Глава 16

Развлекательные центры

В одном исследовании случайно выяснилось, что изображения природы становятся привлекательнее с присутствием человека. Люди охотно общаются в открытых пространствах, но в развлекательных центрах вероятность социального контакта и развития дружеских отношений гораздо выше.

Социопетальные и социофугальные факторы

Развлекательный центр снаружи должен быть открытым и гостеприимным, а внутри способствовать взаимо­действию: оптимальный дизайн интерьера — когда посетители находятся лицом друг к другу. Тогда он будет социопетальным. Если внутреннее пространство препятствует зрительному контакту (сигналу к началу общения), оно социофугальное. Термины позаимствованы из физики и означают силы, возникающие при вращении. Когда карусель разгоняется, человека прижимает к внешней стороне, от центра и от других. А на спутник нашей планеты действует центростремительная сила: его притягивает земная гравитация. И только собственная скорость удерживает его от приближения к Земле. В социологии социофугальные силы отделяют людей друг от друга, а социопетальные притягивают. Первые ведут к одиночеству, вторые — наоборот.

В некоторых общественных зданиях желателен социофугальный эффект, например в приемной врача. Здесь люди чувствуют себя уязвимыми и хотят уединиться. Офисы с открытой планировкой и больничные палаты, перегороженные разделителями, тоже социофугальны. Но в развлекательных комплексах такого быть не должно, иначе это плохой дизайн. Однако в любом случае поощрение к социальному контакту имеет свои пределы. Не все чувствуют себя комфортно в социопетальных зданиях. Бенджамин Мигер и Керри Марш из Коннектикутского университета провели исследование и выяснили, что экстраверты предсказуемо предпочитают располагающую к общению планировку. Конформные личности (желающие всем угодить) тоже склонны к ней. А вот интровертам по душе социофугальная. Мигер и Марш изучали еще один фактор привлекательности социопетальных пространств — ощущение включенности в жизнь окружающих или исключения из нее. Согласно исследованию, те, кто чувствует себя временно исключенным из социума, обычно стараются воссоединиться с ним и ищут возможность. А если сразу не находят, то замыкаются в себе, боясь быть отвергнутыми, и устремляются из социопетального пространства к уединению.

Чтобы доказать это, Мигер и Марш провели ряд экспериментов. Они разработали онлайн-тесты, в которых подвергали участников остракизму. В первом эксперименте участники представлялись (описывали себя) семи членам интернет-форума (несуществующего). Затем члены форума ставили описаниям «лайки». Было задумано, что все получают от двух до семи «лайков», а «изгои» — по одному. В другом эксперименте — онлайн-версии игры «передай мяч» — участников принимали, но вскоре начинали игнорировать и играли между собой. В результате этих жестоких экспериментов участники склонились к социофугальному помещению.

В дизайне социальных пространств необходимо учитывать, что людям некомфортно находиться четко лицом к лицу. Стоя или сидя в таком положении, человек менее склонен к социальному контакту, чем под небольшим углом к собеседнику. Поза прямо напротив воспринимается как сопротивление или угроза. Она сигнализирует об агрессии и может запустить реакцию «бей или беги». Боксеры так начинают матч. И так же сидят шахматисты на турнире.

Именно поэтому психотерапевтов и психиатров учат не сидеть лицом к пациенту. Оптимально, если клиент находится «на десять часов», а специалист «на два часа». В одном из первых исследований личного пространства профессор Роберт Соммер из Калифорнийского университета в Дэвисе заметил, что незнакомые друг с другом работники и пациенты больницы садятся за столики в кафетерии под прямым углом. Это касается и любых развлекательных комплексов, располагающих к социальному контакту. Никому не нравится общаться вынужденно. Если социальная близость неизбежна, она перерастает в проблему. Чем меньше люди знакомы, тем больше личное пространство между ними — по крайней мере поначалу. В толпе оно под угрозой.

Исследованием личного пространства начали заниматься только в 1960-х. Культурный антрополог Эдвард Холл первым ввел концепцию личного пространства, или «проксемику», и определил ее как «взаимосвязанные наблюдения и теории об использовании человеком пространства в контексте его культуры». Или, попросту, научное исследование культурных норм приемлемой социальной дистанции.

Личное пространство условно разбивают на четыре зоны, и в Великобритании, Европе и США деление приблизительно таково: интимное (0–45 см), личное (45 см — 1,2 м), социальное (1,2–3,6 м), общественное (3,6–7,6 м). В 1960-х Гарольд Гарфинкель из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе своими экспериментами продемонстрировал, что происходит при намеренном нарушении неписаных правил. Исследователи подсаживались к кому-нибудь на скамейку в парке на меньшем расстоянии, чем стоило бы в такой ситуации. Реакция людей была резко неприязненной: они впадали в недоумение и замешательство и уходили или отодвигались от назойливого незнакомца.

Давка в общественном транспорте — один из примеров ежедневного вторжения в личное пространство по пути на работу и домой. Чтобы стерпеть дискомфорт, есть разные психологические приемы: избегать зрительного контакта и разговоров и «обесчеловечивать» окружающих, представляя себе, что они не люди. Множество исследований в метро продемонстрировали, что при большом количестве народу в вагоне большинство предпочитают ехать стоя, лишь бы подальше от других, а не садиться на свободные места. Сидящие же всячески избегают друг друга, максимально отворачиваются и скрещивают руки.

Исследователи из Корнеллского университета озаглавили свой труд «Пожалуйста, не заставляйте меня сидеть в середине». Они засекли выброс кортизола — гормона стресса — у очень близко сидящих пассажиров. Что интересно, он происходил не из-за давки, а в результате непосредственной близости к сидящим рядом.

Личное пространство связано с понятием защиты территории. Это своего рода «портативный» вариант территориальности. Психолог Ирвин Альтман определил три основных класса территорий с разными уровнями проницаемости. Первостепенная — частная, доступна только владельцу и оберегается от вторжения. Второстепенная более открыта, но не для всех. Название общественной территории говорит само за себя, но дать ей определение непросто.

Граница между общественной и второстепенной территориями достаточно условна: ведь и общественное место можно понимать по-разному. В Лондоне, скажем, Клэпэм-Коммон доступнее, чем Гайд-парк. Парки огорожены забором, на ночь ворота закрывают. А в общественных местах нет ни заборов, ни ворот. Присаживаясь где-нибудь, люди «присваивают» себе определенное пространство в качестве временной личной территории и порой помечают границы «маркерами», как их назвал Соммер, — сумками или бумагами, — чтобы рядом никто не сел. Соммер удачно подметил, что посетители библиотеки отгораживаются друг от друга искусственными барьерами: стопками книг, верхней одеждой и сумками.

Пребывание среди большого количества незнакомцев почти у всех вызывает стресс, а нередко и агрессию. В замедленном воспроизведении съемки пешеходов на людной улице видно, как все стараются избежать телесного и зрительного контакта. Последнее происходит на инстинктивном уровне, поскольку обычно взгляд в глаза означает одно из двух: близость или агрессию. В комнате, где много детей, больше криков и чаще возникают стычки, а в переполненных тюрьмах учащаются бунты и конфликты между заключенными. Если в общественном здании недостаточно пространства для всех желающих, приятной беседы не выйдет.

Конечно, все по-разному чувствуют себя в толпе. Кому-то проще терпеть вторжение в личное пространство, но экспериментально доказано, что в многолюдных местах ухудшается умственная деятельность, например при решении арифметических задач. Времени уходит больше, а ошибки возникают чаще. Кроме того, отмечается тревожность, что очевидно по физиологическим симптомам: повышенному давлению и учащенному пульсу. Но у некоторых людей, которым не нужно много личного пространства, производительность в толпе улучшается. Явным экстравертам при большом скоплении людей сложнее выполнять задачи на внимательность, чем интровертам. Может, они и лучше переносят толпу и наслаждаются общением, но им плохо удается сосредоточиться в таких условиях — в отличие от интровертов, которые привыкли отгораживаться от окружающих.

Во время выполнения тестов в больших группах люди раздражены из-за присутствия других и становятся вспыльчивыми. Негативное влияние толпы на социальное поведение отчасти смягчается при отсутствии шума (например, если все в наушниках или в здании есть звукоизоляция). Перегородки и яркое освещение визуально уменьшают количество народа. Стресс от скопления людей снижается при наличии уединенных уголков. Всё это помогает сохранить ощущение контроля над ситуацией. Если невозможно регулировать вторжение в личное пространство, стресс накапливается и приводит к пассивности и замкнутости (так называемой приобретенной беспомощности). При наличии таких недостатков в общественных зданиях люди не будут туда ходить.

Получастное пространство

В общественных местах вроде кафе или магазина всё способствует общению, но для равновесия необходимо достаточно свободного места. Его должно быть не слишком мало и не слишком много. Для любого количества людей есть оптимальная плотность. Нам нужны условия для диалога. Если помещение очень большое, стоит разделить его перегородками или организовать получастные пространства.

Современные технологии позволяют создавать гораздо более открытые здания. До изобретения стальных каркасов и армированного бетона необходимы были несущие стены, чтобы строение устояло. Чем выше и шире дом, тем толще должны были быть стены и колонны. А в современных зданиях они уже не заслоняют вид от одной стены до другой. Это обеспечивает возможность неограниченного зрительного контакта. Разумеется, в открытых общественных зданиях возникают нежелательные шумы, мешающие работе. При этом человеческие голоса обычно вызывают положительные эмоции, когда мы на отдыхе (а не на работе, о чем я расскажу позже).

Доктор Михаль Дебек из Вроцлавского университета определял факторы приятного шопинга в пяти торговых центрах Польши. К его удивлению, люди предпочитают шумные и людные центры спокойным. А дизайн и планировка магазинов, вопреки распространенному мнению, очень мало влияют на привлекательность ТЦ.

Похоже, людям нравится проводить досуг в оживленных местах — хотя, как я уже упоминал, до предела, обусловленного размером личного пространства. Там мы терпимее к вторжению, чем дома или в приемной, вероятно потому, что полностью контролируем ситуацию и в любой момент по желанию можем уединиться или окунуться в гущу жизни. Хотя есть важный нюанс: в общественном пространстве важны открытость и проницаемость. При удобном доступе с улицы оно выглядит не только гостеприимнее, но и безопаснее: очевиден путь к отступлению, особенно если интерьер хорошо просматривается, что тоже немаловажно. Человеку необходимо знать пределы пространства и расположение входа и выхода. Также следует предусмотреть получастные уголки.

Дизайн влияет не только на переносимость толпы в общественных местах, но и на удовольствие от развлечений. Например, оценка игры оркестра зависит от формы концертного зала.

Концертные площадки

Доктор Юкка Пятюнен из финского Университета Аалто изучал влияние дизайна на эмоции аудитории в моделях нескольких известных концертных площадок Европы по субъективным отзывам и физиологическому параметру психологического возбуждения — электропроводности кожи (также называемой кожно-гальваническим рефлексом; попросту он проверял участников на детекторе лжи).

Двадцать восемь испытуемых в возрасте 22–64 лет слушали фрагмент Седьмой симфонии Бетховена. Эксперимент проводился с акустической системой объемного звучания в специальной комнате для прослушивания прямоугольной или другой формы, имитирующей одну из европейских концертных площадок: Музикферайн в Вене, Консертгебау в Амстердаме, Концертхаус и Филармонию в Берлине, Кёльнскую филармонию и Хельсинкский дом музыки.

Фрагмент воспроизводили во всех вариантах дизайна. Во время прослушивания сенсоры, закрепленные на пальцах участников, измеряли электропроводность.

Выяснилось, что музыка сильнее воздействует на эмоции в акустике прямоугольного зала, как в венском Музикферайне и берлинском Концертхаусе. Это подтвердили и участники, лично посещавшие оба зала: на первое место они поставили венский, а за ним берлинский.

Дом музыки

В хороших общественных зданиях есть ощущение гостеприимства и единения с окружающими. Антисоциальные же заполнены барьерами, физическими и акустическими. В главе 1 я упоминал Дом музыки в португальском Порту как пример излишней таинственности. Концертный зал там тоже интригующий. Он окружен лабиринтом угловатых комнат и коридоров контрастных форм и текстур. Автор, архитектор Рэм Колхас, бывший сценарист, задумал интерьер как фильм с неожиданными монтажными переходами: интерьер и освещение каждой комнаты резко отличаются от соседних. Он использовал алюминиевые полы, резиновые стены, металлические решетки, неоновые вспышки и классическую португальскую плитку.

Он стремился к затейливости и загадочности — стимулирующим врожденное любопытство, — но, как мы уже знаем, этим качествам необходима упорядоченность. Я посещал здание как участник документального фильма канала Channel 4 «Тайная жизнь зданий» (The Secret Life of Buildings), над которым работал Том Дикхофф. Изначально он воспринял интерьер как «странный», но забавный. Потом мы пообщались с работниками, находящимися там ежедневно. По их словам, пестрота чрезмерна, а передвигаться там некомфортно: по замыслу автора, посетители должны быть слегка дезориентированы.

Проведя в здании несколько часов, я ощутил нарастающую тревожность. Когда я говорил на камеру заключительный комментарий, в голове крутилось слово «психический».

Проще говоря, интерьер беспорядочный и сбивает с толку. Как сказал влиятельный психиатр Карл Ясперс, он намеренно «непостижим» в своих беспорядочных ассоциациях со старым и новым Порту. Его элементы никак не связаны, что, вероятно, намекает на хаос современной жизни в городе. Для Колхаса это аллегория жизни. Она ведь никогда не идет гладко. Ни концепция, ни организация пространства здания (оно не просматривается внутри) не поддаются пониманию, но в этом и состоял замысел архитектора. Оно создано для приключений, чтобы пробуждать тягу к исследованиям, и неспешно одну за другой открывает взгляду мириады причудливых комнат.

Вместо социального пространства здание стало местом шока и трепета. Люди вроде бы должны здесь развлекаться, но не выходит: интерьер непонятен, и непринужденного взаимодействия нет. Если Колхас хотел развлечь посетителей, то потерпел крах. Здесь ничего не стоит заблудиться или потерять своих спутников, вдобавок почти нет окон.

Дом музыки трудно назвать социальным пространством. Уж слишком много здесь извилистых коридоров и лестниц, почти некуда присесть. В коридорах люди разделены, там практически нет возможности уединиться в получастном пространстве. Для этого просто не предусмотрено места. Это здание для концертов, а не общения. Изначально оно возбуждает любопытство, но позже начинает раздражать.

Что интересно, окружающий его каменный ансамбль более привлекателен. По ровным уклонам и подъемам с удовольствием катаются на скейтбордах. Рядом собираются группы с кофе и бутербродами. А в невразумительном кафе внутри почти всегда безлюдно.

Архитектура, отражающая беспорядочность нашей жизни, — интересный авторский ход, но не для общественного здания. В нем должно быть комфортно. Наука поведала нам о психологическом воздействии зданий, и архитекторам стоит бороться со свойственным капитализму разобщением и создавать объединяющие пространства. Одна из форм развлечения — туризм, и вряд ли легендарные здания, вроде Музея Гуггенхейма (архитектор Фрэнк Гери) в испанском Бильбао, можно назвать развлекательными. Все восхищаются их внешним видом. Но, если содержание ему не соответствует, никто не захочет проводить там время.

Музей Гуггенхейма в Бильбао — скульптура из титана. Форма во главе угла. Это сверкающее посвящение долгой судоходной истории города и одновременно символ возрождения и аттракцион для туристов — место для развлечений и отдыха. Большинство приходит поглазеть на здание, а не на экспозицию. Вероятно, она привлекает немногих. А интерьер проигрывает внешнему виду. Трудно чувствовать себя там непринужденно. Ничто не располагает к взаимодействию и общению. Проектировали в первую очередь внешний вид, а интерьер получился путаным и раздробленным, как и в Доме музыки. Посетители проводят время, фотографируясь у сияющих стен снаружи, а потом идут выпить или перекусить на местной площади. Неформальные открытые пространства вокруг здания и в городе больше преуспели в объединении людей, чем предназначенные для этого здания.

Здание Современной галереи Тейт в лондонском районе Саут-Бэнк оказалось успешным по нескольким причинам. Во-первых, это реконструированное здание огромной викторианской электростанции, в нем есть историческая ценность и атмосфера. Во-вторых, там большой открытый вход и сохранен масштаб машинного зала, благодаря чему оно прекрасно просматривается: посетитель сразу видит границы помещения и ощущает визуальную связь с окружающими. Наконец, архитекторы понимали, что это не просто зал для экспозиции, но и социальное пространство. Поэтому в новом здании много мест, где можно присесть и поболтать.

В целом старинные здания привлекательнее новых. Пекин с его древними архитектурными ансамблями посещает больше туристов, чем полностью перестроенный Шанхай. Единственное, что в нем осталось от прошлого, — старые колониальные дома на набережной Вайтань. И Франция стала самой популярной туристической страной, скорее всего, именно потому, что маленькие города и деревни там хорошо сохранились.

Британский архитектурный критик, историк и архитектор профессор Кеннет Фрэмптон сокрушался, что современные здания не имеют такого же значения, как исторические. За неимением лучшего мы радуемся заурядности и безвкусице: боулинг-клубам, барам и ресторанам на окраинах больших городов вроде Лос-Анджелеса и Лас-Вегаса. По его словам, хвалить эти постмодернистские «расписные сараи» не за что, они только способствуют разобщению и одиночеству.

На примере молодых горожан очевидно, что у нас сохранился врожденный инстинкт сбиваться в группы. И приобрести культурное значение могут самые безнадежные места в городе: заброшенные рынки, подвалы, склады и пустыри. В таких развалинах молодежь собирается и создает атмосферу. Ради процветания общества это необходимо поощрять и защищать такие территории от посягательств застройщиков и коммерческих организаций.

Сетевой маркетинг наделяет общественные здания символическими образами, малоинтересными для архитекторов и психологов. Все заведения McDonald’s одинаковы, чтобы люди знали, что в любом месте гамбургер будет вкусным «как дома». И дизайн у них идентичен в любой стране мира. Там слишком яркий свет и жесткие стулья, чтобы клиенты не засиживались. Действительно приятные заведения образуются в независимых точках — кафе или клубах, организованных местными и для местных: привычных местах встреч, районных клубах, библиотеках. И архитекторы могли бы поддерживать это явление, используя незастроенные пространства города и промежутки между зданиями, и предлагать дизайн, а не диктовать его.

Развлекательные комплексы адаптируются к изменениям культурных норм. Общество сложней и изменчивей, чем подразумевает дизайн аккуратных коробок и «расписных сараев». А отсутствие социальной и экономической стабильности дало о себе знать недавно возникшей модой на временные бары, рестораны и другие общественные места и художественные мастерские в заброшенных складах. Обвал кредитно-финансовой системы сыграл положительную социальную роль: возросло количество пространств с бесплатной арендой для нужд общества. Брикстон-Маркет, некогда убыточный и обветшалый торговый комплекс, превратился в огромный процветающий ресторан, а в рыночных ларьках теперь чего только не продают — от колумбийской традиционной кухни до роскошных жареных цыплят с коктейлем писко-сауэр. Теперь это оживленное, многонациональное и гостеприимное место. Там бьется пульс Брикстона, где когда-то разыгрался самый жестокий бунт в современной истории.

Психология общественных мест: резюме

Лучший развлекательный комплекс для взрослых и детей — зеленые и водные зоны. Для снижения стресса оптимальны тренировки на природе. Лучшей альтернативой этому станут развлекательные комплексы, но открытые и гостеприимные. В них должно быть достаточно места, чтобы все желающие могли там побыть без ущерба для личного пространства. Следует поощрять молодые дарования, которые смогут наделить развлекательный комплекс атмосферой.

Для счастливой и сбалансированной жизни важны не только развлечения, но и комфортная рабочая среда. Каждому хочется получать удовлетворение от своего труда. Ниже мы рассмотрим, как дизайн влияет на стресс и производительность на рабочем месте.

Отправить