ИЗ ЗАПИСОК АНДРЕЯ НОВИКОВА
Тогда же, там же.
… Возвратившись в зал, я заметил, что настроение присутствующих несколько изменилось. Судя по виду Ларисы, явно возбужденной, с яростно посверкивающими глазами, инициатором или, по крайней мере, активным участником конфликта была именно она. Что и неудивительно при ее импульсивном, синусоидального типа характере.
Это, конечно, не маниакально-депрессивный психоз, но определенная акцентуация именно в этом направлении. Интересно, что вызвало у нее вспышку гнева сейчас? Вроде бы ничего не предвещало.
В ближайшие минуты все выяснилось.
Я уже писал, что взаимоотношения Шульгина и Ларисы были далеко не однозначными (в основном – с ее стороны). Этакое сочетание взаимного влечения и односторонней подозрительности и неприязни.
По-моему, между ними даже имел место тайный непродолжительный, но бурный роман.
Конечно, до того, как Сашка обвенчался с Анной.
Олег, по обыкновению, ни о чем не подозревал, да и Шульгин вовремя одумался, иначе раскол в нашей небольшой компании стал бы непреодолимым. Как будто мало нам было весьма для всех неприятного треугольника «Я – Ирина – Берестин».
А сейчас повод для ссоры оказался вроде бы совсем пустячный. Шульгин как бы между прочим заметил, что хорошо, что мы с ним уезжаем, а то ситуация в мире опять становится угрожающей и трудно было бы удержаться от очередной корректировки реальности.
Мол, необходимо что-то делать и с Советской Россией, и с Англией, ну и с «Системой» разобраться, а то как бы Европа невзначай не вползла в очередную бессмысленную войну.
Лариса, за последний год привыкшая к роли жены и одновременно «серого кардинала» при Левашове, официальном полпреде Югороссии при советском правительстве и неофициальном координаторе тайного военно-политического союза между двумя Россиями, неожиданно возмутилась.
Ей показалось, что Шульгин намекает на ее особую и где-то двусмысленную роль, чуть ли не обвиняет в том, что она вынашивает планы смещения Троцкого и захвата власти в РСФСР.
Самое смешное, что однажды, вскоре после 1-го московского мятежа «леваков», мы с Сашкой словно бы в шутку, но обсуждали подобный вариант. Тогда и прозвучал подходящий для нее титул: «Принц-консортша Генсека Лариса Первая».
Исходя из того, что Олег, по своим убеждениям, вполне мог бы сравнительно мирным путем сместить Троцкого, стать Генеральным секретарем РКП (б) и Предсовнаркома, чтобы воплотить в жизнь свой идеал «социализма с человеческим лицом», некую смесь дубчековской Чехословакии, титовской Югославии и отечественного нэпа.
Неужели до нее дошли наши тогдашние разговоры? Или она на самом деле видела себя в похожей роли, постоянно опасаясь, что ее планы станут известны раньше времени?
Нам с Сашкой на подобные заморочки давно было наплевать, и препятствовать даже таким замыслам мы не стали бы, но Лариса, похоже, считала иначе.
И сейчас, отводя от себя померещившийся ей удар, она обрушилась на Шульгина со всей мощью своего агрессивного темперамента. Как принято было говорить в наши студенческие времена – перекинула стрелки.
В числе прочих прозвучало и обвинение, что Сашка (мое имя при этом не упоминалось) для того и воевал с агграми, чтобы занять на Земле оставленную ими нишу.
То есть не она намеревается захватить власть в Кремле, а Шульгин мечтает об абсолютном мировом господстве. Не более и не менее.
Попытки Шульгина в очередной раз свести все к шутке, утрируя и доводя до абсурда Ларисины тирады, успеха не имели. Хуже того, в дурацкую дискуссию втянулся и Олег, потом не смолчала и Сильвия.
Совсем как в рассказе Шолом-Алейхема «Слово за слово».
В общем, подтверждались мои худшие выводы.
Обстановка в нашем коллективе перенапряжена и чревата… Я даже и не знаю, чем. Надеюсь, что не внутривидовой холодной гражданской войной. Подобное было к концу нашей первой зимы на Валгалле. Только там все было понятнее. Вынужденная изоляция в ограниченном пространстве Дома плюс абсолютная неясность грядущих перспектив. Тогда нас спасло внезапное вмешательство извне. А вот сейчас? Кто виноват и что делать?
И, значит, мое решение уйти в любом случае правильное. Сашкин же план остаться и действовать по-прежнему вызывал у меня сомнение.
… Уже совсем поздно или скорее рано – в третьем часу утра мы оказались вчетвером в моей каюте: Ирина, Сашка, Сильвия и я.
Получилось совсем по-сталински. Политическая матрешка. В ЦК партии создается бюро ЦК, внутри его – Президиум бюро, а уже в Президиуме совершенно тайные и внеуставные когда тройки, когда четверки. Руководящие и направляющие.
Вот и у нас…
Негласно подразумевалось, что мы, здесь присутствующие, единственно понимаем как степень грозящей нашему делу опасности, так и способы ее преодоления.
Нескромно? Ну, что ж…
Не в том дело, что мы кому-то из друзей всерьез не доверяли или, упаси бог, собирались против кого-то интриговать. Все проще.
Когда возникает серьезная опасность, не время для долгих дискуссий. А поскольку мы с Ириной с самого начала были единодушны во всем, то наша четверка оказывалась практически триумвиратом, достаточно эффективным органом принятия решений.
А другие…
Воронцов всегда держался чуть наособицу, предпочитая выполнять частные задачи, не связывая себя с глобальной политикой и не отягощая совесть сверх необходимого.
С Берестиным Сильвия поделится нашими идеями и замыслами в той мере и тогда, как сочтет нужным.
С Олегом же, все больше подпадающим под влияние Ларисы, просто не хотелось конфликтовать. Вернее, лично мне не хотелось ставить его в малокомфортную ситуацию выбора между старыми друзьями и возлюбленной.
Примерно через полчаса мы организационно оформились как «Чрезвычайный комитет Службы охраны реальности». Присутствующий во всем этом элемент интеллектуальной игры как бы маскировал серьезность и даже некую необратимость происходящего.
Цели комитета определялись просто: «В условиях нарастающей в мире нестабильности, вызванной как естественной реакцией данной реальности на грубое вмешательство извне, так и воздействием неизвестного количества неизвестных же факторов, ЧКСОР берет на себя ответственность за поддержание максимально возможной стабильности, недопущение парадоксов и артефактов как со стороны остальных членов СОР, так и прочих, естественных и потусторонних субъектов и сил ныне протекающего исторического процесса…»
Ну и далее подобным же высоким штилем на две с половиной страницы.
Мы недвусмысленно декларировали, что считаем всех наших друзей полноправными членами означенной Службы, а себя лишь группой лиц, в силу воздействия форсмажорных обстоятельств вынужденной действовать какое-то время с нарушением принципа коллегиальности.
Одной из неотложных мер стабилизации обстановки как раз и считалось наше одновременное самоустранение от дел. Мы трое «уходим завтра в море», Сильвия же немедленно отбывает в Лондон, где создает нечто вроде запасного пункта управления и связи. На основе уцелевшей материально-технической базы аггрианской резидентуры.
– Выходит, что во многом Лариса, сама этого не подозревая, оказалась права, – с тонкой усмешкой сказала сама леди Спенсер. – И элементы сговора за их спиной просматриваются, и возвращение к целям и методам аггров имеет место. Разве нет?
– За дуру ее никто и не держал, – ответил Сашка. —
И ум, и хватка, и интуиция – все у нее присутствует. Но… «Каждый человек необходимо приносит пользу, будучи употреблен на своем месте». Сейчас ее место не здесь. Всего лишь. А когда время изменится…
– «Tempora mutantur et nos mutamur in illis», – подвела итог Сильвия.
– Вот именно, – кивнул я.
На том и порешили, расходясь.
– А все же о том, что Сашка остается, вы не сказали и полноправному члену триумвирата, – с некоторым злорадством отметила Ирина, когда мы уже лежали в постели.
– Не думаю, что она нам тоже все сказала о своих собственных делах. Да и не беда… Каждому достанет своей заботы… – ответил я небрежно, занятый совсем другими мыслями.
– Нет, нет, – отстранилась Ирина, когда я потянул вверх ее длинную ночную рубашку, – давай сегодня обойдемся. Устала я, шампанского слегка перебрала, вообще настроения нет. Вот выйдем в море, отоспимся как следует, тогда – сколько угодно…
– Ага, отоспишься ты в море, особенно если заштормит… – пробурчал я, отворачиваясь.
… У Шульгина же ситуация получилась совершенно обратная. Здесь как раз ему хотелось спать, но Анна, уже зная, что завтра им придется расстаться как минимум на две недели, а то и больше, рассчитывала напоследок «оттянуться по полной программе».
Сашку до сих пор несколько удивляло, что скромная, поначалу даже чопорная девушка, рожденная в последний год прошлого века и воспитанная в строгих правилах закрытого пансиона, оказалась столь раскованной, темпераментной и азартной в «личной жизни». Шульгин, знавший ту жизнь в основном по классике, привык думать, что внешние манеры бабушек и прабабушек адекватно отражали их внутренний мир.
Оказалось – не так.
… И все же мы решили идти проливами в Средиземное море, через Архипелаг к Суэцу. Риск? Конечно, он присутствовал, тем более что из берестинского компьютера я знал, что англичане, и не только они, тщательно отслеживают все наши перемещения даже в пределах Черного моря.
Выход яхты за пределы зоны, прикрываемой флотом, береговыми батареями Чанаккале и авиабазой на острове Имроз, сулил нам массу неприятностей.
После шокировавшего всю Великобританию разгрома и пленения ее эскадры в бою у мыса Сарыч, которую почти все, от портового бродяги до Первого лорда Адмиралтейства, восприняли едва ли не тяжелее, чем русское общество в свое время Цусиму, идея реванша в буквальном смысле витала в воздухе. А особенно – на страницах и консервативных, и большинства либеральных газет. Редко какой обозреватель осмеливался корректно усомниться, а столь ли необходимо было адмиралу Сеймуру достаточно безрассудно (да что там, бесчестно) нападать на главную базу флота своего недавнего союзника. Ведь все-таки именно Югороссия считается официальным правопреемником императорской России, никак не большевистский режим в Кремле.
А пресловутый тезис, что у Британии нет постоянных друзей и союзников, есть только постоянные интересы, в данном случае звучал сомнительно.
Ради каких таких интересов стоило приобретать нового, судя по итогам стычки, сильного врага, позорно сдать в плен пять сверхдредноутов, а потом еще и потерять Турцию? Не лучше ли как-нибудь завершить дело миром, разумеется, почетным, и начать англо-югоросские отношения с чистого листа? А всю вину за случившееся возложить на того же Сеймура, предав его военному суду?
Однако в прессе подобные мотивы звучали крайне сдержанно, несмотря на то, что сам премьер-министр придерживался почти такой же точки зрения.
Именно по его инициативе Форин-офис обратился к Врангелю с предложением возвратить сдавшиеся в плен корабли и забыть о прискорбном инциденте, начав одновременно переговоры о дальнейшей судьбе Турции и черноморских проливов. По моему совету Верховный правитель ответил с достоинством и сдержанно.
Югороссия, мол, движимая не забытыми еще союзническими по Антанте чувствами, безусловно, готова к переговорам и даже не возражает против обсуждения дальнейшей судьбы вполне добровольно спустивших флаги линкоров, которые по всем обычаям являются законным трофеем русского флота, как, например, доставшиеся японцам корабли Тихоокеанского флота.
В 1916 году Россия, как известно, даже будучи союзницей Японии, выкупила у них отнюдь не сдавшиеся, а затопленные своими экипажами «Варяг», «Пересвет» и «Полтаву» за полновесные золотые рубли.
Вот и сейчас Югороссия готова, в случае принесения британским правительством соответствующих извинений и выплаты компенсации за понесенный русским флотом ущерб, возвратить пять линкоров вместе с экипажами за вполне доступную, возможно, даже символическую сумму.
Естественно, после такого ответа гордый Альбион от идеи переговоров отказался и приступил к тесной блокаде выхода из Дарданелл в Эгейское море.
В блокаде участвовали срочно переброшенные из метрополии и Сингапура восемь линкоров, четыре крейсера и дюжина эсминцев, составивших вновь образованный Средиземноморский флот под командой контр-адмирала Джереми Садлера.
Адмирал немного недобрал славы в мировую войну и теперь мечтал блеснуть флотоводческими талантами и получить очередную нашивку.
Прорвать и даже полностью снять блокаду российскому флоту с его новыми возможностями технически было нетрудно. Но – бессмысленно.
Если только не принудить Англию к безоговорочной капитуляции и полной демилитаризации, примерно так, как это было сделано с Германией. А иначе восстановить русское торговое судоходство в Мировом океане все равно невозможно. Пришлось бы смириться с тотальной каперской войной без правил или уж «добивать врага в его берлоге».
И все же мы решили предпринять этот вроде бы самоубийственный и в любом случае сулящий дальнейшие осложнения шаг. Тщательно взвесив все возможные последствия.
В идеале можно рассчитывать, что «Призрак» сумеет проскочить между островами незамеченным. Удалось же подобное в 1942 году ледоколу «Микоян», который, имея всего десять узлов хода, пробрался мимо Лесбоса, Хиоса, Крита и Кипра, избежав встречи с итальянскими эсминцами и немецкими торпедными катерами.
А яхта ведь не грузный неповоротливый ледокол и скорость под дизелями развивает почти такую же, как самый быстроходный английский «Виттори». Так что шансы на прорыв неплохие.
А если пробраться тишком не удастся – есть второй вариант. А также и третий.
