ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Путь обмана
Прошло две недели. Военные сны больше не приходили ко мне, но трудно было в точности понять, обрадовало это меня или огорчило. Обрадовало, наверное, все-таки больше. Ну не привык я воевать, как наемник, неизвестно за что и неизвестно за кого. А еще хуже стало, когда узнал, за кого и за что… Воровать чужую удачу — это все-таки чересчур, да к тому же не для себя воровать, а завоевывать для другого, для нанимателя, отдавать ему везение и получать взамен деньги.
С другой стороны, гражданская жизнь и гражданские профессии меня не очень-то привлекали. Нет, я ничего не имел против гражданских, но себя за станком или за рулем автобуса не представлял. Можно было попробовать устроиться в ментовку, как Андрей, например, но я знал, что серая форма, как живая, потребует от меня действий, которые я осуждал. И сопротивляться не выйдет, потому что ничего нет в человеческом обществе крепче системы. Попав в нее, никак не отвертишься, будешь делать то же, что и все. Или тебя уволят, или посадят, или, может быть, даже убьют, если попробуешь выделиться. Недаром, ох недаром цвет милицейской формы серый. Конечно, не из этих соображений ее делали серой, но, прожив с Катей две недели, я уже начал верить и в неявную сущность вещей.
Вообще Катя каждый день меня удивляла, но вопреки моим пессимистическим ожиданиям это не напрягало, а, напротив, вносило в жизнь яркие, свежие краски. Я любовался ею утром (вставала она всегда раньше меня), не уставал проводить с ней день за днем, а уж о ночах и говорить нечего. Пожалуй, впервые в жизни я ощущал себя по-настоящему счастливым.
Первые несколько дней я тщетно пытался уговорить ее дать мне послушать песни, написанные ею. Она технично съезжала с темы, мотивируя отказ то одним, то другим. В конце концов я понял, что она банально стесняется.
— Ты чего? — рассмеялся я. — То есть трахаться мы с тобой можем, а песни мне послушать нельзя?
— Да ладно… С кем я только не трахалась… — надулась Катя.
— Слушай, но ведь ты же меня продюсером взяла! Могу я хоть материал послушать?
— Ты же ни фига не делаешь как продюсер.
Это меня задело, но Катя была права. Та ночь, когда я готов был использовать единственное желание в ее пользу, несколько стерлась из памяти. В шкафу лежали десять тысяч долларов, и они сами по себе наполняли меня уверенностью и спокойствием. Наполняли так сильно, что ничего не хотелось делать. К тому же я понятия не имел, что вообще должен делать продюсер. Но как бы там ни было, мне очень хотелось послушать песни, так что я настоял на своем.
— Одну поставлю, — сказала Катя, доставая кассету, — Только учти: это демка.
— Что?
— Ну, демонстрационная версия. Фигово, в общем, записано. Хорошо сделан только тот материал, с которым я работаю.
— Ну так поставь его.
— Перетопчешься. То все шняга, попса и хрень. Когда денег не было, я этим в клубах зарабатывала. Ну, под Шуру, тогда модно было. Погоди, я вот хорошую песню сочинила. Но на студию денег нет, чтобы записать путево.
Она поставила кассету в магнитофон. Запись действительно была не ахти, но я вслушался в текст, чтобы хоть какое-то мнение составить о ее творчестве. Строчки меня поразили:
Метель заметает ночные дома.
Так не бывает, знаю сама.
Я догоняю воображаемый
Образ моей мечты.
Город сигналит глазами огней,
Много хороших и разных людей
Мимо проходят по непогоде,
Только они — не ты.
Ты мое лето, жаркое лето,
Я знаю много твоих примет.
На перекрестках и на бульварах
Я терпеливо ищу твой след.
Тайные знаки в строчках реклам,
Город уже написал наш роман.
Сотни прохожих участвуют тоже
В этом сюжете сложном.
Стихи А. Сашневой (Фелiчiиты).
Как только песня закончилась, Катя остановила ленту.
— Ну как? — спросила она.
— Ничего подобного никогда не слышал. Очень хорошо, честно. Особенно про тайные знаки в строчках реклам. Образ города рисуется ярко. А почему ты на радио ее не отдашь? Из-за того, что нет денег на запись?
— В общем-то да.
— А сколько стоит это дело на студии? — осторожно поинтересовался я.
— Смотря на какой. От трехсот долларов до полутора тысяч. Ну, полторы — это на самой крутой. Чтобы для радио сошло, надо где-то баксов восемьсот-девятьсот.
— И все?
— Ну да, — Катя в упор посмотрела на меня.
— И ты знаешь студию, где записать?
— Конечно. Я же рабочий материал делала.
— Тогда считай, что мы ее уже записали, — улыбнулся я, довольный, что могу сделать человека счастливым.
Конечно, мне бы хотелось, чтобы Катя бросилась мне на шею и расцеловала, роняя слезы радости, но ничего такого не произошло.
— За твои деньги? — спросила она.
— Да ладно! Чего надулась? Я же не тебя покупаю, в конце концов! Мне действительно песня понравилась. Пусть это будет моим первым продюсерским действием. Ну? Продюсер ведь должен вкладывать средства в проект!
— Ладно. Спасибо, — скупо поблагодарила она.
— И много у тебя таких песен?
— Хватило бы на альбом. Только кто его выпустит?
— А в чем проблема?
— А… Долго объяснять. Но если вкратце, то выпускающим компаниям нужна легкая музыка. Продавать ее труднее, чем хорошую, много рекламы под нее надо, зато делать ее гораздо проще — можно на потоке гнать. Один композитор и один поэт может десяток попсовых групп обслуживать. Авторской же музыки мало хорошей, и, если только ее выпускать, компания с голоду сдохнет — им вал нужен. Вот и гонят попсу. А это все называется альтернативой и андеграундом, миллионных прибылей не приносит, значит, бизнес на этом не сделать, следовательно, выпускать незачем.
— Как-то криво… — пожал я плечами. — Есть ведь «Машина времени», Кипеловы всякие, Цой вот был…
— Ага. На одной руке пальцев хватит, чтобы пересчитать. И им пришлось лет по десять собирать полные залы, прежде чем шоу-бизнес их признал и выпустил официальные, а не подпольные альбомы. А мне через десять лет знаешь сколько будет? Так что это не вариант.
— Ладно, насчет альбома попозже подумаем. Давай для начала хоть одну песню запишем.
И мы бросили все силы, а точнее, средства на запись альбома. Для начала пришлось-таки купить машину, поскольку мотаться по студиям на метро оказалось совершенно немыслимо. Понятно, что взять нечто стоящее было мне не по карману, иначе бы все деньги ушли, к тому же Катя наотрез отказалась от варианта моей односторонней оплаты.
— Я что, в содержанки попала? — возмутилась она, услышав мое предложение о покупке автомобиля. — Или я тебе как продюсеру продалась с потрохами? У меня завтра зарплата в газете, так что берем тачку в складчину.
С ней спорить — все равно что плевать против ветра: себе дороже. В результате мы приобрели раздолбанный «жигуленок». Он сильно нас выручил. Затем я перевез к Кате компьютер, подключил Интернет, и квартирка превратилась в некое подобие офиса. Туда же мы поставили музыкальную клавиатуру, которую я не без труда подключил к компьютеру. И дело сдвинулось с мертвой точки.
Иногда я просыпался по утрам от долгой протяжной ноты.
— У тебя что, клавиша застряла? — недовольно морщась, спрашивал я.
— Нет, я думаю, — спокойно отвечала Катя. — Хочу понять, как эта нота воздействует на реальность.
— Очень просто, — пробурчал я. — Она меня разбудила.
— Да нет, ты не понял. Настоящая музыка должна быть как волшебство, как мантра, она должна состоять не только из тех звуков, которым учат в музыкальном училище, но и из таких вот… Чувствуешь? Это нота «фа». Правда, она особая?
— Правда, — соврал я, чтобы не оказаться в ее глазах бесчувственным чурбаком.
— Вот я хочу найти все такие ноты, которые напрямую вызывают эмоции, и собрать из них аккорд,
— А конечный смысл в чем?
— Ну как же? — удивилась Катя. — Если есть звуки, которые пугают людей, значит, есть звуки, которые могут сделать людей счастливыми. Вот представь, запишем мы альбом, начнут его передавать по радио, и все люди, которые слушают, станут счастливыми. А если серьезно, хочется с помощью звуков передать состояние пространства, соответствующее состоянию песни.
— Так ты поэтому так долго возишься?
— А ты меня не гони! — вспылила Катя. — Быстро только для Сирени аранжировки делать!
Только через две недели после героиновой гонки по Ярославскому шоссе Катя осталось довольна своей работой и в течение трех дней записала песню на студии. Я нарезал несколько дисков и развез их по крупным радиостанциям. Оставалось ждать результатов. Но результатов не было и не было, так что это уже начало меня напрягать. Наконец я не выдержал, нашел в Интернете телефоны радиостанций и начал обзвон.
На первой же станции мне сказали, что материал неплохой, но надо бы записать еще пару песен, чтобы поддержать ротацию. Мне это было совершенно непонятно, и я передал их слова Кате.
— Разводка, — заключила она. — Проверяют, сколько у нас денег.
— А смысл? — пожал я плечами. — Они же не за деньги ставят в эфир!
— Это только постулируется. Впрямую им денег брать, конечно, нельзя, но все равно они наваривают бабки на шоу-бизнесе. Часто опосредованно, но наваривают. Просто ставят тебя в такую ситуацию, чтобы ты их отдал, вот и весь принцип. Там все одна мафия — студии, стилисты, клипмейкеры, выпускающие компании и радиостанции. Все завязано на узкий крут владельцев. И кому бы ты ни отдал деньги, они все равно в конечном итоге попадут в карманы того или иного Нанимателя от шоу-бизнеса.
— Похоже на паранойю, — честно признался я. — Нельзя же совсем не верить людям! Давай запишем еще пару песен, у тебя же есть хорошие. Про выстрел и про старую грымзу. А?
— Бесполезно, — отмахнулась Катя. — Все равно никто нам не даст продвинуться. Только деньги зря потратим.
— Но кто-то ведь поет на сцене!
— Да. Дочери нефтяных магнатов, любовницы крупных бизнесменов… Или рабыни, вроде «героинь» реалити-шоу, которых просто используют как картинку, гоняют по сцене под фонограмму, платят пятьдесят баксов с концерта, а через год вышвыривают на помойку. Если уж мне суждено умереть на помойке, то я желаю попасть туда сама, а не чтобы меня вышвырнули.
Я вспомнил Сирень. После этого слова Кати не казались такой уж паранойей. Но сдаваться я все равно не собирался.
— Фигня. Будем писать еще две песни, — сообщил я свое решение. — Раз материал хороший, мы его как-нибудь продвинем. В крайнем случае я ничего не теряю, а у тебя будут целых три записанные песни.
— Ты теряешь деньги.
— Тоже мне потеря! Ты же сама говорила, что от них никакой пользы!
Еще через две недели денег почти не осталось, зато на руках было три записанные песни. Начиналась зима, причем на редкость морозная и снежная. Я завез диск на радиостанцию и снова созвонился с программным директором.
— Да, материал отличный, — гораздо более тепло, чем в прошлый раз, сообщил он. — Только запись, прямо скажем, не блещет. Могу порекомендовать студию, на которой сделают так, что можно будет поставить в эфир.
— Но погодите! — возмутился я. — Чем наши записи хуже тех, которые крутятся у вас в эфире?! Есть же совсем старые, там звук вообще никакой!
— Не горячитесь, пожалуйста, — прервал меня директор. — У всего есть определенный формат, в том числе и у звука. Запишите телефон студии, с которой мы постоянно работаем. Сделайте у них песню, и я с гарантией поставлю ее в эфир.
Я механически записал продиктованный номер и сразу же позвонил туда, просто из любопытства. Оказалось, что запись одной песни там стоит столько же, сколько мы заплатили за три.
— Я же тебе говорила, — спокойно заметила Катя. — Радиостанции не могут брать деньги напрямую, поэтому с ними делятся те студии, на которые радиостанции загоняют лохов. Потом они еще потребуют статью в газету, а чтобы напечатать статью, нужна будет фотосессия, которую тоже надо будет сделать у строго определенного фотографа «с именем». Знаешь, что значит «человек с именем»? Это такой человек, который готов откатывать за то, что к нему гонят клиента. Есть режиссеры с именем, фотографы с именем, стилисты с именем, даже артисты с именем.
— А артисты как? — не понял я.
— Да очень просто. У меня есть такие среди знакомых. Во всех газетах пишут, к примеру, что концерт Сирени стоит пятнадцать тысяч долларов. Поэтому ее хозяев очень легко привлекать к отмывке денег. Например, в день города администрация заказывает концерт Сирени и платит за него пятнадцать тысяч. Из этих пятнадцати пять уходят владельцам Сирени, а десять возвращаются в администрацию, но уже наличными и чистыми — прямо по карманам чиновников. И угадай с трех раз, кого они пригласят с концертом в следующий раз?
— Погоди, — не понял я. — Но ведь чтобы провернуть это, владельцы Сирени должны лично знать людей в администрации, ответственных за организацию концертов.
— Так на этом любой бизнес держится, — усмехнулась Катя. — Только совершенно сумасшедший может сунуться в бизнес, в котором никого не знает.
— Ага, то есть я по твоему определению — сумасшедший.
— Точно. Мне как раз такой и нужен был. — Она притянула меня за шею и легонько куснула в ухо. — Злой и страшный.
— Я не злой и не страшный. Я думаю, что дальше делать.
— И есть идеи?
— Есть одна. У нас ведь записаны целых три песни, и нам надо, чтобы люди их как-то услышали. На радиостанции берут только «правильных» с их точки зрения. И в общем-то они имеют на это право. Они ведь хозяева станции. А в чужой монастырь со своим уставом, знаешь ли…
— Так что ты предлагаешь?
— Сделать свою станцию!
— Точно сумасшедший, — улыбнулась Катя, покрутив у виска пальцем. — Знаешь, сколько это денег?
— Забей! — парировал я ее же излюбленной фразой. — Не обязательно делать эфирную радиостанцию. Можно загрузить твои песни в Интернет — пусть народ скачивает. Какая разница, в эфире они песни услышат или на своем компьютере?
— Чушь, — отмахнулась она. — Эти домашние странички… На них если в неделю пять человек зайдет — хорошо.
— А мы сделаем необычную страничку. Возьмем настоящий, платный домен. Назовем его как-нибудь круто. А реклама в Сети не таких больших денег стоит. Попробуем?
— Не знаю. Я в этом полный профан.
— Я тоже, — подмигнул я, — Знаешь поговорку? Иногда один дурак задаст такой вопрос, что и десять умных не ответят. Потому что дурак играет не по правилам. Вот и мы тоже сыграем с тобой не по правилам. Война — это путь обмана. А раз нам решили объявить войну, мы вправе надрать им задницу всеми доступными средствами.
— Средств-то… — вздохнула Катя. — Забей, только время напрасно потратим.
И я скис. Бывают такие моменты, что любые перспективы кажутся совершенно безрадостными. Нет, мне не жалко было впустую потраченных денег, но меня удручало то, что я чуть ли не впервые в жизни столкнулся с непреодолимым препятствием. И с какой стороны ни смотри, безысходность ситуации была очевидной.
Помучившись и попинав себя мысленно, я набрал телефон Гирина.
— Привет, это Саша Фролов. Помнишь, ты меня из ментовки выручил.
— Помню, помню. Что ты хотел? Я занят, у меня развод сейчас.
— Да нет, ничего. Просто хреново дела, хотелось с кем-нибудь пообщаться.
— Бывает. Ладно, Сань, я позвоню, когда освобожусь. Может, что-то придумаем.
Я бросил телефон на стол, улегся на диван и вперился в потолок. А Катя как ни в чем не бывало стучала по клавишам моего компьютера, бодро набирая какие-то тексты.
— Что пишешь?
— Я же тебе говорила — книгу. Статьи для газеты на эту неделю все уже сделала.
— Ну у тебя и работоспособность!
— Да я просто не гружусь понапрасну. Есть хочешь?
— Нет.
Я видел, что она понимает, как мне тяжело, но жалеть меня Катя, по всей видимости, не собиралась. Это заставило меня подняться с дивана — хотелось сделать хоть что-то хорошее.
— Ты куда? — обернулась Катя.
— Сигарет куплю, — соврал я. — Да и вообще подышать охота.
— Я с тобой.
— Да нет, поработай. Я ненадолго.
Делая вид, что одеваюсь, я незаметно взял остатки денег, накинул пальто и выскользнул из квартиры. В моей голове созрел план, призванный избавить меня от ощущения собственной бесполезности. Нет, я не собирался уходить от Кати на поиски подвигов — замысел был куда прозаичнее и заключался в покупке еще одного компьютера, поскольку выгонять Катю из-за клавиатуры я не мог. Почему? Да по многим причинам, главной из которых была неуверенность, что моя затея с сайтом хоть чего-то стоит. Мне нужен был пусть простенький, но отдельный компьютер, на котором я мог бы ковыряться, не отрывая Катю от более важных дел.
Кроме того, если глубоко покопаться, был в моей затее и корыстный мотив — мне хотелось, несмотря на скепсис Кати, доказать, что можно в принципе создать сайт с ее песнями, на который будут заходить сотни, а может, и тысячи людей ежедневно. Это будет не хуже радио, а может быть, даже лучше, поскольку не придется ни под кого подстраиваться. И если все выйдет, как я задумал, то это окажется большой победой. Я уже подзабыл вкус победы, так что мне хотелось вновь его ощутить.
Недолго думая, я отправился на компьютерный рынок, где решил выбрать себе старенький ноутбук. Денег было впритык, так что я сразу просил машинку как можно дешевле.
— Есть очень дешево совсем старая штуковина, — сообщил мне продавец. — Простенький «Виндоус» на ней с грехом пополам запустится, а большего не обещаю.
— А интернетный дизайн на нем можно делать?
— Для этого в самый раз, — обрадовал меня продавец. — В нем даже встроенный модем есть. Но работает только от розетки, аккумуляторы сдохли в хлам.
— Сколько стоит?
— Сорок баксов.
Это оказалось раз в десять дешевле, чем я рассчитывал, так что я забрал ноутбук с радостью и рванул хвастаться Кате. Было опасение, что она выкажет недовольство столь странным поступком, но Катя только пожала плечами.
— Старенькая машинка, — сказала она.
— Зато рабочая. Теперь не буду тебя отрывать. К тому же я взял эту штуковину всего за сорок долларов.
— Нормально. На средства производства денег жалеть нельзя.
Вот так и начались мои пробы сил в веб-дизайне. Ноутбук работал крайне медленно, но через неделю работы я в него прямо-таки влюбился. Это был мой собственный, маленький мирок, точнее, окошко в большой мир Интернета. И если раньше я был в Сети потребителем, то теперь стал созидателем, что с необъяснимой силой грело мне душу. Старенький ноутбук чем-то неуловимо напоминал мне боевой пульт управления, да он и был, по сути, боевым терминалом, через который я отдавал команды своим сетевым солдатам.
Депрессию как рукой сняло — я целыми днями то стучал по клавишам, то перелистывал книгу, постигая все новые и новые тонкости веб-дизайна. Приближался декабрь, за окном вьюжило. Катя как ни в чем не бывало сочиняла новые песни. Я просто диву давался ее упорству — как можно делать что-то, отдавать этому столько сил, если никто это никуда не берет? С другой стороны, именно ее упорство во многом меня подстегивало. Хотелось сделать хоть что-то, хоть чем-то перебороть вопиющую несправедливость, из-за которой так трудно пробиться в жизни. И несправедливостью этой оказался порочный денежный круг, когда для победы нужны деньги, но дают их лишь тем, у кого они есть. В общем, я снова решил доказать, что умения значат больше, чем деньги. Сам себя я в этом убедил окончательно еще во время гонки по проселку у Ярославского шоссе. Теперь хотел убедить остальных.
Проблема в том, что, уходя от машины Веника-Ирокеза, я пользовался давно наработанными умениями, по большому счету играл на своем поле. Здесь же все получилось наоборот, но я не собирался сдаваться. Я хотел победы именно на чужом поле, хотел выяснить, на что еще гожусь.
Наконец сайт был готов, я загрузил туда наши записи, тексты песен, кое-какие фотографии. На покупку платного домена денег уже не осталось, да и результат был неясен, так что я воспользовался услугами бесплатного хостинга. Установив счетчик посещений и раскидав ненавязчивую рекламу по нескольким интернетным форумам, я принялся отслеживать интерес пользователей к творчеству Кати, а заодно и к моему творению.
Интерес, как и предупреждала Катя, оказался вялым. Даже очень вялым — один-два человека в день. Я попробовал воспользоваться баннерной сетью, но это тоже не дало результата, поскольку, чтобы заработать показы рекламных баннеров, нужны были посетители на сайте, а их не было. Порочный круг угрожающе повторялся, только вместо реальных денег здесь выступили посещения. Без рекламы нет посещений, а без посещений не получается рекламировать сайт.
Через два дня, в течение которых мною владело дурное расположение духа, я понял, что надо привлекать посетителей не на имя Кати, которое никому ничего не говорит, а на возможность бесплатно скачать песни. Я снова прошелся по форумам, оставляя ссылки на сайт. В этот раз получилось лучше — на сайт начали приходить по десять, а то и по двадцать человек в день.
Это немного взбодрило и Катю.
— Двадцать человек в день узнают про меня, — задумчиво сказала она, глядя на цифры счетчика. — Один из них, скорее всего, скачивает песню. Значит, за месяц мою песню услышат тридцать человек? Не так уж плохо. Не радио, конечно, но лучше, чем ничего.
Такой оценкой я остался доволен, но на достигнутом останавливаться не собирался. Я искал новые пути привлечения людей на сайт. И вот в одно вьюжное морозное утро меня посетила идея, ставшая детонатором взрыва последующих событий. Идея была простой, лежавшей, что называется, на поверхности, но принять ее мне стоило больших усилий.
В то утро Катя лежала на диване и по своему обыкновению быстро переключала каналы на телевизоре. Мне тоже вставать было лень, да к тому же и холодно, да вроде бы и незачем. В общем, я пялился на экран, находясь в легком гипнозе от мельтешения беспорядочного набора картинок. И вдруг на экране промелькнуло знакомое лицо певицы Сирени.
— Хреново все-таки мир устроен, — вздохнула Катя. — Слушать ведь противно, а ее крутят по ящику не вынимая. И чем больше ее крутят, тем больше людей придут к ней на концерт, тем больше денег получат ее хозяева, снова вложат в рекламу, снова будут крутить…
— Постой-ка… — прошептал я, вставая с дивана. — А сайт у нее есть?
— Откуда я знаю? Да и на фиг ей сайт? Каждый день и так морда по ящику.
— Вот зараза! — произнес я, включая ноутбук. — Как же мне это сразу не пришло в голову?
— Что именно? — удивленно спросила Катя.
— Да бить эту кодлу их же оружием!
— А подробнее?
— Ты ведь сама говорила, что главное оружие Нанимателей — вранье. Получается, что они врут, а мы корячимся тут по-честному? Где логика? Это только в поговорках честность открывает все двери. А на самом деле она открывает всего одну дверь — на помойку!
— Вот ты раздухарился, — заинтересовалась Катя. — Объяснишь, что задумал?
— Погоди, дай я проверю кое-что.
Зайдя в Интернет, я открыл поисковую машину и запросил певицу Сирень. Как и предполагала Катя, своего сайта у популярной певицы не было, да и действительно — зачем он ей? Лишние усилия, когда по телевизору крутят. Все упоминания про Сирень были только в интернет-версиях популярных газет и журналов и на парочке фанатских сайтов. Но, глянув на то, сколько раз Сирень спрашивают пользователи Сети, я радостно хлопнул ладонями по коленям.
— Знаешь, сколько на нее запросов в месяц?
— Ну?
— Двадцать тысяч! Это почти по тысяче в день!
— И что в этом удивительного при такой рекламе?
— Удивительного ничего, — подмигнул я Кате, — но я знаю, как это использовать. Хочешь, чтобы к тебе на сайт заходили по пятьсот человек в день?
— Это было бы неплохим подарком к Новому году, — улыбнулась она.
— Отлично.
Следующие три дня у меня ушли на то, чтобы собрать всю доступную информацию о Сирени. Я потратился на ее диск, нашел с десяток фотографий, собрал по Сети интервью и статьи. Еще три дня ушло на то, чтобы сделать официальный сайт популярной певицы Сирени. Получился он кривым и косым, до неприличия примитивным, но для моего замысла это не имело ни малейшего значения.
— Решил поработать на благо Нанимателей? — фыркнула Катя, наконец поняв, чем я занят.
— Напротив. Решил немножко разжиться за их счет.
После этого и объяснять не пришлось, в чем заключалась моя мелкая подлость, — Катя поняла все сама. Меньше чем через неделю на официальном сайте Сирени счетчик показывал по девятьсот посещений ежедневно. Но сайт ведь на самом деле был нашим! Так что я спокойно зарегистрировал его в баннерной сети, заработал несколько тысяч показов и все их израсходовал на рекламу странички с песнями Кати. Кроме того, мне ничего не стоило сделать так, чтобы на сайте Сирени одна из кнопок с надписью «скачать еще больше песен» вела на сайт Кати. Конечно, эту кнопку нажимал не каждый посетитель, даже не каждый второй, но все равно на сайт Кати теперь попадало более пятисот человек ежедневно, если суммировать заходящих с кнопки и с баннера. Мало того, мы начали получать письма от совершенно незнакомых людей, желавших познакомиться с автором песен.
Катя старалась виду не показывать, что ей это приятно, но я видел, как сияют ее глаза. Это окупало все усилия, которые я затратил. Это было даже больше, чем я ожидал, и в честь этой, хоть и скромной в глобальном смысле, победы мы с Катей решили приготовить на ужин что-нибудь интереснее надоевших жареных сарделек. В принципе хотелось выпить, да и Катя не возражала, так что мы взяли маленькую бутылочку водки, салат из корейской моркови с диковинными древесными грибами, нажарили картошки и предались чревоугодию. Чуть подвыпив, Катя расслабилась и поставила кассету со своими песнями. Из-за неважного качества записей и заезженности пленки я не очень хорошо разбирал слова, но отдельные строчки оставили сильное впечатление:
Ковыляла душа моя по полю,
Утопая в осенней грязи.
Галки крыльями черными хлопали
И пытались мне чем-то грозить.
Не пугайте, я уж испугана!
Навсегда, до последнего дня.
Я привыкла к отчаянной ругани,
Рвался голос, от злобы звеня.
Ты остынь, душа, ты остынь…
Окунись в небесную синь…
Там у Бога в тихой тиши
Место есть для всякой души.
Стихи А. Сашневой (Фелiчiты).
От этих слов вспомнилась сфера взаимодействия, избитая колесами грязь на дороге и уставшие, насквозь вымокшие солдаты, бредущие под тяжестью снаряжения.
А ночью мне приснился Кирилл. Он сидел у реки и мыл руки. Ниже по течению вода была красной.
— Зря ты думаешь, дорогой, что твоей хитрости нет предела, — обернулся он ко мне и поднялся во весь рост.
Я видел, как с его пальцев стекают мутноватые капли роды, но не мог понять, что это может значить.
— Бетонную стену легче проломить, чем стену из денег, — он поправил очки на носу и побрел вдоль берега, сунув пальцы в карманы кожаных брюк.
Мне стало страшно, и я проснулся.
За окном было темно, оконные рамы дрожали поднатиском свирепого морозного ветра, кидавшего в стекла заряды снега. Я тихонько поднялся с дивана, стараясь не разбудить Катю, вышел на кухню и закурил, ежась от холода. На душе скребли кошки. В какой-то момент я даже заподозрил, что Кирилл во сне был настоящим, а не плодом моего воображения, но чуть позже перестал в это верить.
— Нет, обычный кошмар, — прошептал я, затянувшись сигаретным дымом.
Но Кирилл все равно не выходил у меня из головы. Я подумал, что было бы неплохо догнать его во сне и хорошенько надавать по морде. Может быть, даже убить. Я где-то слышал, что какой-то заокеанский писатель то ли выдумал, то ли действительно узнал от индейцев о возможности отдельных людей управлять действиями во сне. Что бы он сказал, интересно, по поводу моих подвигов в сфере взаимодействия? Но мне приснился простой кошмар, я не знал, как можно управлять этим. Да, наверное, и нельзя. И бессмысленно, скорее всего.
Докурив, я тихонько улегся под одеяло и довольно быстро уснул. Буран, постанывающий за окном, переместился в мир моих снов. Я брел голым через ледяную пустыню, то и дело оскальзываясь босыми ступнями на глыбах. Было темно — ни звезд, ни луны не видать, только снег излучал нездоровое фосфоресцирующее сияние. Напористый ветер гнал, кроме снежных волн, разные предметы: то пустую пластиковую бутылку, то окровавленный женский лифчик, то целую россыпь сверкающих елочных игрушек. Нередко пролетали мимо меня грубо вырванные страницы из книг, обрывки плакатов, серпантин кинолент, длинные волосья магнитофонных пленок.
Внезапно я споткнулся о выпиравшую изо льда железяку и больно ушиб палец на ноге.
— От зараза! — вспылил я и присел, чтобы разглядеть железяку получше.
Оказалось, что из-под снега выступает полированная металлическая полусфера, по размеру и форме похожая на верхушку армейской каски. Я чуть копнул руками и с удивлением понял, что откапываю не что-нибудь, а самый что ни на есть рыцарский шлем. Причем, откопав его наполовину, я убедился, что в шлеме есть голова.
— Кхе! — откашлялся рыцарь, когда я удалил снег с его лица. — Спасибо, путник, да будет благословенно твое имя! Что ты хочешь за спасение храброго рыцаря?
— Да я вас еще не спас, сэр рыцарь, — прервал я поток благодарностей. — Сколько в вас росту?
— Добрых шесть футов! — похвастался рыцарь. — Недаром меня зовут первым среди равных!
— Так вы король Артур? — догадался я.
— Истинно так! — рыцарь хотел кивнуть, но только ударился лбом о край шлема.
— Шесть футов… Много копать придется, — посетовал я.
— Не расстраивайся, путник, — утешил меня Артур. — Ты уже меня спас. Ведь в каждом деле важен не результат, а доброе начинание.
Однако я продолжил копать, перекидываясь фразами с королем, чтобы не думать о пронизывающем холоде.
— Вот вы говорите: «первый среди равных», — задумался я. — Значит, все рыцари Круглого стола шести футов росту?
— Отнюдь, — надул губы король. — Я самый высокий.
— Так какие же они равные? — усмехнулся я.
— А я их назначил равными. Иди ко мне в рыцари, тоже будешь равным.
— Нет, спасибо, — у меня замерзли руки, и я перестал копать.
Все же шесть футов — довольно большая яма. В общем, у меня появилась уважительная причина не откапывать короля.
— У моих рыцарей хорошее жалованье, — продолжал гудеть в недрах шлема Артур. — Они ни в чем не нуждаются, даже в женщинах, потому что любая войдет к ним с радостью.
— Пожалуй, добрым начинанием можно и ограничиться, — сказал я, встав и засунув ладони под мышки, чтобы согреть. — Не буду я вас дальше откапывать, сир.
— А я предложу тебе Сиденье Погибельное. А? Не устоишь ведь перед соблазном!
— Это то, сев на которое рыцарь обязательно погибнет, но оставит о себе бессмертную славу?
— Точно! Оно самое.
— Нет, спасибо. Я жить хочу.
— Но достаток и слава дороже жизни! — возмутился Артур. — Лучше год прожить, ни в чем не нуждаясь, чем сорок лет прозябать в нищете и безвестности!
— У нас бандиты в девяностых годах тоже так думали, — усмехнулся я. — И где они теперь? Кончились все. А их жены пошли на панель, потому что из выживших им никто и рубля не предложил. Нет, спасибо, досточтимый сир, но я лучше пойду своим путем.
И я двинулся дальше, перешагивая то через обледеневшие ящики из-под фруктов, какие в изобилии валяются на рыночных площадях после закрытия рынков, то через изношенные автомобильные покрышки. Пару раз мне даже встретились горящие металлические бочки из-под бензина, как в мрачных американских фильмах, но рядом с ними никого не было, даже негров.
Так я брел непонятно куда, пока не наткнулся на вросший в снег ледяной торос, чем-то напоминающий грубую человеческую скульптуру. Я подышал на глыбу, отчего небольшой участок непроницаемо-белого льда стал прозрачным. И я отшатнулся, разглядев в толще льда лицо Андрея. Но он не был мертвым, он улыбнулся посиневшими губами и произнес, вызывая звонкие вибрации льда:
— Там, дальше, есть то, что тебе надо.
— Что именно? — спросил я вместо того, чтобы вытаскивать корректировщика из ледяного плена.
— Как увидишь, сразу поймешь. Мимо не пройдешь, не волнуйся. Раз уж ты впустил в себя это, значит, только вперед или замерзнуть, как я. Запомни главное — зло не там, где ты его ищешь. Это очень важно, потому что у тебя будет только один шанс. Единственный. Упустишь, тогда все. Навсегда останешься замороженным. И промахнуться нельзя. Понял?
Я кивнул, хотя не уверен был, что хоть сколько-нибудь правильно понял его слова.
— Тогда иди. Строго восемь по азимуту.
— Восемь чего? — удивился я.
Но лед опять потерял прозрачность, и, сколько я ни дышал, не мог его растопить. Пришлось идти дальше. Конечно, у меня не было компаса, ведь я брел совершенно голым, да и будь он, вряд ли помог бы выбрать точное направление. Восемь по азимуту? Чушь…
Однако я не очень удивился, увидев в туманной мгле еще один ледяной торос. На этот раз он ничем не напоминал человека, был он тонким и длинным. Подойдя ближе, я подышал на него, и лед в ту же секунду рассыпался, уронив мне в руки тяжелую снайперскую винтовку калибра 12.7 миллиметра. Но это была не просто крупнокалиберная снайперка, это была именно моя винтовка, с которой я прошел огонь и воду. Можно было на номер и не смотреть, ведь мне известны были все зазубринки на ее прикладе, все потертости, все шероховатости на металле. Но я все же глянул. Ничего удивительного, что номер сошелся, — это оружие я отличил бы из тысячи, если бы данной модели отыскалась бы тысяча экземпляров. Конечно, это был мой «Хитрый обманщик», досконально пристрелянный, с притертым нулевочкой шепталом, с подпружиненным шнеллером. В металле этой винтовки, как в благородном музыкальном инструменте, хранилась не только энергия создавшего ее оружейника, но и моя собственная. Мы с этой винтовкой были одной крови — так точнее всего сказать.
Патронташ оказался пустым, но осторожно опустив рычаг запора и вынув затвор, я убедился, что в стволе есть патрон. Один-единственный. Я аккуратно извлек его и вложил в патронташ, чтобы зря не держать затвор на взводе и не сажать боевую пружину ударника. Закинув оружие на плечо, я продолжил путь в неизвестность. Наверное, это направление и было «восемь по азимуту». Андрей всегда славился особыми способностями к ориентированию на местности, так что, если он сказал «восемь по азимуту», можно было ему доверять.
Ветер продолжал гнать обрывки бумаги, кинолент, магнитных пленок, перекатывал пустые пивные банки, грохотал валявшимися невпопад кровельными листами, покрывшимися слоем изморози. Иногда, обгоняя меня, по снегу пробегали шары перекати-поля, еще реже проскакивали пестрые детские мячики с нарисованными континентами и пускающими фонтаны китами.
Внезапно впереди, за пеленой метели, мелькнул силуэт северного оленя. Мне казалось, что зверь, почуяв человека, должен был броситься наутек, но этот убегать не спешил, а напротив, шагнул ко мне, покачивая рогами и протягивая подвижные губы. Что-то было немыслимо странное в этом олене, но во сне я долго не мог сообразить, что именно. Потом понял — олень нарисованный. Это был зверь из мультфильма «Снежная королева», тот самый, который нес Герду спасать Кая.
— Здравствуй, — сказал мне Северный Олень.
— Привет, — ответил я, не зная, чего еще можно ожидать.
— Тебе туда, — зверь мотнул мордой, словно отгонял невидимых мух.
— Я знаю. Восемь по азимуту.
Азимут, правда, получался в таком случае несколько кривоватым, но Северный Олень всем видом вызывал доверие. Я решил, что вряд ли меня подставит зверь, выручивший из беды девочку Герду. Еще у меня в голове мелькнуло, что он мог бы меня подвезти, но впрямую предложить это было как-то неловко.
— Скоро кончится полярная ночь, — сказал Олень. В его тоне мне послышался какой-то весомый подтекст, столь важный, что я решил уточнить:
— И что?
— Тебе придется проснуться, а это все исчезнет. Растает. В принципе, только солнце может тут все растопить. Только солнце. Главное, чтобы оно было ярким.
— А ты сам?
— Я тоже исчезну, — ответил Северный Олень. — Но это не имеет значения, потому что я нарисованный. И моя роль в сказке давно закончена. Но вообще Андерсен мог бы хоть что-нибудь сообщить читателю о моей дальнейшей судьбе, а то болтаюсь тут без всякого дела. Герда давно выручила Кая, а я все брожу тут. Проголодался, кстати. — Он постучал копытом, пробуя наст на прочность. — Траву не достать. Ты бы мог ускорить появление солнца. Я бы хоть брюхо набил.
— Напоследок? — сощурился я, перекладывая винтовку с правого плеча на левое. — Честно говоря, мне не хочется, чтобы ты исчезал. В сказке про Снежную Королеву ты всегда мне нравился больше других героев.
— Даже больше Герды? — удивился Олень.
— Несомненно.
— Забавно… — протянул Олень. — Однажды я прочел на сушеной рыбе, что некоторым писателям второстепенные персонажи удаются лучше главных. Но не думал, что это про меня.
— Может, другим Герда нравилась, но меня больше всего впечатлял момент в мультике, где ты идешь вперед наперекор ветру. Когда у меня что-то не ладилось, я вспоминал тебя, как ты топал и топал, опустив голову, — только вперед. Это не давало мне опустить руки.
— Честно?
— Зачем мне врать?
— Обычно люди врут из выгоды. Может, ты думаешь, что я, поддавшись лести, подвезу тебя в направлении восемь по азимуту?
— Не отказался бы, а то пятки замерзли. Но все, что я говорил, — правда.
— Вот так под конец жизни иногда узнаешь, что жил-то, оказывается, не зря.
— Может, тогда не надо солнца? — попробовал уточнить я.
— Надо.
— А ты подумал о других людях? Думаешь, я один такой? Только представь, сколько еще поколений будет воспитано на твоем образе! А так исчезнешь, и все.
— Н-да… — Олень помотал мордой. — В твоих словах есть определенный резон. Значит, тебе надо найти такое солнце, которое все растопит и тут же исчезнет. Надо отыскать очень быстрое солнце. Тогда снег растает, я наемся травы, но умереть от жары не успею. А? Как тебе вариант?
— Годится, — кивнул я. — А что, бывает такое быстрое солнце?
— Конечно. Надо только выбрать нужное и позвонить ему по телефону. Сейчас, погоди.
Олень сильнее ударил копытом в наст, пробил его и начал копать. Через несколько секунд я заметил в ямке глянцевую желтую обложку. Несомненно, это был справочник «Желтые страницы Москвы», какие обычно лежат в таксофонах. Нагнувшись, я опустил у ног винтовку и поднял увесистый том.
— Смотри на букву «эс», — посоветовал Олень. — Там должны быть номера телефонов солнц.
Я перевернул несколько страниц и действительно нашел рубрику «Солнца», где было двенадцать номеров. Причем номера странные — не семизначные, как в Москве, а пятизначные.
— И какой из них нужный? — глянул я на Оленя.
— Думаю, что третий. Тут, понимаешь, важно знать, какое солнце сейчас не в отпуске. То, которое в восьмой строке, отсняло в прошлый раз. Остается одиннадцать. Казалось бы, не выбрать, но я уверен, что нужное солнце третье.
— Почему?
— Понимаешь, у разных народов магическое число разное. У русских это тройка, у древних египтян была семерка, а на Востоке до сих пор девятка. И еще есть два числа, которые придумал очень хороший писатель. Цвет этих чисел желтый, как и у солнца, так что ты не забудешь.
— Зачем же мне их запоминать, если ты уверен, что нужно просто запомнить телефон в третьей строке?
— Да, совершенно незачем. Но ты сам разберешься. Я отчертил ногтем третью строку с телефоном, но цифры начали расплываться, и я никак не мог разобрать номер.
— Ты не спеши, — посоветовал мне Олень. — Только после того, как взойдет солнце, можно охотиться на солнечных зайчиков, выскочивших из зеркала.
— И я должен буду в них стрелять? — удивился я. Солнечные зайчики всегда ассоциировались у меня с чем-то хорошим.
— Необязательно, — ответил Олень. — Я понимаю, как нелегко стрелять в собственное отражение.
Строчки в книге совсем перепутались, начали метаться по страницам и прыгать, как блохи. Я испугался, уронил толстый том и тут же проснулся.
…Из кухни доносился аромат кофе, тихонько бормотал телевизор, бодро постукивали клавиши компьютера под пальцами Кати. За окном было уже светло, но по-прежнему бушевала метель. Захотелось в горячую ванну.
— Доброе утро! — поприветствовал я Катю.
Несмотря на победу в Интернете, утро не казалось мне таким уж добрым. Приснившийся сон продолжал ярко жить в памяти, навевая устойчивое чувство тревоги. Что-то уж очень много знаков было — странных и непонятных. Особенно нехорошее чувство возникало от воспоминания о вмерзшем в глыбу Андрее.
— Устало выглядишь, — Катя встала из-за компьютера и подсела ко мне. — Опять началось?
Я понял, что она имеет в виду военные сны.
— Нет, не волнуйся. Как говорилось в старом анекдоте, бывают ведь и просто сны.
— Но ты загрузился не по-детски.
— Да. Бредятина какая-то снилась. Куча цифр, аж голова пухнет.
— Цифры, которые снятся, надо обязательно запоминать, — серьезно сказала Катя. — Они всегда что-то значат. На собственном опыте знаю.
— Да ладно… — у меня были сомнения на этот счет.
Не очень я верил в вещие сны, хотя и у самого в жизни было с десяток совпадений. Например, покойники точно снились всегда к дождю или снегу, говно — к деньгам. А высокие здания к какой-нибудь яркой удаче.
— Зря улыбаешься, — сказала Катя. — Тут нет никакой мистики. Просто подсознание человека во сне способно творить удивительные вещи, соединять обрывочную информацию в целое так, как на сознательном уровне никогда не получится, если же говорить о мистике, то я верю, что во сне мозг человека способен улавливать телепатическую информацию от близких людей, сигналы об опасности, о болезнях, к примеру. Но и не только это. Иногда мне даже кажется, что спящий может подключаться к полю всей существующей информации во Вселенной, найти ответ на любой вопрос. Только для этого нужны особые состояния, вроде медитативных. Иногда такое под наркотой бывает. Например, древние шумеры считали, что существует некий не то гриб, не то бог, родственный с грибом, который знает абсолютно все на свете. Вроде бы как он сам и есть весь свет, но там очень все сложно и запутанно. Так вот шумеры считали, что если откусить от особого гриба, то во сне тебе привидится фантастическое животное, которое даст точные ответы на важные вопросы.
Я не подал виду, но насчет фантастического животного было в самую точку. Правда, сомнительно, что вчерашние грибы в салате могли обладать чудесными свойствами, к тому же Катя их тоже ела — и ничего.
— Ага, — я улыбнулся. — Это салат из грибов так на меня подействовал.
— А что? — Катя тоже подхватила шутливый тон. — Все грибы в какой-то степени родственники.
Зайдя в Интернет, я глянул на счетчики посещений и остался не очень доволен — прирост посещений оказался меньше, чем я ожидал. Кнопку нажимали неплохо, а вот в баннеры, где я рекламировал Катю, кликали все меньше и меньше. В общем-то понятно — неизвестное имя, которое не твердят из телевизора, мало у кого вызывало любопытство. Я психанул и улегся на диван.
Вот как — даже моя хитрая уловка с привлечением посетителей на имя Сирени и перенаправлением на сайт Кати потерпела неудачу. Народ хотел раскрученных в массовой рекламе имен. И все. Снова вопрос уперся в деньги. Честно говоря, я бы уже сдался, пошел бы обычным путем, проплатил рекламу в массмедиа, но денег не было. Там другие порядки, другое число ноликов после единиц. Недоступное.
Но ведь у кого-то есть такие деньги, значит, их можно заработать! Хотя слово «заработать» вряд ли применимо к подобным суммам. Скорее все же украсть. Катя права — Наниматели используют не только вранье, но и другие, часто никому не известные способы, которые делают их на несколько голов выше обычных людей. И как бы мы ни тужились за ними угнаться, ничего не получится. Хотя бы потому, что мы понятия не имеем, на чем зиждется их благополучие. Взять ту же сферу взаимодействия. Ну что можно противопоставить людям, которые воруют или покупают чужую удачу?
«Воруют или покупают…» — подумал я, ощущая, как холодный ком необъяснимой тревоги разрастается в груди.
В памяти снова начали мелькать обрывки странного сна, словно причина тревоги крылась именно там, в коротких разговорах с Андреем, вмерзшим в ледяную глыбу, с Артуром и Северным Оленем.
— Что там у нас в Интернете? — спросила Катя, отрываясь от компьютера.
— Не очень, — честно ответил я.
— Поэтому ты такой запаренный?
— Не только. Сон никак не выходит из головы. Что-то меня тревожит, а что — не могу понять.
— Мне тоже как-то не по себе, — призналась Катя — Словно давит что-то извне. Поэтому и текст мрачноватый выходит, хоть бросай сегодня вообще работать.
— Про что пишешь?
— Про астероиды.
— «Армагеддон-327»?
— Да ладно тебе прикалываться! Нет. Я же тебе говорила, что напишу книгу про искусственно вызванную удачливость. Вот и работаю. У меня, прикинь, одна крупная международная корпорация изобрела несколько химических препаратов для повышения удачливости. В широкую продажу, конечно, не пускают, тестируют пока, но среди сотрудников они расползаются потихоньку. Причем там без всякой мистики все накручено. Эти препараты типа энергетических напитков, только действуют на гораздо более глубинном уровне. Некоторые из них так разгоняют энергетику организма, что у человека на подсознательном уровне повышается анализ быстро меняющихся ситуаций, интуиция, ритмичность и прочие важные качества. В результате испытуемый так точно подстраивается к ритму Вселенной, что перестает противоречить ему даже в мелочах. То есть он, сам не зная почему, не свернет во двор, где его ждет киллер, не наступит на прохудившуюся ступеньку, а скорость движения на автомобиле подсознательно выберет такую, что все светофоры проедет на зеленый, как мы тогда.
— Круто. То есть человек думает, что ему везет, а на самом деле сам подстраивается к ситуациям наилучшим образом?
— Да. Субъективно он чувствует большой подъем сил, некоторую бесшабашность и вседозволенность. В драке, понятно, у его противников нет никаких шансов, да и вряд ли под действием препарата он вообще ввяжется в драку. Скорее всего, он интуитивно и подсознательно ее избежит, сам не отдавая себе отчета, как это у него получилось. Но по окончании действия препарата наступает откат, что-то вроде похмелья. Только на уровне подстройки к мировому ритму.
— Понятно. У него начинается жуткое невезение.
— Точно. Организм как бы устает от такой накачки, падает внимательность, до нуля снижается интуиция. В таком состоянии можно запросто под машину попасть или зайти на улицу, где с крыши непременно свалится кирпич. Ведь все события, как прошлые, так и будущие, записаны в информационном пространстве. И если у тебя есть силы их прочесть, то неприятности обходят тебя стороной, а если нет — накидываются на тебя, словно свора голодных псов. Ты замечал, что удачи и неудачи идут полосами, как бы притягиваясь друг к другу. Еще говорят: «Беда не ходит одна». Или: «Деньги к деньгам липнут». Это потому, что, когда человек полон энергии, у него все получается, а когда энергии нет — проседает.
— Прикольно. Но при чем тут астероиды? — не понял я.
— Очень даже при чем. Я тебе рассказала о препарате, который назвала «Блисс». Но есть и еще несколько. Они в отличие от «Блисса» не имеют названий, поэтому их каждый называет как хочет. Смысл разработки этих, гораздо более сильнодействующих препаратов состоит в том, чтобы избавиться от отката. Один из них у меня условно назван «Аненербе», потому что его еще немцы начали разрабатывать. Когда его применяешь, энергия начинает вытягиваться не из организма, а из окружающего пространства. И откат, соответственно, тоже перекидывается на окружающие неодушевленные предметы. Пока тебя прет, недалеко может дом рухнуть или начаться пожар или наводнение. И все для того, чтобы повысить удачливость одного человека.
— Хорошо придумано. Чем-то похоже на сферу взаимодействия.
— Да. И еще я буду писать про третий препарат, который некоторые называют «бисером», потому что у него такая расфасовка — маленькие красные бусинки. Считается, что от него вообще нет отката, хотя теоретически это невозможно. Но потом ученые этой корпорации понимают, что откат от «бисера» просто распределяется на не очень отдаленное будущее, а также снижает общую удачливость человечества.
— Ого! Это совсем интересно, — я ощутил, как у меня неприятно похолодело под ребрами.
— Да. Оттого, что всякие уроды жрут этот «бисер» для собственного процветания, снижается удачливость человечества как вида. Все ближе и ближе начинают пролетать астероиды, все чаще случаются землетрясения, наводнения и прочие катастрофы. Как тебе идея?
— Супер! К тому же я только об этом думал, представляешь?
— Это то, что тебя тревожит?
— Не знаю. А тебя?
— Тоже пока не могу разобраться.
— А ты не думаешь, что использование сферы взаимодействия может снизить общую удачливость человечества? — напрямую спросил я
— В общем-то нет. Там отката не должно быть, ведь бойцы вроде тебя платят за удачу нанимателя собственными жизнями. Это позволяет удержать общую энергию в балансе. Но лишь в том случае, если нет никаких неучтенных энергетических факторов.
— Например? — насторожился я.
— Например, если твой Кирилл не использует мертвецов вместе с живыми солдатами.
Я чуть со стула не грохнулся от такого заявления.
— В каком смысле? — спросил я, чувствуя, как по спине забегали мурашки, а сердце гулко заколотило в ребра.
— Ну мы ведь не знаем, как он вообще находит солдат, как устанавливает с ними связь и как затягивает кого на тренажер, а кого в сферу взаимодействия. Ты же тут не просыпаешься с винтовкой и в военной форме! И не пропадал с дивана. Значит, во сне действовала только твоя энергетическая сущность, как бы проекция. А тело оставалось здесь.
— Энергетическая сущность? — не скрывая иронии, переспросил я. — Ты, кажется, заработалась в своей желтой газете. Придумываешь фигню про призраков для статей, а потом сама начинаешь верить.
— Ага. А твоя сфера взаимодействия не бред разве?
— Было бы бредом, если бы от ранения там здесь ничего не случалось.
— Как раз это подтверждает мою теорию. Если твоя энергетическая сущность повреждается во сне, то тело в реальности просто следует за ее повреждениями, притягивая несчастья. Ну, это вроде отката от моих препаратов. Я видела, как все происходило с Ириной!
— Ладно, не кипятись! — я никак не мог успокоиться после ее слов о воюющих мертвецах. — Что ты там говорила про неучтенные энергетические факторы?
— Про мертвецов?
У меня снова волной пробежали мурашки по коже. В стекло забарабанил не снег, а жесткая ледяная крупа.
— Да, — выдавил я из себя.
— Понимаешь, Кирилл, скорее всего, обладает средствами установления контакта с энергетическими сущностями отвоевавшихся солдат. Возможно, на Базе находится некое специальное оборудование, созданное какой-то третьей стороной. Может быть, даже мизерами. Я не уверена, что Кирилл сам знает, как оно там работает. Но пользуется.
— И что?
— Я думаю, что существа, создававшие оборудование, могли иметь энергетическую структуру, отличающуюся от нашей. У них могли быть немного другие представления о смерти, если они вообще смертны.
— Мизеры точно смертны, я видел мертвого.
— Ты видел мертвое тело мизера, — уточнила Катя. — А что произошло с его энергетической сущностью, ты понятия не имеешь. Как и я. Может, у каждого мизера от рождения с десяток тел, между которыми перемещается их энергетический скелет? Поэтому для них «отвоевавшийся солдат» и для нас могут иметь совершенно разный смысл. У нас ведь говорят о погибшем — отвоевался.
Сердце в груди екнуло и еще больше набрало темп.
— Да, — согласился я.
— Теперь представь, что после смерти человека его энергетическая сущность отделяется от тела, но продолжает существовать в неком пространстве. То есть сохраняется. И в то же время, с точки зрения оборудования Базы, эта сущность ничем не отличается от твоей, к примеру. То есть является отвоевавшимся солдатом. Так?
— В рамках теории звучит непротиворечиво, — как можно спокойнее ответил я, чувствуя, что на лбу выступает холодный пот.
— Если так, то оборудование Базы улавливает все энергетические сущности отвоевавшихся солдат и может привлекать к боям во сне уже умерших, но еще не потерявших энергию полностью. При этом мертвецов Нанимателю привлекать даже выгоднее, чем живых.
— Им не надо платить деньги, — догадался я.
— Точно. Если же учесть, что жадность является второй натурой Нанимателя…
— Вот зараза! — ругнулся я. — И чем это грозит?
— Не знаю, — честно призналась Катя. — Я не уверена, что правильно представляю себе общее устройство мира. Однако если моя теория хоть в чем-то верна, то привлечение мертвецов к боям за удачу может быть опасным для всего человечества.
— Поясни.
— Смотри. Если в сфере взаимодействия погибает живой человек, то его энергетическая сущность повреждается, но восстанавливает энергию за счет смерти физического тела. Баланс сохраняется, и общая энергетика человечества остается неизменной.
— Что значит «общая энергетика человечества»? Не понимаю.
— Я уверена, что общая энергетика человечества в нормальных условиях остается неизменной. Даже больше того — общая энергетика биосферы. То есть она включает в себя энергии всех энергетических сущностей, независимо от того, находятся они в данный момент в телах или нет. Этот общий энергетический уровень и является мерилом удачливости всего живого на Земле. Если людей мало, как было, к примеру, в первобытные времена, то каждому достается больше энергии. Сейчас на каждого остается меньше, но на общий уровень это никак не влияет. Однако, если в сфере взаимодействия погибает уже мертвый солдат, его энергетическая сущность повреждается, но ей неоткуда взять энергию для восстановления — тела ведь нет. Поэтому данная сущность так и остается поврежденной, вследствие чего полностью уничтожается, а часть общей энергии человечества безвозвратно теряется.
— Сурово звучит. Жаль, что все это сложно проверить.
— Косвенно можно, — ответила Катя. — Статистически за последние двести лет число катастроф неуклонно растет.
— Думаешь, это от сферы взаимодействия?
— Наверняка есть и другие способы воровства энергии. Сфера взаимодействия — лишь один из многих способов присвоить себе в непереработанном виде часть энергии человечества.
— Что значит «в непереработанном»? — удивился я.
— Любая энергия должна переходить из одного вида в другой, в этом ее суть. Вот, например, творческие люди потребляют физическую энергию пищи и переводят ее в творческую энергию произведений искусства. Или рабочий у станка, тоже потребляя пищу, переводит энергию в изменение формы детали. Причем чем точнее обработка, тем больше энергии переходит на более высокий уровень. Чем больше усилий потрачено на создание чего-то, тем полезнее для общей энергии человечества такой переход. Это одна из причин, почему проработанные произведения искусства ценнее тех, что сделаны халявно.
— Согласен. А как можно украсть непереработанную энергию?
— Проще простого. Не все ведь хотят тратить силы на переработку, да еще с такими туманными перспективами, как сбережение энергии человечества. А жить хотят все. Поэтому энергию часто крадут и используют в том виде, в котором ее уже переработал кто-то другой. Простейший пример — колхозник создал помидоры из земли, навоза и собственного труда. Этим он перевел энергию первичного сырья и свою собственную на более высокий уровень. Потом пришел какой-нибудь абрек, забрал все помидоры и съел.
— Но они же и предназначены для еды,
— Да. Но тут важно другое. Если бы он купил помидоры у колхозника, дал бы ему взамен денег, то колхозник мог бы повторить цикл — снова вложить труд и вырастить помидоры. А так он умрет или пострадает как-то иначе, а сами помидоры пропадут, поскольку абрек-вор не будет переводить их энергию на новый уровень, как это сделал бы рабочий у станка или какой-нибудь хороший художник. Он вместо этого сожрет их и снова что-нибудь украдет. И таким образом с каждым актом воровства общая энергия человечества сокращается. Причем неважно, кто и что ворует — государство, Наниматели или простые люди. А убийство еще хуже, поскольку уничтожает тело — тот инструмент, который предназначен для переработки энергии, превращения ее в более высокие формы. Убивать можно лишь тех, кто занимается воровством и убийством, то есть не собирается перерабатывать энергию, а только расходует ее на собственное существование. Я уверена, что смысл жизни как раз и заключается в том, чтобы перевести как можно больше энергии низкого уровня в энергию высокого уровня. В этом сакральный смысл спасения человечества.
— Сильно, — оценил я красоту теории. — Получается, что Кирилл ворует непереработанную энергию для собственных нужд?
— Да. И это было бы не так ужасно, если бы он сам ее потом перерабатывал. А так все, что он создает, годится только для воровства — вся эта реклама, лотереи эти фальшивые. Но обычно именно так и бывает — украденная энергия никогда не переходит уже на более высокие уровни, а теряется навсегда. Если же он из жадности, чтобы не платить живым, использует мертвецов, то это вообще капец. В принципе, я думаю, при таком подходе может возникнуть цепная реакция и энергия человечества сколлапсирует в нечто вроде черной дыры.
— Это ты перегнула, — без особой уверенности заметил я.
— Может быть. Ладно, пока говорили, мне тут пара умных мыслей пришла в голову, надо записать.
Она пересела к компьютеру, а я лег на диван и прикрыл глаза.
Может быть, теория Кати и показалась бы мне полным бредом, если бы я сам не принял участие в еще более бредовых событиях. Но сейчас мне хотелось одного — найти способ выяснить, права она или нет. Интересно, как можно вообще отличить в сфере взаимодействия мертвеца? И знает ли сам мертвец о том, что он мертвец?
И тут меня словно молнией пронзило. Все же права Катя — человеческая интуиция не менее серьезный прибор для исследования реальности, чем электронный микроскоп. Я ведь с самого начала запал на то, что сумма, которую получают бойцы за работу в сфере взаимодействия, является ключевым моментом. Вот оно, отличие! Мертвецы не могут получить денег! Они для того и привлекаются, чтобы сэкономить на них! Получается, что за счет всего человечества.
Я попробовал вспомнить, кто и как говорил в сфере взаимодействия о деньгах. Михаил — да. К тому же я его видел живым, Хеберсон? Сам Кирилл говорил, сколько ему платит, но, может, это для отвода глаз? Может, как раз для того и говорил, чтобы сбить меня с верного следа?
Вообще это было бы оправданно — держать мертвецов, если таковые имеются, в пределах Базы, нагружая работой там. Они ведь отдыха не требуют и могут пахать, сколько скажут. Хотя нет, Хеберсон отпадает. У него был уставший вид, и он всерьез злился на то, что из-за меня ему пришлось перекроить привычный режим. А вот что касается девушки-батальерши и охранницы в милицейской форме, которая стерегла подвал…
И тут во мне наконец окончательно оформилось нехорошее предчувствие, мучившее с утра. Слова «милицейская форма» что-то важное сместили в памяти, я вспомнил Андрея, сидевшего в патрульной машине, когда я видел его в реальности последний раз. Не в руку ли сон? Меня начало колотить мелкой дрожью от рождающихся в голове догадок, а мозги чуть ли не кипели, прокручивая и анализируя воспоминания о мире вечного ливня. И наконец все сложилось, как детали пазлов, в законченную картинку.
— Андрей, — прошептал я.
— Что? — Катя встревоженно обернулась ко мне.
— Похоже, я вычислил мертвеца! Он воевал в нашем отряде во сне. Андрей. Несколько лет назад он разбился в Крыму на машине. В газете опубликовали некролог… Дурак только мог поверить, что похороны были спектаклем! Ну кто же будет устраивать спектакль из похорон? Вот шляпа я, ну и шляпа! Повелся, как дурак! Но в хорошее так хочется верить!
— Да погоди ты! Расскажи подробнее!
И мне пришлось все рассказать. Хотя «пришлось» — не совсем точное слово, поскольку я с радостью поделился гнетущим меня грузом. Так было легче. Вдвоем всегда легче.
— Когда мы встретились на Базе, — закончил я, — Андрей сказал, что выжил тогда, а спектакль с похоронами устроили для того, чтобы надавить на американцев. Чушь, конечно, но я так рад был поверить, что он жив! Ох и сука этот Кирилл! После смерти людям покоя не даст. Ну и сука…
— Успокойся, — пробурчала Катя. — Почему мужчины так склонны впадать в истерику? Пока, кроме твоих догадок, ничего нет. Надо выяснить, как все на самом деле. Ты знаешь телефон Андрея? Домашний? Ну, той квартиры, где он жил в Крыму.
— Да, конечно.
— Ну так звони!
Я взял телефон и набрал номер непослушными пальцами. В трубке долго висела тишина, потом щелкнуло и раздались длинные гудки. Я ждал, когда ответят, и быстро покрывался липким, холодным потом. Я вдруг понял, что не знаю, что спросить, если кто-то ответит. Жив ли Андрей? Очень тактично… Наконец на другом конце раздался знакомый женский голос:
— Алло!
— Здравствуй, Аня, это Саша Фролов. Из Москвы.
— Да, я помню. Вы дружили с Андреем.
— Да.
— У тебя что-то случилось?
— Нет. Просто перебирал старую записную книжку и подумал, что мне небезразлично, как вы там.
— Светка в школу пошла, — из вежливости сообщила Аня. — У нее теперь новый папа. Я про Андрея ей и говорить не стала, зачем ребенка травмировать?
— Да. Ладно, извини, что я тебя потревожил.
— Нет, ничего.
— Пока, — я положил трубку и вздохнул свободнее.
По крайней мере, теперь было ясно, что вычислил я все верно и сон был неспроста.
— Погиб? — спросила Катя.
— Да. Я говорил с его вдовой.
— Значит, я не зря этого боялась. Если в сфере взаимодействия используют мертвецов, то все может оказаться хуже любых наших самых мрачных предположений. Если их много, то вообще капец. Даже не знаю, что делать.
— Меня больше другое заботит, — признался я. — Сколько людей занимается этим?
— Чем?
— Наймом. Как Кирилл. Сколько армий воюет в сфере взаимодействия? Может, вообще вся удачливость тех, кто правит нашем миром, зиждется на успехах бойцов во сне?
— Это бы вылезло рано или поздно, — Катя с сомнением покачала головой. — Надеюсь, что явление не носит столь массовый характер.
— Да уж… Я тебе не рассказывал об одном странном случае. Я даже напарникам во сне о нем не рассказывал,
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовалась она.
— Я видел в сфере взаимодействия и других. В смысле, не людей Кирилла. Гражданских.
— Ого! — еще больше оживилась Катя. — И чем они там занимались?
— Тоже воевали. Но против людей Кирилла. А снаряжение у них было покупное, из магазина, и сами они были дети детьми. Один только профи — рыжий такой верзила с конопатой мордой. Так вот, судя по снаряжению, у них нет доступа к ресурсам Базы, да скорее всего и к ее оборудованию тоже,
— И как же они туда попадают?
— Похоже, с помощью какой-то наркоты, вроде грибной дури.
— Очень интересно…
— А что тебя так зацепило?
— Да я когда только начинала в газете работать, к нам пришел один мужик. Рыжий, кстати, здоровенный и конопатый. Так вот, он принес кучу денег нашему главному, чтобы мы статью написали. Ну, типа, в Москве набирается команда для экстремальных военных игр. Ни о чем тебе не говорит?
— И вы написали?
— Конечно.
— Интересно, а на фиг ему?
— Наверное, новых бойцов привлекать, — предположила Катя.
— Так он что, и адрес оставил?
— Конечно.
— И эта газета есть?
— Достану, — улыбнулась. Катя.
— Так вот это и будет решением вопроса! — обрадовался я. — Это же способ попасть в сферу взаимодействия без Кирилла!
— И что?
— Не знаю, — честно признался я. — Надо подумать над этим.
— Я обычно сначала думаю, — усмехнулась Катя,
— Грохнуть бы его…
— Кирилла?
— Да. Здесь его труднее достать. Да и с ментами не будет проблем, если там.
— Ну не знаю. Ты уверен, что там будет легче? Может, его энергетическая сущность находится под защитой оборудования Базы? Не думал об этом?
— Думал. Хреново, если так.
— А-а, — махнула рукой она.
— Надо бы Цуцыку написать, — вздохнул я. — Он мне в тот день, когда мы спасали Ирину, названивал, наверное, а я телефон выключил. Боялся, что придется сообщить правду.
— А телефона не знаешь?
— Нет.
— Если есть адрес, можно в Интернете узнать телефон. Есть такие справочники.
— А ведь и правда! — обрадовался я.
Мы порылись в сети и действительно довольно легко отыскали Витин телефон. Если честно, можно было и раньше догадаться сделать это, так что набирать номер мне было неловко. Цуцык мог и не понять моей забывчивости. Такое бывает.
На другом конце провода долго тянулись длинные гудки. Скорее всего, Витек либо на работе, либо смотался еще куда. Я знал, что он часто приглядывал за пожилой матерью, так что запросто мог возить ее в поликлинику на процедуры.
— Надо будет вечером перезвонить, — я положил трубку.
