Глава XI

Как исчезнуть без следа и никогда не найтись

Вчетыре часа утра на меня снизошло озарение. Адам прав: мне надо прилагать больше усилий. Он не произнес этого прямым текстом, но все же отчетливо дал понять. Мне надо выкладываться по полной, хотя бы потому, что ему так плохо.

Сна не было ни в одном глазу, в голове лихорадочно проносились всевозможные мысли. Я надела тренировочный костюм и тихо-претихо вышла в гостиную. Там было темно, но Адам не спал – сидел за лэптопом, и свет от экрана освещал усталое, озабоченное лицо.

– Я думала, вы спите.

– Да вот, смотрю «Выходной день Ферриса Бьюллера».

Этот фильм был в антикризисном плане, в списке тех вещей, которые помогают развеяться, когда грустно.

– Вы как? Нормально? – Я пыталась разобрать выражение его лица, но для этого было слишком темно.

– Куда это вы собрались? – вместо ответа поинтересовался он.

– К себе в офис. Я ненадолго, минут на пять. Ладно?

Он кивнул.

Когда я вернулась, опрокинутый комп валялся на полу, шнур от зарядки был обмотан вокруг его шеи, а сам он лежал на диване, свесив голову вниз, закрыв глаза и вывалив набок язык.

– Очень смешно. – Я прошла в спальню и бросила на кровать стопку бумаги, ручки и маркеры, а белую пластиковую доску поставила возле стены.

Адам утверждает, что ему не нужна психологическая помощь, что его проблемы – вещественного, а не эмоционального характера. Он хочет вернуть свою работу в Службе береговой охраны, вернуть свою девушку и увернуться от участия в семейном бизнесе. Я полагала, что, решив его психологические проблемы, сумею таким образом решить и все остальные, но у меня нет на это времени. Его эмоциональной поддержкой будет наш антикризисный план, однако этого недостаточно, и понадобятся другие средства, более конкретного свойства.

Адама замучило любопытство, и он пришел ко мне в комнату.

– Что это вы делаете?

Я составляла новые планы, рисовала схемы, со страшной скоростью выплескивая свои соображения на бумагу и пластиковую доску.

– Сколько чашек кофе вы уже выпили?

– Слишком много. Но нельзя терять времени, его у нас почти нет. Все равно ни один из нас не спит, так почему бы не начать прямо сейчас? Осталось всего двенадцать дней, – настойчиво сказала я. – Это двести восемьдесят восемь часов. Большинство людей спят по восемь часов, не мы с вами, но большинство спят. Остается шестнадцать часов в день, чтобы сделать все то, что мы должны сделать, а стало быть, сто девяносто два часа. Совсем немного.

Я снова погрузилась в расчеты, бешено чиркая на доске. У нас куча дел в Дублине, а потом придется еще и в Типперэри ехать, там тоже найдется чем заняться.

– Мне кажется, у вас нервный срыв. – Он насмешливо улыбнулся и сложил руки на груди.

– Не-а, у меня озарение. Вы же хотите использовать меня по полной программе, по программе индивидуального обслуживания, так ведь? Вы это получите, не сомневайтесь.

Я открыла шкаф, достала оттуда фонарик и проверила, заряжены ли батарейки. Потом бросила в сумку полотенце и сменную одежду.

– Идите оденьтесь потеплее, мы сейчас выходим.

– Господи, да там же холодрыга. Четыре часа утра, куда вы собрались?

– Мы, друг мой, мы. Мы собрались вернуть Марию обратно.

Он улыбнулся краем губ:

– И как же мы будем это делать?

Я выпихнула его из комнаты, и ему ничего не оставалось, кроме как надеть пальто и выйти из квартиры вслед за мной.

Парк Святой Анны открыт круглосуточно, но в половине пятого утра это не самое безопасное место в Дублине. Случалось, здесь нападали на людей, может, и теперь пара-тройка неприкаянных привидений бродит по дорожкам. Нельзя также сказать, что власти щедро тратятся на освещение, поэтому в парке довольно темно, особенно в отдаленных уголках. Н-да, я как-то подзабыла об этом, что неудивительно – с тех пор как мы подростками тусовались тут по ночам, прошло немало лет.

– Ненормальная, – пробурчал он, с трудом поспевая за мной. – Вам не кажется, что тут несколько опасно?

– Безусловно. Но вы крепкий малый, сумеете меня защитить.

Зубы у меня стучали от холода. Бодрость, вселенная многочисленными чашками кофе, испарялась на глазах. Чем дальше мы шли, тем чаще луч фонарика выхватывал из тьмы пустые банки из-под пива, свежие граффити и прочие свидетельства того, что мы не единственные любители ночных прогулок. Но расчеты, доказавшие, как мало у нас времени, гнали меня вперед. Нельзя терять ни секунды. Я не хочу даже думать о том, что Адам может умереть.

Фонарик помогал слабо – он еле-еле освещал дорогу на несколько шагов, а до восхода солнца, увы, еще далеко. Но зато я знаю все пять сотен акров этого парка как свои пять пальцев, я выросла по соседству и прекрасно тут ориентируюсь. Правда, днем, ночью все несколько иначе.

Неожиданно я сбилась с пути. Пришлось суетливо светить фонариком туда-сюда, чтобы определить, где мы находимся.

– Кристина? – Адам насторожился.

Я молча продолжала светить вокруг в надежде сориентироваться на местности.

– Только не говорите мне, что мы заблудились.

Я вообще ничего не сказала.

Адам рядом со мной зябко поежился. Тут слева, из-за деревьев, донеслись чьи-то голоса. Потом громко звякнули бутылки.

– Сюда, – прошептала я, увлекая его подальше от пьяной компании.

Адам что-то приборматывал, задыхаясь от торопливой ходьбы.

– Чего вы ноете, все одно на тот свет собирались, – фыркнула я.

– Да, но за мной был выбор, как туда попасть, – возразил он. – Смерть от руки грязного забулдыги не входила в мои планы.

– Дареному коню в зубы не смотрят, – процитировала я папину любимую поговорку.

К счастью, в этот момент мы вышли к пруду, и там было довольно светло – фонарям, вероятно, полагалось отпугивать темных личностей или по крайней мере не давать им спьяну свалиться в воду.

– Видали? – гордо сказала я, очень собой довольная.

– Подумаешь. Вам просто повезло. Обычная, непредсказуемая, гребаная удача, и все.

– Ладно, что вы стоите, – лезьте за кувшинкой, в смысле за листом.

Я постучала нога об ногу и потерла руки – они замерзли, хоть я была в перчатках.

– Что, простите?

– А зачем, интересно, я попросила вас взять сменную одежду потеплее?

– На улице минус четыре! Странно, что пруд вообще не замерз еще. Я же умру от переохлаждения.

– Какой вы разборчивый. Так не хочу умереть, этак не желаю. Зачем, спрашивается, все усложнять… Ну, раз такое дело… – Я сняла пальто, и мороз немедленно пробрал меня до костей.

– Вы что, правда туда полезете?

– Один из нас должен это сделать, а вы, похоже, не в настроении.

Я решительно оглядела пруд, выбирая подходящий лист.

– Но, Кристина, подумайте же о тех, кто вас любит! – с насмешливым пафосом воскликнул Адам. – Им бы не хотелось, чтобы вы так поступили.

Я пренебрежительно от него отмахнулась. Без чертового листа кувшинки я отсюда не уйду. Ну, где тут самый красивый? Какие-то они невзрачные, грязные и ободранные. А мне нужен свежий, зеленый, круглый лист, чтобы Мария, поглядев на него, поняла, что Адам по-прежнему способен ради нее на многое. И тогда, возможно, она призадумается. А потом они будут жить вместе долго и счастливо, любуясь время от времени засохшим листом кувшинки, и Адам будет вспоминать о сумасшедшей, которая полезла зимой в ледяную воду, чтобы ему помочь.

Наконец я увидела то, что нужно. Разумеется, этот листик плавал вдали от берега, но ничего, я быстро доплыву до него и потом стремглав обратно. На все про все понадобится несколько секунд. Максимум десять. Да, это и вправду вопрос жизни и смерти. Но для начала надо понять, насколько там глубоко. Я нашла длинную палку и ткнула ею в воду, чтобы это определить.

– Вы действительно собираетесь это сделать?

Палка ушла в воду только до половины. Да тут совсем не так глубоко, всего несколько футов. Даже и плыть не придется, просто зайти в воду и сделать несколько шагов. Брр, какой он темный, илистый и неприятный, этот пруд. Ничего, справлюсь. И я как можно выше закатала свои треники.

– Господи, – рассмеялся Адам, поняв, что я вовсе не шучу. – Ну, перестаньте, вон отличная кувшинка, совсем рядом с берегом. Я легко до нее дотянусь.

Я посмотрела на нее. Да, он в самом деле может ее достать, не заходя в воду.

– И вы думаете, Мария посмотрит на это убожество и скажет себе: «Да ведь он меня и правда любит»? Она жуткая, на ней какая-то гадость сверху растет. О, к тому же еще и края драные. Вряд ли это достойный подарок. Нет, нам нужен во-он тот лист, видите? – Я указала на прекрасный экземпляр в некотором отдалении от берега. – Само совершенство, идеал кувшинного листа.

– Вы простудитесь.

– Ничего, как следует разотрусь полотенцем. А потом мы бегом добежим до машины.

Я вошла в воду. Там оказалось глубже, чем я думала, выше колен, и треники сразу же намокли. Я двигалась вперед, а вода уже доходила мне до пояса. Палка соврала, а может, просто уткнулась в камень. Я оступилась и тихо охнула. Адам рассмеялся, но я была слишком сосредоточена, чтобы огрызаться. Сейчас, когда я уже здесь, отступать поздно, надо идти вперед. Под ногами мерзко чавкала склизкая тина, даже думать не хочется, что там может быть. По пути приходилось отгребать в сторону водоросли и опавшие листья. Интересно, какую заразу здесь можно подхватить. Наконец я подобралась к выбранному листу на расстояние вытянутой руки. Хоп, иди сюда, красавец. Я резко его выдернула, а потом в пять гигантских скачков допрыгала до берега. Адам протянул руку и помог мне выбраться на сушу. Тренировочный костюм мерзко облепил все тело, с меня ручьем текла вода. Я ринулась к своей сумке, достала полотенце, сняла треники и поскорей вытерлась насухо. Адам отвернулся, чтобы мне не мешать, и по-прежнему тихо посмеивался. Я надела сухой тренировочный костюм, но зубы продолжали выбивать барабанную дробь. Трясущимися руками натянула толстовку с начесом и нырнула в пальто, которое он держал наготове. Потом он нахлобучил на меня свою шерстяную шапку и обхватил покрепче обеими руками, чтобы согреть. Последний раз мы так стояли на мосту, правда, тогда я его обнимала – изо всех сил. А теперь он прижимал меня к себе, и сердце у меня билось как безумное, то ли от нахлынувших воспоминаний, то ли от его близости – я ощущала его запах, и он меня будоражил.

– Ну вы как, нормально? – спросил он, почти касаясь губами моего уха.

Я боялась обернуться и посмотреть на него. Боялась, что голос предательски задрожит, и потому просто кивнула, невольно прижавшись к нему еще сильнее, и мне показалось, что он в ответ теснее сомкнул объятия.

И тут мы услышали приближавшиеся голоса: громкие, грубые, недружелюбные. Момент единения прошел – исчез в никуда, как и появился из ниоткуда. Он резко убрал руки, подхватил мою сумку и драгоценный лист кувшинки, который лежал на земле.

– Пошли, – сказал он, и мы побежали обратно тем же путем, каким пришли.

В машине Адам включил печку на полную мощность, чтобы я побыстрее согрелась. Озабоченно покачал головой, глядя на мои посиневшие губы и трясущиеся от холода руки.

– Это была дурацкая затея, Кристина. – Он тревожно насупился и еще раз проверил обогрев.

– Да все отлично, – заверила я, держа руки над вентилятором, откуда шел теплый воздух. – Сейчас согреюсь, две минуты.

– Надо немедленно ехать домой, чтобы вы приняли горячий душ. И потом выпить кофе, погорячее.

– Здесь неподалеку станция техобслуживания, они работают круглосуточно. Можно купить кофе навынос. Дерьмовый, но горячий. – Я пыталась унять дрожь. – У нас есть еще одно дело.

– Мы не можем подарить ей кувшинку прямо сейчас. – Он посмотрел на влажное растение на заднем сиденье. – Она еще спит.

– А я и не об этом говорю.

Выпив стакан горячего кофе – второй дожидался своей очереди в подставке – я немного отошла.

– Зачем мы едем в Хоут? – поинтересовался он.

– Увидите.

Еще один совет из «Как радоваться жизни: 30 простых способов» после еды и прогулок: полюбоваться рассветом. Я надеялась, что вид восходящего солнца поднимет Адаму настроение. Будет неплохо, если оно заодно и у меня поднимется. Мы въехали на парковку на мысу – кроме нас, никто больше не явился лицезреть восход в это холодное утро. Было полседьмого, на небе ни облачка, вид на Дублинский залив открывался просто превосходный.

Мы откинули сиденья, открыли по стакану кофе, негромко включили радио и стали следить за меняющимися на небе красками. Вдали появился розовый полукруг, солнце вставало из моря.

– И немножко калорий, – предложил Адам. Открыл бумажный пакет и протянул мне. Пахнуло сладкой свежей выпечкой. В животе у меня что-то сжалось, я отрицательно мотнула головой.

Он сунул руку в пакет и достал себе булочку с корицей.

– Ну посмотрите, какая коричная булочка с корицей и какая у нее лимонная глазурь с лимоном, – соблазнял он. – Мм, я не просто ем, я наслаждаюсь каждым кусочком. Я доставляю себе радость, одну из многочисленных радостей жизни.

– Или по крайней мере начинаете понимать, как это бывает.

Он откусил кусок, пожевал немного, а потом выплюнул обратно в пакет.

– И как только люди жрут эту пакость?

Я пожала плечами.

– Расскажите еще что-нибудь про вас с Марией. Что вы для нее делали? Или что вы делали вместе, как развлекались?

– Зачем?

– Затем, что мне надо это знать.

Я с легкостью нашла это простое объяснение, но правда состояла в том, что я все время думала, как он за ней ухаживал, какие дарил ей подарки – необычные, особенные. Мне очень хотелось узнать об этом побольше.

– Ну-у… – Он ненадолго задумался. – Маленькая она любила книжки-игрушки «Где Уолли?», помните их, да?

Конечно. В детстве я тоже обожала отыскивать мальчишку Уолли, спрятанного на картинках среди других персонажей.

– Я об этом узнал и, когда решил пригласить ее на первое свидание, оделся как Уолли. Всюду, где она оказывалась в тот день, она наталкивалась на меня. Я на нее не смотрел. Она в магазин – я тоже туда, молча прошел мимо и дальше себе потопал. Так и ходил за ней весь день, неожиданно появляясь и исчезая.

Я изумленно глядела на него, и брови мои невольно поднимались все выше. А потом не выдержала и расхохоталась.

Он просиял.

– Вот и она, по счастью, отреагировала точно так же и сказала, что согласна со мной встретиться. – Тут он вспомнил, чем все это закончилось, и резко помрачнел.

– Вы вернете ее, Адам.

– Да. Надеюсь.

Мы замолчали и принялись смотреть на восходящее солнце.

– Если эта кувшинка не поможет ее вернуть, тогда уж не знаю, что поможет, – задумчиво сказал он.

Я рассмеялась. Когда я успокоилась, небо уже вовсю расцветилось утренними красками.

– Ладно, – сказала я, поворачивая ключ зажигания. – Вам лучше?

– Гораздо, – насмешливо отозвался он. – У меня больше нет желания покончить с собой.

– Я так и думала.

Мотор загудел, и мы поехали домой.

Я сидела на кухне, на том единственном стуле, который папа удосужился сюда принести, и протирала лист кувшинки гигиенической салфеткой. Потом принялась полировать его мебельной политурой. Ничего не скажешь, внушительный листик я сорвала – прекрасной овальной формы, с четкими неповрежденными краями. Я натерла его до блеска и подумала, что, хоть у меня и болит голова и вообще, кажется, простуда начинается, оно того стоило. Я любовалась делом своих рук, когда в восемь часов телефон просигналил, что пришло голосовое сообщение. Ну да, это Барри. Прослушать или черт с ним? Опять угрозы, потоки брани, всякие гадости… но ничего не поделаешь, надо. У меня какое-то внутреннее убеждение, что я обязана его выслушивать, что если я не буду этого делать, то нанесу ему еще одну, дополнительную обиду. Снова его отвергну.

Адам вошел на кухню:

– Это он?

Я кивнула.

– Почему он каждый день звонит в это время?

– Потому что он уже встал, умылся и оделся. Восемь часов – значит, он сидит за столом на кухне, пьет чай, жует свои тосты и в сотый раз пережевывает свои проблемы. Проверяет телефон, обдумывая, как бы меня вернуть.

Я чувствовала, что Адам внимательно за мной наблюдает, но не смотрела на него, сосредоточенно продолжая полировать кувшинный лист, что не означает, будто от меня ускользнула странность этой ситуации. Адам тоже переживает, как и Барри, из-за разрыва со своей девушкой. А я сижу на кухне, наношу политуру на лист кувшинки, который украла в городском саду, и всем нам плохо – каждому по-своему.

– Вы собираетесь прослушать голосовую почту?

Я вздохнула и наконец подняла на него глаза.

– Наверное.

– Чтобы напомнить себе, почему вы его бросили?

– Нет. – Я решила быть честной. – Потому что это мое наказание.

Он нахмурился.

– Потому что все его злобные нападки достают меня до самых печенок, и если это – расплата за то, что я от него ушла, то я готова платить за свою свободу. И стало быть, я полная эгоистка, ибо умудряюсь обернуть страдание себе на пользу.

Он потрясенно помотал головой.

– Господи, что за гребаный самоанализ. Можно я послушаю?

Я отложила кувшинку и кивнула. Он уселся на кухонную стойку и принялся внимательно слушать Барри. Лицо его при этом постоянно менялось: брови то лезли наверх, то сходились на переносице, лоб морщился, рот временами открывался в восторженном обалдении – он всячески демонстрировал, что находит оскорбления Барри очень забавными. Потом нажал отбой, явно намереваясь изложить мне услышанное.

– Вам это понравится, – рассмеялся он. Глаза его блестели. Тут телефон опять запищал. – Слушайте, он еще что-то прислал! Потрясающий тип. – Адам, похоже, искренно веселился за мой счет. – Молодец, Барри, давай, чувак! – подбодрил он моего мужа и снова нажал на прослушивание. И вдруг перестал улыбаться.

Сердце у меня тревожно забилось.

Полминуты спустя Адам соскочил со стойки – ему это было нетрудно, учитывая, какие у него длинные ноги, – и протянул мне телефон. Он постарался не встречаться со мной взглядом и поспешно направился к двери.

– Что он сказал?

– Да ничего интересного.

– Адам! Вы же так жаждали пересказать мне его первое сообщение!

– Ну, да… да там какая-то чушь насчет вашей подруги. Он говорит, что некая Джулия – шлюха. Нет, погодите: потаскуха. Он видел ее в разных типа злачных местах и всегда с разными мужиками. А однажды ночью встретил на Лисон-стрит с парнем, который, как он точно знает, женат. – Адам пожал плечами. – И еще добавил пару слов про ее манеру одеваться.

– И что же вас так позабавило?

– Ну, он неплохо подбирает выражения, с большим чувством. – Адам усмехнулся краем губ. Это была скорее грустная усмешка.

Я устало потерла лоб. Джулия – моя близкая подруга еще с колледжа, это та самая Джулия, которая уехала в Торонто и чью машину я пытаюсь продать. Как видно, Барри не собирается униматься, ему хочется уязвить меня побольнее.

– А второе сообщение?

Он опять двинулся к двери.

– Адам!

– Ничего такого, ерунда. Вообще какая-то хрень. Просто злобное… проявление злости. – Он молча посмотрел на меня, потом вышел из кухни.

Странный взгляд… полный сочувствия, жалости и… скрытого интереса? Я не могла его толком понять, но он меня встревожил. Ладно, послушаем, что там.

– «У вас нет голосовых сообщений».

– Адам, вы стерли мою почту! – Я пошла за ним в гостиную.

– Правда? Извините.

Он сосредоточенно смотрел в свой лэптоп.

– Вы нарочно это сделали.

– Неужели?

– Что там было? Скажите мне.

– Я уже сказал: Джулия потаскуха. Кстати, надо бы мне с ней познакомиться, похоже, она интересная барышня. – Он попытался разрядить атмосферу.

– Скажите, что было во втором сообщении, – потребовала я.

– Не помню.

– Адам, черт побери, это мои сообщения, говорите быстро! – заорала я, стоя напротив него.

Мои вопли никак на него не подействовали. Я думала, он взорвется в ответ, но эффект был обратный, он ласково, с симпатией смотрел на меня, что бесило еще больше.

– Вы этого знать не хотите, ладно? – сказал он.

И меня вдруг испугал его сочувственный взгляд, я с ужасом подумала – что же это такое Барри там наговорил? Было ясно, Адам ничего мне не скажет, во всяком случае сейчас, так что я плюнула на это и вышла из комнаты. Мне хотелось убежать из дому, оказаться подальше от Адама, от своей квартиры, побыть одной и дать волю чувствам – орать, рыдать и громко жаловаться на жизнь, которая превратилась в полный бардак. Но это невозможно. Я привязана к нему, как мать к своему ребенку, и я не могу его оставить, даже если в данную минуту мне этого очень хочется. Я несу за него ответственность все время, непрерывно, днем и ночью. Я должна присматривать за ним, даже если сейчас, из-за чего-то, что сдуру ляпнул Барри, ему кажется, будто это он должен защищать меня.

Я довольно быстро поняла, что настроение у Адама меняется непредсказуемым образом. Только что он был захвачен разговором, либо рассказывал что-то сам, либо просто терпеливо слушал, и вдруг – совершенно неожиданно отключился. Целиком и полностью. Ушел в себя, в свои мысли, лицо настолько отстраненное, а иногда настолько злое, что страшно даже спросить, о чем он думает. Это может произойти посреди разговора, посреди фразы, даже его собственной, и продолжаться часами. Он полностью замыкается в себе. Так случилось и после того, как я наорала на него из-за голосовых сообщений. Он молча, в отключке, сидел на диване, ненавидя свою жизнь, себя и все вокруг. Пора было принимать какие-то меры.

– Ладно, пошли.

Я бросила ему его пальто.

– Никуда я не пойду.

– Нет, пойдете. Вы хотите исчезнуть?

Он недоумевающе смотрел на меня.

– Хотите. Вы хотите потеряться. Прекрасно. Давайте потеряемся.

Трехлетняя Алисия сидела на ступеньках крыльца и возила перед собой машинку. Алисия у Бренды младшая, и в мои обязанности тетушки входит, в частности, забирать ее куда-нибудь на прогулку раз в неделю. Я делаю это с большим удовольствием, с девочками мне легко находить общий язык, а вот с сыновьями Бренды чуть сложнее. Стоит мне переступить порог их дома, как они норовят связать меня и громко вопят, что зажарят на вертеле.

Наши вылазки с Алисией в их нынешнем варианте начались четыре месяца назад, почти тогда же, когда я стала подумывать о разводе. Я привозила ее в развлекательный центр, где ребенка можно без опаски спустить с поводка – там есть специальная комната, стены у нее обиты чем-то вроде поролона, и дети бултыхаются в здоровенной куче пластиковых шариков. Я с тихим ужасом наблюдала, как ребенок бесстрашно карабкается по лестнице, чтобы нырнуть потом в эту кучу, и спешно нацепляла развеселую улыбку, когда Алисия оборачивалась посмотреть, наблюдаю ли я за ней.

Как-то раз по дороге в этот центр Алисия громко заявила на светофоре, где мы всегда сворачивали направо, что нам нужно налево. Я не очень торопилась увидеть, как она будет болтаться между двух медленно вращающихся мягких цилиндров – еще одно изобретение для развлечения активных малюток, – а потому безропотно свернула, куда она велела. Мы немного проехали вперед, и я спросила Алисию, куда дальше. Так мы ездили около часа, сворачивая по ее команде. Нам обеим это понравилось, и мы стали ездить «куда Алисия скажет» всякий раз, как я ее забирала. И всякий раз оказывались в каком-нибудь новом месте. Мне это было необременительно – рули и думай о чем хочешь, а у Алисии потихоньку формировался навык контролировать ситуацию и управлять старшим.

В «Как радоваться жизни: 30 простых способов» я обнаружила и такой совет: «Проводите время в обществе детей». Автор утверждает – опросы показывают, что таким образом можно получить наивысший заряд позитива. Хотя я читала и другие исследования, там говорилось, что покупка еды влияет на организм не менее благотворно.

Думаю, все зависит от того, любите вы детей или нет. Я очень надеялась, что наша поездка раскроет Адаму глаза на то, как прекрасна жизнь. И в случае с Алисией его не арестуют за интерес к детям.

– Привет, Алисия. – Я обняла племянницу.

– Привет, пис-пис.

– Что это ты тут одна сидишь?

– Ли делает пис-пис.

Их приходящая няня Ли помахала мне в окно, на руках она держала шестимесячного Джейдена. Я восприняла это как знак, что можно забрать Алисию.

Открыла переднюю дверцу, потревожив Адама, который пребывал в прострации.

– Перебирайтесь назад, к Алисии. Детка, это Адам, он будет с нами играть в потеряшки.

Я попросила его пересесть, чтобы между ними завязался разговор. На переднем сиденье он, боюсь, ее бы просто игнорировал.

– У тебя с ним большая любовь, пис-пис?

– Нет, пис-пис, нет-нет.

Она захихикала.

Я впихнула назад детское сиденье, затем помогла Алисии забраться в него. Следом сел Адам, по-прежнему вполне безучастный ко всему вокруг, и уставился в окно. Потом все же посмотрел на маленькую хитрюгу, весело теребившую застежки сиденья. Они выжидательно рассматривали друг друга, не говоря ни слова.

– Как делишки? Ходила сегодня на Монтессори?

– Хорошо, пис-пис.

– Ты в каждом предложении будешь говорить «пис-пис»?

– Да, пук-пук.

Адам чуть смущенно усмехнулся.

– У вас в семье у кого-нибудь есть дети? – спросила я у него.

– Да, у Лавинии. Но они маленькие напыщенные засранцы. Хорошо, что им пришлось свалить из дома, это им только на пользу.

– Прелестно, – саркастически кивнула я.

– Извините. – Он сконфуженно поморщился.

Я наблюдала за ними в зеркало заднего вида.

– Сколько тебе лет? – спросил Адам.

Алисия показала четыре пальца.

– А, тебе четыре.

– Вообще-то ей три.

– Понятно, ты врушка, – констатировал Адам.

– Ой-ой, мой нос! – Алисия сделала вид, что у нее, как и положено, от вранья нос растет.

– Куда мы едем? – спросил Адам.

– Налево! – сказала Алисия.

– Ей три года, и она знает, как ехать?

Я улыбнулась и помигала левым поворотником. Мы доехали до конца улицы, и я посмотрела на Алисию в зеркало.

– Направо, – сказала она.

Я повернула направо.

– Серьезно, ты что, дорогу знаешь? – Адам развернулся к Алисии.

– Ага.

– Откуда? Тебе же всего три.

– Я знаю все дороги. Куда угодно. Во всем мире. Хочешь поехать на улицу пис-пис? – Она откинулась назад и расхохоталась.

Мы сворачивали то налево, то направо, потом ехали прямо, следуя Алисиным указаниям. Прошло минут десять.

– Ладно, могу я все же узнать, куда именно мы едем? – спросил Адам.

– Налево, – заявила Алисия.

– Я знаю, что налево, но куда? – Он обращался ко мне.

– Вот так и можно потеряться, отличный способ, – ответила я.

– То есть мы просто ездим кругами, куда ребенок скажет? – уточнил он.

– Именно. А потом пытаемся отыскать дорогу домой.

– И как долго?

– Пару часов.

– Часто вы так делаете?

– Обычно по воскресеньям. А сегодня у нас особый выезд. Лучше, конечно, когда дороги свободны. Вообще это довольно забавно. Единственное ограничение – мы не выезжаем на автострады. Один раз доехали до Дублинских гор, а другой – до Малахайда, ну, на побережье. Когда мы приезжаем туда, где нам нравится, то выходим и любуемся окрестностями. Каждую неделю открываем что-нибудь новенькое. Иногда бывает, что так и кружим по Клонтарфу, но для нее большой разницы нет.

– Направо! – громко заявил Адам.

– Там же море, пис-пис, – засмеялась Алисия.

– Фактически, – кивнул Адам, которого, похоже, все это уже достало.

Минут на пятнадцать он впал в молчаливую задумчивость.

– Я тоже хочу попробовать, – вдруг сказал он. – Можно я буду командовать?

– Нет! – отрезала наша пигалица.

– Алисия, – с нажимом сказала я.

– Ну можно я буду говорить, куда ехать, пис-пис, пожалуйста? – смешно проныл Адам.

Алисия засмеялась:

– Ладно.

– Хорошо. – Адам сосредоточенно наморщил лоб. – На светофоре налево.

Я внимательно посмотрела на него в зеркало.

– Мы не можем сейчас поехать к Марии.

– Я и не собирался, – отмахнулся он.

Мы свернули налево и ехали несколько минут, пока не уперлись в стену. Глухой тупик.

– Клянусь, это впервые, раньше такого никогда не было. – Я дала задний ход и стала разворачиваться.

– Ничего странного. – Адам сердито скрестил руки на груди.

– Попробуй еще, пис-пис, – сочувственно предложил ребенок.

– А вон маленькая дорожка, поехали по ней, – сказал он.

– Да ну, трястись по гравию, – засомневалась я. – Еще неизвестно, куда этот проселок нас приведет.

– Куда-нибудь да приведет.

Я свернула налево. В этот момент зазвонил мой мобильный, и я включила громкую связь.

– Кристина, это я.

– Привет, Оскар.

– Я на автобусной остановке.

– Прекрасно. Как вы себя ощущаете?

– Не очень. Я до сих пор не могу поверить, что вас не будет целых две недели.

– Мне очень жаль. Но я всегда доступна по телефону.

– Лучше бы вы сами были здесь. – Голос у него дрожал. – А может, мы встретимся и вместе поедем на автобусе?

– Нет, Оскар, это невозможно. Извините, но вы знаете, этого я не могу.

– Ну да, да, это непрофессионально, – печально сказал он.

Я нередко выхожу за рамки своих прямых обязанностей, чтобы помочь клиентам, но ездить с Оскаром на автобусе – это, пожалуй, слишком. Я глянула в зеркало, чтобы понять, слушает ли Адам мой разговор, и он насмешливо поджал губы. Ну и бог с ним.

– Оскар, у вас все отлично получится, – убедительно продолжала я. – Давайте, глубокий вдох, и расслабляемся.

Я настолько погрузилась в беседу с Оскаром, что вполне бездумно ехала себе и ехала по проселочной дороге, окруженной зелеными полями. Никогда раньше здесь не бывала. Всякий раз, как мы подъезжали к развилке, Алисия либо Адам кричали, куда свернуть. В итоге Оскар одолел аж четыре остановки и был в полном восторге. Он повесил трубку и, судя по всему, пошел домой приплясывая. И тут зазвонил мобильный Адама, который он оставил на переднем сиденье. На экране высветилось «Мария». Я покосилась назад – он ничего не заметил. Тогда я ответила, но на сей раз громкую связь включать не стала.

– О, здрасте. – Она сразу меня узнала. – Это снова вы.

– Привет. – Я не хотела называть ее по имени, чтобы Адам не выхватил у меня телефон.

– Вы теперь у него работаете в службе передачи сообщений? – Это была типа шутка, но Мария не смогла скрыть свое раздражение.

Я весело рассмеялась, сделав вид, будто ничего не заметила.

– Ну да, похоже на то. Чем могу помочь?

– Чем вы можете помочь мне? Да я бы хотела поговорить с Адамом. – Она сказала это резко, отрывисто и сухо.

– Простите, но сейчас не получится. – Я говорила как можно дружелюбнее, чтобы не давать ей повода озлиться. – Может, что-нибудь передать?

– А он получил мое сообщение вчера утром?

– Конечно. Я все сразу же передала.

– Почему же он мне не перезвонил?

Мы приближались к очередной развилке.

– Налево, – вдруг завопил Адам, оборвав болтовню с Алисией.

– Направо! – еще громче завопила она.

– Езжайте налево! – громогласно прорычал Адам.

Алисия захохотала, и они принялись перекрикивать друг дружку изо всех сил. Адам зажал ей рот, и она визжала и хрюкала. Потом он взвыл, потому что она прикусила ему палец. В машине стоял невообразимый гам, я почти не слышала, что говорит Мария.

– После всего, что он узнал, не стоит винить его за то, что он не перезвонил, – тихо сказала я. В моих словах не было ни осуждения, ни нравоучения, простая констатация, призванная все же поставить Марию на место.

– Вы правы. Да. Это он там рядом с вами?

– Да.

– Налево! – Адам снова зажал Алисии рот, чтобы она не могла выкрикивать команды. Ребенок уже просто стонал от смеха.

– Больше не кусайся, – нарочито грозно велел он и тут же отдернул руку, как от боли. – О! О боже! Она отгрызла мне палец!

Алисия стала рычать и гавкать, задыхаясь от хохота.

– Я скажу, что вы звонили. Он сейчас немного занят, как вы слышите.

– Э-э, ну ладно.

– А как ему с вами связаться? Вы будете дома или на работе?

– Я буду на работе до вечера. Но это ведь без разницы, пусть звонит на мобильный. Скажите, а он на меня еще… сердится? Глупый вопрос, понятно, что да. Я бы на его месте… Хотя он никогда… ну, ну вы понимаете…

Я почти ее не слышала, потому что два ненормальных сзади устроили что-то уже совершенно невообразимое.

– Кто звонил? – спросил Адам, когда я отключилась.

– Мария.

– Мария?! Почему она звонила на ваш телефон? – Он перестал хохотать и сел прямо.

– Это был ваш телефон. Никаких секретов, забыли?

– А почему вы мне не дали поговорить с ней?

– Потому что тогда вы перестали бы смеяться, а ей полезно узнать, что вы развлекаетесь по полной.

Адам призадумался и кивнул.

– Но все-таки я хочу, чтобы она знала: я по ней скучаю.

– Поверьте, Адам, ей приятнее убедиться, что вы смеетесь, а не плачете. Если вы будете несчастненьким, она решит, что правильно сделала, когда ушла к Шону.

– Ладно. – Он замолчал, и я подумала, что он снова погрузился в прострацию.

Я посмотрела, как там Алисия. Она перебирала пальцами по стеклу, приговаривая: «Топ-топ-топ».

– Слушайте, у меня есть идея, – вдруг сообщил он.

Ну и ну, это самая жизнеутверждающая фраза, какую я от него слышала.

– Отлично, – обрадовалась я и тут же дала по тормозам: впереди две машины перекрыли дорогу.

Здесь и для одной-то места едва хватало, а эти умудрились встать бок о бок, почти касаясь друг друга дверцами. Одна к нам передом, другая задом. У обеих тонированные стекла. Когда я сообразила, что надо спешно уматывать, дверь одной из машин открылась и оттуда вылез устрашающего вида тип в черной кожаной куртке. Высокий, здоровенный и мрачный – наше появление его, похоже, не слишком обрадовало. Равно как и троих других, на заднем сиденье, так плотно прижатых плечом к широкому плечу, что им с трудом удалось обернуться. Удалось, однако, и они хмуро на нас уставились. Мужики из другой машины вопросительно посмотрели на них, и те замотали головами, довольно нервно, надо сказать.

– Э-э, Адам, – позвала я.

Адам меня не слышал, он живо обсуждал с Алисией, сколько раз в день можно сказать «пук-пук».

– Адам! – настойчиво повторила я, и он посмотрел на меня.

А потом увидел типа в черной куртке, с хоккейной клюшкой в руке.

– Назад, – быстро сказал он. – Кристина, сдавай задом, скорее.

– Нет! Налево, – засмеялась Алисия. Она считала, что веселая игра продолжается.

– Кристина!

– Я пытаюсь!

Сцепление яростно заскрежетало. От страха я выжала не ту педаль.

– Кристина! – заорал Адам.

Чувак с клюшкой подошел совсем близко и внимательно изучил объявление о продаже у меня на лобовом стекле. Потом посмотрел мне прямо в глаза и занес клюшку для удара. Я нажала на газ и так резко рванула задним ходом, что Адама с силой отбросило на сиденье. Чувака это не остановило, он бросился за нами, потрясая своей чертовой клюшкой. Я ехала как можно быстрее, глядя в зеркало заднего вида. Когда мы направлялись сюда, спокойно и неторопливо, я и не заметила, сколько здесь колдобин.

– Черт, вон еще вышли, – сказал Адам, и я посмотрела вперед. Да, трое широкоплечих тоже вылезли из машины. – За дорогой следи! – взвыл Адам.

– Да ййее… – чуть не выругалась я, но вспомнила про Алисию. – Пис! Пук-пук-пук, – яростно повторяла я.

Алисия захихикала и подхватила:

– Пук-пук-пук!

– Езжай как можно быстрее, – велел он.

– Не могу, дорога виляет. – Я с трудом увернулась от встречи с кустом.

– Вижу. Сосредоточься и жми изо всех сил.

– Они за нами едут?

Он не ответил.

– Едут? – Какого черта он молчит, мне надо это знать. Я на секунду оторвалась от зеркала заднего вида и посмотрела в лобовое стекло. К нам быстро приближалась машина с тонированными стеклами. – О господи!

– Почему мы едем задом? – встревоженно спросила Алисия. Ей передалась наша паника, и она поняла, что это не игра.

Наконец мне удалось развернуться, очень быстро и грамотно, после чего мы с удвоенной скоростью рванули дальше, сворачивая то налево, то направо, далеко не всегда следуя Алисиным указаниям, что, впрочем, мало ее смущало. Вдалеке показалось оживленное шоссе, там уже было много машин, и я поехала потише, но продолжала сворачивать в самых неожиданных местах.

– Все, оторвались, можно больше не крутиться, – сказал Адам, когда мы съехали на третью по счету круговую развязку. – Сзади их нет.

– Ой-ой-ой, башка кружится, – пропела Алисия.

– А меня сейчас вырвет, – сказал Адам.

Я помигала поворотником и выехала с развязки на главную дорогу. Когда мы доставили Алисию домой, мне пришлось объяснить Бренде, почему ребенок вопит: «Задом! Задом!» и носится по дому спиной вперед, сшибая все на своем пути.

– Ну как, Адам, средства моей сестры помогают вам радоваться жизни? – поинтересовалась Бренда. Она сидела за столом на кухне и приглашающе пододвинула ему стул в своей обычной манере, исключающей возможность отказа.

– Пока что мы испробовали три: еду, прогулку в парке и общение с ребенком.

– Ясно. Еда понравилась?

– Вообще-то у меня потом желудок болел.

– Интересно. А в парке хорошо погуляли?

– Меня арестовали.

– Ничего подобного. Тебя посадили в камеру, просто чтобы ты немного успокоился, – мрачно возразила я, недовольная тем, что пользу от моей терапии поставили под сомнение.

– А поездка на машине закончилась тем, что вы помешали сделке наркодилеров, – завершила Бренда.

И мы все трое умолкли. Потом Бренда откинула голову назад и расхохоталась. После чего, как водится, без всякого перехода сменила тему:

– Адам, у вас на дне рождения какой будет дресс-код?

– «Черный галстук».

– Прекрасно. Я как раз присмотрела идеальное платье в «Пейс». Думаю, что и туфли подобрать к нему сумею. Ладно, ребята. – Она встала из-за стола. – Пора мне заняться обедом для Джейдена. А вы бы двое лучше перепихнулись, не то я сама вам чего-нибудь в задницу запихну.

Адам посмотрел на меня с ухмылкой, в глазах его заплясали веселые огоньки. И мне было плевать, что он посмеивается над моими полоумными родственниками и странными способами радоваться жизни, главное, он цел и невредим.

А когда мы вышли из моей квартиры, куда заехали буквально на минуту, чтобы забрать лист кувшинки, то обнаружили, что лобовое стекло разбито в мелкое крошево.