дома, но там мне пришлось бы ждать своей очереди полтора месяца, а я, разумеется, очень хотела покончить со всем этим до возвращения Иэна из Африки.

Консультация располагалась совсем рядом с больницей и, как верно заметила моя мама, всего в нескольких минутах от «Плазы». Именно на этом островке роскоши посреди Канзас-Сити моя бабушка Одри спустила доставшиеся ей в наследство от владевшего газодобывающей компанией мужа деньги на благотворительность и частные клубы, в которых она проводила время в окружении почитателей и лицемерных прихлебателей. Проезжая мимо бутиков, фонтанов, цветочных клумб и кафе, я поняла, как давно не была в настоящем ресторане для взрослых. Я решила, что, возможно, пройдусь здесь после приема у врача. Поглазею на витрины. Перекушу чего-нибудь. Но ни в коем случае не стану снимать шляпу и солнечные очки.

* * *

Как мне и было сказано, я прибыла на прием к неврологу, доктору Стивену Робертсу, на полчаса раньше назначенного и теперь заполняла бумаги в окружении других пациентов, среди которых, казалось, не было никого младше семидесяти пяти. Мне вспомнились дни, проведенные мной в нью- йоркском баре «Тракия», посетители которого выглядели даже чуть менее потасканными, чем эти несчастные пациенты с открытыми ртами и пустыми глазами, и я внезапно почувствовала огромное облегчение. У меня не было болезни Паркинсона. Меня не хватил удар. Я не знала, что со мной не так, но ощутила уверенность, что в моей жизни все будет хорошо.

Доктор Робертс оказался очень худым красивым африканцем с мягкими манерами и говорил с заметным акцентом. На нем были широкие темно-серые брюки, дорогого вида очки и кожаные туфли. Он пожал мою руку, и я вдруг мельком подумала, что у него были самые длинные и мягкие пальцы, какие я только видела в жизни. Мне сразу понравилась его улыбка во все тридцать два зуба. Глаза доктора Робертса были шоколадными, как у Чарли, хоть и не с такими чудесными ресницами.

– Прошу, садитесь на кушетку, Мадлен, – произнес он.

Я зашагала к кушетке, с шуршанием надевая на себя бумажную больничную сорочку в крапинку.

Пододвинув свой стул поближе, доктор Робертс сложил руки.

– Это может показаться немного странным, но обычно я начинаю осмотр, задавая вопрос, знаете ли вы, какой сегодня день недели.

– Вторник.

– А что вы ели сегодня утром на завтрак?

Этот вопрос заставил меня на минуту задуматься.

– Кофе. Пару вафель и две фиговины с плавленым сыром. Мы ели вместе с моим сыном.

Он рассмеялся.

– Завтрак спешащей мамы. Моя жена тоже ест всякую дрянь. Ладно. Не подождете минуту?

Доктор Робертс довольно долго изучал мою историю болезни. Наконец, подняв взгляд, он произнес:

– Значит, у вас недавно была травма головы?

Он неопределенно указал на мой шрам.

– Да.

– Как я вижу, в прошлом вы очень редко болели. Вас госпитализировали только из-за аппендицита в восемнадцатилетнем возрасте и еще раз – после того как вы перевернулись на лодке, когда вам было десять?

– Да.

– Здесь говорится, что вы провели шесть дней в реанимации.

– Я чуть не умерла.

– Но вы полностью восстановились.

– Восстановилась.

– А тогда у вас черепно-мозговая травма была?

– Нет.

– И приступы паники тоже начались только сейчас?

– Да.

– Расскажите, что стало причиной вашей травмы.

– Я упала. Как я понимаю, упала очень сильно… м-м… под углом, несколько раз ударившись о камни. С довольно большой высоты, потому что у дороги, по которой я шла от нашей палатки, был, очевидно, где-то трехфутовый обрыв. Было темно, и я споткнулась.

– Ясно. А потом?

– Думаю, какое-то время я была в полубессознательном состоянии. Но не в полной отключке, потому что я бродила вокруг нашего лагеря. Я даже не знала, что травмирована. Я собиралась пойти в туалет, однако, полагаю, заблудилась, но в итоге нашла дорогу и вернулась в лагерь к мужу. Он увидел, что я возвращаюсь и что моя голова вся в крови.

– Но вы сама этого не помните?

– Честно говоря, я не помню даже, как упала. До приезда скорой все было как в тумане. Вы должны знать, что это – не амнезия. Я действительно сильно ударилась головой, но, кроме того, я еще перебрала вина. Выпила, наверное, целую бутылку, но точно сказать не могу, потому что оно было в пакете.

– Что было в пакете?

– Вино.

– Знаете, я слышал о таком. Вино в пакете. Очень забавно. – Он сделал паузу. – Сам-то я редко пью.

Пожав плечами, я улыбнулась.

– Ладно. Перейдем к осмотру, окей?

Доктор Робертс начал меня осматривать, и этот осмотр нельзя было назвать никак иначе, как ласковым. Он брал меня за руки и предлагал мне сжать их. По очереди щекотал мне руки, спрашивая, чувствую ли я это. Мы корчили друг другу забавные рожицы, и он смотрел, как я хожу по комнате. Когда доктор Робертс выключил свет и наклонился надо мной, чтобы проверить мои глаза, я почувствовала запах его геля после бритья. Этот запах напомнил мне об апельсине, который я, будучи скаутом, вместе с сушеной гвоздикой повесила у себя в шкафчике, чтобы моя одежда хорошо пахла. Этот тридцатиминутный осмотр оказался более чувственным и наполненным эмоциями, чем несколько романов, которые я прочла в двадцатилетнем возрасте.

Закончив меня осматривать, доктор Робертс скрестил руки на груди. Выражение его лица стало суровым.

– Я хочу убедиться, что все правильно понял. Вы пришли к доктору Джонс из-за внезапных приступов сильной тревоги, начавшихся после перенесенной вами травмы головы.

– Верно.

– И в процессе работы с вами она наблюдала нечто, что сочла частичным припадком.

– Честно говоря, я не знаю, что она увидела. Полагаю, я начала что-то твердить. Я подумала, что у меня просто началась паника.

– Но вы не обратились в неотложку?

– Нет.

– Вам следовало это сделать.

– Кэми Джей тоже так сказала.

– Кэми Джей?

– Доктор Джонс. Она хотела меня туда отвезти. Но я просто запаниковала и сбежала. Я хотела забрать своего сына. Она погналась за мной, но я просто хотела уехать.

– Интересно. Это указывает не только на тревогу, но и на импульсивное поведение.

– Поймите, я даже не думала, что у меня был припадок. Честно говоря, до сих пор не думаю. Мне это показалось, ну, знаете, секундным головокружением, которое у меня случается, когда я сильно нервничаю.

– Вы не теряли сознания даже на секунду?

– Нет.

– Значит, это не комплексный припадок. Вы не ощущали необычных запахов в момент, когда это произошло?

– Каких запахов?

– Химических. Или запаха гари. Возможно, вы почувствовали запах духов или цветов?

Я хотела сказать ему о запахе нечистот и крови, но вместо этого ответила:

– Нет.

– А были ли у вас в тот момент какие-то глубокие чувства? Эйфория? Гнев?

– Паника. Только паника, страх и желание сбежать.

– Ясно.

Долгое время доктор Робертс задумчиво на меня смотрел.

– Полагаю, это мог быть абсанс, – наконец произнес он.

– Простите, не поняла?

– Абсанс, что-то вроде малого эпилептического приступа. Но это чаще бывает у детей. – Его лоб прочертили морщины. – Существует несколько десятков различных типов абсанса. Я, разумеется, запрошу развернутый анализ крови. Идет? Будем работать по методу исключения. И мы можем провести исследование вашего мозга. Вы не против?

– Сейчас?

– Нет, нет. Боюсь, на эти процедуры у нас образовалась большая очередь. Но есть несколько хороших вариантов, Мадлен. Существуют разные способы исследования отклонений, если можно так выразиться, в мозге. Я бы предложил вам записаться на МРТ. Это расскажет мне о строении вашего мозга. Кроме того, я бы записал вас на ЭЭГ, результаты которой сказали бы мне, как ваш мозг работает, основываясь на данных его электрической активности. Вероятно, вариант с МРТ будет лучше, поскольку речь идет о последствиях травмы. Однако я должен вас предупредить, что зачастую даже оба этих исследования не дают определенного ответа.

– А я могу подумать? Мой муж – частный подрядчик, а я сама сейчас не работаю. На данный момент я сижу дома с маленьким сыном, так что у нас серьезный страховой вычет. Мне, вероятно, придется полностью оплатить стоимость любой процедуры, и не имея гарантий…

– Я прекрасно вас понимаю, Мадлен. – Он вновь протянул мне свою тонкую ладонь для рукопожатия. – Пока вы не ушли…

– Да?

– Меня всегда интересовало, как повреждение тех или иных участков мозга влияет на поведение. – Доктор Робертс мягко коснулся моей щеки рядом со шрамом, с любопытством покосившись на меня. – Не удивлюсь, если у вас была травмирована лобная доля.

– Это очень плохо?

– Не всегда. Но не исключено. Особенно если травма повторная – но, к счастью, это не ваш случай. Изредка после черепно-мозговой травмы у людей появляются новые способности. Один человек в Нью-Джерси ударился головой, ныряя в бассейн, а когда вышел из комы, то понял, что может играть на фортепьяно.

– Ух ты! – громко сказала я, впечатленная услышанным.

Моя реакция привела доктора Робертса в такой восторг, что он хлопнул в ладоши.

– Это правда, – произнес он. – Но такие случаи – исключение, а не правило. Чаще результатом черепно-мозговых травм становятся более обыденные вещи, вроде заболеваний или иных проблем. Агрессия, негатив, раздражительность. Или, как у вас, тревожность.

– Интересно.

– Это очень интересно, Мадлен. То, как нарушение контроля импульсов в лобной доле может влиять на поведение человека в самых различных аспектах его жизнедеятельности. Азартные игры. Беспорядочные сексуальные связи. Наркомания. Насилие. Меня это всегда очень увлекало.

Развернувшись, он потянулся к дверной ручке, однако затем остановился.

– Вы ощущаете… свободу от ограничений? Словно после падения все стало по-другому?

– Не думаю.

– А что насчет вашего отказа поехать в неотложку, даже несмотря на то, что доктор Джонс на этом настаивала? Подобное поведение ведь для вас не является обычным?

– На самом деле нет. После того несчастного случая в Колорадо я бы предпочла никогда больше не приближаться к неотложкам.

– Значит, вы уверены, что ваша импульсивность находится на обычном уровне?

– Не уверена, что моя импульсивность хоть когда-то была на обычном уровне.

Сочтя мой ответ очень остроумным, доктор Робертс белозубо улыбнулся.

– Когда примете решение насчет исследований, просто позвоните Бетти, – произнес он, открывая дверь. – Всего вам наилучшего, Мадлен.

– Благодарю вас, доктор Робертс.

* * *

Я доехала до «Плазы» и теперь сижу за кованым железным столиком с бокалом шардоне в кафе «Классическая чашка», расположенном на заднем дворике. Маленький дворик со всех сторон был увешан корзинами с петуниями лавандового цвета. В прикрывавших бо`льшую часть моего лица огромных солнцезащитных очках, со спадавшими на щеки волосами и в красивой белой шляпе от солнца я чувствовала себя безликой и довольной. Я решила, что все-таки пройдусь по магазинам.

Моя бабушка часто называла «Плазу», которую считала почти своим вторым домом, «городом фонтанов». Двигаясь по Сорок седьмой улице в направлении французских бутиков, я миновала несколько из этих фонтанов. Я остановилась у здания, расположенного на углу Бродвея, в нише которого была установлена бронзовая скульптура под названием «Тихая беседа», изображающая стоящую на коленях мать с сыном на руках. Они глядели друг другу в глаза. Я подумала о докторе Робертсе. Возможно, мне следовало рассказать ему о произошедшем вчера.

Чарли выплеснул свою золотую рыбку на ворсистый ковер, на котором стоял стол в столовой. Все бы ничего, но он решил втоптать ее в ковер каблуком своей кроссовки и делал это до тех пор, пока рыбка не превратилась в темно-оранжевое пятно. Он решил, что если втопчет ее как следует, то я этого не замечу. Схватив Чарли за шиворот, я ткнула его носом почти в самый пол. «Я все вижу, Чарли! А ты?! Ты это видишь?!» – орала я ему в лицо, продолжая прижимать его к полу. Негатив. Раздражительность.

Отвернувшись от красивой нежной матери с добрыми глазами, я продолжила свой путь. В одной из витрин мое внимание привлекло черное платье в крестьянском стиле из тонкой лоскутной ткани. Иэну нравилось, когда я носила такую одежду. Мама сказала, что мне нужно что-нибудь классное, что поднимет мое настроение. Я взяла платье в примерочную и только лишь закончила завязывать пояс, как молоденькая продавщица, раздвинув занавески, просунула внутрь свою голову со взъерошенными льняными волосами.

– Как вам…

Она просто ошиблась примерочной. Однако, увидев ее выражение лица, мне захотелось ее ударить: мои шляпка, очки, сумочка и одежда валялись на полу.

– Вот черт! – выпалила девчонка, и в ту же секунду, сама испугавшись своих слов, скрылась за занавеской.

Я повернулась к зеркалу и, отведя волосы назад, подошла к нему поближе.

Тогда, наутро после падения, вся левая сторона моего лица представляла собой зеленовато-фиолетовое месиво, пересекаемое воспаленным красным шрамом. Черные швы торчали в местах стежков подобно мушиным лапкам. Глаз полностью заплыл, а на уровне брови красовалась шишка размером с мячик для гольфа. Рассеченная на две части глубокой раной щека делала меня похожей на какого-то гротескного бурундука. Это выглядело настолько отталкивающе, что, когда Чарли проснулся и увидел меня, он разрыдался так, что едва не задохнулся. Я долго укачивала его, приговаривая: «Все в порядке, шшшш. Все в порядке, шшшш».

Сейчас мое лицо уже зажило достаточно для того, чтобы я перестала замечать шрам каждый раз, когда смотрела в зеркало. Однако девчонка-продавщица явно была шокирована. Я видела это по ее глазам. Середина моей брови отсутствовала, как при ожоге. Между двумя ее половинками проходил напоминавший по форме молнию зигзаг, цвет которого менялся от пурпурного до белого. Но хуже всего выглядел уголок глаза. В этом месте шов был особенно заметным и к тому же слишком плотным, из-за чего левый глаз казался на четверть меньше, чем правый. В качестве завершающего штриха по щеке извивался все еще заживающий шрам, останавливаясь в дюйме над моим ртом.

Оказавшееся чрезвычайно легким лоскутное крестьянское платье стоило 275 долларов. Оно было красивым, а я – уже нет. Я сорвала его с себя через голову, с удовлетворением услышав треск рвущейся ткани.

Телефон безостановочно трезвонил в моей сумочке, но я не обращала на него внимания, пока до меня наконец не дошло, что кому-то действительно нужно со мной связаться. Как я вообще пропустила четыре звонка? Что, если это мои родители? Мое сердце бешено заколотилось. Два сообщения в голосовой почте. Кусочки головоломки стали складываться воедино. Что-то с Чарли. Что-то случилось с Чарли. Что-то серьезное, подсказывала мне моя интуиция. Что-то очень серьезное.

Но это была Джоанна.

Я все-таки послала ей электронное письмо. То, которое написала в кабинете у Кэми Джей. Мне хватило на это смелости. И теперь она хотела поговорить.