Глава III
Короли и верховные короли

На протяжении первых семи веков своей истории и, вероятно, нескольких столетий доисторической эпохи Ирландия не испытывала тяжести иноземного завоевания. Мечта Агриколы покорить остров силами одного легиона осталась неисполненной, а скандинавы, несмотря на все причиненные ими волнения, не сделали сколько-нибудь значительных территориальных приобретений. Города, основанные ими на ирландском побережье, привнесли в ирландскую жизнь новый существенный элемент, оказавший важное влияние на экономику и в конечном итоге на структуру общества, но они так и остались чужеродным телом. Имеются лишь один или два примера исчезновения небольшого королевства в результате их набегов. Ирландское государственное устройство осталось незыблемым. Конечно же, определенные изменения происходили, но они протекали незаметно из века в век и были скрыты от глаз как современников, так и следующих поколений благодаря осознанной архаизации со стороны образованного сословия. Ученые среднеирландской эпохи интерпретировали прошлое в свете современных им идеалов, но и сами эти идеалы по большей части возникали из прежних мифов. Вслед за упадком латинской учености, наступившим в IX веке, монастырские школы с еще большим рвением обратились к изучению светских дел и родной культуры, а их ученость приобрела интроспективный, педантический и крайне запутанный характер. Она напоминала изображение зверя в Книге из Келлса, поедающего свой хвост и превращенного в великолепный узор, имеющий лишь отдаленную связь со своим оригиналом. Ирландцы закоснели в консерватизме и не видели никаких оснований для изменения своего образа жизни или системы управления.

Эта система, на первый взгляд, свидетельствовала о чрезвычайной раздробленности, но в действительности она представляла собой связную и последовательную схему, которая уходила своими корнями в самые истоки ирландской истории. Ни в одном из тех периодов, о которых мы располагаем достаточным объемом информации (а современные памятники предоставляют ее в относительном изобилии начиная уже с VII века), в многочисленном и на вид разрозненном скоплении племен мы не находим ни одного туата, который существовал бы в величественной изоляции.

Иерархия королей предстает в единообразном виде в Сrith Gablach, Uraicecht Becc и других правоведческих трактатах, хотя иногда они расходятся в точном наименовании титулов, относившихся к высшим королям и верховным королям. Слово ri (соответствующее галльскому rix, rigos и родственное латинскому rex) в сущности обозначало короля одного туата (ri tuaithe). Король нескольких туатов именовался ri tuath, но также ruiri «великий король». В некоторых памятниках союз трех или четырех туатов под началом такого высшего короля называется mor-thuath, «большой туат». Подобные «большие туаты» составляли территориальную основу большинства церковных диоцезов, созданных в XII веке, и это распределение отражает относительное понижение статуса, которое испытали к тому времени короли небольших туатов.

Впрочем, в древнеирландскую эпоху король туата, сколь бы незначительное положение он ни занимал в масштабе всей страны, был настоящим королем. Даже самые могущественные верховные короли по существу были правителями одного туата и не имели непосредственной власти за его пределами. В позднюю эпоху такое умножение монархий вызывало замешательство у патриотически настроенных ирландцев, воспитанных на рассказах о величии верховного королевства Ирландии с центром в Таре. Так, например, в начале XVII века Четыре Мастера в своем грандиозном своде Анналы королевства Ирландии (Аnnоlа Rioghachta Eireann) последовательно низводят королей небольших туатов до положения «лордов» или «вождей» (tighearna или taoiseach: в древнеирландском слово toisech обозначало главу аристократического рода (сеnеl) в роли предводителя военного отряда). Позднее в том же столетии ученый Родерик О'Флаэрти занял более взвешенную позицию и оправдывал притязания этих правителей на королевское звание с помощью авторитетных прецедентов: Одиссея, царя Итаки; Нестора, царя Пилоса; и тридцати царей Ханаана, убитых Иисусом Навином. Он столь же твердо придерживался теории верховного королевства Ирландии, как и Четыре Мастера, и деятельно выступал в защиту ее реальности, противопоставляя королевскую власть у ирландцев туманному и расплывчатому понятию власти «Бретвальда» («повелителя бриттов»), которое якобы существовало во времена англосаксонской гептархии.

Очень древний правоведческий трактат, озаглавленный Miadslechta, утверждает, что у высшего короля (которого он именует ri rig, «король королей») должно быть семь подчиненных королей (конечно же, это вымысел и схематизация) и что он имеет право на выплату одного кумала от тех из них, кто не потрудился явиться в его дом на распивание пива, его оэнах или его dal. Точная разница между оэнахом и dal не вполне ясна, однако «дал», скорее всего, представлял собой собрание, занимавшееся по большей части политическими и правовыми делами. Другим типом собрания являлся айрехт (airecht), публичное собрание свободных людей, которое часто приобретало судебные функции. В более поздние времена с феодализацией гэльского общества оно сузило свое значение до собрания круга высшей знати, а особенно низших королей и вождей (ur-rig), на совет с их господином, так что елизаветинцы смешивали термины airecht и ur-rig (в новоирландском языке того времени принявшие форму oireacht и oirriogh), транслитерируя оба слова в виде «urraght».

Законы сходятся в определении третьего и наивысшего королевского ранга, который в разных источниках именуется triath, rethe, ollam rig («величайший из королей»), ri ruirech («король высших королей») или ri coicid («король пятины», то есть одной из провинций, на которые традиционно разделялась Ирландия). Обычно таких королей, как король Лейнстера, Мунстера или Коннахта, называют королями провинций. Однако следует помнить, что слово coiced («пятина») не несло в себе того уничижительного оттенка, который просматривается в значении английских слов «провинция» и «провинциальный». Для короля пятины все короли либо напрямую, либо при посредстве короля, занимавшего промежуточную ступень в иерархии, были подданными, если не данниками. Однако венчающее этот ряд звено, верховный король всей Ирландии, как отмечает Винчи, блистает своим отсутствием в юридических трактатах, хотя и достаточно часто фигурирует в поздних комментариях. Звание ard-ri, «верховный король», не отличается древностью и не обнаруживается в правовых текстах. Оно не имеет точного значения и вовсе не обязательно подразумевает верховную власть над Ирландией: например, часто встречаются упоминания о верховных королях Ульстера, Коннахта или Лейнстера (аrd-ri Ulad, ard-ri Connacht, ard-ri Laigen), а в поэзии этот титул мог прилагаться к любому высшему королю.

В трактате Crith Gablach мы находим довольно своеобразные наименования трех королевских рангов: ri benn, «король вершин (или рогов)», ri buiden «король отрядов» и ri buinad cach cinn, «верховный король каждого»:

«Сначала король вершин, почему он зовется так? Он король туата (ri tuaithe), который имеет семь степеней фениев с их подразделениями в клиентстве, ибо они — вершины власти, которые мы перечислили. Семь кумалов — его цена чести, по кумалу за каждую главную степень, которая под его властью…

Король отрядов, почему он зовется так? Потому что он вождь двух или трех отрядов, семь сотен в каждом отряде. Он король трех туатов или четырех. Восемь кумалов — цена его чести, так как он уводит множество заложников, двух, или трех, или четверых…

Верховный король каждого, почему он зовется так? Потому что каждый, кто не удерживается своим господином, принудительно переходит под его власть, ибо каждый, кто сильнее, помогает тому, кто слабее. Он — король высших королей (ri ruirech). Дважды семь кумалов — цена его чести, ибо короли и туаты под его властью и управлением…».

Отношения между королями заключались в личных связях, во многом сходных с социальной структурой туата. В сущности, короли исполняли роли клиентов (сeli) по отношению к своему господину. Таким образом, довольно сложно говорить о политике или о государстве как таковом. Точно так же, как ирландское право, подобно самым примитивным системам, не проводило разграничения между гражданскими и уголовными делами, существовало самое незначительное отличие между общественной и личной сферой. Король входил в контакт с другими королями, и эти связи формально ратифицировались туатом, от лица которого он выступал. Он обязывался выплачивать определенную дань своему господину, присутствовать на его оэнахе и приводить войска своего туата на законное собрание войск, созываемое господином. Заложники (обычно члены его рода) служили порукой того, что он будет выполнять свои обязательства. Можно видеть, как верность народа сосредоточивалась на личности их короля. Если они традиционно являлись подчиненными вассальными государствами, они могли считать естественным и непреложным порядком вещей то, что их король выплачивает дань королю Кашеля или Тары и поддерживает его в бою, однако едва ли они чувствовали личную связь с последним, особенно если между ним и их собственным правителем стоял промежуточный король. Если верховный сюзерен пытался утвердить над ними непосредственную власть или даже оказывать давление в вопросах династического наследования, он непременно наталкивался на враждебность. Таким образом, даже провинциальный патриотизм развивался чрезвычайно медленными темпами.

Как и в любой другой средневековой культуре, основной упор в ирландской культуре делался не на абстрактном, а на конкретном понятии. Каждая сделка осмыслялась в свете личных взаимоотношений. В феодальных церемониях инвеституры законность акта оммажа зависела от публичного исполнения символической пантомимы: вложения рук вассала в руки господина, передачи комка земли, знамени или епископского посоха и кольца. Точно так же и в Ирландии сам акт посещения королевского дома становился формальным признанием сюзеренитета, а обмен дарами имел формальную природу, очень сходную с тем, что мы читаем в «Мире Одиссея» Шинли.

В действительности дары, которые господин передавал подчиненному королю как знак сюзеренитета, играли даже более важную роль, чем дань, выплачиваемая последним. Дань и взаимные дары подробно описываются в Книге Прав, сочинении, относительно поздняя датировка которого ныне установлена со всей определенностью: оно вряд ли было написано задолго до XII века. Оно рисует в значительной степени идеализированную картину взаимоотношений между ирландскими королями и верховным королем, однако рассказ о дарах, которые вручали верховный король и короли пятин своим подданным, нельзя считать полным вымыслом. В нашем распоряжении имеется более ранее описание (датируемое IX или X веком) взаимных обязательств короля Кашеля и его подчиненных королей, которое в общем согласуется с Книгой Прав, хотя содержит меньше подробностей. В «Анабасисе» Ксенофонта мы находим еще одну параллель из персидской жизни. Мятежник Кир, заставив покориться местного правителя Тарса, награждает его дарами, которые мог дарить только царь (δωρα α νομιζεται παρα βασιλει τιμια), — коня с золотой уздечкой, золотую цепь, браслеты, золотой кинжал и персидскую одежду, — и обещает защитить его страну от дальнейшего разграбления в обмен на тяжелое возмещение стоимости его похода против своего брата-царя. Эти дары напоминают коней, псов, доспехи, мечи, одежды и другие подарки, перечисленные в Книге Прав и названные там tuarastal («пожалование»). В ранних документах выплата, производимая королем Кашеля своим низшим королям, исчисляется в кумалах без какого-либо описания отдельных даров. Весьма примечательно, что эта выплата называется rath. Слово rath являлось юридическим термином и обозначало дар или скот, который господин передавал своему клиенту, устанавливая с ним договорные отношения. Как и в случае частных договоров, эти отношения обязательно скреплялись залогами и поручительствами. Заложники могли поплатиться жизнью в случае нарушения соглашения или возникновения мятежа. Любопытно отметить, что поэт Блатмак в VIII веке высказывал специфические взгляды на природу отношений между Христом и евреями в выражениях, свойственных скорее юридическим трактатам:

Последнее слово в приведенном отрывке используется также в заглавии древнеирландского трактата, посвященного взаимоотношениям короля Кашеля и низших королей Мунстера, хотя в данном случае к нему присоединяется другая приставка: (frithfolaid, «взаимные обязательства»). Хотя Блатмак на самом деле и не употребляет юридического термина rath, тем не менее он раскрывает для нас тот образ мышления, благодаря которому и по сей день теологическая концепция милости Божьей выражается в ирландском языке с помощью словосочетания rath De.

Столь свободная система племенных союзов почти не оставляла места правлению или прямому контролю со стороны высшего короля. Однако она обеспечивала определенную степень сплоченности на относительно обширном пространстве. По всей видимости, пятины изначально являлись общепризнанными политическими единицами. Как писал Мак-Нейлл, их существование представляется самым ранним и лучше всего засвидетельствованным фактом ирландской истории. Конечно, племена иногда отказывались выплачивать дань, и многие «войны», занимающие столь много места в анналах, были всего лишь военными походами, которые предпринимались высшими королями, чтобы собрать ее силой (и, несомненно, чтобы изъять излишки в возмещение затраченных усилий). Некоторые племена, гордившиеся своими легендарными традициями доисторического величия, по-видимому, считали делом чести изъявить свою верность только после того, как король продемонстрирует свою способность лично собрать с них дань. Впрочем, в целом племена-данники обычно с большей охотой предлагали свою поддержку соперничающему высшему королю, чем требовали полной независимости. Некоторые из них, такие как Мускрайге в Мунстере и Шотайрт и Лойгис в Лейнстере, судя по всему, пользовались определенными преимуществами, вступая с правящей династией в отношения «самого любимого народа» в качестве особенно надежных вассалов. Часто утверждали, будто эти вассальные племена являлись потомками докельтского или во всяком случае догойдельского населения Ирландии, однако, так как между гипотетическими доисторическими кельтскими нашествиями и периодом полноценной исторической документации лежит многовековой временной разрыв, подобные теории в принципе недоказуемы.

Господствующее племя или правящая династия пятины обычно сами разделялись на несколько королевств. В древнеирландский период развитого династического правления короли, входившие в ту же династию, что и верховный король пятины, признавали его верховенство, принимая rath или tuarastal, но не платили дани. В Книге Прав подобные королевства называются saer-thuatha и противопоставляются королевствам, выплачивающим дань (daer-thuatha). В генеалогиях королевства, не состоящие под прямым управлением членов господствующей династии пятины, обычно именуются fortuatha, «внешние племена». Их сложно отличить от aithech-thuatha, «несвободных племен». Если само слово aithech-thuatha могло быть уничижительным обозначением королевств-данников, то его более точное определение, по-видимому, относится к группам населения, утратившим действительный политический статус и превратившимся в выплачивающие арендную плату сообщества без собственного короля. Слово aithech означает «арендатор», «простолюдин», «земледелец», а также «сосед». Однако не вполне четкое разграничение, проводимое между «свободными» королевствами и королевствами-данниками, также отражает общественное устройство в политической сфере, так как в нем присутствует очевидная аналогия между этими двумя типами подчиненных королевств и «свободными» и «несвободными» клиентами во внутренней структуре самого туата. Подобно тому как дань обычно исчислялась в головах скота, «войны» сводились прежде всего к угону стад. Выражение tain bo, «похищение стад», является привычным заголовком в сагах. В данном случае мы опять наблюдаем расширение правового процесса описи принадлежащего должнику скота (аthgabail). И точно так же, как знатные ирландцы посещали своих несвободных клиентов между Новым годом и масленицей, прерогативу высших королей составляло право объезжать вассальные туаты и развлекаться за счет низших королей.

Одним из парадоксов ирландской истории является то обстоятельство, что хотя разделение страны на пять пятин считалось возникшим в незапамятные времена и хотя слово «пятина» оставалось общепризнанным названием провинции, ни в одну эпоху не существовало ясности в вопросе, сколько же пятин существует на самом деле. Эта путаница зародилась в результате уничтожения на заре исторического периода пятины Ульстера (coiced Ulad) со священной столицей Эмайн Махой под Армой. Прежняя слава Ульстера представляла собой излюбленную тему ирландских саг вплоть до XII века. Экспансия династии Уи Нейллов из Тары разрушила древнюю пятину, и к концу VII века территория уладов (жителей Ульстера) ограничивалась областью к востоку от Банна, хотя все еще сохраняла статус пятины.

По всей вероятности, в первоначальный состав пяти пятин входили Улад (Ульстер), Лаген (Лейнстер), Муман (Мунстер), Коннахт и Миде. Последняя пятина, возможно, включала и Тару, хотя само Миде (это название означает попросту «середина») состояло из современных графств Уэстмит, Аонгфорд и части графства Оффали, в то время как современное графство Мит с прилегающими районами графства Лаут и северного Дублина в древнеирландский период было известно под названием Брега («высоты»). Происхождение географического названия Муман неизвестно, но Улад, Лаген и Коннахт являются названиями племен или народов. В грамматическом отношении слова Ulaid и Laigin представляют собой имена существительные множественного числа, как галльские эдуи, секваны или немецкие Bayern, Sachsen, Schwaben (Бавария, Саксония, Швабия). Название Коннахта является более поздним образованием: это — множественное число от собирательного имени, обозначающего потомков Конна и первоначально относившегося к правящей династии и ее ответв-лениям и только во вторичном смысле ко всей управляемой ими провинции. Сходным образом имена Laigin и Ulaid имеют как узкое, так и широкое значение: первое — племенное, а второе — политическое и географическое.

Когда Уи Нейллы утвердили свои притязания на звание верховного короля всей Ирландии (а к X веку эта концепция стала общепризнанной доктриной), возникла уверенность, что короля Тары больше нельзя причислять к числу правителей пятин. Чтобы обнаружить пятую «пятину», была создана теория, в соответствии с которой Мунстер, самая обширная провинция, содержал в себе две пятины. Сначала его разделяли на восточную и западную части, что до некоторой степени отражало реальную политическую и географическую поляризацию; однако в XII веке произошел действительный раздел провинции между королевством Томонда (Тиаdmuma, «Северный Мунстер») под началом О'Брайенов и королевством Десмонда (Desmuma, «Южный Мунстер») во главе с династией Мак-Карти. Если Миде продолжали считать пятиной, возникало шестеричное деление страны, отраженное во многих ирландских текстах, а также в «Топографии Ирландии» Геральда Камбрийского и анонимной «Песни о Дермоте и ярле», которую мы цитировали в начале этой книги. По причине своего любительского интереса к ирландской древности Геральд совершил ошибку, посчитав, что древняя пятина Ульстер включает весь север Ирландии в качестве реальной политической единицы. Но такое положение создалось опять лишь тогда, когда в конце XIII века О'Нейллы приняли титул «королей Ульстера».

Еще одно разделение можно найти в Книге Прав, в которой речь идет о гептархии, состоящей из Айлеха (столицы Северных Уи Нейллов из Донегола, Дерри и Тирона), Айргиаллы (первоначально государства-сателлита Уи Нейллов с центром в Арме, Ферманаге и Монагане), Улада, Темры (Тары, то есть Южных Уи Нейллов), Лагена, Кашеля (Мунстера) и Коннахта. Судя по всему, это произведение было создано с целью подкрепить точку зрения, по которой не Тара, а Кашель обладал большим правом на звание столицы верховного короля Ирландии: оно отражает успехи Бриана Боромы и его потомков, королей О'Брайенов конца XI века. Отсюда независимый статус, приписанный Айргиалле и не находящий подтверждения в других источниках. Тем не менее оно соответствует действительности своей эпохи в том смысле, что северная и южная ветви великой династии Уи Нейллов уже утратили всякое понятие общей цели.

Тот факт, что, несмотря на все осложнения, термин «пятина» сохранился (даже сегодня слово сuige используется в ирландском языке для обозначения оставшихся четырех провинций), свидетельствует о силе древней традиции и показывает, что, хотя представления о верховной королевской власти не пришли из доисторической эпохи, страна вовсе не представляла собой калейдоскопически разрозненную мешанину взаимовраждебных племен. Как говорили Алвин и Бринли Рисы, «в пятине заключается целое».