Покушения организовал Джозеф Айелло. Он организовал банду из девяти братьев, бесчисленного числа кузенов, наемных боевиков и осколков банды Джанна.

Каким образом Айелло надеялся вытеснить Большого друга? «Эти ребята, – говорил Марк Левелл, неутомимый исследователь гангстеров Чикаго, – были уверены, что смогут покорить мир, если держат под мышкой пистолет калибра 45. До тех пор пока у вас оружие – есть шанс». Как и в случае с О’Бэнионом, вопрос личного эго ставился выше денег.

С вступлением в силу сухого закона Айелло стал партнером Тони Ломбардо, добившегося успеха в производстве алкоголя. Они сумели быстро сколотить состояние, продавая самогон и прочие спиртные напитки братьям Джанна. К 1927 году Айелло владел значительной долей в бутлегерском деле, в том числе и частью перегонного предприятия братьев Джанна. Его семья владела крупной пекарней. Айелло проживал в трехэтажном особняке в тихом парке Роджерс. Дела шли неплохо.

Стараниями Капоне Ломбардо стал президентом Unione Siciliana, на что претендовал Айелло.

Айелло не перенес успеха партнера, произошла ссора, и альянс прекратил существование. Когда Айелло почувствовал, что в состоянии нанести удар, устроил охоту на Капоне, виновника его мнимых бед.

Айелло пообещал шефу одного из любимых ресторанов Капоне в Маленькой Италии заплатить $10 000, если он подмешает в еду Капоне синильную кислоту. Шеф рассказал об этом Капоне. Аль ответил: «Если бы я знал, что будет в Чикаго, просто остался бы в банде Five Points».

Затем Айелло предложил $50 000 любому, кто отправит Капоне на тот свет. Начиная с мая 1927 года по крайней мере четыре гангстера попытались убрать Капоне: один из Нью-Йорка, другой из Кливленда и еще двое из Сент-Луиса.

Но разведывательная сеть Капоне охватила весь город: почти все официанты, букмекеры, уличные торговцы, таксисты, разносчики газет, нищие и полицейские были его шпионами.

Наемных убийц обнаруживали мертвыми до того, как Капоне становилось известно о гостях. Антонио Торкио, жителя Нью-Йорка, нашли 25 мая 1927 года, убитого пятью выстрелами. Три дня спустя двести пуль, выпущенные из автомата, практически уничтожили пекарню Айелло, ранив пекаря и брата Тони, совсем недавно оправданного по делу об убийстве Джозефа Кавалера Нерона, убийцы Тони Джанна.

Когда приезжие таланты подошли к концу, Айелло решил использовать старых убийц Джанна. Бесполезно. Убийства продолжались все лето; погибло десять человек.

По городу поползли слухи, что убийца вкладывает в руки жертв пятицентовые монеты, подчеркивая их цену.

А. А. Дорнфельд, долгое время возглавлявший Новостное бюро Чикаго, настаивал, что никогда не сталкивался с подобным. Миф родился благодаря истории Джека Пулеметчика МакГурна, любимчика Капоне, отвечающего за эти убийства. Он был похож на Гэтсби Скотта Фитцджеральда: «Элегантный, молодой грубиян».

Имя Джек МакГурн не было настоящим, как, впрочем, и два других. Он родился в 1903 году в Ликате на Сицилии. Годовалого Винченцо Гибальди привезли в Бруклин родители Томаззо и Жозефина. Он был подростком, когда два ирландца из банды White hand случайно расстреляли Томаззо, приняв его за Вилли Альтьери, стрелка Фрэнки Йеля.

В руке Томаззо было зажато три никеля, добытых, чтобы прокормить семью.

Вдова вышла замуж за бакалейщика Анджело Демори и переехала в Чикаго. Прекрасно сложенный, Винченцо Гибальди успешно занимался любительским боксом в полусредней весовой категории. Менеджер окрестил боксера Джеком МакГурном и, в конце концов, посоветовал уйти из бокса, потому что парню не хватало духу в поединках с более жесткими противниками. Вне ринга эта слабость не проявлялась.

МакГурн научился стрелять. В девятнадцать лет Джек вернулся в Бруклин, убил бандитов, застреливших отца, и серьезно ранил Дикого Билла Ловетта. В руки обоих трупов он вложил по пятицентовой монетке, а еще одну бросил на грудь раненого. Таким образом, три никеля в руке отца вернулись к его убийцам.

В 1923 году боевики убили отчима Джека, на этот раз не случайно: Демори был связан с братьями Джанна. Гибальди, к тому времени уже присоединившийся к Торрио и Капоне, добрался и до этих гангстеров. Поскольку Аль Браун и другие преступники делали все, чтобы затруднить собственную идентификацию и защитить семейную фамилию, Гибальди тоже взял псевдоним, изменив две буквы. Так Гибальди превратился в Гебарди. Другие члены семьи также взяли эту фамилию, хотя некоторые продолжали использовать Демори или альтернативное Демора. Тем не менее боксерское прозвище прочно застряло в газетах с добавкой Пулемет (хотя на самом деле он предпочитал револьверы). МакГурн совершил как минимум двадцать два убийства. Говорили, его настоящая фамилия Демори, или Демора… А может быть, и Гебарди.

Капоне привязался к МакГурну. Несмотря на большой бесформенный нос, МакГурн был весьма хорош собой, с гладко зачесанными волосами и выразительными глазами.

Он одевался со вкусом и хорошо танцевал. МакГурн профессионально играл в гольф, скакал на лошадях, как индеец из племени апачи, и делал успехи во всех видах спорта, которыми занимался.

«МакГурн был милым парнем, – говорил Тони Берарди, делавший свадебные фотографии МакГурна. – Он располагал людей к себе».

Новый глава детективного отдела Департамента полиции Чикаго, Уильям О’Коннор, распорядился, чтобы всех известных преступников Чикаго принудительно проверяли на предмет наличия психических заболеваний.

Первым в очереди значился МакГурн. Тест показал, что с МакГурном действительно что-то не так, хотя, возможно, он проявлял беспокойство по поводу задаваемых вопросов. Как сказал дежурный детектив: «Если сейчас он не псих, то скоро станет». Фрэнку МакЭрлайну удалось уклониться от обследования, и, если он не был психопатом, Джека Потрошителя тоже следовало считать совершенно нормальным. Когда Болван Оберта показал сертификат о психическом здоровье, полученный у частного психиатра, стало ясно, программа О’Коннора бессильна.

О’Коннор планировал протестировать и Джо Айелло, решившего, что обладает сильной поддержкой крепких союзников. К таким союзникам, в частности, относился Моран, но от его былой мощи остались лишь воспоминания. Айелло также рассчитывал договориться с Барни Бертшером, Джеком Зутой и Билли Скидмором, полагая, что они не прочь разгромить Капоне, но, в отличие от первого рэкетира Наполеона, Капоне умело изолировал врагов, чтобы победить их по отдельности. Моран практически был бессилен, поэтому Капоне не стал тратить на него время. Капоне наведался в ближайшую штаб-квартиру Скидмора, патронирующего азартные игры в убедительной компании из десяти боевиков, включая Фрэнки Рио, МакГурна и Джека Хейнана (по словам Аля, «более жесткого, чем МакГурн»). Визит не носил агрессивного характера: речь шла о цене заключения мира. «Послушай, Билли, – сказал Капоне (он понимал, что организатором покушений являлся Айелло), – либо ты прекращаешь играть с Айелло в мои ворота, либо…» Скидмор пообещал передать сказанное: оппозиция Капоне так и не научилась координировать амбиции и выражать единое недовольство.

Айелло продолжал безумное преследование. 13 ноября 1927 года сержант Бернард Смит, действуя по анонимной наводке, совершил налет на квартиру в Роджерс-парке, в районе, контролируемом Джо Айелло. В ходе обыска полицейские обнаружили тридцать семь динамитных шашек и список имен и адресов, указывающий на отель Rex в Северном Эшленде. В гостинице полицейские застали Анджело Ла Мантио и еще четырех бандитов Айелло. При них были три винтовки и коробка с патронами. В карманах Ла Мантио находились чеки за аренду помещения далеко на западе, на бульваре Вашингтон, и ключ от комнаты 302 в гостинице Atlantic, располагавшейся в доме 316 на улице Саут-Кларк.

Квартира на бульваре Вашингтон, 4442, располагалась в доме, принадлежащем Тони Ломбардо, и представляла собой настоящее пулеметное гнездо. В пустующем номере гостиницы Atlantic полиция обнаружила винтовки, зажатые на станках, и бинокль. Оружие было направлено в сторону входа в магазин сигар через улицу по Сауз-Кларк, 311. Магазин Хинки Динка был центром политического мира Чикаго, где Капоне появлялся почти каждый день.

В полицейском участке Капоне отрицал, что узнал кого-нибудь из задержанных, но превратил Ла Мантио в дрожащий комок знаменитым испепеляющим взглядом. Этот взгляд плюс интенсивный допрос в звукоизолированном подвале убедил Ла Мантио рассказать о роли Джо Айелло в заговоре против Капоне. Полиция задержала и Айелло.

Настал черед Капоне совершать безумные поступки. Он отправил к полицейскому участку шесть машин с боевиками. Один из полицейских увидел автомобили из окна и решил, что детективы привезли захваченных преступников.

Никто не входил в участок, группа патрулировала улицу и смежный переулок и охраняла передний и задний входы.

Ошеломленный полицейский позвонил коллеге и предложил посмотреть на происходящее. Наконец трое наблюдателей подошли ко входу в участок, причем один переложил револьвер из плечевой кобуры в карман пальто. Полицейский, не веря своим глазам, узнал одного из троих, и понял, что «детективы» были людьми Капоне! Спешно собранная подмога окружила и задержала троицу. Ими оказались боевики Луи Кампанья, Сэм Маркус и Фрэнк Пери. Все были вооружены. Проходя мимо камеры Айелло, Кампанья начал что-то говорить, издавая рычащие звуки. Один из детективов, понимавший сицилийский диалект, разыграл задержанного и прислушался.

– Ты покойник, мой друг, настоящий покойник, – сказал Кампанья. – Ты не доберешься даже до конца улицы.

– Разве нельзя решить по-другому? – струхнул Айелло. – Дайте пятнадцать дней, и я уберусь из города.

– Ты дважды нарушил оказанное доверие, – последовал ответ Кампанья, – сам начал, а мы закончим.

После освобождения Айелло попросил О’Коннора предоставить охрану. «Конечно, я дам охрану, – ответил начальник детективов, – и посажу на корабль до Нью-Йорка».

Тем не менее Айелло вместе с женой и сыном уехал домой на такси. На следующий день адвокат представил в суд свидетельство врача, что у Айелло нервный срыв. Люди Капоне в это поверили.

Джо, Тони и Доминик Айелло быстро убрались из города и затаились в Трентоне, штат Нью-Джерси. Капоне объявил, что принял просьбу Джо о мире: «Я всегда готов вступить в диалог и открыт сотрудничеству. Но не намерен подвергать себя опасности. Если на меня нападут, нанесу ответный удар».

Когда Доминик вернулся в январе следующего года, двое людей Капоне – боевик Лоуренс Мангано и телохранитель Фил Д’Анда – предупредили не делать глупости и, в подтверждение серьезности намерений, еще раз расстреляли пекарню. Некоторое время Джо Айелло затих на время, но через год вернулся с револьвером калибра 45 под рукой.

Капоне чувствовал себя неуязвимым. Он собрал лучших людей в спортивном клубе Minerva Лоуренса Мангано, являющемся одновременно ночным клубом и казино. «Я главный, – объявил Капоне, – и буду продолжать работать. Меня много лет пытаются задушить, а я живу и здравствую».

В тот момент Капоне никто не мог преследовать, но проявленное в заявлении высокомерие повлекло расплату.

Еще большим безумием было решение Большого Билла Томпсона заменить Калвина Кулиджа в президентских выборах в 1928 году. В омахской World-Herald отмечалось: «…мэр Томпсон… признался, что присматривался к варианту выдвижения на пост президента страны от республиканцев». Тем не менее Томпсон понимал: ему ничего не светит, пока он возглавляет город Аль Капоне, мировой символ бессилия закона.

Произошедшее в полицейском участке газеты назвали «Осадой детективного бюро», обвиняя Томпсона в бездействии. В печатных изданиях Томпсон выглядел мэром, неспособным контролировать город. В результате Томпсон вернул на должность начальника городской полиции Майка Хьюза, объявившего, что Капоне должен покинуть Чикаго. Капоне прекрасно понимал: все деньги, потраченные на защиту, пошли прахом и ему грозит опасность каждый раз, когда принимается решение совершить покушение.

5 декабря, через две недели после победы над Айелло, Капоне объявил, что уезжает во флоридский Сент-Питерсберг, где есть недвижимость, которую он желает продать. «Я не знаю, когда вернусь, если вернусь вообще, – заявил Капоне журналистам. – В любом случае не раньше окончания рождественских каникул». («Вряд ли он собирается возвращаться», – заметил Хьюз.)

Капоне пригласил прессу в гостиницу Metropole на прощальную вечеринку. Он только что вернулся из восьмидневной охотничьей поездки в Висконсин и даже не успел побриться.

Капоне и около двадцати его друзей были одеты в ультрамодные охотничье костюмы.

«Пусть достойные граждане Чикаго достают алкоголь, как хотят, – сказал Капоне. – Я устал от этой работы. Она тяжелая и неблагодарная».

«Я не был признан виновным в каком-нибудь преступлении (здесь Капоне сказал правду, но далее бурная фантазия взяла свое), не направлял людей на совершение преступлений и не имею привычки прятаться. Я не святой, но никого не убивал и не подставлял. – Естественно, репортерам не были известны его художества в Бруклине. Затем Капоне снова повернулся лицом к правде. – Ни один из моих парней не занимался грабежами или домушничеством. Они могли занять множество достойных рабочих мест «до» или «после», но не во время работы на меня».

Что дало Капоне заступничество за бандитов? Постоянное общественное порицание, ярлык убийцы и прозвище Лицо со шрамом…

«Я бы смирился, но это причиняет боль моей матери и семье. Они слишком много слышат, какой я страшный преступник. Это чересчур, и я утомился, откровенно говоря».

Его воспринимали как гориллу. Человек, отчаянно нуждавшийся в деньгах, попросил Капоне дать ему $3000, сказав, что взамен застрахуется на $15 000 долларов, покончит жизнь самоубийством, а Капоне назначит бенефициарием. Маньяк не слушал никаких возражений. С ним пришлось побороться. «Сегодня, – продолжал Капоне, – я получил письмо от женщины из Англии. Даже там я известен как горилла. Она предложила оплатить дорогу в Лондон, если я отправлю на тот свет соседей, с которыми она вечно ссорилась».

Вот с чем Капоне приходилось мириться. Почему? «Я давал публике желаемое, ничего не навязывая. Я даже не всегда мог удовлетворить спрос. Да, нарушал сухой закон. А кто не нарушает? Единственное отличие между мной и любым человеком, который пьет коктейли перед обедом и виски со льдом после, – я рискую. Мы одинаковые нарушители, если не с юридической, то с моральной точки зрения», – добавил Капоне.

Кем был Капоне? «Я провел лучшие годы жизни, работая на благо людей, – говорил он. – Я просто помогал людям отдохнуть, расслабиться, не более того. Работа для людей – главное для меня. 90 % населения округа Кук пьет и играет, и моя вина, что я помогал населению удовлетворить потребности. Мой алкоголь был хорош, а игры – честные». О проституции Капоне ничего не сказал.

Но теперь все позади. «Наверное, прекратятся убийства, трудно будет достать выпивку. Вы не сможете сыграть в самую простую игру, не говоря о рулетке или штоссе. Начальнику полиции Хьюзу будут не нужны дополнительные три тысячи полицейских, о которых он так просил совсем недавно. Копам не придется вешать на меня все убийства. Понадобится новый герой для газетных заголовков. Будет позором, если в мое отсутствие не найдут нового руководителя городской мафии».

Капоне не держал зла. «Я благодарен друзьям, которые находились рядом во время всех несправедливых обвинений, и прощаю врагов. Желаю всем счастливого Рождества. Надеюсь, мое отсутствие никому не испортит Рождество».

Еще как испортило, особенно чиновникам, которые привыкли к рождественскому подарку в $100 000.

Говоря о Флориде, Капоне скрывал настоящий маршрут. Оставив семью дома, Капоне уехал с двумя охранниками. Сначала он отправился на скачки в Тихуану, затем к северу от границы в Сан-Диего. «Ко мне везде относились хорошо, – вспоминал Капоне, – видные люди приглашали меня на ранчо». Затем Капоне направился в Лос-Анджелес. Он бездельничал в люксе отеля Biltmore, не выделяясь среди остальных туристов. «Бандитские разборки сильно утомили меня, – рассказывал Капоне. – Я против войн между бандами и просто хочу ладить со всеми, но, когда наступают очередные сражения, всем кажется, что я приложил руку».

Телохранителей Капоне представил репортерам как двоюродного брата и друга.

«Они путешествуют за компанию. Все разговоры, что у меня есть телохранители – досужие вымыслы. Они мне просто не нужны: я не ищу и не ожидаю неприятностей».

Капоне нашел их в лице самого жесткого детектива Лос-Анджелеса Буйного Брауна. Когда в газеты просочилась информация о появлении Капоне в городе, Браун пришел к нему с приветом от начальника городской полиции Джеймса Дэвиса и передал: «У нас нет места ни для Капоне, ни для любых других заезжих бандитов, вне зависимости – они здесь на туристической прогулке или с другими целями».

Капоне сдался, не вступая в конфликт: «Я устал от криков вокруг. Если они не хотят меня здесь видеть, достаточно просто сказать». Однако, ожидая на платформе вокзала в Санта-Фе поезда The Chief, отправляющего в Чикаго, Капоне спросил у репортеров: «Чем я не угодил вашему городу? Я не планировал здесь что-либо устраивать, просто приехал с товарищами как турист. Казалось, вы любите туристов. У меня много денег. Из Лос-Анджелеса выгоняли человека, у которого есть деньги?»

«Сегодня мы прекрасно провели время, прежде чем полиция приказала убираться. Гуляли по киностудии, наблюдали, как снимают кино. Это грандиозный бизнес. Мы посетили дома некоторых кинозвезд, и, кажется, старый дом Мэри Пикфорд лучше того, в котором она живет сейчас».

Капоне решил, что сделает перед следующим визитом. «Когда я разберусь с делами в Чикаго, найду риелтора, чтобы купить большой дом. Я стану налогоплательщиком, и никто не сможет выставить меня отсюда. Риелторы не выпустят из цепких лап человека, у которого есть деньги».

Капоне всячески пытались унизить. Помимо прочего, кто-то украл флягу с вином, которую Капоне отложил для поездки. «Теперь мне нечего будет пить по дороге домой, – сказал он, прощаясь с горожанами. – Довольно досадно, когда так относятся к человеку, который ничего дурного никому не желал и просто хотел отдохнуть от работы».

Когда в Чикаго узнали, что Капоне возвращается, начальник полиции Хьюз сказал: «Мы соберем специальную группу, чтобы встретить его на вокзале». Капоне рассмеялся. «Хьюз тот еще шутник, – сказал Капоне. – Я владелец недвижимости в Чикаго и порядочный налогоплательщик. Хьюз не может запретить мне вернуться домой».

Скоро его настроение испортилось. Поездка была не только сухой, но и весьма некомфортной. О какой-либо конфиденциальности не было и речи.

Полицейские, охраняющие платформы на каждой остановке, напряженно ожидали какой-нибудь страшной выходки от этого архизлодея. «В Канзас-Сити полицейских было так много, что они притворялись продавцами яблок». На самом деле защита была нужна Капоне. Люди постоянно заходили в поезд, чтобы посмотреть на него.

Майк Хьюз не шутил. Начальник детективного отдела Уильям О’Коннор подтвердил, что полиция встретит поезд, и если Капоне тут же не поедет обратно, отправится прямиком в кутузку. О’Коннор объяснил: «План – дать Капоне понять, что для него знак «парковка запрещена» уже вывешен».

Когда поезд пересек границу Иллинойса, Капоне заметил сопровождавшему репортеру: «Тяжело, когда гражданина с безупречной репутацией преследуют полицейские в собственном доме, хотя их жалованье, по крайней мере частично, выплачивается из кармана жертвы. Можете написать, что каждый полицейский в Чикаго получает часть хлеба с маслом из налогов, которые плачу я. Полицейские собираются бросить меня в тюрьму только за то, что я хочу домой, увидеться с женой и маленьким сыном. Мне ужасно, ужасно плохо…»

Капоне не собирался сдаваться так легко, как в Лос-Анджелесе:

– Я возвращаюсь в Чикаго, и меня не остановить. Я имею право находиться в собственном доме с семьей. Единственный способ у полиции удержать меня от Чикаго – пустить пулю в голову.

– А как насчет разговоров о попытке убить начальника детективов? – поинтересовался журналист.

– Хочешь знать правду? Я расскажу, это смешно. Двое моих людей были задержаны. При них нашли оружие для самообороны. Когда их тащили в офис начальника детективного отдела, одного ударили в живот, и пистолет на поясе, съехав на бок, чуть не упал на пол. Естественно, он потянулся, чтобы удержать оружие. И это О’Коннор называет попыткой убийства? – Капоне всплеснул руками от возмущения.

Отряды полиции находились на каждой железнодорожной станции.

Дэниела Хили (повышенного до сержанта после убийства Винсента Друччи) на всякий случай отправили на станцию, где поезд не останавливался.

На одной из остановок Капоне позвонил старшему брату Ральфу и попросил встретить в Джолиете в пятницу утром, 16 декабря. Ральф, никогда не отличающийся умом, прилетел на вокзал за час до прибытия поезда на двух седанах с четырьмя сопровождающими. Заметив людей, слоняющихся без дела, помощник дежурного по станции проверил их документы. Полиция Джолиета задержала всю компанию, отдыхающую возле депо, при этом из-под одежды встречающих вызывающе торчало оружие, а рядом находилась винтовка.

– Вы – Аль Капоне, – утверждающе произнес Джон Дж. Коркоран, начальник полиции Джолиета, когда Капоне вышел из поезда в 9:45.

– Рад познакомиться, – не стал спорить Капоне.

В следующее мгновение его окружили шесть полицейских, вооруженных винтовками:

– Черт побери! Можно подумать, я Джесси Джеймс с бандой Джеймсов-Янгеров.

– Зачем эта артиллерия? – Он осторожно передал полицейскому два револьвера и две запасные обоймы. – Возможно, вы хотите забрать боеприпасы? Они теперь бесполезны…

Капоне поместили в камеру, где коротали время два «душистых» бомжа. Чтобы избавиться, Капоне заплатил за них по $22 из конфискованных при задержании $2447. Спустя восемь часов, освободившись под залог в $2400 долларов, бывшие задержанные отправились в Чикаго-Хайтс на праздничный банкет.

– Когда я вернусь на суд, – усмехнулся Капоне, – сделаю пожертвование достойным благотворительным учреждениям Джолиета. Дам понять, что ни на кого не сержусь.

Суд состоялся в следующий четверг. Он проходил через систему судейской палаты, и общая сумма штрафов за незаконное ношение оружия плюс судебные издержки составила $2 601. Кроме того, Капоне должен был выплатить в местный магистрат и окружной суд $1589 и 80 центов.

– Возможно, это будет для вас уроком, – сказал окружной судья Фред Д. Адамс.

– Да, сэр, – ответил Капоне, не скрывая широкой улыбки и вытаскивая из кармана шесть чеков. – Обещаю больше не носить револьвер в Джолиете. – Он отказался от сдачи в размере $10 и 20 центов, которые принес судейский клерк Альбин Ф. Деландер (отец Мисс Америки 1927 года). – Можете передать деньги парню из Армии спасения, который стоит на углу, одетый Санта-Клаусом. Скажите, это рождественский подарок от Аль Капоне».

Тем временем полиция окружила дом Капоне на улице Саут-Прэри в Чикаго. «Мы не хотим, чтобы Капоне находился в Чикаго, поэтому пытаемся сделать его жизнь максимально дискомфортной, – объяснял Хьюз. – Но не станем мешать ему поехать на вокзал и сесть в поезд, следующий куда подальше». В это время, по иронии судьбы, Муссолини начал проводить политику «принудительной привязки к месту жительства», то есть практически домашнего ареста, для лиц, подозреваемых в связях с сицилийской мафией, диссидентов и прочих врагов государства.

Капоне понял, на чьей стороне сила, и снова покинул город, на этот раз без фанфар, и действительно отправился во Флориду.