39
Все, что я помню дальше, – это реки текилы, морские прогулки и томительное ожидание новостей от агента Форти. Несколько дней пролетело как в тумане, а потом мы вернулись в США, но я все еще на чужой территории – в особняке у Лав. Правда, чувствую я себя там как дома. Мне все нравится: и изготовленная на заказ красная бытовая техника, и роскошные гаргантюанские диваны, обтянутые кожей и мехом, и сочетание современных технологий с уютным винтажем. Идеальное убежище после всех пережитых треволнений – не то что моя старая, обшарпанная халупа с подловатыми соседями. Вот Дез, например: не думал я, что он так легко меня заложит, хотя с другой стороны, чего еще ждать от наркодилера… Ну да Бог ему судья.
Я счастлив, что мне не нужно возвращаться в «Лужайки» и можно просто сидеть в уютном кресле и часами рассматривать старые фоточки Лав из «Инстаграма», где она обыгрывает названия песен со своим именем: «Love in an Elevator» или «I Just Called to Say I Love You».
– Вот эта классная, – улыбается она, – с олдскульным синим телефонным проводом.
– Да, точно.
– Слушай, хватит уже фоток. Везде я, я, я… Надоело.
Послушно закидываю телефон подальше и обнимаю мою Любовь. Как прекрасно просто жить, дышать и не думать о Финчере…
– Идем! – Лав соскакивает с дивана и манит меня за собой. – Хочу тебе все показать.
Это дом мечты. Здесь даже есть игровая комната: с «Плейстейшн», караоке, настольными играми, музыкальными инструментами, сценой и неоновой вывеской, как в «Кладовке», – «СЕКС ПЛОХ БЕЗ ЛЮБВИ». Светящиеся буквы тут повсюду: на кухне – «СДЕЛАНО С ЛЮБОВЬЮ», в столовой – «ВСЕМ ПРАВИТ ЛЮБОВЬ», над дверью в спальню – «И НАКОНЕЦ…». Она распахивает дверь, и я попадаю в рай: столь же уютный, как наша комнатушка со скрипучей кроватью в Палм-Спрингс; столь же роскошный, как огромные апартаменты в Кабо-Сан-Лукас; столь же живописный, как наше гнездышко с видом на океан в Малибу.
Лав растягивается на кровати, а я не могу отвести взгляд от неоновой строчки Джона Леннона, которую он позаимствовал у Пола Маккартни.
Хвала Господу, Лав – не скучная зануда. Она – моя судьба, и мы будем вместе и в горе, и в радости, и на берегу океана, и в трущобах Манхэттена, куда бы ни забросила нас жизнь.
Вдруг гаснет свет. Нападение-землетрясение-цунами-конец света? Включается музыка, и Лав берет меня за руку.
– Сюрприз!
Играет моя подборка из «Идеального голоса». Она запомнила! С того самого первого дня, когда мы ехали в «Шато» в ее «Тесле». Загораются стробоскопы, Лав стягивает блузку, скидывает юбку и распахивает боковую дверь, а там… огромный голубой бассейн. Она голая несется и прыгает в воду, я за ней. Я в ней. Моя песня сменяется ее песней, та – снова моей, и так по кругу. Это идеальный мир, где только мы вдвоем, наши тела, наша музыка, наша вода и наше будущее под сенью райских кущ. Мы трахаемся, болтаем, обнимаемся, плаваем. Мы, мы, мы… Теперь это мое любимое слово.
Лав строит планы. Мы непременно съездим в «Шато» – ей до смерти хочется картошки фри под трюфельным маслом. Мы посмотрим «Идеальный голос» – она сто лет его не пересматривала. Мы съездим в мою квартиру, чтобы забрать вещи. Мы ведь не слишком торопимся, правда?
– Нет, конечно, – шепчу я и целую ее.
Нашу идиллию нарушает громкий хлопок. Пробка от шампанского! Это Форти. Лав зовет его – он недолго мешкает, влетает к нам, шлепая толстыми ногами по узорчатой испанской плитке, и с разбегу запрыгивает в воду.
Лав визжит.
– Форти, ты не очень вовремя, – предупреждаю я, косясь на свою обнаженную девушку, которая грациозно подплывает к лестнице, подхватывает бикини и облачается в него с ловкостью девушки Бонда. Я, к сожалению, так сделать не могу. Мои шорты далеко, на шезлонге.
Форти хлопает в ладоши, как морской лев, и под вопросительным взглядом Лав я смиренно пожимаю плечами. Он переплывает бассейн, находит пульт управления, и вот уже огромный проекционный экран разворачивается на дальней стене.
– Мы смотрим тут фильмы, – говорит Лав.
Кое-как, непослушными пальцами, Форти, уже, похоже, нюхнувший крэка, вводит адрес новостного голливудского сайта – Deadline.com.
И прямо на главной странице, во весь огромный экран высвечивается заголовок:
«Двойная сделка: Меган Эллисон приобрела для “Аннапурна” два оригинальных дебютных сценария Форти Квинна».
Я моргаю, протираю глаза и заставляю себя сохранять спокойствие. Это всего лишь заголовок. И в него вкралась досадная ошибка. Сейчас мы позвоним в журнал или на веб-сайт, и они исправят ее: добавят мое имя.
Я забираю у Форти пульт и обновляю страницу. Он наверняка уже заметил упущение и обо всем позаботился. Сейчас все будет в порядке. Интернет тормозит. А жизнь несется стрелой и оглушает. Брат с сестрой смеются, визжат и окатывают друг друга фонтанами брызг. Меня мутит. Я выскакиваю из бассейна и натягиваю шорты. В нетерпении хватаю телефон, он тут же намокает… Надо быть осторожнее. Меня бьет дрожь, соски каменеют. Отворачиваюсь к стене и открываю сайт – ничего не исправлено! И это не ошибка! В статье говорится, что оба сценария написал Форти Квинн, – и ни слова о талантливом дебютанте Джо Голдберге. Еще раз старательно вчитываюсь в первый абзац, словно мое имя зашифровано там, как тайное послание в «Коде Да Винчи». Ничего! Просматриваю до конца страницы. Пусто! Он украл мои сценарии. Он меня обманул!
– Джо?
Это Лав, моя девушка, сестра человека, который меня поимел. Она на бортике, выжимает волосы. Форти еще в воде. Где гарпун? Сейчас я его прикончу!
– Давай, сестричка! – требует Форти, потягивая «Вдову Клико» из бутылки. – Читай. Хочу услышать.
У Лав уже в руках «Айпэд».
– Цитирую, – начинает она. – «Меган Эллисон сообщила журналу “Дэдлайн”, что впечатлена талантом Форти Квинна и планирует как можно скорее запустить в работу его сценарии “Третий двойняшка” и “Хаос”. Война за них продолжалась все лето…» – Лав удивленно замолкает и смотрит на брата.
Тот хохочет:
– А ты думала, я просто тусовался?
– Ну да, в своем любимом «Ритце».
– Вот видишь, как ты ошибалась, сестренка. Хотя, честно признаться, женского общества я не избегал.
Лав читает дальше – о том, как «Аннапурне» повезло, и говорит, что люди в комментариях обзывают Барри Штейна недальновидным идиотом, потерявшим хватку. Он мог бы без труда заполучить сценарии, если б вовремя подсуетился, но не разглядел талант. А с Меган Эллисон ему не тягаться. Она лучшая и выбирает лучших. Сцена убийства в пустыне перевернет современный кинематограф. Форти Квинн давно пробивался на экраны, и это именно тот случай, когда талант, упорный труд и верность мечте приводят к успеху.
Лав гладит меня по голове:
– Ты в порядке?
– Хлорки наглотался.
– Это морская вода, не хлорированная. Может, стоит в душ?
Я согласно киваю – не могу находиться рядом с Форти. Но прежде чем уйти, я должен – просто обязан – устроить шоу. Поднимаюсь, обхожу вокруг бассейна и протягиваю руку этому мерзкому обманщику.
– Поздравляю, дружище.
– Спасибо, старина, – отвечает он как ни в чем не бывало и стаскивает свои гребаные солнечные очки. – И самое главное – это только начало.
И подмигивает, подонок. Или мне показалось и это его обычное выражение лица?
Я проклинаю свои амбиции – толстого уродливого монстра, которого сам раскармливал каждый раз, когда садился летом за ноутбук в ублюдочной кофейне. Идиот – вот кто я! На что я потратил свое драгоценное время?! Надо было писать книгу.
– Меган говорит, у нас большое будущее, – сообщает мне Форти, понизив голос. – Грандиозное!
Туманное «нас» сбивает меня с толку. Кто это «мы»? Он и Меган? Меня-то точно там нет.
– Потрясающе, – выдавливаю я. – Ты это сделал.
– Да, – он медленно кивает, – мать твою, сделал.
– Эй, парни, новость уже в «Вэрайети»!
Действительно, эта гребаная новость уже везде. А я – нигде. Лав даже не подозревает, что радуется моему унижению. Я возвращаюсь в дом, однако иду не в одну из семи ванных, имеющихся в распоряжении Лав, а в гостиную, где Форти кинул свой рюкзак. Достаю его «Айпэд», открываю почту и читаю бесконечную переписку с агентом, который – вот тупица! – считает, что Форти «нашел свой стиль. Не знаю, что ты делал этим летом, но результат потрясный!».
А вот письмо от Барри Штейна. Он интересуется, когда Форти «успел стать таким остроумным и оригинальным, как Тарантино». И, черт возьми, это комплимент мне! Это я написал оба сценария!
Какой-то аноним интересуется, как Форти пришла идея с клеткой – «запереть там девушку после уикенда на пляже – гениально до безумия! И безумно до гениальности! Ты бог! То же самое и с третьим двойняшкой. Как такое только в голову могло прийти?!»
От всех этих хвалебных отзывов Форти тронулся рассудком. Убедил сам себя, что они предназначаются ему, что это он – гений. А ведь даже название придумал не он, а капитан Дейв.
Раздаются первые аккорды песни «Love Is a Battlefield». Слышно, как Лав подпевает. И она права, это война.
Я поднимаюсь наверх в хозяйский душ. Нельзя сдаваться. Надо верить в себя. Стараюсь думать о хорошем: о том, как высоко оценили мою работу, хотя и приписали ее Форти. Затем вспоминаю, как болела у меня шея после часов, проведенных за ноутбуком, как раздражали презрительные ублюдки с «Макбуками», которые, не стесняясь, орали на все кафе «Мне только что предложили снять рекламу для “Макдоналдса”. Думаю взяться». Я, как раб, строчил гребаные сценарии, а потом сломя голову несся продавать книги, чтобы, по словам Форти, Лав, не дай бог, не подумала, будто я альфонс.
Открывается дверь. Это она.
– Есть местечко?
Я киваю. Каким же я был идиотом: все это время переживал по поводу Майло, хотя опасаться следовало Форти. Первый оказался совершенно безобидным: ну кому может угрожать безответно влюбленный? Нет, теперь-то я начинаю понимать, что все проблемы не из-за любви, а из-за ее отсутствия – из-за таких бессердечных людей, как Форти, Эми, Бек.
Как же я раньше не догадался? Ведь этот жирный урод с самого начала обращался ко мне только «старина» – он сразу лишил меня имени, а я не придал этому значения.
Лав говорит, что если я все еще собираюсь стать писателем, Форти может меня поднатаскать. А я… я слишком люблю ее, чтобы вот так взять и выложить правду. Они делили утробу матери. Взрослели в восьмидесятые. Они родились вместе и вместе до могилы будут верить в успех Форти.
Я выхожу из душа и отправляю ему сообщение:
«Нам надо поговорить».
