В плохо освещённом туннеле между Передней Половиной и Задней, было холодно, и Эйвери сразу же начал дрожать. На нём всё ещё была одежда, в которой Зик и Карлос вытащили его маленькое бессознательно тело из иммерсионного бака, и он был мокрый до нитки. Его зубы начали стучать. И всё же он держался за то, что узнал. Это было важно. Теперь всё было важно.

– Хватит клацать зубами, – сказала Глэдис. – Отвратительный звук. – Она катила его в инвалидном кресле, на её лице не было ни следа от улыбки. Молва о том, что натворил этот мелкий засранец, теперь разлетелась повсюду, и, как и все остальные сотрудники Института, она была напугана, и будет бояться, пока Люк Эллис не вернётся назад, – тогда они смогут вздохнуть с облегчением.

– Н-н-н-икак не м-м-м-огу, – сказал Эйвери. – Я о-ч-ч-ч-ень з-з-з-амёрз.

– Думаешь мне не насрать? – Повышенный голос Глэдис эхом отразился от кафельных стен. – Ты хоть знаешь, что ты сделал? У тебя есть хоть какие-нибудь представления?

Они у него были. На самом деле, он много всего представлял, например, страх Глэдис, бегущий в её голове, как крыса в колесе.

Как только они вошли в дверь с табличкой «ТОЛЬКО ДЛЯ АВТОРИЗОВАННОГО ПЕРСОНАЛА», стало чуть теплее, а в обшарпанной гостиной, где их ждала доктор Джеймс (её белый лабораторный халат был расстёгнут, волосы растрёпаны, а на лице застыла широкая глуповатая улыбка), было ещё теплее.

Эйвери стал меньше дрожать, а потом дрожь исчезла, но вернулись цветные огни штази. Ничего страшного, он мог заставить их уйти в любое время. Зик почти убил его в баке; на самом деле, перед тем как отключиться, он решил, что уже мёртв, но бак также что-то сделал с ним. Он знал, что бак что-то менял в других детях, но чувствовал, что в этот раз изменения были масштабнее. ТК и ТП были наименьшими из них. Глэдис боялась того, что может случиться из-за Люка, но Эйвери подумал, что мог бы сам привести её в ужас, если бы захотел.

Но не сейчас.

– Приветствую, молодой человек! – воскликнула доктор Джеймс. Она звучала, как политик по телевизору, и её мысли разлетались по сторонам, как клочки бумаги в порывах ветра.

«С ней творится что-то совсем, совсем нехорошее, – подумал Эйвери. – Это похоже на радиационное отравление, только в мозгу, а не в костях».

– Здравствуйте, – сказал Эйвери.

Доктор Джекл запрокинула голову и рассмеялась так, будто «Здравствуйте» было панчлайном самой смешной шутки в её жизни.

– Мы не ожидали тебя так скоро, но добро пожаловать! Некоторые твои друзья уже здесь!

«Я знаю, – подумал Эйвери, – и я поскорее хочу увидеть их. И думаю, они тоже будут рады видеть меня».

– Но сначала нам нужно снять с тебя мокрую одежду. – Она бросила на Глэдис укоризненный взгляд, то Глэдис была занята почёсыванием рук, пытаясь избавиться от вибрации на поверхности кожи (или под ней). Удачи тебе в этом, подумал Эйвери. – Попрошу Генри отвести тебя в твою комнату. У нас тут хорошие санитары. Ты можешь идти сам?

– Да.

Доктор Джекл снова гортанно засмеялась, запрокинув голову. Эйвери встал с кресла-каталки и окинул Глэдис долгим оценивающим взглядом. Она перестала чесаться и теперь она начала дрожать. Не потому, что была мокрой, и не потому, что замёрзла. А из-за него. Она чувствовала его, и ей это не нравилось.

Но нравилось Эйвери. В этом была своя красота.