Приключение клерка
Вскоре после женитьбы я купил у престарелого доктора Фаркера его практику в Паддингтоне. Когда-то пациентов было множество, но доктор старел и к тому же страдал чем-то вроде пляски святого Витта – и число их заметно поубавилось. Каждый человек, естественно, предпочитает лечиться у того, кто сам здоров, и если врач не в силах исцелить себя самого, то уж какое тут доверие к его медицинским познаниям и опыту. По мере того, как здоровье старого доктора ухудшалось, дела его приходили все в больший упадок, и к моменту, когда была заключена наша сделка, практика приносила ему вместо прежних тысячи двухсот всего около трехсот фунтов в год. Но я не сомневался, что мне, человеку молодому и энергичному, удастся за год-два изменить ситуацию, и пациентов будет более чем достаточно.
Первые месяцы я не выезжал за пределы Паддингтона – увы, мне было не до визитов, в том числе и на Бейкер-стрит. Поэтому все это время я не виделся с Холмсом, он сам ведь если и выходил куда-нибудь, то только по делу. Легко представить себе мою радость, когда однажды июньским утром звонок в передней, а затем резкий голос моего старого друга оторвали меня от чтения «Британского медицинского вестника».
– Рад вас видеть, дорогой Ватсон! – сказал он еще на пороге. – Как миссис Ватсон? Пришла в себя после всех наших приключений со «Знаком четырех»?
– Спасибо, сейчас она чувствует себя отлично, – отвечал я, пожимая ему руку.
– Ну, а медицина, она полностью завладела вами, или у вас сохранился еще интерес и к нашим общим загадкам? – продолжал Шерлок Холмс, усаживаясь в качалку.
– Ну, еще бы! – воскликнул я. – Вот и вчера вечером я разбирал и перечитывал свои старые заметки.
– Надеюсь, вы не считаете свою коллекцию слишком полной?
– Напротив! Я мечтаю пополнять ее и дальше.
– А если сегодня?
– Можно и сегодня.
– Даже если придется ехать в Бирмингем?
– Куда угодно.
– А практика?
– Устроится. Попрошу соседа принять моих пациентов. Я всегда подменяю его, когда он уезжает.
– Вот и отлично! – Шерлок Холмс откинулся в качалке и проницательно взглянул на меня из-под полуопущенных век. – Но что может быть противнее, чем простуда летом? Вы ведь были больны?
– Да, в самом деле, на прошлой неделе я так простудился, что три дня пришлось просидеть дома. Но сейчас-то, мне казалось, и следов болезни не осталось.
– Верно, выглядите вы вполне здоровым.
– Так как же?..
– Мой дорогой Ватсон, вы же знаете, как я это делаю.
– Дедуктивный метод?
– Ну, конечно.
– С чего же вы начали?
– С ваших шлепанцев.
Я внимательно посмотрел на свои ноги в новых кожаных домашних туфлях.
– Но что по ним?.. – начал было я, но Холмс не дал мне закончить свой вопрос.
– Туфли новые, вы их носите не больше двух недель, а подметки подгорели – вы как раз так сели, что они прекрасно видны. Сначала я подумал, что вы их промочили, а потом, когда сушили, нечаянно сожгли. Но от сырости наверняка бы отклеились бумажные ярлычки с маркой магазина, а у вас они сохранились на обеих туфлях, ближе к пятке. Ну, станет ли здоровый человек даже таким промозглым летом, как нынешнее, чуть ли не совать ноги в камин?
Как всегда, стоило Холмсу разъяснить ход своей мысли – и все становилось очевидным. Видимо, это соображение отразилось у меня на лице, Холмс легко прочел его и грустно улыбнулся.
– Боюсь, столь подробные объяснения не очень-то полезны – они расслабляют, – заметил он. – А вот следствия без очевидных причин возбуждают воображение… Ну как, едем в Бирмингем?
– Да, конечно. А что там случилось?
– Все узнаете по дороге. Клиент ждет нас в экипаже внизу. Пошли.
– Одну минуту.
Я чиркнул записку соседу и бегом поднялся наверх сообщить жене о своем отъезде. Холмс был уже на крыльце.
– Ваш сосед давно практикует? – спросил он, кивнув на дверь с медной дощечкой.
– Он купил практику в одно время со мной.
– И давно она существует?
– Столько же, сколько моя, – с тех пор, как эти дома построили.
– Вам досталась лучшая.
– Да, я знаю, но как вы догадались?
– По ступенькам, мой дорогой Ватсон. На вашей лестнице ступеньки стерты так, что каждая на три дюйма ниже, чем у соседа. А вот и наш клиент, мистер Холл Пикрофт… Мистер Пикрофт, позвольте мне представить вам моего друга, доктора Ватсона…
Затем, когда мы сели в экипаж, Холмс обратился к кебмену:
– Погоняйте-ка, не то мы опоздаем к поезду.
Я сидел напротив Пикрофта. Молодой человек был высок, хорошо сложен, лицо открытое, добродушное, с подкрученными усиками. Блестящий цилиндр, аккуратный черный костюм – по всему было видно клерка из Сити, заботящегося о своей наружности. Людей этого сорта называют у нас «кокни». Это сословие дает столько прекрасных солдат-волонтеров и замечательных спортсменов, как ни одно другое в королевстве. Сейчас его круглое, румяное и от природы веселое лицо выражало печаль и тревогу, и опущенные уголки губ казались настолько ему несвойственными, что производили даже слегка комический эффект.
Когда мы уселись в вагоне первого класса и поезд тронулся, я наконец узнал, что привело его к Шерлоку Холмсу.
– Ну, вот, – сказал Холмс, – в нашем распоряжении больше часа. Мистер Пикрофт, будьте добры, расскажите моему другу о своем приключении так же, как вы рассказывали мне, и даже, если удастся, подробнее. Мне тоже полезно еще раз ознакомиться с деталями… Конечно, Ватсон, все это, может быть, на поверку и яйца выеденного не стоит, но в то же время в деле есть любопытные обстоятельства, какие нам с вами нравятся. Начинайте, мистер Пикрофт. Я не буду вас прерывать.
Мода
Артур Конан Дойл
Шерлок Холмс был модным и элегантным джентльменом, что не забыл отметить Ватсон: «Его одежда всегда отличалась не только опрятностью, но даже изысканностью». Конан Дойл не уделял пристального внимания рассказу о гардеробе своего героя, оставив это дело на долю иллюстраторов своих произведений. Лишь в «Собаке Баскервилей» он описывает внешний вид Холмса посреди болот: «Строгий спортивный костюм, кепи – ни дать ни взять турист, странствующий по болотам! Он даже остался верен своему поистине кошачьему пристрастию к чистоплотности: гладко выбритые щеки, рубашка без единого пятнышка».Викторианская эпоха диктовала свои правила моды, и лондонцы не выходили на улицу без шляпы или берета. Без головного убора можно было встретить только нищих. Одежду меняли по несколько раз в день (хотя мылись далеко не каждый день). За завтраком появлялись в одном костюме, а на службу уходили в другом. Были специальные костюмы для курения сигар и для прогулок в парке. И, конечно, особые одежды для верховой езды, игры в теннис или для загородных прогулок.В конце XIX века в Англии мужчины продолжали носить цилиндры и темные пальто, а дамы затягивались в корсеты. Холмс носил жилет, сюртук до колен и зонтик. На голове – фетровый цилиндр, матерчатую кепку или котелок, начинавший сменять цилиндр.Художники любят изображать Шерлока Холмса в ольстере – длинном двубортном пальто с высоким отложным воротником и с пелериной – наплечной накидкой для защиты от непогоды. Свое имя это пальто получило по названию местности Ольстер, где производилась одноименная ткань (грубое сукно) для его пошива. Размер пелерины в соответствии с модой постоянно менялся, а в начале XX века мужчины и вовсе отказались от нее. Ольстер идеально подходил, чтобы подолгу находиться в нем под открытым небом при ветре и моросящем дожде.
Шерлок Холмс в ольстере – накидке поверх плаща
В Англии считалось, что джентльмен должен сделать все возможное, чтобы не досаждать домашним, в особенности женщинам, своей привычкой к табаку. Поэтому для курения в квартире часто отводилась отдельная комната, куда и удалялись мужчины после трапезы. Чтобы одежда и волосы не пропахли табаком, курильщик снимал фрак и облачался в специальную куртку, а на голову надевал шапочку-феску. Курительные пиджаки шили из мягкой ткани ярких цветов, и они походили на укороченный вариант халата. Но холостой Шерлок Холмс, кажется, не соблюдал этих строгих правил. Да и в обществе женщин он находился крайне редко, за исключением хозяйки квартиры на Бейкер-стрит миссис Хадсон.
– Во всей этой истории я выгляжу совершенным дураком и чувствую себя от этого совсем мерзко. Конечно, может, все и обойдется… Да и не мог я поступить иначе. Но если я и этого места лишусь и ничего другого не получу, значит, на всем белом свете другого такого дурня, как я, нет. Рассказчик я, наверное, плохой, но все же послушайте, как все было.
Я служил у «Коксона и Вудлауза» – это маклерская фирма в Дройпер-Гарденс, но этой весной – вы, наверное, знаете – прогорел венесуэльский заем, и фирма обанкротилась. Служащих, двадцать семь человек, конечно, уволили. Я проработал у них пять лет, и старик Коксон дал мне прекрасные рекомендации, но куда я с ними ни совался, они не помогали мне найти новое место – слишком много таких, как я, обивали пороги контор.
Положение было – хуже некуда. У Коксона я получал три фунта стерлингов в неделю и за пять лет скопил фунтов семьдесят. Но все на свете кончается, и наступил момент, когда не осталось денег даже на конверты и марки, чтобы писать по объявлениям. И обувь я всю истрепал, бегая в поисках работы.
Я уже совсем потерял надежду, и вдруг до меня дошел слух, что в большом банкирском доме «Мейсон и Уильямсы», что на Ламбард-стрит, есть вакантная должность. Вы, может быть, мало знакомы с Сити, но поверьте, уж я-то знаю, этот банк – из самых солидных и богатых. Предлагать свои услуги нужно было только почтой. Я послал им заявление и рекомендации просто от отчаяния, никак не рассчитывая на успех. И вдруг, представьте, обратной почтой приходит ответ: в ближайший понедельник я могу приступить к работе. Каким образом мне так повезло – Господь знает. Говорят, бывает, что управляющий наугад сует руку в кучу заявлений и вытаскивает первое попавшееся. Словом, мне наконец улыбнулась удача, и никогда в жизни я еще так не радовался. Обязанности мои были почти те же, что я исполнял у Коксона, а жалованье даже выше – на целый фунт в неделю.
Вот тут-то все и началось. Должен сказать, что живу я за Хемпстедом – снимаю квартиру на Поттерс-стрит, 17. И в тот самый день, когда я получил это счастливое известие, вечером, сижу я дома и курю трубку. Вдруг входит хозяйка и подает визитную карточку, а на ней напечатано: «Артур Пиннер, финансовый агент». Я никогда о таком и не слыхивал и понятия не имел, какое у него могло быть ко мне дело. Однако прошу хозяйку провести его ко мне. Входит среднего роста брюнет, темноглазый, с черной бородой, нос лоснится. Походка быстрая, речь отрывистая – видно, что человек привык своим временем дорожить.
– Мистер Пикрофт, если не ошибаюсь? – спрашивает.
– Да, сэр, – отвечаю я и предлагаю стул.
– Служили у Коксона?
– Да, сэр.
– А сейчас поступили в банкирский дом Мейсона?
– И это верно.
– Хорошо, – он говорит. – Видите ли, я наслышан о ваших исключительных деловых качествах. Вас очень хвалил мне Паркер, бывший управляющий у Коксона…
Наш спутник поднял голову, и глаза его заблестели.
Ну, что говорить! Конечно, лестно про себя такое слышать. Я всегда прилично справлялся со своими обязанностями у Коксона, но мне и в голову не приходило, что в Сити обо мне разговаривают.
А Пиннер спрашивает:
– У вас хорошая память?
– Неплохая.
– Вы следили за курсом бумаг последнее время?
– Я каждое утро просматриваю «Биржевые ведомости».
Он весь расплылся:
– Такое прилежание – верный источник успеха. Ну-ка, устроим небольшой экзамен, если вы не против. Каков, скажем, курс Эйширских акций?
– От ста пяти до ста пяти с четвертью.
– А Объединенных новозеландских?
– Сто четыре.
– Прекрасно. А как Брокенхиллские английские?
– От ста семи до ста семи с половиной.
– Великолепно! – кричит он. – Это просто великолепно! Это как раз то, что мне нужно! Мальчик мой, вы не для того созданы, чтобы быть простым клерком у Мейсона! Весь этот шум, сами понимаете, меня изрядно смутил.
– Может быть, оно и так, мистер Пиннер, – отвечаю, – но не все с вами согласны. Сколько я башмаков сносил, пока нашел эту вакансию. И считаю, что мне повезло.
– Да перестаньте, в самом деле. Разве это место для вас? Вы только послушайте меня… Я, правда, не в состоянии пока предложить вам место, соответствующее вашим достоинствам, но в сравнении с мейсоновским – это небо и земля. Когда вы собираетесь начать работать у Мейсона?
– В понедельник.
– Хотите пари, что вы туда не пойдете?
– Что? Не пойду к Мейсону?
– Да-да, дорогой мой. К понедельнику вы уже будете коммерческим директором Франко-Мидландской компании скобяных изделий – сто тридцать четыре отделения в разных городах и селах Франции, помимо Брюсселя и Сан-Ремо.
У меня аж дыхание сперло.
– Но я в жизни не слыхал о такой компании, – а сам еле бормочу.
– Вполне возможно. Мы не кричим о себе на всех перекрестках. Капитал целиком составляют частные вклады, а в рекламе фирма просто не нуждается – дела и так идут прекрасно. Генеральный директор и основатель фирмы – мой брат Гарри Пиннер. Он попросил меня подыскать ему в Лондоне помощника помоложе, порасторопнее, способного, делового, с хорошими рекомендациями. Посоветовался с Паркером – и вот я здесь. Сейчас мы можем предложить вам только пятьсот фунтов в год, но это только начало, а…
– Пятьсот фунтов?..
Сумма меня потрясла.
– Это только для начала. К тому же вам причитается один процент комиссионных с каждого нового контракта. Поверьте мне, это удвоит ваше жалованье.
– Но я совсем не разбираюсь в скобяных изделиях.
– Зато вы разбираетесь в бухгалтерии.
Голова у меня пошла кругом, я чуть со стула не свалился. Но что-то мою душу все же точило.
– Простите за откровенность, сэр, – говорю, – у Мейсона мне положили двести фунтов в год, но «Мейсон и Уильямсы» – фирма известная, а о вас я ничегошеньки…
– Вот-вот! – кричит он, задыхаясь от восторга. – Нам как раз такой человек и нужен. Вас на мякине не проведешь! Замечательно! Даю вам сто фунтов, и если наш договор заключен, кладите их в карман – это аванс.
– Это весомый довод, – говорю я. – Когда я должен приступить к работе?
– Завтра утром отправляйтесь в Бирмингем. В час вам надо быть во временной конторе фирмы на Корпорейшн-стрит, сто двадцать шесть. Я дам вам письмо к Генри. Его согласие, конечно, необходимо, но, между нами, я считаю ваше назначение делом решенным.
– Не знаю, как и благодарить вас, мистер Пиннер, – бормочу я.
– Это пустяки, мой мальчик. Вы всем обязаны самому себе. Осталось еще несколько формальностей. Бумага у вас есть? Я продиктую, а вы, будьте любезны, напишите: «Настоящим выражаю согласие занять должность коммерческого директора Франко-Мидландской компании скобяных изделий с годовым жалованьем 500 фунтов стерлингов».
Я все это написал, он сложил бумагу и сунул ее в карман.
– И последний вопрос, – говорит он. – Как вы намерены поступить с «Мейсоном и Уильямсами»?
А я на радостях чуть о них не забыл.
– Напишу, что отказываюсь от места, – говорю.
– А может, не стоит? Я, когда был у Мейсона, из-за вас сцепился с управляющим. Я-то зашел навести о вас справки, а он начал возмущаться: мол, я людей у него сманиваю и тому подобное. Я не стерпел и в сердцах ему режу: «Хотите держать стоящих работников – платите им столько, сколько они стоят». А он заявил, что вы предпочтете их скромное жалованье нашему большому. «Держу пари на пятерку, – это я сказал, – что он даже не напишет вам об отказе, когда я предложу ему стать коммерческим директором». – «Идет! – это он восклицает. – Мы его прямо-таки из петли вынули, так что об отказе и речи быть не может»…
Буквально так и сказал. Я возмутился:
– Нет, каково? Я его и в глаза не видал, а он смеет обо мне говорить такое… Ни за что теперь не напишу им, хоть на колени станьте…
– Вот и ладно. Значит, мы договорились, – подытоживает он и встает со стула. – Я доволен. Вы будете брату хорошим помощником. Вот вам сто фунтов и письмо. Адрес не забыли? Корпорейшн-стрит, сто двадцать шесть. Завтра в час. Спокойной ночи и удачи вам во всем.
Вот такой у нас состоялся разговор. Я старался передать его поточнее. Можете себе представить, доктор Ватсон, как я был рад, как взволнован этой перспективой. Я полночи не спал и выехал в Бирмингем первым утренним поездом. Забросил вещи в гостиницу на Нью-стрит и отправился пешком во временную контору фирмы.
Когда я пришел по названному мне адресу, было без четверти час. Я решил, что ничего нет страшного в том, чтобы прийти немного раньше. Дом 126 представлял собой большой пассаж. По обе стороны его располагались магазины, а в конце – лестница, на которую выходили двери различных контор и отделений местных фирм. Внизу висел подробный указатель с названиями фирм, но напрасно я искал там Франко-Мидландскую компанию – ее не было в этом списке. У меня сердце упало, я так и стоял, тупо уставившись в указатель, и спрашивал себя, кому и зачем понадобился этот нелепый розыгрыш. И тут вдруг меня окликают. Смотрю: точная копия моего вчерашнего гостя, только без бороды и волосы посветлей немного.
– Мистер Пикрофт? – спрашивает он.
– Да.
– Вы пришли немного раньше. Утром я получил письмо от брата – он очень похвально о вас отзывается.
– Я искал в указателе Франко-Мидландскую компанию, когда вы подошли.
– Мы только неделю, как сняли это помещение, и вывески у нас пока нет. Поднимемся, пожалуйста, и переговорим наверху.
Мы взобрались, можно сказать, на чердак. Я рассчитывал увидеть шикарную контору, полированные столы и корпящих за ними клерков, а здесь была пустая, запущенная каморка с облезлым потолком, обшарпанными стенами и голым, ничем не занавешенным окном. К ней примыкала еще одна комната, ничуть не лучше первой. Стол, две сосновые табуретки, счеты и корзина для бумаг составляли всю обстановку.
Должно быть, я выглядел растерянным, потому что мой новый начальник счел необходимым меня подбодрить:
– Мистер Пикрофт, по вашему вытянувшемуся лицу я вижу, вы разочарованы нашим скромным помещением. Не сразу Рим строился. Фирма наша потому и богата, что мы не швыряем деньги на ветер. Садитесь, прошу вас, и давайте письмо.
Письмо он прочел внимательнейшим образом.
– Вижу, вы произвели сильное впечатление на Артура, – сказал он. – А уж в проницательности ему не откажешь. Правда, брат мой подходит к людям со своей лондонской меркой, а я со своей – бирмингемской. Но сейчас я склонен послушаться его совета. С сегодняшнего дня вы – сотрудник нашей конторы.
– В чем будут заключаться мои обязанности? – спросил я.
– Скоро вы возглавите филиал нашей компании в Париже. Во Франции у нас сто тридцать четыре отделения, и их задача – распространять английскую керамику по всей стране. На днях мы заканчиваем оформление заказов. Пока же вам придется поработать в Бирмингеме.
– Что именно мне нужно делать?
Тут из ящика стола он достал большую книгу в красном переплете.
– Вот справочник города Парижа, – сказал он. – Здесь перечислены все жители с указанием рода занятий. Составьте отдельный список всех торговцев железоскобяными товарами. Не забудьте про адреса. Нам этот список позарез нужен.
– Но ведь есть наверняка специальные справочники – по профессиям, – возразил я.
– Ох, они такие неудобные. Эта французская система совершенно для наших нужд не подходит. Короче говоря, возьмите этот справочник домой и в следующий понедельник к двенадцати приходите со списком. До свидания, мистер Пикрофт. Я уверен, что мы сработаемся. Конечно, ваши усердия и сообразительность – непременные условия.
Когда я со справочником под мышкой возвращался в гостиницу, на душе у меня было смутно. С одной стороны, я официально принят на службу и сто фунтов лежат в кармане. Но с другой – это жалкое помещение, без вывески; да и помимо этого было достаточно причин, чтобы искушенный в банковском деле человек усомнился в финансовой мощи фирмы. Но будь что будет – надо отрабатывать аванс. Я прокорпел над справочником все воскресенье и добрался только до буквы «З». В понедельник в той же обшарпанной конуре мой новый хозяин приказал мне продолжать учет парижских торговцев железоскобяными товарами и постараться закончить работу в среду. Но я и к среде не справился и только в пятницу, то есть вчера, принес Пиннеру готовый список.
– Спасибо, – сказал он. – Кажется, я не учел объема доставшейся вам работы. Но без этого списка мне было бы никак не обойтись.
– Да уж, я работал, не поднимая головы.
– А теперь, – распорядился он, – составьте список мебельных магазинов. Они ведь тоже торгуют керамикой.
– Хорошо.
– Встретимся в конторе завтра в семь – скажете мне, как идет работа. Но не переутомляйтесь так. Сходите хотя бы в мюзик-холл вечером. Уверен, что ни вы, ни ваша работа от этого не пострадает.
При этих словах он захохотал во весь рот, и я увидел на втором нижнем зубе слева неряшливо поставленную золотую пломбу. Представьте только себе мое смятение…
Шерлок Холмс даже руки потирал от удовольствия, а я ничего не мог понять.
– Я вижу, вы в недоумении, доктор Ватсон, – продолжал Пикрофт. – Сейчас я все объясню. Помните, в Лондоне ко мне приходил Артур Пиннер, брат моего хозяина Гарри Пиннера. Так у него в этом самом зубе была точь-в-точь такая же пломба, золотая. Она бросилась мне в глаза, когда он со смехом рассказывал о своем пари с управляющим Мейсона. Когда я мысленно поставил обоих братьев рядом, то словно прозрел: я убедился, что голос, рост, сложение совершенно одни и те же, и что отличия их друг от друга зависят от бритвы и парика. Без сомнения, это мой лондонский визитер. Конечно, братья могут быть абсолютно схожи, но не может быть, чтобы у обоих одинаково плохо был запломбирован один и тот же зуб.
Мистер Пиннер распрощался со мной у дверей, и я довольно долго приходил в себя и собирался с мыслями на улице.
У себя в гостинице я сунул голову в таз с холодной водой, чтобы хоть как-то опомниться, а потом попытался сообразить, зачем понадобилось ему посылать меня из Лондона в Бирмингем к самому себе, да еще с письмом. Хоть кол на голове теши – ничего не придумал. Но вдруг на меня как озарение снизошло: никто, кроме Шерлока Холмса, не разберется, в чем тут дело. В тот же вечер я отправился в Лондон, утром был у мистера Холмса, и вот мы едем в Бирмингем…
Удивительный этот рассказ окончился. Некоторое время все мы молчали. Холмс взглянул на меня многозначительно и откинулся на спинку сиденья. На лице его отражались одновременно удовольствие и вопрос, как у знатока, дегустирующего хорошее вино.
– Ну что, Ватсон, ловко придумано? – начал он. – Очень-очень заманчивое дельце. Полагаю, будет небезынтересно расспросить Гарри-Артура Пиннера во временной конторе Франко-Мидландской компании скобяных изделий. Надеюсь, вы не возражаете?..
– Но как это сделать? – засомневался я.
– Проще простого, – вступил в разговор Холл Пикрофт. – Вы – мои друзья и товарищи по несчастью, ищете работу. Вот я и надумал рекомендовать вас своему хозяину.
– Прекрасный вариант, его и разыграем, – сказал Холмс. – Хочу повидаться с этим джентльменом, и ничто нам не помешает выяснить, в чем заключается его игра. Почему именно вы ему понадобились, что в вас такого? Зачем такой большой аванс? А не…
Тут он замолчал, уставился отсутствующим взглядом в окно, начал грызть ногти и до самой Нью-стрит ни словечка не промолвил.
В семь часов вечера того же дня мы втроем шли по Корпорейшн-стрит. И были уже рядом с конторой Франко-Мидландской компании.
– Приходить раньше не стоит, – сказал Пикрофт. – По-моему, он туда является только, чтобы со мной встретиться. Так что до семи контора все равно будет заперта.
– Любопытно… – заметил Холмс.
– А вот и он! – воскликнул наш клиент. – Что я вам говорил! Смотрите – идет по той стороне.
Он указал на среднего роста блондина, который быстрым шагом шел чуть впереди нас. Мы сочли за лучшее немного приотстать. Вдруг Пиннер заметил на нашей стороне улицы газетчика со свежими номерами вечерней газеты. Он кинулся к нему через улицу, лавируя между экипажами и омнибусами, купил газету и вошел в пассаж.
– Ну, вот теперь он уже в конторе! – воскликнул Пикрофт. – Пошли, и я вас представлю.
Гуськом мы поднялись по узкой лестнице на пятый этаж. Пикрофт постучал в незапертую дверь, оттуда послышалось: «Войдите». Комната выглядела именно так, как нам ее описывал наш клиент, почти без мебели, практически пустая. За единственным столом сидел, развернув газету, блондин, которого мы только сейчас видели на улице. Обращенное к нам лицо было исполнено такой мукой, таким безысходным отчаянием, что не оставалось сомнений: этого человека постигла непоправимая беда. Покрытый испариной лоб, мертвенно-бледные щеки (такого цвета бывает брюхо у дохлой рыбы), неподвижный взгляд маньяка… Казалось, он не узнавал своего клерка, а тот, несомненно, впервые видел своего хозяина таким.
– Мистер Пиннер! Что с вами? Вы нездоровы? – воскликнул он.
– Да, мне как-то не по себе, – невнятно пробормотал мистер Пиннер. – А кто эти джентльмены? – и он облизнул пересохшие губы.
– Это мистер Гаррис из Бэрмендси, а это мистер Прайс, он здешний. – Пикрофт был приветлив и доброжелателен. – Мои друзья. Оба опытны в конторском деле, но оба сейчас на мели. Вот я и подумал, может, у вас и для них найдется работа.
– Ну, как не найтись! Разумеется, найдется, я уверен, – Пиннер улыбался вымученной улыбкой. – Ваша профессия, мистер Гаррис?
– Я – бухгалтер, – отвечал Шерлок Холмс.
– Очень рад, нам нужны бухгалтеры. А вы, мистер Прайс?
– Я – простой клерк, – ответил я.
– Надеюсь, и для вас что-нибудь найдется. Я сразу вас извещу. А теперь, ради Бога, уйдите, оставьте меня одного!
Было очевидно, что он не владеет собой, и не сознает, что говорит. Мы с Холмсом обменялись взглядом, а Пикрофт сделал шаг вперед:
– Мистер Пиннер, ведь вы пригласили меня, чтобы дать дальнейшие указания.
– Да-да, разумеется, мистер Пикрофт, – голос Пиннера стал таким же бесцветным, как и его лицо. – Минуточку, прошу вас, подождите. Да и ваши друзья тоже пусть подождут. Через пять минут я весь к вашим услугам. Еще раз извините, что так злоупотребляю вашим терпением.
Он встал, поклонился с необыкновенной учтивостью и вышел в соседнюю комнату, тщательно закрыв дверь.
– Он не сбежит? – шепнул Холмс. – Что за той дверью?
– Бежать некуда, – ответил Пикрофт твердо, – там такая же точно комната.
– И нет другого выхода?
– Нет.
– И так же пусто?
– Во всяком случае, вчера было хоть шаром покати.
– Что ему там понадобилось? Что-то с ним случилось, как будто он не в своем уме. Чего он так безумно испугался?
– Может быть, он принял нас за полицейских? – предположил я.
Пикрофт согласился со мной, а Холмс покачал головой.
– Нет-нет, уже когда мы вошли, он был так бледен, что…
Он не договорил, потому что из соседней комнаты раздался отчетливый стук.
– Он что, стучит в свою собственную дверь, черт возьми?! – вскричал Пикрофт.
Мы услышали еще несколько ударов и стояли не в силах отвести глаз от закрытой двери. Холмс даже наклонился вперед; лицо у него как будто отвердело.
Тем временем из соседней комнаты стали доноситься иные звуки: сначала тихое бульканье, будто горло полощут, а потом дробь частых ударов по деревянной перегородке. Холмс одним бешеным прыжком пересек комнату и ударился всем телом в дверь. Она не поддалась. Тогда мы налегли втроем. Петли сорвались, и мы вместе с дверью оказались в комнате. Там было пусто.
Меньше минуты мы озирались в растерянности. В углу обнаружилась еще одна дверь. Холмс рванул ее на себя.
За дверью чулана валялись на полу пиджак и жилет, а на крюке раскачивался на затянутых вокруг шеи подтяжках генеральный директор Франко-Мидландской компании скобяных изделий. Это его пятки и колени в судорогах стукались о дверь. Голова его каким-то неестественным образом свесилась на грудь. Я кинулся к несчастному, обхватил его и приподнял, а Холмс с Пикрофтом стали освобождать его шею, на которой успели взбухнуть багрово-синие рубцы от резиновой петли. Потом мы вытащили Пиннера из чулана в комнату и положили на пол. Лицо его было теперь свинцового цвета, но он был жив, синюшные губы выпячивались и опадали: вдох – выдох. А всего полчаса назад это был здоровый, цветущий мужчина.
– Как вы его сейчас находите, Ватсон? – спросил Холмс.
Я наклонился над лежащим. Пульс едва прослушивался, но дыхание хоть и очень медленно, но выравнивалось. А вот дрогнули веки, и стала видна тонкая белая полоска закатившихся глаз.
– Еще чуть-чуть и было бы поздно, – констатировал я, – но, похоже, он возвращается с того света. Откройте окно и принесите воды.
Я расстегнул на нем рубашку, смочил лицо холодной водой из графина и сделал ему искусственное дыхание, приподнимая и опуская его руки, пока он не вздохнул полной грудью.
– Ну, теперь все пойдет само собой, теперь его лекарь – время, – сказал я, поднимаясь с колен.
Холмс стоял в раздумье, с опущенной головой, руки в карманах брюк.
– Ну, что ж, – промолвил он, – пора вызывать полицию. Не скрою, мне доставит удовлетворение раскрыть им подробности этого дела.
– А я все равно ничего не понимаю, – признался Пикрофт, почесывая в затылке. – На кой черт я был здесь нужен, объясните, пожалуйста?
– Тут все ясно, – Холмс даже рукой махнул. – Непонятна только заключительная сцена, – и он указал на подтяжки.
– А все остальное понятно?
– Думаю, да. Ватсон, ваше мнение?
Я пожал плечами.
– Не знаю, что и думать.
– Ну же, пройдемте с вниманием по следам событий, вывод просто сам напрашивается.
– Какой же?
– Потерпите минуту. У нас два отправных пункта. Первый – заявление Пикрофта о согласии работать в этой дурацкой компании… Неужели, Пикрофт, вам непонятно, зачем вас заставили это заявление написать?
– Боюсь, что нет.
– Но ведь оно им было действительно нужно. Подумайте хорошенько, обычно человека берут на службу на основании устного соглашения, и в данном случае этого устного соглашения было бы вполне достаточно. Отсюда следует: им во что бы то ни стало нужен был образец вашего почерка.
– Но для чего?
– В том-то все и дело. Ответьте на этот вопрос – и вся задача будет решена. Вы спрашиваете, для чего им понадобился ваш почерк? А для того, чтобы подделывать что-то, написанное якобы вами. Теперь второй пункт. Сейчас вы убедитесь, насколько тесно он связан с первым. Помните, мистер Пикрофт, как искусно вас заставили отказаться от намерения послать «Мейсону и Уильямсам» письменный отказ от места. Уверяю вас, управляющий этого банка и сейчас уверен, что в понедельник к работе в банке приступил не кто иной, как мистер Пикрофт.
– Боже мой! – вскричал несчастный Пикрофт. – Надо же быть таким безмозглым кретином!
– Постойте, сейчас вы окончательно все поймете. Представьте себе, что человек, явившийся под вашим именем к Мейсону, не владеет вашим почерком. Его сразу разоблачат, и он даже начать свою игру не успеет. Но если он научился подделывать ваш почерк, успех ему гарантирован. Ведь если я верно вас понял, у Мейсона вас никто в лицо не знает.
– То-то и оно, что никто! – в голосе Пикрофта слышался стон.
– Но это еще не все. Этим жуликам нужна была гарантия, что вы не передумаете и даже ненароком не узнаете, что кто-то изображает вас у Мейсона. И вот вам вручают солидный аванс, увлекают в Бирмингем и там занимают вас такой работой, которая наверняка удержит вас от поездки в Лондон хотя бы в течение недели.
– Это все так. Но зачем ему было изображать собственного брата?
– Ну, это понятно. Их, по-видимому, двое. Одному нужно было заменить вас у Мейсона, а другому – удерживать вас в Бирмингеме. Вводить в дело третьего им не хотелось, поэтому второму пришлось по возможности изменить свою внешность и выдать себя за собственного брата. При таких обстоятельствах даже полное сходство не должно было удивить вас, и если бы не злополучная пломба, вы никогда бы и не заподозрили, что ваш лондонский гость и генеральный директор фирмы – один и тот же человек.
Холл Пикрофт потрясал кулаками над головой.
– Боже мой! – стонал он. – А мой двойник в конторе Мейсона, что он там делал, пока меня тут дурачили?.. Как я теперь должен поступить, мистер Холмс?
– Во-первых, немедленно телеграфировать Мейсону.
– Сегодня суббота, банки работают до двенадцати.
– Но ведь есть там сторож или швейцар?
– Да, я слышал как-то в Сити, что они держат специального сторожа. Немудрено – ведь у них хранятся огромные ценности.
– Вот и прекрасно. Сейчас мы протелефонируем и узнаем, не случилось ли чего, и работает ли у них некто Пикрофт. С этим-то все ясно. Но вот почему этот мошенник, как только нас увидел, так сразу и повесился?
– Газета… – раздался сиплый голос за нашими спинами.
Я оглянулся. Самоубийца уже сидел на полу. Он был страшно бледен, но взгляд его стал осмысленным, и он растирал шею, на которой остался багровый след от петли.
– Газета! В самом деле! – воскликнул Холмс. – Ну, и идиот же я! Все пытался связать самоубийство с нашим появлением, а про газету и забыл. А разгадка наверняка там. Он раскрыл газету и тут же издал крик, полный торжества. Посмотрите, Ватсон! Это «Ивнинг Стандард», лондонская. Одни заголовки чего стоят! «Ограбление в Сити», «Убийство в банке „Мейсон и Уильямсы”», «Грандиозная попытка ограбления», «Преступник пойман»… Вот тут, Ватсон. Читайте вслух. Сейчас мы все поймем…
Судя по тому, сколько места занимали корреспонденции о неудавшемся ограблении на первых полосах, они были гвоздем номера.
Вот что я прочитал:
«Сегодня днем в Сити совершена попытка ограбить банк. Имеется один убитый. Преступник задержан. Недавно в известный банкирский дом “Мейсон и Уильямсы” поступили на хранение ценные бумаги на сумму свыше миллиона фунтов стерлингов. Учитывая риск, связанный с хранением столь внушительной суммы, и свою возросшую ответственность, правление банка приняло решение о круглосуточной вооруженной охране. Бумаги были помещены в сейфы, изготовленные по последнему слову техники.
В это самое время был принят на службу новый клерк по имени Холл Пикрофт. При ближайшем рассмотрении он оказался не кем иным, как одним из братьев Беддингтонов, известных грабителей. Оба брата совсем недавно вышли на свободу из каторжной тюрьмы после пятилетнего заключения. Предстоит еще выяснить, каким образом этому Беддингтону удалось получить место банковского клерка. Так или иначе, за несколько дней работы он разведал расположение сейфов в кладовой и снял слепки с ключей.
Обычно по субботам банки закрываются в полдень, и служащие уходят. Поэтому господин, выходивший с саквояжем в руке из банка «Мейсон и Уильямсы» в двенадцать минут второго, привлек пристальное внимание сержанта полиции Тьюсона, дежурившего в Сити. Тьюсон последовал за подозрительным незнакомцем и вскоре задержал его. Тот оказал бешеное сопротивление, но на помощь Тьюсону подоспел констебль Поллок. Было очевидно, что совершено грандиозное ограбление: саквояж был буквально набит ценными бумагами, в основном, акциями различных компаний на сумму более ста тысяч фунтов стерлингов.
При осмотре здания нашли труп несчастного сторожа. Злодей, зайдя сзади, раскроил ему череп кочергой и засунул труп в самый большой сейф, рассчитывая, что он пролежит там до понедельника. Так бы и вышло, если бы не служебное рвение и сообразительность сержанта Тьюсона. По-видимому, Беддингтон возвратился в контору за какой-то якобы забытой вещью, убил сторожа, поспешно очистил самый большой сейф и намеревался скрыться со своей добычей. Его брат, с которым они обычно работают на пару, в этом деле, насколько пока известно, не участвовал. Однако полиция принимает энергичные меры к его разысканию».
– Ну, пожалуй, пора избавить полицию от излишних хлопот, – сказал Холмс, мельком взглянув на жалкую фигуру, скорчившуюся на полу. – Природа человека непостижима, Ватсон. Как нужно любить своего брата, убийцу и злодея, чтобы, узнав, что ему грозит виселица, попытаться разделить его судьбу. Но довольно. Мы с доктором побудем с ним, а вы, мистер Пикрофт, сходите, пожалуйста, за полицией.
Назад: Желтое лицо
Дальше: Роковая тайна
