Когда Мартын возвращается, пряча руку за спиной, я поначалу думаю, что он принес Стрижке что-нибудь в утешение. Ее надо успокоить, прежде чем мы подмоем ее, оденем и постараемся забыть обо всем, что произошло. Она и впрямь забудет через час, самое большее – два. Она никогда не поймет всю гнусность того, что мы… что мои друзья… с ней сделали. А вот нам придется как-то жить с этим.

Всхлипывая, она ползет к Мартыну на четвереньках, с трудом поднимается на ноги, кривя рот в рыданиях. По бедру сползает кровавая струйка. Стрижка вытирает ее рукой и показывает брату испачканную ладонь:

– Мне больно…

Только теперь Цыган с Валькой, осознав, что натворили, пытаются натянуть штаны.

И только когда молоток рассекает воздух и врезается в круглую Стрижкину голову, я понимаю: то, о чем я думал, было далеко не худшим вариантом.

Ее глаза распахиваются в изумлении, руки взвиваются над головой. Стрижка издает сдавленный возглас. Кровь ручьем хлещет из пробитой головы. Следующий удар разбивает нижнюю челюсть. Стрижка давится собственным криком и осколками зубов. Теперь орем мы трое, а встревоженные криками соседи уже барабанят в дверь.

Самое страшное в тот момент – лицо Мартына. На нем ни малейшей злобы: никогда в жизни я не видел столь прекрасного, столь одухотворенного лица. Это лицо человека, выполняющего свое призвание, лицо художника, создающего свой шедевр, лицо настоящего Мартына, которого мы никогда не знали.

Острый конец молотка вонзается Стрижке между ключицей и шеей, сдирая кожу и обнажив поблескивающее месиво мышц. Кровь выплескивается из раны толчками. Стрижка, хрипя, оседает на пол.

Мартын добивает ее остервенелыми ударами по лицу, по груди, по плечам, на глазах ее лысых нелепых кукол, на наших глазах. Темные брызги летят во все стороны, а глухой стук сменяется влажным чавканьем. Тело Стрижки содрогается с каждым ударом, лицо разбито вдребезги, нос раздроблен, один глаз вытек, рот зияет кровавой дырой. Теперь никто не назвал бы ее красивой.

Цыган с Валькой налетают на Мартына с кулаками, пытаясь выдрать из его рук молоток. Их пальцы скользят по липкой рукояти, Мартын с рычанием рвется из рук, а дверь в прихожей содрогается под кулаками соседей. Едва Цыгану удается завладеть молотком, как Мартын разражается жутким звериным воем.

– Заткнись! – орет Цыган, потрясая окровавленным молотком. – Заткнись, тварь, псих ненормальный, заткнись!

Напоенный влагой ветер врывается в окно, взметнув к потолку тюлевые занавески, разгоняя сырой запах бойни. Гром довольно рокочет, словно некое божество получило свою кровавую жертву и теперь готово наградить дождем измученный зноем мир.

Высадив хлипкую дверь, соседи наконец врываются в квартиру, чтобы увидеть меня, забившегося в угол, Цыгана с орудием убийства в руке, залитый кровью ковер и обезображенное нечто, еще несколько минут назад бывшее нашей Таней. И дядя Володя, здоровенный «афганец» из квартиры напротив, хуком справа сносит Цыгана с ног. Взвизгнув, Валька кидается к окну, но дядя Володя ловит его за волосы.

– Вы… сукины дети! – ревет он. – Что вы натворили?..

Тоненько подвывая, Мартын сжимает в объятиях обезображенное тело сестры.

Ален Делон мог бы поучиться у него актерскому мастерству.

А за окном свинцовое небо прорывается благодатным дождем.