ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОБЛАКА НАД ЛИОНЕЕЙ,
ИЛИ КАНИКУЛЫ УБИЙЦЫ

Под крыльями самолета были облака, и ничего, кроме облаков. Это немного смущало Настю, которая до сегодняшнего дня пользовалась исключительно наземным транспортом, так что идея висеть в воздухе внутри металлической банки казалась ей довольно сомнительной, даже с учетом ободряющих взглядов Смайли и улыбок стюардесс. Облака решительно не внушали ей доверия. Она попыталась представить их чем-то более привычным и безопасным, например… например взбитыми сливками. Однако при ближайшем рассмотрении идея скользить по гигантским холмам из взбитых сливок на высоте десяти тысячи метров над поверхностью земли оказалась ничуть не лучше, она была даже хуже, потому что в голове Насти немедленно возник вопрос – откуда же здесь взялось столько взбитых сливок? При всей глупости этого вопроса ответ явно находился в категории сверхъестественного, а Настин опыт общения со сверхъестественным был не из приятных. Так что она перестала думать о взбитых сливках, перестала думать об облаках, перестала вообще смотреть в иллюминатор и решила почитать что-нибудь успокоительное. Например, листок о правилах использования спасательного жилета и кислородной маски.

Смайли осторожно выдернул у нее из рук это занимательное чтение.

– Лучше посмотри вот это.

Настя покорно взяла многостраничный цветной буклет, который поначалу приняла за каталог товаров беспошлинной торговли, но потом увидела, что на глянцевых страницах вместо изображений товаров напечатаны фотографии каких-то зданий и парков. Она снова посмотрела на обложку и поняла, что разглядывает альбом с видами Лионеи, а ее саму в это время разглядывает Смайли. Настя вздохнула и стала медленно перелистывать страницы, скользя взглядом по картинкам, но не задерживаясь ни на одной из них. При точном соблюдении расписания полетов меньше чем через два часа их самолету предстояло коснуться посадочной полосы лионеиского аэропорта, и тогда эти картинки должны будут обрести объем, фактуру и запах, то есть они должны будут стать для Насти самой что ни на есть реальностью.

Тем не менее Настя в них не верила. Это было ненарочно. Это не содержало злого умысла. Это было инстинктивное стремление сделать так, чтобы сплетающаяся вокруг нее новая реальность сплеталась чуть помедленнее; это было стремление слегка уменьшить поток информации, который мог запросто унести Настю в открытое море чистого безумия.

По большому счету, Настя уже и не сопротивлялась, не пыталась забаррикадироваться фразами о том, что этого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Виденного и слышанного за последние месяцы было достаточно, чтобы навсегда убрать такие слова из ее лексикона. Теперь она просто старалась запоминать, но запоминать нужно было так много, что иногда у нее развивалась своего рода информационная передозировка. И тогда, глядя на подброшенные Смайли книги или фотографии, Настя безразлично листала страницы, и ее разум скользил над этими текстами и иллюстрациями столь же бесконтактно, как тень самолета скользила по распухшим облакам.

Смайли ничего не говорил в таких случаях. Он просто смотрел и ждал, когда все снова придет в норму. Неизвестно, сколько ему пришлось ждать в этот раз, но в конце концов он деликатно тронул Настю за плечо и спросил:

– Волнуешься?

Настя недовольно заворочалась в кресле:

– Вообще-то я спала, если вы не заметили.

– Заметил.

– Тогда как я могу волноваться, если я сплю? И вообще, с какой стати мне нужно начинать волноваться… То есть я, конечно, волнуюсь время от времени, но почему именно сейчас… О… – Настя посмотрела в иллюминатор и все поняла.

– Подлетаем, – пояснил Смайли. – И я хочу, чтобы ты посмотрела вот это…

Он положил себе на колени кейс – тот самый кейс, – раскрыл его и вытащил тонкую папку. Настя не удержалась и скосила взгляд в сторону Смайли, стараясь разглядеть в содержимом кейса продолговатый конверт без указания отправителя и получателя. Конверт, из-за которого она и Смайли болтались где-то в небе над Западной Европой, пока пилот отыскивал зажатый между Швейцарией и Францией крошечный кусочек территории, именовавшийся герцогством Лионейским.

– Король Утер, – сказал Смайли. – Он же герцог Лионейский, он же граф Авалонский, он же Защитник человечества, он же еще много кто…

Настя посмотрела на фотографии. Они не вызвали в ней никаких эмоций.

– …и в частности, отец Дениса Андерсона, – закончил фразу Смайли.

– Я помню, – сказала Настя и еще раз посмотрела на снимки, но ничто в лице этого пожилого мужчины не напомнило ей Дениса. Она снова почувствовала свою удаленность от изображенных на фотографиях людей, как будто они были портретами давно почивших исторических деятелей. Что еще хуже, когда Смайли произнес имя Дениса Андерсона, то Настя восприняла его точно так же – чье-то имя, еще одно среди многих других имен, которые ей предстоит запомнить. Это уж было совсем неправильно, Настя это понимала, но пока ничего не могла с этим поделать. Наверное, это относилось к последствиям авиаперелета, и оставалось надеяться, что на земле Денис снова превратится в боль ее сердца, в незаживающий рубец на Настиной памяти…

То есть станет настоящим. Снова.

– Амбер Андерсон, – сказал Смайли, подсовывая новую порцию фотоснимков. – Дочь короля Утера и, соответственно, сестра Дениса. В аэропорту, скорее всего, встречать нас будет именно она.

– Он не говорил, что у него есть сестра, – пробормотала Настя. Снимки Амбер она разглядывала даже более пристально, не столько ища фамильное сходство, сколько с завистью оценивая ухоженность молодой женщины, которая действительно выглядела как дочь короля, то есть – безупречно. Некоторые фотографии относились к категории «светская жизнь», и сестра Дениса блистала там в таких платьях, что Насте стало как-то не по себе. Она вдруг поняла, что именно такие женщины и именно такая роскошь окружали Дениса с самого момента рождения, и мир должен был перевернуться с ног на голову, чтобы Денис Андерсон связался с некоей плебейкой по имени Настя, у которой, на минуточку, и платья-то вечернего ни одного нет. С одной стороны, можно было гордиться собственной персоной, перевернувшей прогнивший феодальный уклад этой самой Лионеи… С другой стороны, у Насти родилось смутное предчувствие, что за такое переворачивание ей вскоре всыплют по первое число.

Пытаясь отвлечься от этих мыслей, Настя снова принялась разглядывать наряды Амбер Андерсон и пришла к выводу, что для этой девушки бриллианты – не просто лучшие друзья, тут, пожалуй, имеют место более тесные и страстные взаимоотношения. Настя вздохнула, взяла другой снимок и снова вздохнула…

Погрузившись в это занятие, она пропустила мимо ушей какую-то часть пояснений Смайли и спохватилась уже на словах:

– …ее присутствие более уместно.

– Чего?

Смайли терпеливо повторил все сначала:

– Поскольку тебе еще не придан официальный статус, встречать тебя будет Амбер. А вообще, в таких случаях полагается присутствовать первому рыцарю короля, иначе говоря, шефу королевской администрации…

– В каких – таких случаях? Какой там еще мне статус не придан?

– Официальный статус невесты наследника престола.

Настя внимательно посмотрела на Смайли и не увидела в его лице ни признаков умственного расстройства, ни сопутствующей розыгрышу кривой ухмылки. Гном был серьезен и ожидал такой же реакции от Насти.

– Невесты? – на всякий случай переспросила Настя.

– Именно.

– Они там не слишком торопятся, а?

– В каком смысле?

– У нас с Денисом, конечно, были, скажем так, отношения, но про женитьбу разговора не было. Тем более самого Дениса сейчас здесь нет и неизвестно, где он и что с ним.

– Именно потому что с Денисом все получилось так… – Смайли замолчал, подбирая подходящее слово. – Так сложно… Королевская семья хочет зафиксировать ваши отношения. По крайней мере, король хочет.

– Я польщена, но… Все это странно. И неправильно.

– Странно? Пожалуй, – согласился Смайли. – Кто бы мог подумать, что невестой Дениса станет студентка из России, а найдем мы ее в тихом вампирском городке? Но странно – это не всегда неправильно.

– Я кожей чувствую, как это все неправильно…

– Именно сейчас? – Смайли иронично скривил угол рта. – А все, что с тобой происходило начиная с прошлой осени, – это казалось тебе правильным?

Крыть было нечем. Оставалось признать, что когда с тобой на протяжении долгого времени происходят неправильные вещи, то это значит, что неправильность не в вещах, а в тебе самой. Мир, принимая твою неправильность, послушно дает трещину, и вот уже ты заходишь в книжный магазин, чтобы купить учебник к ближайшему экзамену, а в результате оказываешься на борту самолета, выполняющего рейс Москва – Лионея. В качестве почти официальной невесты наследника лионейского престола. В сопровождении начальника королевской службы безопасности, которого зовут Роберт Д. Смайли и который, между прочим, натуральный английский гном.

Кому-то такой поворот событий мог показаться подарком судьбы, но только не Насте. Уж она-то знала, что две эти точки соединены отнюдь не прямой дорогой, вымощенной золотыми кирпичиками. Молочных рек с кисельными берегами по пути тоже не наблюдалось, равно как и принцев на белых лимузинах и рассыпанных под ногами лепестков роз… Путь, который проделала Настя из пункта А в пункт Б, не был похож ни на веселенькую загородную поездку, ни на комфортабельный туристический вояж.

На что же он был похож? Пожалуй, на медленную прогулку неуверенным шагом по темным залам паноптикума, причем многие из экспонатов в этих залах внезапно оказывались живыми. И еще одна важная деталь – вдруг оказалось, что между ними и Настей нет разделительного стекла, поэтому иногда она чувствовала их зловонное дыхание, иногда слышала плотоядное причмокивание, а иногда ощущала тяжелое прикосновение грубой и явно нечеловеческой лапы.

А иногда она чувствовала их острые зубы.

И все же она разволновалась в те последние минуты перед посадкой, но вовсе не из страха, что шасси отвалятся и самолет пузом грохнется на летное поле. Она боялась увидеть, как Лионея из набора картинок превращается в реальность, как люди с фотографий обретают плоть и кровь, как они становятся частью ее, Настиной, жизни и, в свою очередь, хотят затащить Настю в лионейские глянцевые пейзажи… Она схватила наушники и прибавила громкость, чтобы музыка заглушила всё, и пульсацию страха в Настиной крови тоже.

Потом музыка пропала, и в наушниках возник голос стюардессы, которая на трех языках сообщила, что самолет совершил посадку, что температура за бортом…

– Всё, – сказал Смайли, снимая наушники с ее головы. – Мы дома.

Наверное, на Настином лице не читалось особого восторга, поэтому Смайли добавил:

– И нас ждут. Давай проявим вежливость, ладно?

– Я не хочу, – пробормотала Настя. Это касалось не предложения проявить вежливость, это касалось фразы Смайли насчет того, что «мы дома». Настя пока не чувствовала себя этим мы и не представляла, что Лионея может когда-нибудь стать ее домом. Она не хотела такого дома, но – маленькая проблема – другого дома у нее сейчас не было.

Тем не менее она проявила вежливость, в той степени в какой это было возможно, а возможно было лишь изобразить робкую улыбку, в то время как Настины руки неосознанно сплелись на груди в защитном жесте. Но и эта малость оказалась излишней, потому что стоявшая неподалеку от трапа Амбер Андерсон не ожидала от нее никакой вежливости и, соответственно, ничего не предлагала взамен. Насте достался прохладный скользящий взгляд и сдержанное движение подбородком, после чего Амбер шагнула навстречу Смайли и спросила по-английски:

– Роберт, ты привез письмо?

– Да, – сказал Смайли и сделал жест в сторону Насти, пытаясь провести что-то вроде официального знакомства, но Амбер выказала полное отсутствие интереса к этой процедуре. Она положила руку на плечо Смайли и стала что-то негромко говорить ему, отчего устремленное кверху лицо Смайли становилось все более хмурым. Настя даже не пыталась вмешаться в их разговор или напомнить о себе, она просто стояла и ждала, чем все это кончится.

Кончилось тем, что Амбер и Смайли, не переставая разговаривать и шаг за шагом удаляясь от Насти, вплотную подошли к черному микроавтобусу, и там, когда уже отъехала дверца и Амбер поставила ногу на подножку, Смайли наконец спохватился и показал в сторону Насти. Она не слышала, что именно сказал Смайли, зато ответ Амбер был достаточно громким и ясным:

– Зачем ты привез ее с собой?

Настя резко отвернулась от них, испытывая сильное желание подняться в самолет, забиться в конец салона и ждать, пока ее не увезут отсюда. Но на пути между нею и трапом оказался Армандо, и Настя едва не врезалась носом ему в подбородок.

– Извини, – пробормотала она и услышала за своей спиной звук работающего двигателя. Микроавтобус тронулся с места.

– Отлично, – сказала сама себе Настя. – Просто замечательно. И в самом деле, зачем он привез меня с собой? Чтобы королевской семье было кого ненавидеть, кого обвинять в исчезновении наследника?

Армандо вместо ответа показал на ожидающую их машину.

– И все-таки, – Настя посмотрела на него в упор. – Какого черта я тут делаю, а? Мне тут совсем не рады, я уже поняла. Эта Амбер…

– Очень расстроена, – произнес Армандо. – Потом ты увидишь, что она не такая уж и плохая женщина…

– Надеюсь дожить до этого дня.

Настя двинулась было к машине, как вдруг позади раздалось недовольное:

– Это куда же вы меня привезли?!

Настя обернулась. По трапу спускался Иннокентий, точнее одна из стюардесс помогала ему сохранять равновесие при спуске, а сам Иннокентий озадаченно оглядывался по сторонам и безостановочно брюзжал. Настя непонятно почему улыбнулась. Иннокентия было сложно назвать другом, его сложно было назвать человеком, но почему-то здесь и сейчас Настя восприняла его появление как приятную неожиданность.

– Ты разве был в самолете? – спросила она. – Я тебя там не видела…

Иннокентий изуродованной кистью убрал с лица растрепанные седые волосы и подмигнул Насте:

– Можешь считать, что я летел за самолетом. Знаешь, когда-то… – По мере того как губы Иннокентия произносили эти слова, взгляд его становился все более озабоченным. – Когда-то… – повторил он уже безо всякой иронии, скорее растерянно. – И все-таки, куда же это меня привезли? – спросил Иннокентий не Настю, а самого себя, потом обнаружил рядом миловидную стюардессу и так широко ей заулыбался, как будто все опасения и вопросы нашли немедленное и счастливое разрешение. Иннокентий был пьян примерно в той же степени, что и во время памятной встречи в «Трех сестрах».

– Это Лионея, – сообщила ему Настя, но Иннокентий пропустил сообщение мимо ушей, ведя разговор то ли с самим собой, то ли со стюардессой:

– Одно могу тебе сказать, Тотошка, мы с тобой явно не в Канзасе, и слава богу, потому что…

Внезапно Иннокентий пропал, то есть не совсем пропал, а превратился в грохочущую лавину, которая пронеслась остаток пути по трапу за долю секунды и трансформировалась затем в неподвижное тело на летном поле. Настя непроизвольно хихикнула, а затем сделала серьезное лицо. Лицо же стюардессы было не просто серьезным, оно было белым от ужаса, из чего можно было сделать вывод: девушке не объяснили, что такое Иннокентий и почему волноваться о его здоровье – занятие совершенно бесполезное. Пережив первоначальный шок, стюардесса завопила на трех языках одновременно. Армандо посоветовал ей не волноваться, стюардесса посмотрела на него как на сумасшедшего, но секунду спустя она с еще более ошарашенным видом смотрела на Иннокентия, который с недовольным кряхтением поднимался на ноги. Самое забавное, что от падения у Иннокентия, видимо, прояснилось в голове, потому что он не стал продолжать свой диалог с воображаемым Тотошкой, а спросил у Насти:

– Лионея?

Она кивнула.

– Ну и какой в этом смысл? – сказал Иннокентий, одергивая полы грязного плаща. – Голова здесь болит точно так же, как в Москве, а в Москве так же, как в Старых Пряниках… Зачем Смайли притащил меня сюда?

– Спросишь у него, когда увидишь. Он уже уехал вместе с Амбер Андерсон…

– Амбер Андерсон? Она тоже тут? Ах да, это же Лионея… – Он посмотрел на Настю и улыбнулся. – Ты ведь здесь в первый раз?

Она кивнула.

– Интересное место, рекомендую, – сказал Иннокентий с интонацией агента солидной туристической компании. – Кстати, когда ближайший рейс по маршруту «Отсюда – к чертовой матери»?

– Представляешь, – заговорил он, не тратя времени на «доброе утро» и прочие формальности. – Сегодня ночью по телевизору показывали документальный фильм про одного парня…

– Еще один твой знакомый? – сочувственно отозвалась я. Все истории Иннокентия походили одна на другую. Он смотрел телевизор и вдруг узнал, что один его знакомый…

– Да, мы с ним вместе работали.

– Разве ты когда-нибудь в жизни работал? – искренне удивилась я. – Мне-то казалось…

– Тебе неправильно казалось, – перебил Иннокентий. – В моей жизни есть место всему, и работе в том числе. Так вот, этот парень, он был такой нервный, все переживал, что его подруга ему изменяет…

– Неужели с тобой?

– Ты можешь помолчать?! – взъярился Иннокентий. Похоже, ему действительно не терпелось выложить свою историю, и я послушно замолчала. Ненадолго, правда. – Все переживал, что его подруга ему изменяет… – повторил Иннокентий, как будто я была туповатым учеником, а он – теряющим терпение учителем.

– Подруга не может изменять, – проявила я непрошеную женскую солидарность. – Потому что дружеские отношения не подразумевают секса, ни моногамного, ни полигамного, никакого. Пример – я не могу тебе изменить, Кеша, потому что не обязана хранить тебе верность.

– Не в этом дело, – наконец сказал Иннокентий. – Ну не подруга, ну любовница или невеста… Неважно. Смысл в том, что она ему изменяла, а парень переживал и не знал, что делать. Ходил и ныл – кто виноват, что делать, куда катится мир…

– Дело было в России? – предположила я.

– Может быть, хотя… Не помню.

– Ну и где кульминация твоей истории?

– Кульминация в том, что я ему сказал – ты не виноват, парень. Это всё ваш король – не следит за моралью и нравственностью подданных, сам подает дурной пример, развратничая с актрисами, вот женщины совсем стыд и совесть потеряли…

– И?..

– Знаешь, оказывается, он пошел и убил своего короля, – Иннокентий выглядел по-настоящему потрясенным. – Но я-то просто пошутил, я совсем не это имел в виду, я пошутил…

– Наверное, в следующий раз ты расскажешь, как звал Иисуса на рыбалку, а он тебя не послушал и пошел в Гефсиманский сад.

– Иисуса? Какого именно?

– Кеша, я все больше понимаю людей, которые заковывали тебя в цепи, запирали в подвал, а потом выбрасывали ключ.

– Нет, не понимаешь. Меня ведь сажали не за мои воспоминания…

– Прости, я забыла. Тебя сажали за похищения девушек. Это совсем другое дело.

– Я всего лишь хотел, чтобы у меня была семья. Как и у всех. Жена, дети…

– Мне тебя жаль, – говорю я, доедая батончик. – И я даже плачу. Но про себя. Сдерживаю рыдания невероятным усилием воли.

– Ты не понимаешь, – говорит Иннокентий, и я с ним полностью согласна. – Ты не понимаешь, что это такое – быть одному на протяжении тысячи лет. Не знать, кто ты и зачем ты здесь. Видеть вокруг чужие расы и не видеть ни единого существа, похожего на тебя. Иногда… Иногда это очень тяжело, Настя.

– Ага, – механически соглашаюсь я.

– Но даже если это очень тяжело, я не могу никуда от этого деться, потому что… Ты знаешь.

– Тысяча лет одиночества, – продолжает Иннокентий. – Это серьезная штука…

– Да уж, – соглашаюсь я. – Это тебе не баран чихнул.

– А может, и не тысяча, а может, и больше… Я ведь не помню точно…

– Знаешь что, – поворачиваюсь я к Иннокентию – Терпеть не могу, когда ты ноешь. У всех есть свои проблемы. У бессмертных – свои, у смертных вроде меня – свои. Просто постарайся найти что-то приятное в своем положении.

– Легко, – отозвался Иннокентий. – Я сильно экономлю на подарках родственникам.

– И это всё?

– И еще когда у тебя в запасе куча времени, можно ко всему привыкнуть…

– Все простить… – подхватила я.

– Нет? – переспросила я.

– Нет, – сказал он.

– Соня?

– Соня, – сказал Иннокентий, подумал и добавил: – Никогда.

В свой первый день в Лионее Настя мало что увидела – нужно было отдохнуть после перелета, нужно было подождать, пока утрясутся какие-то неведомые, но, очевидно, многочисленные формальности, без соблюдения которых Насте и шагу невозможно было ступить за пределы гостиничного вестибюля. И чаще всего в тот день она слышала слово «Протокол». По Протоколу следовало делать то, и ни в коем случае не следовало делать это; по Протоколу можно было ходить туда и упаси бог, если на три шага дальше. Все эти знания Протокола содержались в голове и в ноутбуке негритянки в брючном костюме абсолютно протокольного серого цвета; по-русски негритянка не разговаривала, поэтому сначала она общалась с Армандо, а потом терпеливо ждала, пока тот переведет все Насте. Через какое-то время Настя стала чувствовать себя не просто Настей, а ужатой до размеров одного человека международной делегацией, находящейся в эпицентре немыслимо сложного дипломатического конфликта, который куда проще обставить сотней разных протоколов, чем разрешить.

Все это происходило в холле отеля «Оверлук», причем в специальном его секторе, отгороженном от посторонних взглядов конструкцией из цветного стекла и керамики, поверх которой расползались змейками какие-то экзотические растения. Настя некоторое время разглядывала эту символическую границу, которую все по тому же Протоколу следовало провести между нею и остальными гостями отеля, а потом повернулась к другому гостю отеля, который также был помещен в этот особый сектор, но, похоже, не испытывал по этому поводу никаких душевных терзаний.

– Это надолго? – шепотом спросила Настя.

– Не знаю, – сказал Иннокентий, рассматривая свои забинтованные кисти. – В Протоколе я не силен. Одно могу сказать – плохо, что Смайли уехал. Без него мы тут пропадем. Я имею в виду, что без него каждый мелкий чиновник будет вытирать о нас ноги и по три часа зачитывать свои любимые параграфы из Протокола.

– Но ведь Армандо остался…

– Армандо вроде бы неплохой парень, но он всего лишь человек Смайли, один из многих. Он вынужден следовать Протоколу, а это значит, что мы умрем в этих креслах от голода и скуки. Это я шучу, – пояснил Иннокентий. – В том смысле, что тебя-то можно уморить голодом, а у меня просто сильно испортится настроение…

– Я оценила твою шутку. Кстати, а как насчет рук?

– Что именно в моих руках тебя интересует?

– Ты вроде бессмертен, но руки у тебя…

– С ними все будет в порядке, не волнуйся. Время лечит раны – это сказано именно про меня.

– Неужели?

– Ты ведь не видела меня в тот день, когда все случилось?

– Ты имеешь в виду, когда за нами гнался Давид Гарджели с армией упившихся кофе гномов?

– Гномы – не самая худшая часть его помощников, хотя пахли они и вправду ужасно… Я бы еще добавил – это был тот самый день, когда твой друг Филипп Петрович сдал меня Давиду Гарджели за возможность беспрепятственно уйти из подземелья.

– Мне очень жаль, но…

Иннокентий тихо засмеялся. Негритянка неодобрительно посмотрела на него поверх очков и вернулась к Протоколу.

– Что смешного? – шепотом спросила Настя.

– Ну о чем тут жалеть? Он мог выкрутиться за мой счет, значит, он должен был так поступить. Я бы на его месте поступил точно так же. И не забывай одну небольшую деталь: я бессмертен, а он – нет, ты – тоже. Поэтому я думаю, что Филипп ни секунды не колебался. А если учесть, что гранаты мне подсунул тоже он…

– Это Филипп Петрович дал тебе гранаты?

– И у меня не было никаких сомнений насчет того, как их использовать. Я дал вам немного отойти, а потом…

– Ты взорвал Давида Гарджели? – с ужасом произнесла Настя.

– Вряд ли, – с явным сожалением сказал Иннокентий. – Он стоял слишком далеко, между нами толпились все эти вонючие гномы, вот их-то и порвало в куски в первую очередь. Правда, при взрыве еще обвалился потолок, но это было не в той стороне, где стоял Гарджели, не со стороны дома, а со стороны подземного хода. Если помнишь, гномы наделали там дырок в потолке…

Настя кивнула. Она помнила. Это была та еще ночь. Ее можно было принять за материализовавшийся кошмар, вылезший из чьего-то больного подсознания. Хотя… Теперь, месяц спустя, почти все события той ночи получили свои логичные объяснения, и среди них не осталось ни галлюцинаций, ни миражей, ни фантасмагорий. Чистый реализм.

– Так вот, – продолжал Иннокентий. – Ты ведь не видела меня сразу после взрыва? Должен тебе сказать, зрелище было не из приятных. Я, конечно же, себя не видел в зеркале, но могу представить… Кусок паленого мяса, заваленный землей и камнями.

– Фу, – непроизвольно отозвалась Настя.

– Вот именно. Так и я сам себе и сказал: «Фу, Иннокентий, опять ты валяешься в какой-то канаве! В твоем-то возрасте…» Однако время лечит, Настя. Когда на развалинах появился Люциус, я уже был в форме. Если не считать рук. И если не считать дикой боли во всем теле.

– А эту боль ты глушил вином…

– А что делать? Вот это тело, – Иннокентий постучал себя по груди. – Оно способно на регенерацию, но фирма-изготовитель не предусмотрела обезболивания во время регенерации, пришлось решать проблему самостоятельно…

– Это сколько же ты не просыхал? Неделю?

– Глупо об этом спрашивать меня, потому что, как ты верно заметила, я находился в непросохшем состоянии… Понимаешь, взрывом обвалило не только потолок подземного хода, но и часть стены, за которой находился винный погреб брата Макса. Помнишь брата Макса?

Настя кивнула. Брат Макс был вампиром, первым вампиром, с которым Настя свела знакомство, а потому забыть его было сложно.

– Винный погреб? – Настя нахмурилась. Она помнила пыльные донышки бутылок, мимо которых они с Иннокентием и Филиппом Петровичем бежали в ту ночь, но ведь…

– Разве там было вино? Мне кажется, там хранились запасы…

– Крови? Да, и это тоже. Но я в состоянии отличить кровь от вина, не волнуйся. Могу сказать одно – мои отношения с братом Максом испорчены навсегда. Один взрыв в подвале чего стоит, а уж опустошение винного погреба… В Старых Пряниках мне теперь появляться не стоит. Хотя бы ближайшие лет сто.

Настя согласилась. Ее саму в Старые Пряники тоже не тянуло. Вообще, если задуматься, ей не хотелось возвращаться ни в одно из мест, где она побывала за последние семь месяцев. С некоторыми из этих мест были связаны неприятные воспоминания, некоторые были просто опасны для жизни. Настя словно двигалась по дороге с односторонним движением, и эта дорога привела ее в особый сектор вестибюля лионейского отеля «Оверлук». Здесь было до зевоты скучно, но пути назад отсюда не было.

Поэтому Настя терпеливо ждала, пока негритянка в сером брючном костюме исчерпает свой запас познаний в протокольных тонкостях.

И конечно же, она дождалась: не прошло и четырех часов, как негритянка одарила Армандо протокольной улыбкой, закрыла ноутбук и удалилась. Армандо обернулся, чтобы сообщить Насте радостную новость, но затем решил, что новость никуда не убежит. Он осторожно накрыл спящую девушку своим пальто и сел в кресло напротив. Так он мог наблюдать и за спящей Настей, и за бодрствующим Иннокентием. Впрочем, только очень внимательный наблюдатель смог бы определить, что мужчина, развалившийся в углу дивана, на самом деле не спит, а просто лежит с полуприкрытыми глазами. Армандо был как раз таким наблюдателем, поэтому он не удивился, когда некоторое время спустя Иннокентий тихо проговорил:

– Лионея – странное место…

– Что в ней странного? – вежливо поддержал разговор Армандо.

– Многие считают, что это сердце мира. Но каждый раз, как я попадаю сюда, я не чувствую в этом сердце жизни. Если оно еще и бьется, то все медленнее и медленнее… Может быть, скоро оно перестанет биться вообще, и, что самое интересное, мир этого не заметит. Вот это я считаю странным, Армандо.

– У вас еще будет время обсудить эти глубокие мысли с дознавателем.

– Ко мне пришлют дознавателя?

– Совершенно верно. Амбер Андерсон отдала необходимые распоряжения.

– Амбер Андерсон, – вздохнул Иннокентий. – Так это она заинтересовалась мной… А я-то надеялся, что меня закинули в самолет случайно, вместе с прочим багажом…

– В мире мало случайных совпадений. И твой случай – не из этого малого числа.

– Согласен. Тебя ведь тоже неслучайно приставили к ней, – Иннокентий качнул головой в сторону спящей Насти.

– Меня назначил Смайли.

– Да, конечно. Он выбрал тебя, потому что знает…

– Что он знает?

– Что в случае необходимости ты сможешь ее убить. У тебя есть опыт, Армандо. Правда?

– В случае необходимости я смогу убить даже тебя.

– Вы все только обещаете, – вздохнул Иннокентий. – Только обещаете…

Утром второго дня Настю накрыла депрессия. Она ухватила ее настолько по-хозяйски цепко, что Настя заскучала по Монаховой, по университетскому общежитию, по обеденным перерывам в магазине женской одежды, где она подрабатывала несколько месяцев…

Наверное, это было чрезвычайно глупо – лежать в огромной постели шикарного гостиничного номера шикарной гостиницы посреди шикарной европейской столицы, будучи при этом личной гостьей королевской семьи, и чувствовать себя глубоко несчастной. Однако Настя чувствовала себя именно так. Она немного поплакала, но это не помогло; нужно было выговориться и услышать в ответ нечто утешительное, некую гарантию, что все будет хорошо, что ее утренняя тоска – результат авиаперелета, смены часовых поясов, незнакомой обстановки и еще миллиона разных мелочей, которые вскоре перестанут иметь какое-либо значение.

Поскольку вокруг не было никого, кто бы мог эти слова произнести, Настя решила сама сказать это, сначала про себя, потом вслух. Звучало неубедительно. Тогда Настя подумала, что надо записать эту утешительную речь на бумаге, а потом попросить, чтобы ее прочитал вслух кто-то авторитетный – типа Армандо или Смайли, а лучше, чтобы сам король Утер, отец Дениса. Хотя, наверное, это было бы уже наглостью с ее стороны.

Часы на прикроватном столике показывали начало двенадцатого, когда депрессия тактично уступила место легкому беспокойству: если она особый гость королевской семьи, специально привезенный чартерным рейсом бог знает откуда, если она – как ни странно это звучит – без пяти минут невеста наследника престола, то почему тогда молчит телефон и никто не стучит в дверь? Она что, никому не нужна? Ее привезли в Лионею, чтобы она валялась в постели сутки напролет? Про нее забыли?!

Почему-то при этом Насте сразу вспомнилась Амбер Андерсон, брошенное ею в аэропорту: «Зачем ты привез ее с собой?» Тут наверняка дело было не только в личной неприязни – хотя откуда было ей взяться, они с Амбер ведь даже не перекинулись парой слов, – тут наверняка были замешаны какие-то более сложные вещи, типа придворных интриг и тому подобной ерунды, которые неплохо смотрятся на страницах исторических романов, но если сама оказываешься посреди этой фигни… Ой-ой-ой.

Депрессия любезно вернулась, и Настя поспешно натянула одеяло на голову, продолжая следовать череде пугающих мыслей. Наверняка у них тут в Лионее тысячелетние традиции плетения интриг и заговоров вокруг королевского престола, и Амбер, несомненный ас в этих делах, думает о Насте как о расчетливой стерве, которая коварно обольстила Дениса и таким образом попыталась затесаться в славную династию Андерсонов. Хм-м-м… Мысль о себе как о коварной соблазнительнице внезапно согрела Настино самолюбие. Мысль о себе как о расчетливой стерве была не столь вдохновляющей, но все равно лучше, чем образ плаксы, которая уже несколько часов никак не может заставить себя вылезти из-под одеяла.

Настя нахмурилась. Действительно, хватит быть плаксой, пора стать коварной стервой и… И что? Подняться наконец с постели, отдернуть шторы и посмотреть на страну, в которой ей предстоит жить? Нет, не так. Подняться с постели, отдернуть шторы и посмотреть на страну, которой ей предстоит править!

Упс. Это она сказала вслух? Нет? Какое счастье. Давайте все-таки действовать постепенно. Сначала встанем с постели, потом умоемся… А потом уже подумаем о борьбе за власть… В которой у Насти не будет никакого шанса и которую лучше и не начинать, потому что если Амбер Андерсон и ее приспешники (Настя не сомневалась, что у той есть приспешники; в ее представлении это были такие подобострастно ссутулившиеся люди, которые все время спешили, чтобы не отстать от своей хозяйки, поэтому они и звались приспешниками; у Амбер Андерсон их была наверняка целая куча) начнут относиться к Насте как к коварной стерве, алчущей власти… М-да, недолго Настя против них продержится. А проще говоря, Настю съедят с тапочками.

Отсюда напрашивался вопрос – зачем я сюда вообще приехала? Может, стоило сбежать от Смайли? Чтобы неминуемо попасть в руки либо Давида Гарджели, либо майора Покровского и его таинственных хозяев? Ответ отрицательный.

Ну тогда… Ну тогда она все-таки решила поддаться на собственные уговоры, встать с постели и отдернуть шторы, чтобы посмотреть на страну, которая… Которая на самом деле была ей совершенно незнакома, и, наверное, первым делом стоило ее узнать, а уж потом решать, хочет ли Настя ею править или хочет бежать отсюда со всех ног.

Настя по-прежнему не была уверена в своих властных амбициях, но, глядя с высоты гостиничного номера на полуденную Лионею, она решила, что по меньшей мере попытается понять эту страну.

С тех пор я часто смотрела на Лионею из окна гостиничного номера. Я видела ее весной и осенью, утром и ночью, я видела ее в дни праздников и в дни печали. Я не могу сказать, что до конца поняла ее, по одной простой причине – той Лионеи, которую, отдернув шторы, увидела девятнадцатилетняя Настя Колесникова, больше не существует. Точнее, она умирает, она исчезает с лица земли. Ее огни медленно гаснут, ее улицы, никогда и прежде не бывшие многолюдными, окончательно пустеют.

Оказалось, что если хорошенько протереть глаза и осмотреться, то в соседней комнате можно обнаружить мобильный телефон и ноутбук. Их оставил вчера вечером Армандо, однако полусонная Настя тогда просто кивнула в ответ на появление этих предметов и тут же про них забыла. В мобильнике нашлись номера Армандо, Смайли и администратора гостиницы. О чем говорить с администратором, Настя не знала, на Смайли она была слегка обижена за вчерашнее, оставался Армандо.

– Анастасия?

– Она самая. Э-э-э…

– Да, я слушаю.

– Короче, я вот тут сижу в гостинице…

– Так.

– И я не знаю, что мне делать.

– То есть?

– Я проснулась, и я не знаю, что мне теперь делать. Мне надо куда-то идти или надо сидеть в номере и ждать? Мне нужно будет встречаться с королем или с этой дурой Амбер? Что мне вообще можно делать? Я помню, что вчера негритянка два часа объясняла тебе этот дурацкий Протокол, ну так просвети меня, только вкратце…

– На самом деле четыре часа.

– Что?

– Негритянка объясняла мне Протокол четыре часа, просто вы под конец заснули.

– Неважно. Что мне делать?

– Вкратце, у вас свободный день. Можете погулять по городу, осмотреть достопримечательности.

– А как насчет поесть?

– Это не запрещено.

– Но… Деньги?

– Анастасия, вы личный гость королевской семьи.

– И что это значит?

– Деньги вам не нужны. Просто звоните администратору и заказывайте что угодно.

– Круто. На алкоголь это тоже распространяется? – Да.

– Очень круто, потому что есть сильное желание напиться.

– Я могу чем-то помочь?

– В смысле составить компанию? Вполне…

– Нет, я о другом. Желание напиться вызвано…

– Тем, что мне тошно. Было, по крайней мере.

– Рекомендую прогулку по городу. Хотите – пешком, хотите – на специальном такси….

– Тоже на халяву?

– Несомненно.

– Мне уже не так тошно, Армандо, спасибо.

– Это моя работа, Анастасия.

– Что ты заканчивал, чтобы устроиться на такую работу? Просто интересно…

– Это передается по наследству.

– Так я и знала, сплошной блат кругом…

– Сплошной что?

– Неважно. А разве ты не должен быть рядом со мной, если я отправлюсь разгуливать по Лионее? Вдруг я потеряюсь? Вдруг на меня нападут?

– Здесь очень сложно потеряться, – заверил Армандо. – И здесь вполне безопасно. Хотя, если хотите, я могу сопровождать вас…

– Я подумаю над этим предложением. А ты вообще сейчас где?

– В здании королевской службы безопасности. Это недалеко от гостиницы. Впрочем, в Лионее все недалеко друг от друга. Так что, нуждаетесь в эскорте или будете наслаждаться свободой?

– А ты там сильно занят, на своей службе?

– Достаточно.

– Это из-за письма, которое мы привезли?

– Из-за письма тоже.

– Король уже вскрыл письмо?

– Хм-м…

– Да? Или нет?

– Это довольно сложный вопрос, Анастасия.

– И он напрямую касается меня, Армандо. Да или нет?

– И да, и нет.

– Как это?

– Это не совсем письмо, Анастасия.

– Неужели? А что же это? Чайник? А было так похоже на письмо!

– Анастасия, у меня есть предложение. Давайте встретимся в пять часов возле здания КСБ…

– Возле чего?

– Королевской Службы безопасности.

– Ты всем девушкам назначаешь там свидания?

– Нет, только вам, потому что, вероятно, с вами захочет пообщаться Смайли.

– Передай ему, что я на него обиделась за вчерашнее. Он забыл меня в аэропорту, как будто я чемодан или еще хуже…

– Хуже чемодана? – уточнил Армандо. – Настя, скажите это ему лично.

– А ты что, боишься его?

– Я боюсь, что не подберу правильных слов, чтобы выразить ваши оскорбленные чувства, Анастасия.

– Это что, ирония?!

– Как можно. Я ведь на работе.

– На работе… – повторила Настя, уже отложив телефон. – Он на работе. Иннокентий под домашним арестом. Филипп Петрович в больнице. Монахова в России. Денис у Горгон. Все на своих местах. Только я непонятно где. Где я?

Ответ «В Лионее» ее категорически не устраивал, потому что пока не было понятно, что скрывается под этим географическим названием: работа, домашний арест, санаторий, ловушка или же просто место, где ей предстоит страдать от тоски и одиночества, сожалея об очередном неверном выборе.

Лионейские такси были похожи на упитанных синих жуков, и Настя, устроившись на заднем сиденье, почему-то почувствовала себя Дюймовочкой из сказки; не в смысле маленького роста, а в смысле того, что к Дюймовочке тоже все время клеились какие-то странные типы вроде слепого крота; а потом прилетел принц (вроде бы на стрекозе?) и увез в волшебную страну. И хотя в сказке эти важные вопросы оставались неразъясненными, но, наверное, Дюймовочка тоже поначалу психовала, очутившись в незнакомом городе, побаивалась родственников своего принца, плакала в подушку, а потом пыталась успокоиться, вытащив саму себя за уши на экскурсию по городу. Однако у Дюймовочки, по крайней мере, был рядом ее принц, а у того наверняка имелась жилетка, куда в случае чего можно было пореветь. У Насти же не было и этого, зато была пластиковая карточка с неограниченным кредитом, и, как обещал Армандо, ее с радостью должны были принимать во всех лионейских магазинах. По крайней мере, проблемы с покупкой мелкооптовой партии носовых платков не должно было возникнуть.

Машина двигалась по улице удивительно тихо, почти бесшумно. Приборная доска тоже была какая-то странная. Таксист уловил Настин любопытный взгляд и сказал:

– Электричество.

– О! – с уважением сказала Настя. – Круто.

В стране, которой правит король по имени Утер, а службу безопасности у него возглавляет гном по фамилии Смайли, все должно быть со странностями. Электромобиль был первой из их числа, и хотя это была совсем не волшебная странность, но для начала Настя готова была принять и такое.

Со временем она стала замечать и прочие странности. Учитывая, что она находилась в столице государства, улицы были на удивление малолюдны. Машин по дороге им встретилось тоже немного, причем в основном это были такие же синие пузатые такси. Ни тебе автобусов с туристами, ни тебе уличной торговли сувенирами, ни праздно шатающихся парочек. Детей, к слову, Настя тоже нигде не заметила.

В остальном все примерно соответствовало Настиным представлениям о маленьком европейском королевстве, аккуратном, чистеньком и даже немного скучном в своей аккуратности и чистоте. Старые ухоженные дома, за которыми деликатно скрывались более современные постройки; подстриженные кусты, аккуратные лавочки, услужливо изогнутые фонарные столбы… И постоянно встречающийся на стенах домов, на вывесках и на флагах символ – тот самый, что Настя впервые увидела на обороте карточки, которую дал ей Филипп Петрович на исходе долгой ночи в Старых Пряниках. Дерево с шестью ветвями с каждой стороны, символ Большого Совета, где представители двенадцати Великих старых рас уже несколько сотен лет сидели за одним столом и решали свои дела миром, сохраняя Землю как общий дом для людей и вампиров, великанов и драконов, оборотней и леших… Иначе говоря, для людей и нелюдей.

Таксист, к слову, выглядел абсолютно по-человечески и даже сносно говорил по-русски, что делало его персоной совершенно неэкзотической и совсем не тем лионейцем, какого Настя ожидала увидеть после долгих разговоров со Смайли. Впрочем, это был специально подобранный для нее водитель, и подбирали его, вероятно, так, чтобы Настя чувствовала себя как можно более комфортно.

Они переехали недлинный, словно кукольный, мост, украшенный фигурками драконов, и затем дорога пошла вверх, мимо отгороженного высокой металлической решеткой парка, который постепенно становился все более запущенным, а потом вдруг стал кладбищем. Точнее, посреди все того же запущенного парка вдруг появились надгробные камни, и было их так много, и были они столь очевидно обтесаны временем, столь естественно срослись со здешней природой, перестав быть чужеродными кусками мрамора или гранита, что всякие сомнения в древности этого кладбища и в древности самой Лионеи отпадали сами собой.

Потом машина въехала на небольшой холм и остановилась. Водитель предложил Насте пройти на полукруглую смотровую площадку, чтобы увидеть город сверху. Она послушно прошла на площадку и увидела под голубым апрельским небом город. Он показался ей умиротворенным, почти дремлющим в своей уютной чаше, заключенной меж гор. В нем не было ничего таинственного, ничего пугающего. По крайней мере, со смотровой площадки Лионея выглядела именно так, но в то же время Настя знала, что это таинственное там есть; просто оно спрятано от сторонних взглядов. Именно потому что тайны Лионеи были скрытыми, они заранее пугали ее, и Настю не тянуло поскорее забраться в машину и ехать назад. Наблюдать за Лионеей со стороны казалось более приятным занятием.

В небе вдруг возникла черная точка, и Настя завороженно уставилась на нее, ожидая, что вот сейчас наконец Лионея явит ей свои странности и свои тайны… Проще говоря, она подумала, что это дракон. Летит себе на какое-нибудь очередное заседание Большого Совета. Сейчас сделает пару кругов над аэропортом и пойдет на посадку. Однако…

Однако дракон издавал звуки в точности как вертолет, а при ближайшем рассмотрении оказалось, что это вертолет и есть. Он не стал нырять к аэропорту, а выбрал для посадки крышу одного из высотных зданий. Настя разочарованно хмыкнула.

– Ну а хотя бы королевский дворец мы можем посмотреть? – обернулась она к таксисту.

– Гра-а-ах! – проревел таксист.

– Чего?! – Настя испуганно отступила назад и стала рыться в карманах плаща, нащупывая телефон. Его там не было. Мобильник остался лежать на заднем сиденье такси, и это наполнило Настю уверенностью.

Уверенностью в своей скорой и неприятной смерти.

– Дворец? – переспросил таксист. – Королевский дворец?

Настя не торопилась отвечать и внимательно разглядывала водителя, который недоуменно чесал в затылке и пытался понять, что случилось с его пассажиркой.»

– Поехали? – предложил таксист. – Вы сказали – во дворец …

– Мой мобильник, – сказала Настя. – Сначала дайте мне мой мобильник…

Таксист нашел на заднем сиденье телефон и протянул его девушке.

– Ой, – сказала Настя.

– Что? – развел руками таксист.

– Пальцы.

– Чьи пальцы?

– В-ваши.

– Мои пальцы? – таксист посмотрел на обе свои руки и сделал вывод: – Они на месте.

– Да. Но они…

– Не очень красивые?

– Они… странные. Они… – Настя не могла произнести это вслух, но пальцы у таксиста были ненормально длинные, кривые и мохнатые. Оставалось удивляться, почему Настя не заметила этого раньше… Или… Или почему раньше у водителя не было таких пальцев.

– Нормальные пальцы, – сказал таксист. И как только он это сказал, прямо на глазах его пальцы перестали быть мохнатыми. И стали не такими кривыми. Тут до Насти наконец дошло:

– Вы случайно… не… не оборотень? То есть я не знаю, как это правильно называется, но…

– Оборотень, – сказал таксист. – И совершенно не случайно. Родился таким. Вот, разве вы не заметили?.. – Он снял с лобового стекла карточку с лицензией и протянул Насте.

«Roman W. Stavizkie», – прочитала она.

– W – значит…

– Международное обозначение нашей расы. Сокращение от werewolf, хотя лично мне «оборотень» нравится больше. Мы ведь не волки, понимаете? Мы совсем другое…

– Да-да, – согласилась Настя, готовая сейчас согласиться на все, что угодно. – Понимаю. – Она взяла у Романа мобильник и забралась на заднее сиденье.

– Так вас напугали пальцы? – спросил тот, запуская двигатель. – Извиняюсь…

– И пальцы тоже, но сначала меня напугало ваше «гр-р».

– Гр-р? Какое «гр-р»? А-а! – таксист хлопнул себя по лбу. – Это я, наверное, задремал, пока вы любовались видами… И разговаривал во сне.

– Ну, это мало было похоже на разговор. Это было похоже именно на «гр-р»! – несколько натужно рассмеялась Настя.

– Таков уж Первоначальный язык, – пожал плечами Роман.

– Первоначальный язык?

– Язык, на котором разговаривает моя раса. Есть такая легенда, что сначала – я имею в виду, с самого начала – все расы говорили на одном языке, на Первоначальном языке. И все понимали друг друга. Потом расы возгордились, и захотели отличаться друг от друга, и стали выдумывать каждая свой язык, и перестали понимать друг друга. Только раса оборотней осталась верна Первоначальному языку… Но честно говоря, большой пользы от этого нет. Пришлось учить английский, немецкий, русский – это только из человеческих языков. Иначе таксисту в Лионее делать нечего…

– А что с пальцами? Сначала они у вас были нормальными, то есть похожими на человеческие, потом стали мохнатыми, а потом снова…

– Это просто. Мы можем контролировать свой облик, то есть мы выглядим так, как хотим в данный момент…

– То есть все эти рассказы про полнолуние…

– Так было раньше, в Средние века. Теперь все гораздо проще… Эволюция, слышали про такое? Короче говоря, я задремал, немножко утратил контроль над телом, и оно стало трансформироваться…

– То есть если бы вы проспали еще с полчаса…

– Максимум – у меня была бы очень волосатая спина. Но я не показываю спину пассажирам. Если только они не просят.

– Я бы не стала просить! – нервно рассмеялась Настя. – То есть я не имею ничего против вашей спины, но… А можно вас попросить кое о чем другом?

– Трансформироваться целиком? Это не совсем удобно, но…

– Нет, я про совсем другое. Скажите еще что-нибудь на Первоначальном языке.

– С удовольствием, – отозвался Роман и немедленно выдал что-то длинное, хрипло-рычащее и странным образом знакомое.

– Что это? – поинтересовалась Настя.

– Это из песни. «Меня не запрешь в клетке, я тебе не обезьяна на ветке». Не слышали? Довольно популярная песня, ее часто играют на местном радио. Да у меня где-то здесь есть на диске… – Роман стал рыться в своей сумке, попутно продолжая объяснения: – Называется «Звереныш», а группа – «Воющие на луну». Они уже давно все умерли, но… Это настоящая классика! Как я ее понимаю…

Роман ткнул кнопку своим вполне нормальным человеческим пальцем, и вслед за этим из динамиков вырвалось нечто похожее на звуки, издаваемые стаей голодных волков, которые пытаются забраться в коровник через очень узкую щель в стене. Где-то на заднем плане их вдохновляли яростные барабаны, а потом волки еще и запели на Первоначальном языке, с чувством и такими интонациями, как будто в подробностях сообщали коровам, что с ними будет, когда волки все же заберутся внутрь.

– Спасибо, – вежливо сказала Настя. – Я предпочитаю более мелодичную музыку.

– Куда уж больше? – удивился Роман. – Именно после «Звереныша» все стали говорить, что «Воющие на луну» продались…

– Кому продались?

– Большому шоу-бизнесу. Но я так никогда не говорил! Я всегда считал, что «Звереныш» – это классика.

Настя автоматически кивала головой. История «Воющих на луну» ее мало интересовала. Она узнала, конечно же, не песню, она узнала этот язык, похожий на скатывающийся камнепад, на звук одежды, раздираемой когтистыми лапами, на треск сломленного бурей дерева…

Насте приходилось слышать подобные звуки дважды. Во-первых, Денис Андерсон как-то развлекал ее за чашкой кофе и попутно демонстрировал свои лингвистические способности. Во-вторых… Настя поежилась, хотя никаких резких перемен в лионейской погоде не произошло.

Во-вторых, это сказала телефонная трубка в одном жутком подвале. Шестого сентября прошлого года. Дата, достойная, чтобы ее запомнить. В тот день Настя дважды потеряла Дениса Андерсона – сначала как человека, которого она любила и которому доверяла, а потом уже просто как человека. В тот же день на глазах Насти голова Горгоны убила всех обитателей злополучного подвала. И как достойное завершение славного дня, Настя столкнулась на загородной дороге с рыжеволосой девушкой Соней, и это привело к тому, что Настя потеряла почти полгода своей жизни и едва не потеряла память.

Много чего случилось в прошлом году шестого сентября, и где-то посредине этого дня Настя пережила прилив холодного ужаса, услышав в телефонной трубке нечто вроде «Ааргхакашлан», произнесенное словно из-под крышки гроба. Тогда она решила, что ей просто послышалось или это на худой конец ошиблись номером, но теперь, семь месяцев спустя, было похоже, что звонили именно ей.

Чтобы сказать: твоя жизнь больше никогда не будет такой, как прежде. Приехали, детка.

– Приехали, – радостно сказал таксист Роман, и Настя вздрогнула. – Королевский дворец.

На десятой минуте прогулки по королевскому дворцу Настя поняла, что же за чувство медленно расцветает внутри ее, пуская в кровь свои горькие соки. Оно называлось разочарование. Дворец, безусловно, был большим, красивым (хотя и не роскошным) и… еще раз, большим. Однако в Настином представлении резиденция короля, который – на минуточку! – имеет некоторое отношение к судьбам мира последних двухсот или трехсот лет, должна была обладать и еще некоторыми качествами. Например, сюда не должны были пускать людей с улицы. Обычных людей, вроде самой Насти. Ну как это так – она вылезла из такси, поднялась по ступеням и просто вошла внутрь. И вот уже десять минут шатается по этим залам, которые, конечно же, производят на нее впечатление… одновременно нагоняя скуку. Так вот, вопрос на засыпку – хоть кто-то остановил ее на входе? Хоть кто-то спросил у нее документы? Хоть кто-то сказал строгим голосом: «Девушка, и куда это вы направляетесь?!» Однозначный ответ: никто. Всем наплевать. Тотальная безответственность. Имея некоторое отношение к династии Андерсонов (пусть пока и неоформленное), Настя не могла не возмутиться. Хорошо, что сейчас во дворец вот так запросто зашла она, Настя. А если какие-нибудь враги? Террористы? Грабители? Тут она задумалась над вопросом, есть ли в Лионее свои грабители и террористы, учитывая закрытость границ и все прочее… Спросить было опять-таки не у кого, поскольку очередной зал, куда вошла Настя, оказался безлюдным, как и все предыдущие залы.

Впрочем, при более подробном рассмотрении это оказался не зал, а длинный проход из одной части дворца в другой. По обеим сторонам прохода выстроились высоченные колонны, и где-то далеко, в самом конце этого прохода, виднелась ведущая наверх широкая лестница, однако у Насти не было ни желания, ни времени пускаться в столь дальнее путешествие. Часы показывали половину пятого, а значит, пора было двигаться в сторону этой самой КСБ, на встречу с Армандо. Настя к тому же не видела особого смысла исследовать лестницу и верхний этаж – никаких признаков жизни там тоже не наблюдалось; тишина и еще раз тишина. «Может быть, сегодня выходной? – подумала Настя. – Может быть, у них выходной не в воскресенье, как у нормальных людей, а сегодня? Сегодня, то есть в…»

Упс. Докатились. Она уже не помнила, какой сегодня день недели. Хотя что же в этом необычного? В прошлом году, осенью, у Насти был такой период в жизни, когда она не то что день недели, месяц и год не могла вспомнить. И еще говорят, что часов не наблюдают только счастливые!

Настя стала загибать пальцы, пытаясь посчитать, сколько дней прошло после того, как она вместе со Смайли и компанией уехала из отеля «Глория» в Подмосковье, чтобы потом вылететь из Шереметьева в Лионею. Память подсовывала ей одну твердую дату – шестнадцатое апреля, но был ли это день отъезда из «Глории» или же это был день вылета в Лионею… Мозги окутал густой туман. Но шестнадцатое было пятницей, так?

– Шестнадцатое было четвергом.

– Спасибо, – автоматически сказала Настя. – Я говорила вслух? – уточнила она для начала, чтобы понять, не забрался ли снова кто-то ей в мозги.

– Несомненно.

Настя оглянулась и с радостью поняла, что говорящий находится не внутри ее головы, а где-то за колоннами.

– Прошу прощения, – Настя облегченно вздохнула. Наконец-то ей встретилась в этих каменных дебрях живая душа, которая сейчас наверняка потребует у нее документы и велит убираться с запретной территории, ну и заодно проводит к выходу. – Я случайно сюда зашла, я не видела ограждений…

– Я тоже их не видел. А они должны быть?

– Это же дворец. Сюда не должны пускать посторонних.

– Свежая мысль… Что плохого в посторонних?

– Ну-у… – протянула Настя, вовсе не потому, что вопрос поставил ее в тупик, а потому, что одновременно она еще и осторожно перемещалась к колоннам, чтобы получше разглядеть говорившего. Тот, как назло, находился в малоосвещенной части зала, и пока, основываясь на голосе, можно было только с уверенностью сказать, что это мужчина, причем мужчина в годах (согласно тогдашней Настиной классификации это означало тридцать лет и старше). И еще он был невысокого роста.

– А потом, откуда в Лионее посторонние? – продолжал между тем голос из тени. – Здесь все так или иначе… Стоп.

Настя послушно замерла.

– Ты посторонняя.

Настя кивнула.

– Я тебя раньше не видел. Значит, ты посторонняя. И ты считаешь, что тебя не надо было сюда пускать. Почему? У тебя какие-то темные замыслы?

– У меня нет никаких замыслов, и темных тоже нет. Но другие посторонние, у них могут быть темные замыслы, понимаете?

– Например?

– Что-нибудь украсть… Или… Или напасть на короля!

– Какие странные замыслы, хотя… Откуда ты, посторонняя?

– Из России.

– Разумеется, – в голосе появилось раздражение. – Если я разговариваю с тобой по-русски, то скорее всего ты из России. Мог бы и догадаться. Вот что значит… – Он вдруг замолчал, потом внезапно увеличился в размерах (и Настя с запозданием поняла, что до сих пор мужчина сидел на подобии небольшого табурета) и оказался рядом с Настей.

– Здравствуйте, Анастасия, – сказал он и осторожно взял Настины пальцы в свою руку. – Добро пожаловать в Лионею.

– Здрасьте, – сказала Настя, обращаясь наверх, ибо мужчина столь очевидно возвышался над ней, что разговаривать с ним было почти то же самое, что разговаривать с колонной. Но, в отличие от колонны, мужчина был живым, довольно обаятельным…

И еще он был королем Лионеи.

– Могла бы и догадаться, – сказала Настя, еще не отойдя от потрясения. – Кто же еще может сидеть посреди королевского дворца, один, в темноте… В смысле, кого еще сюда пустят? И кому еще дадут табурет? Ой, я лучше немного помолчу.

– Пускают сюда всех, – пояснил Утер. – А вот насчет табурета ты права, это специальный королевский табурет. Вот где-то здесь есть монограмма…

Табурет на самом деле оказался раскладным стульчиком, типа тех, что берут на дачу, только этот был с монограммой, ну и еще он, наверное, имел какую-то особую конструкцию, чтобы выдержать вес короля, поскольку Утер был мужчиной весьма серьезной комплекции. Он еще некоторое время вертел этот стульчик в руках, чтобы найти монограмму, но потом смирился:

– Бог с ней, с монограммой.

Настя согласно кивнула. Она не знала, как еще можно поддержать разговор, и вообще она только что с ужасом поняла, что никто не успел ее просветить насчет правил поведения при общении с особами королевской крови. Интересно, будет ли прилично отойти в сторонку на пару минут, быстренько позвонить Армандо и узнать от него хотя бы самые общие прави…

Ага. Теперь понятно. Оказывается, этикетом предписано, чтобы при первой встрече короля Лионеи и, скажем так, подруги наследника престола король сграбастал подругу наследника престола в охапку и потащил куда-то за темные леса, за высокие горы… В смысле в направлении лестницы.

– Все должно было быть по-другому, – сообщил по дороге Утер.

Тут Настя была с ним полностью согласна.

– Мы с тобой должны были встретиться в пятницу вечером на торжественном приеме, – пояснил Утер. – Так было задумано, но… Но раз судьбе было суждено… Значит, в этом есть какой-то смысл, которого я не знаю и никто никогда не узнает, и даже если придворный астролог скажет, что знает, то и ему тоже не верь…

– Прием? – пискнула Настя, едва поспевая за Утером. – Мне никто не говорил про прием!

– Потому что это сюрприз!

– То есть теперь приема не будет?

Утер резко остановился.

– А как ты хочешь?

Настя перевела дух, на всякий случай отступила назад, чтобы снова не попасть в гостеприимный захват Утера, от которого трещат ребра, и задумалась.

– Я хочу… – Она замялась, потом посмотрела на короля, не увидела в его лице ничего пугающего и продолжила: – Я хочу, чтобы все было постепенно.

– Хм, – сказал Утер, но скрежетать зубами и швыряться молниями не стал, из чего Настя сделала вывод, что запас королевской благожелательности еще не исчерпан.

– Я прилетела вчера, – продолжила Настя. – Мне нужно было отдохнуть и все такое… И вообще, если будет какой-то прием, то мне нужно будет надеть что-то подходящее, а у меня нет подходящего, потому что я прилетела вчера, и….

– …и тебе нужно было отдохнуть и все такое, – закончил фразу Утер. – Анастасия, ты можешь не выбирать слова, а говорить именно то, что ты думаешь. Я все-таки король.

– Если я буду говорить то, что думаю, вы не отрубите мне голову?

– Отрублю голову? Я? Кто тебе такое сказал? Это Денис такое про меня рассказывал?

– Н-нет… – Настя поняла, что с ее шуткой, очевидно, не все в порядке.

– А кто такое рассказывал? Смайли?

– Никто не рассказывал, это была шутка. Неудачная.

– О! – Утер подумал и кивнул, демонстрируя понимание и толерантность. – В любом случае, про голову не думай. С ней все будет в порядке. Так ты хочешь, чтобы все было постепенно?

– Да. Я не против приема и прочих… мероприятий… Но сначала я хотела бы осмотреться. Прийти в себя.

– Это нормально, – сказал Утер. – Ты боишься, но это нормально. Это пройдет. Когда моя жена… Стоп, – сказал он строго. – Я не попадусь на эту удочку. Я не стану кормить тебя баснями из своей стариковской жизни. Я не хочу, чтобы ты возненавидела меня раньше времени.

– Я не собираюсь вас ненавидеть…

– Мой сын возненавидел меня, Анастасия. Так что не будет ничего удивительного, если…

– Он никогда не говорил про вас плохо, – перебила Настя и подумала, что правильнее было бы сказать: «В тех моих воспоминаниях, которые сохранились, я не нашла никаких плохих слов Дениса в ваш адрес».

– Это хорошо, – тихо сказал Утер. – Он не говорил ничего плохого, но, может быть, он думал… Хотя… – Он попытался улыбнуться. – Все это вещи слишком грустные, чтобы их сейчас обсуждать. Мы говорили о тебе и о том, что тебе нужно время, чтобы привыкнуть к Лионее, перебороть свои страхи…

– Знаете, чего я боюсь больше всего?

– Что не найдешь подходящего платья для приема? Это уже моя неудачная шутка, Анастасия.

– Больше всего я боюсь, что я не та, кого вы ждали. Боюсь, что вы спутали меня с кем-то другим.

– Лично я просто хотел увидеть девушку, которую полюбил мой сын. Вот и все, ни больше ни меньше.

– Если честно, то сейчас я даже не уверена насчет «полюбил», возможно, это было просто…

Утер приложил палец к ее губам.

– Это значит, что тебе и в самом деле нужен отдых. Нужно время, чтобы во всем разобраться, чтобы обрести уверенность…

– И если я разберусь и окажется, что я совсем не подхожу для Лионеи… Или так – окажется, что я не хочу быть частью Лионеи, что тогда?

– Странный вопрос. Ты всегда можешь вернуться домой.

– Да? Это хорошо, потому что… Потому что для меня все это по-прежнему как снег на голову! Потому что я не планировала, не хотела оказаться в такой ситуации, честное слово!

– А кто хотел? Думаешь, я хотел? Но мне-то никуда не деться, Анастасия, это моя семья, моя корона и моя судьба. А ты пока еще просто гостья, и ты можешь остаться гостьей, и никто не вправе… – Утер вдруг схватился за голову, а потом постучал костяшками пальцами по лбу. – Извини за эти не подобающие королевской особе жесты, но мне тоже нужно было собраться с мыслями. Развернуть свои чувства в правильном направлении. Понимаешь, когда я понял, что ты – это ты, я подумал, что тебе не терпится познакомиться с семьей Дениса, что ты не стала дожидаться приема и сразу пошла во дворец, искать меня…

– Вообще-то я осматривала достопримечательности.

– Ну что же, тут есть на что посмотреть. И кстати, я – одна из местных достопримечательностей. Так что ты пришла по верному адресу.

– А что вы делали там, в темноте? Когда я проходила мимо, я ведь вас даже не заметила…

– Пойдем, я покажу тебе.

Утер развернулся и уже без спешки, размеренным королевским шагом направился в обратном направлении, слегка придерживая Настю под локоть. Только теперь Настя заметила, что король прихрамывает.

– Надо бы зажечь свечи, – говорил на ходу Утер. – Чтобы хорошенько рассмотреть…

– По-моему, у меня в мобильнике есть фонарик, – вспомнила Настя.

– Очень кстати, – кивнул Утер. Они остановились за колонной, и Настя сначала не могла сообразить, куда же смотрит король. Потом Утер осторожно направил ее руку с мобильником в нужном направлении, и Настя увидела прямо у себя под ногами какое-то пятно с неровными краями, похожее не то на звезду, не то на кляксу. Сначала она подумала, что это пятно расползлось поверх напольных плит, но потом стало ясно, что плиты только окружают пятно, само же оно находится чуть ниже уровня пола.

– Что это?

– Следы прошлого, – сказал Утер. – Присядь, посмотри повнимательнее.

Так она и сделала. Следы прошлого оказались не фигуральными, а очень даже настоящими – застывшие отпечатки ступней, что немедленно вызвало у Насти дурацкие ассоциации с отпечатками ладоней на Аллее звезд в Голливуде. Но там-то был цемент, а тут…

– Кровь дракона, – сказал Утер. – Легенда гласит, что именно на этом месте в древности была великая битва и король Томас Андерсон, Защитник людей, убил короля драконов. Он стоял в крови поверженного врага, потом кровь застыла, но следы ног короля остались. И потом на этом месте возвели дворец, и так далее, и так далее… Это славная древняя легенда, поэтому, если ты спросишь, не завязли ли сапоги короля в этой крови и если завязли, то как же он потом выбрался…. Не то чтобы я прикажу отрубить тебе голову за такой вопрос, скорее всего я просто пропущу его мимо ушей.

– Молчу, – сказала Настя. – То есть не совсем молчу. Я поняла, что это следы короля Томаса. Но что вы здесь делали?

– Сравнивал размер обуви. Опять не смешно? Ну тогда скажем так – я медитировал. Устраивает?

– Меня и ответ насчет размера обуви устроил. Кто я такая, чтобы сомневаться в ответах короля Лионеи?

– Любимая девушка его сына.

– Это не так много.

– Это все, что нужно, Анастасия.

Прошло не так уж мало времени, прежде чем до меня дошла одна простая истина, касающаяся того дня: а ведь Утер уже все знал. Вспомним: около полудня я звонила Армандо, но тот был сильно занят, и его занятость скорее всего была связана с письмом. Напрямую Армандо этого не сказал, но можно было догадаться. На короля Утера я наткнулась почти в пять часов вечера, когда с письмом уже закончили разбираться. И в результате этих разбирательств Утеру потребовалось побыть одному, помедитировать вблизи священных отпечатков Томаса Андерсона. Подумать на актуальную тему – как бы поступил на его месте легендарный предок? Как раз посреди этих тягостных раздумий на Утера выскочила разговаривающая сама с собой девица, то есть я, и, возможно, король узрел в этом совпадении какое-то знамение…

– Кто я такая, чтобы сомневаться в ответах короля Лионеи?

– Любимаядевушка его сына.

– Это не так много.

– Это все, что нужно, Анастасия.

Конечно же, Настя забыла про назначенную в пять у КСБ встречу. И у нее была уважительная причина – ведь она познакомилась с королем, и король показывал ей дворец, а потом они сели ужинать в каком-то небольшом, но очень уютном зале, и это было абсолютно по-королевски организованное мероприятие. То есть там были слуги, которые бесшумно сновали вокруг стола, там были старинные картины на стенах, там были огромные свечи в бронзовых подсвечниках, там были мягкие диваны в форме полумесяца. Сначала Настя сидела на самом краешке такого дивана, но потом как-то само собой вышло, что она забралась на диван с ногами, обнялась с большой мягкой подушкой и…

– …в книжном магазине, представляете? Совершенно случайно. И я понятия не имела, кто он такой, пока мне не сказал Филипп Петрович, а это было уже… Это было совсем недавно.

Король Утер полулежал на таком же диване в нескольких шагах от Насти и внимательно слушал. Ему было достаточно задать пару вопросов, а дальше Настю было не остановить, и, наверное, дело было не только в бокале красного вина, дело еще было в слушателе. Именно король Утер и был тем единственным слушателем, кто имел право на Настин рассказ о Денисе Андерсоне; и теперь получилось, что все предыдущие долгие и мучительные разговоры сначала с Филиппом Петровичем, а потом со Смайли были словно репетициями перед этим главным выступлением.

Она говорила, разворачивая перед королем свою жизнь за последние одиннадцать месяцев и в который раз удивляясь странному набору событий, которыми ее одарила судьба; удивляясь, что сидящий напротив король карликовой европейской страны оказался частью ее, Настиной, истории, а сама она стала частью истории Лионеи и королевской династии Андерсонов.

Сначала король спросил, как она познакомилась с Денисом, и Настя стала отвечать, но оказалось, что знакомство невозможно оторвать от последовавших событий, и она говорила, говорила, говорила…

Она вспомнила прошлый май и как после случайного знакомства в книжном магазине они с Денисом бродили по городу. Тогда если они и касались друг друга руками, то выходило это совершенно случайно. А потом пришло лето, и их касания стали совсем не случайными и, уж конечно, не ограничивались руками. Настя была студенткой второго курса, а Денис – иностранцем, которого поиски свежих впечатлений завели в Россию. То есть Настя-то и на самом деле была студенткой второго курса, а вот Денис…

Сначала он сказал, что просто путешествует по Европе. Потом он упомянул, что перед своим отъездом из дома поссорился с отцом. Такую мелочь, как королевский титул отца, Денис не стал упоминать, равно как не говорил он о двенадцати Великих старых расах, мир между которыми поддерживается усилиями лионейских королей. Возможно, Денис это делал из лучших побуждений, но последствия получились – хуже не придумаешь.

Разумеется, лучше всего о своих побуждениях и о своих поступках рассказал бы сам Денис Андерсон, однако судьба его по-прежнему оставалась неизвестной, скрытой мраком и изрядным количеством прошедшего времени. Кое-какие догадки насчет произошедшего с Денисом имелись у Смайли, однако Настя решила – пусть лучше Смайли лично излагает королю свои догадки. Она же будет говорить только о том, чему была свидетельницей. Точнее – о том, что ей удалось вспомнить.

– Однажды он попросил меня съездить с ним в одно место… За городом. Это было подземелье, заброшенный склад или что-то вроде того. Там был человек, типа охранника, и он сказал, что я тоже должна зайти в это подземелье вместе с Денисом. Поэтому я кое-что слышала. И кое-что видела.

«Кое-что» означало помимо прочего отрубленную голову. Если бы любая другая девушка обнаружила, что ее парень таскает в спортивной сумке отрубленную голову, она бы по меньшей мере забеспокоилась. И наверное, постаралась держаться от него подальше. А может, и позвонила бы в милицию. Здравомыслящая Монахова точно так бы и сделала, но так ведь речь шла не о Монаховой, речь шла о Насте, и приходилось признать, что тогда Настя не проявила должного здравомыслия. Она немного поволновалась, но потом охотно намотала на уши всю ту лапшу, которую скормил ей Денис:

– …мы с отцом недавно поругались. Я уехал, не помирился с ним. Он на меня все еще сердится. Я не хочу, чтобы он сердился. И я хотел ему сделать подарок – антикварный меч, о котором он мечтал. Я нашел меч, договорился с людьми, они согласились его продать…

Согласились продать? Не совсем так, потому что этим, с позволения сказать, людям были нужны не столько деньги, сколько кое-какие услуги. Мелкие одолжения.

– …они меня попросили забрать в одном месте голову мумии и привезти в этот подвал. Вот и все. Никто никому ничего не отрезал. Это голова человека, который умер давным-давно…

На самом-то деле это была даже не голова человека. Ее бывшего владельца звали граф Артур Валенте, и он принадлежал к расе Детей ночи, проще говоря – вампиров. Голову отделили от тела без согласия владельца, что было само по себе уже нехорошо. Ну и тем более родственников графа Валенте взбесило, что голова исчезла и не могла быть положена в фамильный склеп. Родственников у Валенте было предостаточно, и были они достаточно влиятельны, чтобы заявить о своем возмущении не кому-нибудь, а персонально королю Утеру.

И это была первая за несколько месяцев новость о сыне, которую получил король Утер. Не думаю, что король сильно обрадовался. Если бы Утер был профессиональным истребителем вампиров и фамилия его была, скажем, Хельсинг, тогда конечно, тогда можно было закатывать банкет и сентиментально вздыхать: «Дениска убил своего первого вампира…. Мальчик совсем вырос! Пора купить ему дизайнерский набор кольев. Или лучше все-таки машину?» Однако Утер был из рода Андерсонов, и его предки уже несколько столетий занимались тем, что поддерживали мир между населяющими землю расами. Так что убийство Артура Валенте не могло обрадовать и уж тем более не могло считаться хорошим началом карьеры для Дениса Андерсона…

Между тем лето неумолимо двигалось к финалу, и для Насти это лето стало счастливейшим временем, потому что рядом с ней был Денис, и если он и продолжал таскать в сумке отрезанные головы и прочий антиквариат, то Настя этого не замечала. Она хотела верить Денису и хотела верить в счастливый финал их истории, поэтому, когда Денис сказал, что хочет вернуться домой, в Лионею, помириться с отцом и привезти с собой Настю… Что ж, для Насти это и было счастливым финалом, до которого оставалась всего лишь пара шагов – нужно было получить визу в Лионейском консульстве и забрать документы на древний меч, подарок, который Денис собирался отвезти отцу как символ примирения…

Минуточку. К этому перечню счастливых хлопот нужно добавить два слова: «Денис говорил». Добавить два слова, как капнуть две капли кислоты на праздничную открытку. Денис говорил, что хочет вернуться домой и взять с собой Настю. Денис говорил, что хочет подарить отцу антикварный меч. Денис говорил про визу и оформление разрешения на вывоз меча. Все это было просто словами Дениса, и когда наступило шестое сентября, то нарисованная этими словами радужная перспектива потускнела и превратилась в нечто серое, сморщенное и рассыпающееся прямо в руках, остающееся лишь едва заметной пылью на ладонях; пылью, которую остается лишь сдуть и этим отдать последнюю дань обманутым надеждам.

– Горгоны, – медленно повторил король Утер, и было что-то странное в его интонации. Ей-богу, Насте показалось, что в этом темном неприятном слове шустрой змейкой юркнула зависть, но после бокала вина разве можно быть уверенной в таких нюансах?

– Да, – кивнула Настя. – Три сестры. Денис хотел убить их. То есть ему нужна была голова одной из Горгон.

– И он использовал тебя как приманку…

Настя нахмурилась и плотнее обняла подушку:

– Не знаю. Получается, что так, хотя… Хотя я ни в чем не уверена. Вроде бы это мои воспоминания, но я им не верю до конца.

– Зачем Денису была нужна голова Горгоны?

– Чтобы отвезти ее тем людям, в подвал. Это им нужна была голова Горгоны, а что Денис получал от них взамен, я не знаю. Может быть, деньги, может быть, что-то еще. Когда он привез им голову графа Валенте, эти люди были очень недовольны, они ругали Дениса… Я так поняла, что эта голова им не пригодилась, и Денису было важно не облажаться в следующий раз.

– Важно что?

– Важно больше не делать ошибок.

– И он убил Горгону.

– Ну вообще-то… Вообще-то это я ее убила.

Она сказала это и тут же пожалела о сказанном. Бедный король Утер, его сын сбежал черт знает куда, запудрил девушке мозги, разозлил всю вампирскую аристократию и вдобавок не смог убить какую-то несчастную Горгону. С другой стороны, Настя ни за что бы не подарила кому-то другому честь убийства мерзкой твари со змеящимися волосами. Даже если бы ее очень попросили.

Утер если и расстроился, то не подал вида; тем не менее Настя постаралась подсластить пилюлю:

– Сначала Денис с ней сражался и уже почти совсем ее прибил… Но так получилось, что голову ей отрубила я, – Настя решительно махнула рукой, показывая, как именно рубила ее недрожащая рука. В принципе, к этому воспоминанию можно было тоже отнестись с подозрением, но Насте очень хотелось верить в решительные взмахи своей твердой десницы. – И Денис попросил меня срочно отвезти эту голову тем людям в подвал… – продолжила она и вдруг придумала, как ободрить Утера. – А Денис… Знаете, он, наверное, хотел сам убить остальных Горгон и поэтому остался.

– Наверное, – согласился Утер. – А вот эти люди в подвале… Кто они были такие? Зачем им были нужны эти головы?

– Не знаю, зачем это было нужно, но… – Настя поежилась, припоминая холодный мрачный подвал, в котором шныряющие по полу крысы были далеко не самым пугающими обитателями. – У них там дело было поставлено на широкую ногу.

– Как это?

– Там была стена… – Настя развела руками, показывая размеры. – И она вся была завешана рисунками, портретами…

– Портретами?

– Портретами всяких-разных… существ, – наконец подобрала она приличное слово. – Я так думаю, что они хотели собрать их всех. Страшненькая, должно быть, коллекция…

– Ты помнишь этих людей? Как они выглядели?

– Помню. Люди как люди, один – Ключник, он был типа сторожа. А второй, молодой парень, он взвесил голову Горгоны на весах и по весу заплатил мне. Почему-то испанскими дублонами. У меня все равно потом ни одной монеты не осталось…

– Их было двое?

– Их было трое, и третий, наверное, был главным. И третий…

Утер поощрительно кивнул.

– И третий был пострашнее остальных. Он был как будто… как будто не очень человек. Длинный, бледный и лысый. Похож на препода философии у нас в университете… Хотя… – задумалась Настя. – Препод, наверное, все-таки человек. А этот… А этот… Он был в каком-то балахоне… И ходил очень тихо. И ходил босиком, вот! А еще… А еще там был голос в телефонной трубке.

– Голос?

Настя рассказала про голос и про то, как она узнала, что голос этот говорил на Первоначальном языке.

– А потом я убежала оттуда, я хотела вернуться за Денисом… То есть сначала я думала, что они, из подвала, помогут мне, поедут со мной и помогут Денису. Я думала, что это его друзья. Но, во-первых, им было плевать… А во-вторых, потом они все умерли. И я поехала назад, и по дороге я увидела ее…

Настя замолчала. Вновь она не была уверена в истинности этой картинки, но память упрямо рисовала одно и то же – рыжеволосую девушку на обочине дороги. Она стоит, засунув руки в карманы куртки, и смотрит на проезжающую машину, в которой сидит Настя. И словно под воздействием этого взгляда водитель внезапно падает грудью на рулевое колесо, а мотор глохнет, и машина замирает посреди пустынной дороги. Время замирает. Мир съеживается, и Настя оказывается один на один со странной рыжеволосой девушкой, которая приветствует Настю следующими словами:

– Ну что?! Думаешь, тебе это сойдет с рук?! Так ты думала, да?!

Потом Настя оказывается на земле, а ее разум погружается во тьму. Когда она проснется, то окажется в больничной палате с зарешеченными окнами. Когда она проснется, то почувствует себя вынесенной за координаты времени и пространства.

Когда она проснется, это уже будет совсем другая история.

Потом я подъехала на велосипеде к дверям отеля «Оверлук» и спрыгнула на землю, Утер шагал в сторону дворца, сопровождаемый личным секретарем. Мы снова ничего не сказали друг другу. Не потому, что сказать было нечего, а потому, что оба понимали – от слов все может стать еще хуже. Хотя иногда мне кажется, что хуже быть уже и не может.

– Ты снова проехала на красный свет, – ехидно замечает Иннокентий, и ему я столь же автоматически показываю средний палец. Светофоры в городе по-прежнему работают, только вот никакого уличного движения не наблюдается, поэтому красный или зеленый – без разницы. Рай для одинокой велосипедистки вроде меня. Рай, в который никого калачом не заманишь. Замечание Иннокентия напоминает о том, что совсем недавно в Лионее было уличное движение, и было оно настолько организованным, что казалось, и голуби тут летают по сигналу светофора. Это было недавно. И этого уже нет.

– Какие новости в городе?

– Во всех магазинах сплошные распродажи, – отвечаю я. – Скидки до ста процентов. Только продавцов почему-то нет. Ни одного. Не с кем проконсультироваться.

– Я могу стать твоим продавцом-консультантом, – с энтузиазмом отзывается Иннокентий. – Особенно если дело касается нижнего белья…

– Отвали, – говорю я и невольно улыбаюсь. Вот уж действительно, горбатого могила исправит. Не то чтобы Иннокентий был горбат и не то чтобы могилы производили на него сколь-нибудь сильное впечатление… Смысл в том, что у нормальных людей ожидание Конца Света вызывает совсем другие мысли. Они молятся, сметают с полок магазинов консервы и свечи, едут в какие-то богом забытые места, надеясь, что они и впрямь забыты всеми силами природы и не входят в понятие Свет, а стало быть, и Конец Света их не затронет. Некоторые так называемые нормальные люди и вовсе решают напакостить Концу Света – пускают себе пулю в лоб заранее, из вредности, чтобы испортить отчетность.

– Вообще-то… – сказала я.

– С бельем я как-нибудь сама разберусь, – сразу уточнила я. – Но в том салоне – на площади, знаешь, да? – там я видела симпатичные куртки…

– Симпатичные? Они просто шикарные! – перебил меня Иннокентий. – И еще там почти нетронутая весенняя коллекция итальянской мужской обуви…

– Нас ведь не арестуют? – спросила я. – То есть я в курсе, что ни полиции, ни гвардейцев в городе нет, но все-таки…

– Мы напишем расписку, – сказал Иннокентий. – То есть ты напишешь расписку.

– Почему я?

– У меня нет денег.

– У меня тоже.

– У короля Утера есть, а ты как-никак имеешь к нему отношение…

– Я имею к нему такое отношение, что мы с ним не разговариваем.

– Он может обналичить твою расписку и молча. Хотя о чем мы вообще говорим? Какие шансы, что хозяева магазинов вернутся?

– Маленькие? – предположила я.

– Ноль, – отрезал Иннокентий. – Так что обойдемся без расписок.

Я взобралась на велосипед и съехала с тротуара на проезжую часть. Через пару секунд я обогнала Иннокентия и умчалась вперед, на площадь, где стала кружить возле салона, поджидая неторопливо вышагивающего Иннокентия. Манекены в витринах приветливо мне улыбались, и все это было похоже на катание на велосипеде по залам закрытого музея. В эти минуты мне нравилась Лионея, нравились ее тишина и запустение, которые на самом деле не сулили ничего хорошего. Тишина и запустение наводили меня на мысли о беззвучно утекающем времени, а точнее, на мысль о том, что Лионея существовала до меня и, скорее всего, будет существовать после меня. Хотя бы какая-то еечасть.

Тени и отблески свечей складываются в подрагивающую маску, и Настя видит перед собой уже не просто грузного мужчину лет шестидесяти, она видит перед собой короля, чьи плечи несут на себе величие предшествующих поколений, чьи морщины оставлены не семейными скандалами, а тяжким бременем заботы о людях, и не только о людях, о мире и бог весть еще о каких сложных вещах. Утер стал похож на свой портрет, как если бы тот был написан триста лет назад; при неярком пламени свечей какие-то детали этого портрета могли потеряться, однако главное оставалось, и Настя видела это в Утере.

И было странно, что в Денисе не чувствовалось и малой доли того главного.

– С тобой случилось много интересных событий, – подвел итог Утер. Настя хотела было сказать, что это еще не все, что ей зашили под кожу червя-беспамятника, что она несколько месяцев прожила в доме Михаила Гарджели, что там она нашла Иннокентия и помогла ему бежать…

Но потом она сообразила, что Утер знал это и без нее, что Смайли наверняка представил ему подробный доклад на тему «Ох уж эта Настя» и что сегодняшние расспросы были просто проявлением вежливости, признанием, что Насте крепко досталось по дороге в Лионею и что это не осталось незамеченным.

– Но теперь все будет хорошо. Теперь ты в Лионее.

– Ага, – сказала Настя, безусловно соглашаясь со второй частью фразы и отказываясь воспринимать всерьез первую.

– Ты уже успела посмотреть город?

Настя сделала неопределенный жест, означавший что-то вроде – ну да, конечно, кое-что я посмотрела, но вы же понимаете, что за один день просто нереально…

– У тебя еще будет время, – успокоил ее Утер. – А что бы ты больше всего хотела увидеть в Лионее?

Тени и отблески свечей, оживший портрет трехсотлетней давности, мягкий диван, затерявшийся где-то в недрах темной легенды… Ответ напрашивался сам собой.

– Дракона. Я хотела посмотреть на дракона.

Молчание тянулось бесконечно, и Настя подумала, что по глупости нарушила какой-то старый местный обычай, типа – не поминай дракона за ужином…

– Я тоже, – ответил Утер.

– А?

– Я тоже хотел бы посмотреть на дракона. Я мечтал об этом, еще когда был ребенком. Но… – Утер пожал плечами и замолчал, задумался, забыл о Насте; соскользнул по потрескавшимся ступенькам памяти куда-то вниз, куда Настю не приглашали, да и вряд ли вообще когда-нибудь приглашали посторонних.

Она терпеливо ждала, когда Утер вернется и хотя бы завершит неоконченную фразу, потому что ей, черт побери, действительно хотелось увидеть дракона, а еще больше ей хотелось понять, куда же она попала. И если все рассказы Смайли – правда, то какие тогда могут быть проблемы с драконами?! Она ведь хотела просто посмотреть, не больше.

А если все это вранье, то… Получается, что это большой красивый европейский сумасшедший дом. Поэтому и туристы сюда не ездят.

Настя осторожно приподнялась с дивана. Утер не пошевелился. «Все было очень здорово, – мысленно проговорила Настя, репетируя свою прощальную речь. – Но уже поздно, мне пора спать, потому что… Потому что уже поздно. В гостях хорошо, а в гостинице лучше. Всего хорошего и спасибо за ужин…»

Мысль об имевшем место ужине пробудила в Насте простое и весьма разумное желание захватить с собой пару яблок. Не в качестве сувенира о посещении королевского дворца, а для вполне прозаической потребности пожевать перед сном. Пока доберешься до гостиницы – наверняка есть захочется. Настя тремя пальцами, словно автоматическая рука-краб в игровом автомате, захватила яблоко из вазы, переложила его в другую руку, потом потянулась за вторым…

В этот момент хлопнула дверь, в комнату вошла Амбер Андерсон, а король Утер проснулся. Его рассеянный взгляд скользнул по Насте, потом коснулся дочери…

Потом Утер уставился на бокал из-под вина, и лицо его было таким, словно он сожалел о нечаянном пробуждении. Может быть, и о других вещах сожалел король Утер, и, может быть, эти вещи действительно были достойны сожаления, только Настя не выдержала этой вязкой тишины, от которой и воздух в комнате будто бы стал холоднее.

– Что мне нравится в Лионее, – сказала она, стараясь не встретиться взглядом ни с Утером, ни с Амбер, – так это яблоки. Они у вас такие… круглые… И вообще.

Она подняла глаза и увидела, что Андерсоны смотрят на нее так, будто она вот-вот сообщит им какую-то невероятно важную вещь. Настя не знала такой вещи, поэтому ей стало неуютно; снова возникло это гадкое ощущение, словно она выдает себя за кого-то другого, словно от нее ждут каких-то слов и дел, каких она не знает и не умеет исполнить…

Поэтому единственное, что она могла сказать сейчас Андерсонам:

– Я пойду спать. Всего хорошего.

По-прежнему сжимая в руке яблоко, она направилась к двери, и Амбер Андерсон отступила в сторону. В эту секунду их разделяло меньше метра, и Настя вдруг поняла, что Амбер примерно одного с ней возраста и одного роста. Тогда, в аэропорту, она казалась и выше, и старше, и значительнее; может быть, из-за своего костюма, может быть, из-за микроавтобуса и кучи сопровождающих лиц… Может быть, просто потому, что Настя боялась Лионеи и всего, что ей здесь могло встретиться. Сейчас Амбер была в длинном халате, накинутом поверх пижамы, в тапочках, и, хотя это не делало ее милой и домашней, этого было достаточно, чтобы Настя перестала беспокоиться на ее счет. Амбер Андерсон была просто сестрой Дениса, ни больше ни меньше.

Настя вышла из комнаты и оказалась в длинном коридоре, увешанном портретами в массивных старинных рамах. Было слишком темно, чтобы изучать эти живописные произведения, да и к тому же больше всего Насте хотелось сейчас выбраться из дворца и оказаться на своей собственной территории, а такой территорией у нее был гостиничный номер. Оставалось только сообразить, в какую сторону…

– Did you tell her?

Дверь в комнату тоже была старинной и тяжелой, поэтому она не закрылась до конца, да и Амбер говорила достаточно громко. Утер ответил ей тоже по-английски, и поскольку Настя не сомневалась что «her» – это она, то, следовательно, она вправе знать, что замышляют на ее счет эти повелители мира….

Или эти сумасшедшие.

– Ты сказал ей? – спросила Амбер.

– Нет, – не сразу отозвался Утер. – Я не сказал. Не смог.

– Но ты собираешься сказать?

– Послушай…

– Я сама могу это сделать, если для тебя это проблема.

– Амбер, твой странный энтузиазм в этом вопросе… Он заставляет меня нервничать.

– Я хочу быть полезной.

– У меня достаточно полезных людей, которым я могу давать приказания. У меня есть Смайли. У меня есть Фишер. У меня вообще много кто есть, дорогая. Я вообще-то король Лионеи.

– Я помню. У тебя много слуг. Но у тебя только один наследник. Это я.

– Амбер, ради бога…

– Тебе неприятно это слышать, но это так. Ты можешь надеяться, что нам удастся спасти Дениса или что случится чудо и вдруг вернется Александр…

– Амбер…

– Но пока этого не случилось, у тебя есть только я.

– Ну тогда не забудь и про Алису.

– Ей одиннадцать лет.

– А тебе двадцать один, дорогая, и я не вижу здесь принципиальной разницы. Если вдруг случится кризис… Ты понимаешь, о чем я? Так вот, если вдруг будет кризис и меня не станет…

– Отец…

– Так вот, ни ты, ни Алиса не спасете Лионею. Поэтому…

– Я тренируюсь каждый день, я…

– Поэтому нам обязательно нужно вернуть Дениса… И поэтому я сейчас догоню Анастасию… И скажу ей…

Настя отпрыгнула от двери, пробежала несколько шагов по коридору, потом обернулась и сделала растерянное лицо как раз в тот момент, как открылась дверь:

– Я не могу найти выход…

– Иногда я тоже не могу его найти, – ответил Утер. Амбер молча стояла за его спиной: руки в карманах халата, отсутствующий взгляд. Единственный наследник. Наследница.

– Пойдем, – Утер приобнял Настю за плечо. – Я провожу тебя. Тем более мне надо тебе кое-что сказать…

После этих слов он замолчал и молчал на протяжении всего извилистого маршрута по дворцу, финальной точкой которого стали те самые ступени, по которым Настя вошла в королевский дворец несколько часов назад.

Затем он заговорил:

– «Оверлук». – Утер ткнул пальцем в сверкающие буквы, зависшие в темном небе. – Его сложно не заметить. Это совсем рядом.

Настя кивнула.

– Маленькая страна, – продолжал Утер. – Есть свои недостатки, но есть и преимущества. Например – все рядом, поэтому…

– Вы хотели мне что-то сказать.

– Да.

Утер снова посмотрел вверх, туда, где над затейливыми крышами старых домов торчала сияющая огнями башня отеля «Оверлук». Сейчас она показалась Насте похожей на устремленный к звездам космический корабль.

– Я хотел тебе сказать, что тоже не видел драконов. Ни разу. При том что я – король Лионеи. Встречался с драконовскими юристами, но самого дракона… – он вздохнул и покачал головой. – Увы.

– Это то, что вы хотели мне сказать? – уточнила Настя.

– Да.

– Понятно.

– Еще я хотел сказать, что иногда найти выход оказывается не так просто. Но это не значит, что его вообще нельзя найти.

– Это вы про дворец?

– И про дворец тоже.

Настя нашла «Оверлук» без особых проблем и незамедлительно была найдена сама. Она только подошла к лифту, как услышала за спиной деликатное покашливание.

– Армандо? – Тут она вспомнила про пятичасовую встречу и приготовилась извиняться, но Армандо не ждал извинений, он просто хотел показать Насте, кто ее ждет на диване посреди гостиничного вестибюля. Смайли был хмур, и долгое ожидание наверняка не улучшило его настроения. Настя состроила извиняющуюся физиономию, однако донести ее до Смайли не получилось – она увидела, как смешно дергаются не достающие до пола ноги гнома в маленьких ботиночках, и расплылась в дурацкой улыбке. Смайли показал Насте кулак.

– Я не смогла прийти к пяти часам, – начала она оправдываться прямо на ходу, исходя из принципа «лучшая защита – это нападение». – Потому что я была у короля, и мне кажется, что это очень даже уважительная при…

– Я знаю, – ответил Смайли. – Знаю, где ты была и с кем ты была.

– Что это значит – «с кем ты была»? – Настю несло по дороге оправданий все дальше и быстрее. – Ты думаешь, у меня тут есть какая-то личная жизнь? За весь день я разговаривала только с таксистом, ясно? Осмотр достопримечательностей и все такое. Между прочим, он оказался оборотнем. Это ты тоже знал?

– Я про короля. Он сказал тебе?

– Нет, он не смог.

Некоторое время они изучающе смотрели друг на друга, словно подозревая, что собеседник не является тем, за кого себя выдает, или по крайней мере знает больше, чем ему положено.

– Откуда ты знаешь, что он хотел тебе что-то сказать, но не смог?

– Догадалась. По выражению лица.

– Да?

– Я же не дура.

– А-а.

– Так что он должен был мне сказать?

– Письмо, которое мы привезли. Письмо Горгон, которое передал Люциус для короля…

– Я знаю, про какое письмо ты говоришь. У нас было только одно письмо, в конце концов!

– Хорошо, хорошо…

– Что там было?

– Присядь, – ласково сказал Роберт Д. Смайли, начальник королевской службы безопасности, и бонусом к этому ласковому слову прилагался тяжеловесный взгляд, в котором читалось – если ты, милочка, немедленно не сядешь, то вся королевская конница и весь королевский спецназ усадят тебя рядом со мной…

Тем не менее Настя поупиралась для виду:

– Я не собираюсь падать, так что…

– Все равно присядь.

– Уже сижу, – вздохнула она и присела на край дивана. – Что дальше?

– Две новости, Анастасия, хорошая и плохая. Хорошая – Денис жив, плохая – он у Горгон. Тогда у «Трех сестер», когда ты уехала, а он остался, все кончилось для него не очень удачно.

– Это не новости, Роберт, это было понятно и раньше. Это даже мне было понятно, а уж ты наверняка сообразил еще быстрее – с чего бы это Горгонам писать письма королю Утеру? Разве что они держат в плену его сына. Ну и что там еще? Почему они только сейчас дали о себе знать? Чего они хотят? Выкуп?

– Да, что-то вроде этого. Деньги, гарантии неприкосновенности на двести лет, самолет в Южную Америку… Но не это главное.

– А что?

– Главное, они хотят получить убийцу своей сестры.

– Сестры?

– Той Горгоны, которую убили в «Трех сестрах».

– А-а, понятно. Стоп. Убийца их сестры…

Смайли медленно кивнул, словно видя, как Настины мысли наконец-то выстраиваются в правильном порядке и поощряя это перестроение кивком.

– Это… Это я, что ли?

– Почему я и предложил тебе сесть.

Настя огляделась по сторонам, отметила, что помимо Армандо в вестибюле присутствуют еще как минимум трое людей Смайли, и поняла, что убежать она уже не успеет.