44
Горячие источники оказались двумя мутными вонючими лужами посреди голой безжизненной равнины, будто сошедшей со страниц книги Лоры Инглз Уайлдер «Домик в прерии» или из кадров документального фильма о Чарльзе Мэнсоне и его «Семье». Там настолько мерзко, насколько это только можно себе представить. На тропинке валяется использованный сморщенный презерватив, тут же неподалеку упаковка от него и недопитая банка пива. Форти с невозмутимым видом подцепляет ее и делает большой глоток (я еле сдерживаю рвотные позывы). Стаскивает закапанную кровью футболку (он все-таки умудрился порезаться тупым столовым ножом). Я отворачиваюсь. Смотреть на его жирную голую тушу у меня нет никакого желания. Единственное, что утешает, – тут ни души на мили вокруг. Только я и он.
Форти орет, бьет себя в грудь и сигает в воду.
– Вот это класс!
В нем уже пять таблеток оксикодона, вылаканные им вместе с водой по дороге сюда, а он не только все еще жив, но и держится на ногах, и трещит без умолку. Это не Хендерсон; чтобы завалить такого прожженного наркомана, нужна целая аптека. Надеюсь, моих запасов хватит.
Форти резвится в воде. Какая мерзость! Неизвестно, кто мочил тут свою задницу до него. Не исключено, что и дикие звери сюда захаживают.
– Иди сюда, Профессор! Да, не бойся, я не заднеприводный.
– Пока не хочется.
– Давай, старина! Тут лучше, чем в джакузи. Залезай! Будь мужиком. Не ссы! Почувствуй огонь! Надо отключить мозг и просто жить. Здесь и сейчас. Иначе хорошее кино не снимешь.
Он машет руками и орет в безбрежное синее небо.
– Знаешь, – говорю я, – есть немало творцов, которые ни в жизнь сюда не полезли бы. Вуди Аллен, например.
– Зато он трахал малолетку, – ржет Форти. – Он художник! Артист! Мы, творческие люди, все такие – со странностями. Давай, Профессор, расслабься. Хватит быть осторожным занудой. Хватит все обдумывать, просто живи! Ты ведь и вправду классный писатель; если отпустишь себя, вообще озолотишься.
И это мне говорит человек, который украл мои сценарии и продал их под своим именем!.. Я возвращаюсь к машине и развожу еще несколько таблеток оксикодона. Чертов наркоман! Нюхая свой гребаный кокаин, он нейтрализует действие моих успокоительных. Но я не могу торчать тут вечно. Трясу бутылку и протягиваю ему.
– Не, – отмахивается Форти. – Прыгай ко мне!
Я отказываюсь. Он плюхается на живот и пытается плыть, хотя чаша совсем крохотная. Вот так: его сестра борется за безопасность на водах, а он утонет в луже глубиной по колено. Я пью из своей бутылки, где просто вода.
– Точно не хочешь? – предлагаю снова.
– Давай, умираю от жажды.
Может, у него начался отек головного мозга, я читал про такое. Минуту назад отказывался от воды, а теперь жадно глотает и никак не может напиться… Пусть скорее сдохнет, а то все это уже напоминает фарс. Хендерсон отошел быстро и тихо, а этот… Придется ему помочь.
– Что у тебя еще есть в мешке сюрпризов? – спрашиваю я.
– Аяуаска, детка.
Форти подтягивает к бортику свой рюкзак, вытаскивает оттуда бутыль с мутным бурым отваром и делает щедрый глоток. Вот так. Молодец. Хороший мальчик. Отравы много не бывает. Когда он предлагает мне, я не отказываюсь – делаю вид, что пью.
В «Близости» Джуд Лоу предупреждал Натали Портман, что «будет больно», – так там все и обернулось. И до меня вдруг начинает доходить, что так же все обернется и у нас. Лав тоже будет больно, хотя братец ее – редкостная сволочь. Ей будет трудно привыкнуть жить без драмы, без постоянной тревоги, без напряжения. Ни одна стоящая перемена в жизни не дается легко. И Лав, я уверен, эта перемена пойдет только на пользу. Ее перестанут мучить кошмары. Она не будет больше искать брату оправдания после каждой выходки. Ей не придется терпеть его у себя дома и подавлять свои чувства. Сколько новых сил даст ей освобождение и сколько новых прекрасных дел она сможет совершить…
Форти выползает на бортик на животе, как дрессированный дельфин, и снова запускает свой тупой нож в сумку.
– Чистый восторг, – хрипит он. – Чистый.
– Тогда наслаждайся, – советую я. – Оседлай волну.
И желательно как можно скорее.
– Да, круто было бы сейчас покачаться на волнах… А ты, старина, никогда не задумывался, почему волны есть только там, где много воды?
Только псевдофилософских бесед мне сейчас не хватало! Я демонстративно утыкаюсь в телефон, чтобы не слушать его бесконечный монолог, все больше напоминающий бред сумасшедшего. Проверяю электронную почту – новое оповещение от «Гугл». Сердце замирает. Перехожу по ссылке. Открывается статья на новостном сайте Род-Айленда с огромной фотографией Пич Сэлинджер, гораздо более веселой и счастливой, чем при жизни. Ее родители наконец постарались для дочки: улыбку отбелили, глаза увеличили, щеки подрумянили. И решили искать правосудия.
– Волны, – разглагольствует Форти, – они вечные. Что будет, если океан застынет? Что тогда?
Речь его становится нечленораздельной и сбивчивой. Отлично! Значит, развязка близко. Я возвращаюсь к статье, и там меня не ждет ничего хорошего.
В департамент полиции Род-Айленда поступило анонимное заявление по поводу смерти местной жительницы, выпускницы Брауновского университета Пич Сэлинджер. Не раскрывая детали, власти сообщают, что возобновили дело. Версия о самоубийстве признана ошибочной. Тон статьи очень аккуратный и сдержанный, однако суть ясна: полиция ищет убийцу. Черт. Черт! Черт!!! Хуже ничего не придумаешь.
Форти шлепает по воде, создавая волны. Меня уже достал этот гребаный дельфин. Пора кончать с ним и валить отсюда.
Убираю телефон в карман и подхожу к вонючей луже. Форти почти готов. Зрачки закатываются вверх, под веки, куда-то внутрь черепа, где бьется в последних конвульсиях его отравленный розовый мозг. Он уже отходит, но я не могу больше ждать – сидеть тут сложа руки, пока на другом побережье ко мне подбирается полиция.
– Эй, приятель, – подзываю его я. И когда Форти Квинн, богатый наследник, успешный сценарист и конченый наркоман, подплывает, я наклоняюсь и толкаю его голову под воду. Температура источника не меньше тридцати градусов. Солнце палит нещадно. Кажется, что от напряжения сейчас закипит вода, как порой показывают в мультиках. Форти совсем не сопротивляется – не то что Хендерсон. Он слабак. Из его вялого, сморщенного члена вытекает темно-желтая струйка. Я смотрю в голубое небо и жду, пока не прекратятся конвульсии.
Наконец все кончено. Монти Болдуин мертв. Поддельные документы торчат в рюкзаке из белого порошка. Презерватив с чужой ДНК послан мне Богом. Я выпрямляюсь и перевожу дух. На дне чаши поблескивает выпавший столовый нож. Я никогда раньше не пробовал кокаин. Опускаю пальцы в порошок, беру щепотку и вдыхаю. Меня потряхивает. Впрочем, возможно, это просто реакция организма на новый труп.
