До меня уже доходили слухи, что в последнее время князю Сергею нездоровится. И вот теперь я получил этому подтверждение. Князь был еще далеко не старик, но выглядел сегодня под стать своему престарелому отцу, доживающему свой век в загородном дворце: отекшее бледное лицо, впалые щеки, потухший взор, безвольно поникшие плечи… Я и не предполагал, что когда-нибудь увижу неунывающего правителя нашего княжества в таком упадке сил и духа. Впрочем, когда мы с Михаилом вошли в Белый зал Зимнего дворца, сидящий во главе массивного стола князь все же постарался придать себе бодрый вид, хотя полностью скрыть свое плохое самочувствие у его светлости, естественно, не получилось…

Мы прибыли во дворец по официальному приглашению спустя две недели со дня начала Новой Мировой войны – так, не мудрствуя лукаво, газетчики окрестили вторжение норманнов в Святую Европу. Присваивать этой Мировой войне порядковый номер газетчики пока не рискнули: то ли боялись сесть в лужу, если в ближайший месяц конфликт вдруг уляжется, то ли просто сбились со счета – ведь за Век Хаоса мир пережил столько глобальных войн, что в исторических хрониках не была отражена и половина из них.

Михаил, как и я, пребывал в неведении касательно того, с чем связано это приглашение, свалившееся будто снег на голову, и выдвинул несколько версий. Наиболее правдиво звучала следующая: раз уж мы с ним топали в Зимний на пару, значит, речь пойдет о ватиканском агенте, убитом недавно у меня в доме.

– На прошедшей сегодня в Зимнем дворце встрече князя с представителями эмигрантской общественности была особо отмечена гражданская бдительность господина Хенриксона, ценой героических усилий обезвредившего иностранного резидента! – взяв саркастически-пафосный тон, прокомментировал Михаил вероятные итоги еще не состоявшегося визита. Фигляр паясничал всю дорогу до Зимнего, но успокаивать Михалыча было еще неразумнее, чем поддразнивать. В беседах с Михаилом я всегда придерживался одной тактики: лучше дать костру прогореть, чем тушить его голыми руками. – Герою операции были торжественно вручены медаль «За заслуги перед вторым отечеством» и материальная компенсация в виде ковра и журнального столика. Присутствующий на приеме представитель петербургской контрразведки… – Михаил осекся, тяжко вздохнул и переменил тон на траурный: —…был поставлен в неприглядную позу и получил строгий выговор с занесением в личное тело. После чего сбежал с банкета, так как уже не мог принять сидячее положение.

– Сожалею, что вашей палате не удалось сохранить этот инцидент в тайне, – посочувствовал я контрразведчику. – Что поделаешь: шила в заднице не утаишь… Чего уставился? Опять я что-то не так сказал?

– Что у тебя с памятью? Книги умные читаешь, а банальные присказки выучить не можешь! И не совестно коверкать фольклор великого народа? Хотя про шило в причинном месте – это, пожалуй, весьма актуально сказано… – Михаил тоскливо поглядел на дворец и болезненно скривил лицо, будто кто и впрямь уколол Михалыча иглой в филейную часть. – Ладно, идем. Негоже заставлять светлейшего князя ждать…

Мне уже доводилось бывать в Белом зале Зимнего, и потому челюсть моя давно не отвисала при виде изысканного дворцового убранства. Парадоксальным качеством обладал князь Сергей – окружив себя роскошью, он тем не менее оставался прост в общении и неприхотлив. Князь мог днями пропадать в порту и на фабриках, инспектируя работу докеров или ремесленников, и никогда не чурался перекусить с ними из общего котла. Это во многом роднило его с древним русским царем Петром Первым – талантливым, прогрессивным правителем и основателем замечательного города, что приютил нас, беглецов из Святой Европы.

По правую руку от светлейшего князя сидел его секретарь, что лишний раз подчеркивало официальность приема. Кроме них, в Белом зале больше никого не было. Ожидаемые Михаилом высокие чины из контрразведки также отсутствовали, отчего мой спутник заметно пригорюнился, поскольку решил, что командование сделало его единственным козлом отпущения.

Мы с Михаилом не являлись титулованными особами и давно утратили статус почетных гостей, поэтому князь не стал выходить нам навстречу, а просто указал на ближайшие к нему кресла – уменьшенные копии того, в котором расположился сам.

– Изволите чаю, господа? – полюбопытствовал князь Сергей. – Или предпочитаете что-нибудь покрепче?

– Водки, если вас не затруднит, – ответил Михаил, не дав мне и рта раскрыть. После чего поспешно уточнил: – Я сегодня не на службе, да и на улице прохладно, знаете ли.

У меня не оставалось другого выбора, как из чувства дружеской солидарности пожелать того же самого. Водку Михаил в последнее время пил редко, и сегодня его желание принять на грудь выглядело всего лишь намыливанием веревки, на которой его вот-вот должны были подвесить за разгильдяйство. Князь нажал кнопку вызова прислуги и, когда дворецкий явился, передал тому просьбу гостей. Слуга удалился, после чего его светлость решил перейти к делу.

– Мне крайне неудобно перед вами, Эрик, за то происшествие, в которое вы угодили по халатности людей, обязанных защищать вашу семью…

Под заерзавшим Михаилом заскрипело кресло – контрразведчик прекрасно понимал, кому адресованы эти упреки. Но, вопреки ожиданиям Михалыча, ему не пришлось отдуваться за свое ведомство, и князь Сергей не поставил бойца невидимого фронта в некрасивую позу, как тот ожидал. Забегая вперед, скажу, что в дальнейшей нашей беседе данная тема больше не затрагивалась и повод для пьянства устранился для Михаила сам собой. Чему тот, впрочем, не придал значения, и, когда дворецкий поставил перед нами водку и холодные закуски, мой друг оценил княжеское угощение по достоинству. Действительно, не пропадать же добру, в конце концов!

– …Семь лет назад я пообещал предоставить детям де Люка и вам политическое убежище, – продолжал князь, – но, как видите, обещание мое сдержано лишь наполовину. Вашей семье по-прежнему угрожает опасность. Однако я клянусь сделать все возможное, чтобы в будущем подобные инциденты не повторялись. И, чтобы хоть как-то загладить свою вину, хочу преподнести вам скромный подарок.

После этих слов секретарь князя вышел из-за стола и снял со шкафа деревянную шкатулку размером с большую раскладную шахматную доску. Я недоуменно взглянул на князя Сергея, но лицо того оставалось непроницаемым. Держа шкатулку перед собой, секретарь обогнул стол и с дежурной улыбкой вручил мне княжеский презент. Поблагодарив, я принял дар и сразу почувствовал, что внутри находится нечто весомое и, несомненно, ценное. Я почему-то решил, что в шкатулке – столовое серебро. Что ж, Кэтрин будет в восторге – ей всегда нравились дорогие и практичные вещи. Мне стало неловко от неожиданного и щедрого жеста его светлости, но говорить князю, что он напрасно все это затеял, было, конечно же, невежливо.

– Ваш подарок – огромная честь для меня, – растроганно признался я, ставя шкатулку на стол и отцепляя защелки на крышке. – Обещаю беречь его как зеницу ока…

Поначалу я подумал, что мне померещилось, однако под крышкой скрывалось именно то, чего я действительно никак не ожидал увидеть. И пусть Кэтрин этим сюрпризом было явно не обрадовать, я от такого подарка на несколько секунд буквально лишился дара речи. Заинтригованный моим ошеломленным видом, Михаил тоже привстал из кресла, дабы рассмотреть, чем же особенным побаловал меня наш благодетель…

– Твою мать!.. – в сердцах проговорил Михал Михалыч, забыв на миг от удивления, где находится, но тут же прикусил язык: – Оп!.. Виноват, ваша светлость! Просто ваш подарок… Даю руку на отсечение, вы и впрямь сумели угодить моему товарищу! Да вы только взгляните на его довольное лицо!

– «Глок-87»! – все еще не веря своим глазам, проговорил я и медленно вынул из шкатулки подаренный пистолет, которых там лежало аж два. Я держал подарок бережно, словно оружие было сделано из хрусталя, и взялся рассматривать его со всех сторон, как искатель извлеченную из земли драгоценную находку. – Я и понятия не имел, что «восемьдесят седьмые» существуют! Когда-то я пользовался парой «пятьдесят девятых» и был уверен, что это последняя модель, которую Древние успели создать до Каменного Дождя… Год выпуска – две тысячи шестьдесят второй! Классический калибр, удлиненный ствол, удобство разборки и все привычные навороты: система стабилизации при быстрой стрельбе, автоматическая подгонка рукояти, куча всевозможных компенсаторов и примочек плюс ко всему… – Я присмотрелся к овальной выемке-глазку на рукояти. – Да, те же, что и на «пятьдесят девятом», двусторонние, рассчитанные на правшей и левшей оптические сенсорные предохранители. Они позволяют взвести курок только после определения отпечатка пальца владельца. Поначалу неудобно, но потом привыкаешь. Оружейники до сих пор ломают головы, как и от какого источника питания работает эта загадочная примочка. Зато, если владелец заблокирует предохранитель, никто уже этим оружием не воспользуется: ни враги, ни собственные дети…

– Эй, ты здесь? – Михаил обеспокоенно толкнул меня локтем в плечо.

– Что? – недоуменно взглянул я на него, после чего усмехнулся. И впрямь, чересчур уж сильно увлекся. Прямо не серьезный взрослый человек, а ребенок, заполучивший новую игрушку, честное слово. Вон и князь поглядывает со снисходительностью, тоже небось смеется надо мной про себя.

– Авторитетная пукалка, – уважительно произнес Михаил. – Ты мне только одно скажи, и я отстану: штопор или хотя бы открывалка в ней предусмотрены?..

– Мы знали об этих мудреных предохранителях, Эрик, поэтому никто к пистолетам до вас не прикасался, – сообщил правитель. – Мой друг, сделайте милость, покажите старику: как работает сия диковинка?

Подойдя к князю, чтобы он мог наблюдать, я вложил рукоять «глока» в правую ладонь и плотно прижал средний палец к глазку предохранителя. Внутри пистолета что-то легонько щелкнуло, после чего затворная рама резко отъехала назад без всякого моего вмешательства. Я вздрогнул: автоматическое взведение – это что-то новенькое; на «пятьдесят девятом» этой функции точно не было. Теперь не удивлюсь, если вдруг узнаю, что «восемьдесят седьмой» еще и самостоятельно определяет, когда ему стрелять и сколько патронов за раз выпускать. Ох уж эти головастые умники-Древние, у которых, по слухам, даже зубные щетки были с моторчиком!..

– Это очень дорогой подарок, ваша светлость. – Я покачал головой, укоряя князя за столь неоправданную широту души. – Где вы раздобыли этих близнецов?

– Государственная тайна, – шутливо ответил князь, однако карты все же раскрыл. – Удивитесь, если узнаете, что к появлению этих пистолетов здесь, в России, вы причастны самым непосредственным образом?

– Как такое может быть?

– Очень даже просто. После той стычки на границе мы сумели наладить контакт со святоевропейскими байкерами. Сначала с хорошо известным вам господином Оборотнем, а через него – еще с парой таких же одиозных личностей. Надо заметить, весьма полезное выдалось знакомство. Как в торговых вопросах, так и в плане добычи стратегической информации. Мы допускали серьезную ошибку, отвергая ранее сотрудничество с рыцарями дорог. Цены за услуги они, конечно, ломят дикие, но результаты того стоят. Я был приятно шокирован, когда узнал, как много можно выведать о наших западных соседях всего за бочку бензина. Кстати, эти пистолеты достал для нас пару лет назад именно Оборотень. Причем не взял за них ни копейки. Господин О’Доннел сделал подарок нашему княжеству в честь, так сказать, пятилетия взаимовыгодного сотрудничества. А также за то, что мы дали его сестре право на жительство. Благородный, однако, сукин сын, хоть и бандит.

Я покосился на Михаила. Он не рассказывал мне о контактах русской разведки с байкерами, хотя порой по старой дружбе делился кое-какой незначительной информацией. Михаил проигнорировал немой упрек, поскольку в этот момент приступил к дегустации княжеской водки, все еще опасаясь, что его заставят-таки отдуваться за допущенную халатность.

– А вы не боитесь, что Пророк использует против вас вашу же тактику шпионажа? – поинтересовался я у князя.

– Я скорее поверю, что Пророк – тот, за кого он себя выдает, чем тому, что он привлек на службу байкеров, – молвил его светлость. – В Святой Европе их продолжают считать грязным отребьем, которое следует истреблять, как крыс. Да и нет у Гласа Господнего столько бензина, чтобы еще и с байкерами за услуги расплачиваться… Ну как, Эрик, довольны подарком?

– Спрашиваете! – ответил я, активируя предохранитель на втором пистолете. В шкатулке имелись также запасные магазины и две пачки патронов, но ими я намеревался заняться уже дома. Наигрался, пора и честь знать. – Получается, теперь я ваш должник.

– Полноте, – отмахнулся князь. – Ничего вы мне не должны. Однако вы уже наверняка догадались, что я позвал вас сюда не только за этим. Не буду томить – у меня к вам имеется серьезное поручение довольно деликатного свойства. Оно в равной степени касается как международной политики, так и моих семейных проблем. Контрразведка осведомлена, где сейчас находится мой сын Ярослав. Вероятно, и вы, Эрик, уже об этом слышали.

– Нет, ваша светлость, я не в курсе. – Мне пришлось слукавить, поскольку не хотелось признаваться, что кое-какие слухи до меня все же доходили.

Нервно вертя в пальцах карандаш, князь Сергей вкратце обрисовал мне ситуацию. По тому, насколько он был расстроен, я решил, что, помимо истории блудного Ярослава, выяснил и причину княжеского недомогания. Положение складывалось гораздо хуже, чем я подозревал. Ярослав был молод, горяч и впечатлителен, поэтому совершенно не беспокоился о последствиях своего необдуманного шага. А последствия могли обрушиться на голову князя, как из мешка.

Прежде всего политические. Весть об участии русского княжича в войне на стороне норманнов так или иначе дойдет до Пророка, что сильно осложнит и без того напряженные отношения петербургского и святоевропейского правителей. Пока шла Новая Мировая и Глас Господень был занят изгнанием скандинавов, ему было, разумеется, не до конфликтов с Петербургом. Но в случае победы Ватикана конфликт неизбежен. А успех Торвальда Грингсона в этой войне ставился под очень большой вопрос.

В России постоянно ожидали дипломатов от Пророка с предложениями о создании альянса для разгрома северных интервентов, однако таковых предложений российским князьям пока не поступало. Пророк истово верил в собственное могущество, усиленное не только покровительством Всевышнего, но и вполне боеспособной армией. Именно в этот момент Защитники Веры объединяли усилия для массированного удара по агрессорам, двигающимся по Рейну в глубь Святой Европы, словно зубастый червь к сердцевине яблока.

Вороний Коготь уповал на поддержку своих богов и тоже верил в победу. За внешне безрассудной наступательной тактикой «башмачников» скрывались неплохое техническое оснащение и огромный опыт ведения локальных войн. Вместо морского похода на Ватикан, во время которого флот норманнов был бы изрядно потрепан, а то и вовсе потоплен в Средиземном море, Грингсон предпочел вкогтиться в побережье врага стремительной высадкой и на десантных ботах отправился вверх по Рейну. Несколько моторизованных сухопутных дружин на легкой бронетехнике двигалось по берегам реки параллельно огромной флотилии, прикрывая ее с флангов. По данным русской разведки, позавчера норманны сровняли с землей Бонн и сейчас двигались к Мангейму. Особо яростного сопротивления «башмачники» пока не встречали – уцелевшие Защитники Веры из Дюссельдорфа и Бонна отступили, чтобы примкнуть к идущей с юга армии Крестоносцев – мощного бронированного кулака, спешно сформированного из частей Ватиканской, Мадридской, Афинской и прочих епархий. Армию возглавлял сам Апостол Защитников Веры. Пророк возлагал на Крестоносцев все свои надежды, которые имели хорошие шансы сбыться.

И хоть князь Сергей завел с нами разговор прежде всего о грозящих ему политических проблемах, было очевидно, что он думает больше не о них, а о судьбе своего единственного наследника. Выросший в мирном Петербургском княжестве, Ярослав бросился сегодня в такую заваруху, выжить в которой было нелегко даже матерому вояке. Безусловно, я во многом понимал княжеского сына – жажда приключений в юные годы идет рука об руку с безрассудством. Но поскольку сам я уже давно воспитывал троих приемных детей, одобрить поступок Ярослава у меня не получалось при всем желании. По прибытии на родину княжичу требовалось учинить хорошую родительскую взбучку, однако дело складывалось так, что Ярослав мог попросту не дожить до возвращения в родные пенаты.

– Я все надеялся, что Ярослав одумается, – закончил князь свой печальный рассказ. – Норманны – не слишком приятные люди. Я полагал, что сыну с его воспитанием будет сложно прижиться у них и вскоре он примчится домой. Но, оказывается, мы плохо его знали. И наш посол в Стокгольме, и дипломаты, которые были посланы ему в помощь, не сумели уговорить Ярослава вернуться. Я уже хотел направить делегацию к Грингсону, чтобы он вошел в наше положение и сам повлиял на моего сына, но в последний момент мне пришлось оставить эту идею. Просто я вдруг понял, что такая помощь лишь навредит Ярославу, которому и так сейчас нелегко. Моя чрезмерная опека унизит его в глазах головорезов, которые его окружают. Он станет объектом для насмешек, что в конечном итоге повредит и ему, и репутации нашего княжества. Ничего не попишешь, господа: я не имею права слепо подчиняться отцовским инстинктам. Мне приходится думать и о политических последствиях собственных действий. Таков крест правителя. Да, я тоже в молодости ненавидел своего отца за то, что он был со мной излишне строг и холоден. Но, став князем, я сказал ему за эту строгость спасибо. И в будущем мне хочется услышать такое же спасибо от Ярослава. Но, как мне подарить ему это будущее, если он его сознательно отвергает? Как, черт побери? А тут еще проклятая война, будь она неладна!

Князь в бессильной ярости стиснул кулак и сломал зажатый в нем карандаш, после чего в раздражении швырнул обломки на стол. Я терпеливо ожидал, когда правитель объяснит, что конкретно от нас требуется. Однако Михаил, в чей список достоинств терпение не входило, решил проявить инициативу:

– Вы приказываете нам отыскать Ярослава в Святой Европе и доставить его обратно в Петербург, ваша светлость?

– Не приказываю, Михаил, – поправил его князь. – Это будет всего лишь дружеской просьбой. Вы в любой момент вольны отказаться от ее выполнения, если решите, что такая работа вам не под силу. Но вознаграждение за труд вы получите так или иначе.

Я нахмурился: да, нечто подобное и предвиделось. Отозвать княжича из зоны боевых действий и сопроводить домой… Или «отозвать» – это мягко сказано? Если гора не идет к Магомету, значит… нет, неверная присказка. Здесь, скорее, подошло бы изречение древнего мудреца Клеанфа: «Желающего идти судьба ведет, нежелающего – тащит». Что ж, будет весьма почетно выступать в роли княжеской Судьбы.

– Насколько далеко станут распространяться наши полномочия? – обтекаемо поинтересовался я. То, что нам предстоит нелегальная операция, можно было не спрашивать. Отправлять Эрика Хенриксона с официальной миссией в Святую Европу, даже находящуюся в состоянии войны, и уповать на то, что его защитит дипломатический иммунитет, мог только отчаянный оптимист или идиот. Князь Сергей к таковым отнюдь не принадлежал.

– Вы хотите спросить, будет ли вам разрешено применять оружие или эвакуировать моего сына силой? – Его светлости пришлись не по нраву мои намеки, и он потребовал от меня конкретный вопрос.

– Совершенно верно. – Я кивнул. – Буду признателен, если вы остановитесь на этом поподробнее.

– Само собой разумеется, Эрик… Заявляю сразу и категорично: если согласитесь мне помогать, и думать забудьте о насильственной эвакуации Ярослава! Применяйте оружие исключительно для самообороны, и то если доведется вступить в конфликт со святоевропейцами. Со скандинавами – никаких конфликтов! Я очень надеюсь, что сын достаточно насмотрелся на кровь и сегодня окажется гораздо проще убедить его вернуться домой.

– Прошу прощения, ваша светлость, но почему для этих переговоров вы выбрали именно меня и Эрика? – полюбопытствовал Михаил. – Нет, конечно, ваше доверие нам льстит, но полагаться на нас, как на переговорщиков, все же… хм… слегка неосмотрительно. Вот если бы вы, к примеру, заставили нас провести чей-нибудь допрос с пристрастием или побузить в лагере у «башмачников», тогда все ясно. Но дипломатия, она… как бы это сказать… немного не по нашей части.

– Я осведомлен об этом не хуже других, – сказал князь. – Только с чего вы взяли, что именно вам придется заниматься переговорами? Нет, ваша обязанность – обеспечивать безопасность моего главного переговорщика. И ничего лишнего, а тем паче предосудительного.

– Но даже если так, – не унимался Михаил, – скажите, почему все-таки мы? Я, как видите, не слишком легок на подъем, – он продемонстрировал князю свою трость, – да и Эрик не молод – вон как суставы скрипят, за версту слыхать…

Наверное, и впрямь слыхать – на свои скрипящие суставы я Михаилу никогда не жаловался.

– Здесь все просто, – ответил князь. – Когда полтора месяца назад в Стокгольме Ярослав поколотил и вышвырнул за дверь нашего лучшего дипломата Севастьяна Сомова, все мои переговорщики заявили, что умывают руки. Теперь они боятся даже приближаться к моему сыну, не говоря о том, чтобы просить его одуматься. Даже за хорошее вознаграждение. Вы не представляете, сколько труда мне стоило отыскать добровольца, который согласился бы взвалить на себя эту непростую задачу. Однако, в конце концов, такой человек нашелся. Этот герой служит у меня в Думе скромным советником по зарубежной политике. И он не просто согласился отправиться к Ярославу на переговоры, но и гарантировал мне положительный результат. Правда, при одном условии: с ним непременно должны отправиться «разлюбезнейшие господа Эрик и Михаил» – именно так он и заявил…

– Магистр Конрад?! – в один голос воскликнули мы с Михаилом, по глубоко въевшейся охотничьей привычке назвав господина фон Циммера магистром.

– Я так и знал, что вы догадаетесь, о ком идет речь, – довольно потер руки князь. – Конрад фон Циммер, один из моих лучших консультантов по Святой Европе. Отменный профессионал и исполнительный служащий. Подобные ему люди встречаются один на тысячу, а то и реже. Даже не верится, что в груди этого маленького человека бьется такое большое и благородное сердце…

– Заткните мне уши – я не могу это слышать, – прошептал Михаил, притворно закатив глаза. – Дожили: проклятый Черпак тащит нас обратно в пасть Дьявола! Знал бы, что такое произойдет, пристрелил бы мелкую тварь еще семь лет назад, под Лавалем…

– Почему же магистр… э-э-э, то есть господин фон Циммер так твердо уверен, что у него все получится? – осведомился я, с трудом осознавая, что услышанное нами не шутка.

– Вы разве забыли, что Конрад Фридрихович – бывший дознаватель Ордена Инквизиции? – недоуменно вскинул брови его светлость. – Фон Циммер – специалист в убеждении людей отступать от ложных точек зрения… – И, предвидя саркастические замечания уже раскрывшего рот Михаила, уточнил: – Не думайте, что люди этой профессии все как один отъявленные истязатели, вроде изверга Аврелия. Сам факт, что Конрад Фридрихович последовал за вами в изгнание…

– Тоже мне, жена декабриста! – пробормотал Михаил.

– …говорит о том, что он глубоко раскаивается в содеянных им злодеяниях. Я придерживаюсь мнения, что талантливый инквизитор обладает даром убеждения и без пыточных инструментов. К тому же фон Циммер заверил меня, что вы оба были свидетелями, как ему без пыток удалось убедить Охотника предать своих братьев.

Михаил побагровел и стиснул подлокотники кресла. Что ни говори, а обидно, когда какой-то проходимец присваивает авторство твоей уникальной идеи допроса Охотников. С этой минуты я уже не сомневался, что Михалыч без колебаний пойдет за Конрадом не только в «пасть Дьявола», но и в более отвратительные места. Исключительно ради того, чтобы навеки оставить там наглого коротышку.

– Что было, то было, – подлил я масла в огонь Михаилова гнева, о чем меня тут же известил испепеляющий взгляд моего друга. – А многоуважаемый Конрад Фридрихович случайно не рассказывал вам о том, как он руководил операцией по захвату маньяка-педофила Люцифера?

– Нет. А он и там отличился? – искренне поразился князь. – Я не знал… Согласитесь, какой все-таки отважный человек этот фон Циммер! А по виду не скажешь.

– И не говорите, – продолжал я испытывать терпение Михаила. – В городка Перудже, что под Ватиканом, в честь инквизитора Конрада даже улицу назвали.

– Да неужели?.. Что ж, спасибо вам, господа: я лишний раз убедился, что мой выбор пал на достойного человека, – подытожил князь. – Теперь все в его руках. Так, значит, вы согласны сопровождать Конрада Фридриховича в его нелегкой миссии?

– Разумеется, ваша светлость, – подтвердил я. – После всего что вы для нас сделали, мы будем рады помочь вам разрешить эту непростую ситуацию. Я пока не знаю, что задумал фон Циммер, но уверен, вместе мы найдем приемлемое решение.

– Присоединяюсь к Эрику, – с нездоровым блеском в глазах произнес Михаил. – Мне тоже приходилось работать с Конрадом Фридриховичем. Редкостный… во всех отношениях человек. В охотничьих рейдах мы всегда находили с ним общий язык.

– Благодарю за поддержку, господа. – В глазах князя Сергея сквозь пелену грусти пробился тоненький лучик надежды. У меня же в успехе грядущего предприятия не было даже такой зыбкой уверенности. – Я знал, что на вас можно положиться. С техническими деталями миссии вас подробно ознакомит фон Циммер, и я не буду на них отвлекаться. Опишу лишь вашу основную задачу. Со дня вторжения в Святую Европу Торвальд Грингсон так и не потрудился сделать по этому поводу заявление для российского Совета Князей. Дипломатические каналы не функционируют: все скандинавские послы отозваны сегодня из России под разными предлогами. Поэтому от имени нашего Совета я взял на себя ответственность выдвинуть к конунгу Скандинавии представителя. Ему необходимо взять у Грингсона официальный комментарий происходящего и завизировать его документально. Для скандинавов вы – дипломатическая миссия Совета Князей, и это действительно так. Думаю, в Совете знают, почему именно я вызвался направить делегатов, но это не важно. Торвальд тоже достаточно умен, чтобы догадаться, какие еще цели преследуют послы из Петербурга. Однако он не посмеет причинить вам никакого вреда. Как и отказать в просьбе о конфиденциальной встрече с Ярославом – такое свидание будет выглядеть вполне в порядке вещей.

– Другой вопрос, согласится ли Ярослав на это свидание, – заметил Михаил. – И не найдет ли Грингсон предлог, чтобы оно не состоялось.

– Да, это может оказаться для вас основной загвоздкой, – признал его светлость. – Нельзя предсказать, с чем вам придется столкнуться в лагере норманнов, а также по дороге туда и, дай бог, обратно. Сидя в этом зале, мы не увидим и половины проблем, ожидающих вас в Европе. Что ж, таковы издержки дипломатии. В политике часто приходится соваться в воду, не зная броду, только для того, чтобы обнаружить этот проклятый брод. Я уже предпринял кое-какие меры и заручился поддержкой нужных людей за границей. Они по мере сил посодействуют вашей миссии. Святоевропейские документы, паспорта и деньги вы тоже получите. К сожалению, больше я вам ничем помочь не могу. Поэтому в лагере Грингсона вы будете рассчитывать только на свои силы. А я – ежедневно молиться, чтобы Господь ниспослал вам удачу…

– Чер!.. Чер!.. Чер!.. – задыхаясь от негодования, заладил Михаил, когда мы с ним покинули Зимний и остановились на Дворцовой площади обсудить прошедшую встречу, итоги которой не сумел предсказать даже мой прозорливый друг.

– Дыши ровнее… Так, еще ровнее… Очень хорошо, скоро тебе полегчает… – заботливо советовал я, опасаясь, как бы Михалыч ненароком не слег от инфаркта и не вынудил меня в одиночку нянчиться с ублюдком Конрадом. – Согласен: чертовски неприятная ситуация. Но сам посуди: разве можно отказывать благодетелю, которому мы обязаны всем?

– Черпак!!! – вырвалось наконец у Михаила. Мне почудилось, что от его гневного рыка пошатнулась Александрийская колонна, а охраняющие дворец гвардейцы вздрогнули и едва не вскинули винтовки. – Да я его живьем закопаю! Где живет эта сволочь?

Я знал, где находится новый, недавно купленный дом бывшего инквизитора Конрада, прозванного когда-то святоевропейскими байкерами Черпаком, однако не торопился выдавать Михаилу эти сведения. Жаль было подвергать насилию чересчур самоуверенного, но в целом неплохого господина фон Циммера, у которого, между прочим, мы тоже оставались в большом долгу.

– Остынь, – попросил я Михаила. – Успеешь еще поговорить с Черпаком, никуда он от нас теперь не убежит. Отвратительно, конечно, было со стороны Конрада не поставить нас в известность, однако незачем бить друг другу морды перед таким ответственным мероприятием.

– Ты явно хотел сказать не «морды», а «наглую мелкую морду», не так ли? – все еще пыхтя от возмущения, проворчал контрразведчик. – Ты слышал, что этот прыщ князю наболтал? Конрад ведь не сказал, что сделает в Европе все возможное. Он дал гарантию, мать его! И нас под эту статью подвел! Нет, я вовсе не против помочь его светлости. Наоборот, даже рад в кои-то веки отплатить князю за его доброту. Но только не под началом этого комедианта Фридриховича! Да это же просто несерьезно: Эрик и Михаил вновь поступают под командование магистра Конрада!.. – И, отсалютовав по-охотничьи, к козырьку, прогнусавил: – «Так точно, ваша честь!», «Разрешите идти, ваша честь?», «Отступник доставлен, ваша честь!»… Тьфу на него!

– Разве нам с тобой привыкать? – пожал плечами я.

– Ты у меня еще поостри! – пробурчал Михаил. – Вот увидишь, в какие дебри затащит нас с тобой друг Кондратий. Охота на Люцифера игрой в казаки-разбойники покажется! Жду не дождусь, когда услышу, что же такое сокровенное собрался шепнуть коротышка на ушко княжичу, отчего тот рванет назад, к папаше, впереди нас.

– Не забывай, что Конрад и не таких упрямцев уламывал, – заметил я. – Наверняка он уже разработал в отношении Ярослава какой-то подход.

– Понятия не имею, что он там разработал. Но готов поспорить, что ничего путного из этого не выйдет. Вот увидишь, я, как всегда, буду прав!..

Я промолчал. Михаил был несусветным занудой, но его прогнозы имели моду сбываться, порой даже вопреки здравому смыслу. Однако сейчас мне предстояло задуматься о другом: как потактичнее сообщить Кэтрин о моем отъезде на неопределенный срок. Здесь уже не надо было являться провидцем, чтобы догадаться: дома у меня назревал грандиозный скандал, причем такой, какого я за время семейной жизни еще не видел…