Глава 3. Умное зрение

Грустно, но факт: хотя Джулии было почти тридцать, в глубине ее души жила (и всегда была готова вырваться наружу) студентка на пасхальных каникулах. В будние дни она была ответственной и амбициозной, но субботним вечером сидевшая в ней девочка с журналом Cosmopolitan в руках устраивала себе праздник. Приходя в такое настроение, она искренне считала, что это так здорово – быть дерзкой и развязной! Она по-прежнему думала, что есть некая социальная отвага в том, чтобы грубо разговаривать, флиртовать на вечеринках, пользоваться яркой губной помадой, демонстративно шлепать вьетнамками и быть прилежной прихожанкой церкви Леди Гаги. Она по-прежнему была уверена, что может вскружить любому голову своей сексуальностью, стоит ей надеть платье с глубоким вырезом. Она не сомневалась, что татуировка, изображающая колючую проволоку, обвитую вокруг бедра, служит гарантией ее неприступности. Она всегда была первой в алкогольных забавах и в двусмысленных женских объятиях и поцелуях. Чувствуя себя как рыба в воде в пьяной ночной толпе, она не раз совсем близко подходила к краю, но ни разу не переступила черту.

Она уже была на довольно большом сроке беременности, но мысли о материнстве ни разу всерьез не приходили ей в голову. Гарольду, который уже начал формироваться в ее чреве, предстояло немало поработать, чтобы сделать из Джулии мать, какую он заслуживал.

И он начал работать – рано и не жалея сил. Когда Гарольд был еще крошечным эмбрионом, у него каждую минуту появлялось 250 000 новых мозговых клеток, и ко времени его появления на свет их было уже больше 20 миллиардов. Очень скоро у него начали работать вкусовые сосочки, и он стал различать, когда амниотическая жидкость имела сладкий вкус, а когда отдавала чесноком – в зависимости от того, что его мать ела на обед. Плод начинает поглощать больше амниотической жидкости, когда мать ест сладости. В 17 недель Гарольд уже ощущал свое жизненное пространство в матке. Он начал щупать пуповину и сжимать пальчики. В это же время он стал более чутко реагировать на происходящее во внешнем мире. На пятом месяце плод начинает уклоняться от источников раздражения. Если бы кто-нибудь с близкого расстояния направил на живот Джулии мощный луч света, то Гарольд почувствовал бы это и отвернулся.

В третьем триместре беременности Гарольд начал видеть сны – во всяком случае, он двигал глазами так же, как двигают ими взрослые, когда видят сны. Именно в это время операция «Материнство» вступила в свою решающую стадию. Гарольд в это время был еще плодом, эмбрионом, не обладающим и тенью того, что мы называем сознанием, но он уже научился слушать и запоминать интонации материнского голоса. После рождения младенцы активнее сосут грудь, если им дают прослушать запись материнского голоса, и не реагируют усиленным сосанием на записи голосов других женщин.

Гарольд не только слушал, он привыкал и к ритму и мелодике речи, что поможет ему в общении с матерью. Было показано, что французские дети плачут не так, как их немецкие сверстники, так как еще они до рождения уловили и усвоили мелодику французской речи. Энтони Декаспер и его коллеги из университета Северной Каролины в Гринсборо предложили нескольким будущим матерям в течение нескольких недель читать вслух «Кота в шляпе». Еще не рожденные младенцы запомнили интонационный рисунок сказки и после рождения сосали пустышку под «Кота в шляпе» спокойнее и ритмичнее, чем под чтение других историй.

Гарольд девять месяцев рос и развивался в утробе матери, но вот, наконец, пришел день, и он родился на свет. Это было не такое уж важное событие с точки зрения когнитивного развития Гарольда, зато зрелище, которое теперь перед ним открылось, несомненно, было гораздо интереснее.

Теперь ему пришлось всерьез взяться за мать, чтобы превратить любившую потусоваться девочку Джулию в супермамочку Джулию. Для начала Гарольду было необходимо привязать маму к себе – так, чтобы эта связь оказалась крепче любой другой. Завернутый через несколько минут после рождения в одеяльце и лежавший на груди Джулии младенец уже с этого момента стал машиной по налаживанию связей. Для установления связей с теми, кого ему будет суждено полюбить, у Гарольда уже был наготове целый набор инструментов.

В 1981 году Эндрю Мелцофф возвестил новую эру в детской психологии, показав язык младенцу, которому было 42 минуты от роду. В ответ ребенок – это была девочка – высунул свой язычок. Было такое впечатление, что девочка, которая никогда в жизни не видела языка, интуитивно почувствовала, что странная совокупность каких-то структур перед его глазами – это лицо. Что показавшаяся из него маленькая штучка – это язык, прятавшийся где-то внутри лица. И что у нее самой тоже есть этот клочок ткани, который тоже можно высунуть вперед.

Этот эксперимент был повторен множество раз с детьми разных возрастов, и именно с тех пор начало стремительно развиваться исследование других младенческих способностей. Ученые нашли их в великом множестве. Когда-то считалось, что ребенок – это чистый лист. Однако чем внимательнее исследователи наблюдали за детьми, тем сильнее становилось впечатление, что младенцы уже многое знают и умеют к моменту рождения и очень многому обучаются в течение первых месяцев жизни.

Оказывается, что еще до рождения мы приобретаем и наследуем массу знаний и навыков, черпая из потока, текущего из глубины веков и вбирающего новые впечатления. Информацию, которая досталась нам из далекого эволюционного прошлого, мы называем генетической. Информацию, возникшую тысячи лет назад, мы называем религией. Информацию, которой сотни лет, мы называем культурой. Информацию, прошедшую через десятилетия, мы называем семьей, а ту, которой исполнились годы, месяцы, дни или часы, – образованием, воспитанием или рекомендациями.

Но все это информация, она поступает к нам от наших умерших предков, чтобы мы потом передали ее тем, кто пока еще не родился. Мозг самой природой приспособлен к существованию в реке информации и знаний, в ее потоках и притоках, он – создание этой реки и чувствует себя в ней, как форель в горном ручье. Наше мышление во многом сформировано этим долгим историческим потоком, никто из нас не появляется из ниоткуда, создавая себя самостоятельно в полной изоляции от прошлого. Таким образом, даже новорожденный обладает богатым наследием и готов воспринять еще больше, чтобы потом внести свой вклад в этот неиссякаемый поток.

Несмотря на то, что маленький Гарольд пока не осознает себя как личность, он располагает целым набором средств, чтобы заставить Джулию полюбить его от всего сердца. Первое орудие – это внешность. У Гарольда есть все черты, способные пробудить в матери любовь: большие глаза, высокий лоб, маленький рот и подбородок. Эти черты до глубины души трогают всех взрослых – будь то черты младенца, Микки-Мауса или Инопланетянина.

Кроме того, Гарольд обладает способностью пристально смотреть в глаза. Он будет лежать рядом с Джулией и не отрываясь смотреть ей в лицо. Через несколько месяцев Гарольд в совершенстве овладеет чувством времени, он будет отлично чувствовать, когда надо смотреть, чтобы привлечь взгляд Джулии, когда стоит отвернуться и когда снова посмотреть. Гарольд будет смотреть на Джулию, а она будет в ответ смотреть на него. В самом раннем возрасте он научится распознавать лицо матери, выбирать ее лицо из множества разных лиц и дольше задерживать на нем взгляд. Гарольд уже умеет отличать веселое лицо от грустного. Он великолепно умеет читать выражение лица, подмечая мельчайшие нюансы движения мимических мышц вокруг глаз и рта. Например, шестимесячный малыш умеет различать выражения лиц обезьян, хотя для взрослых все они кажутся одинаковыми.

В арсенале Гарольда есть и прикосновения. Им руководит первобытное стремление прикасаться к матери как можно чаще и держаться за нее как можно дольше. В своих знаменитых опытах на обезьянах психолог Гарри Харлоу показал, что младенец готов пожертвовать кормлением ради возможности подержаться за кожу или даже за полотенце, если оно мягкое и нежное на ощупь. Так происходит потому, что прикосновения не менее важны для роста и развития нервной системы ребенка, чем пища.

Осязательные контакты окончательно изменили представления Джулии об удовольствиях. В человеческой коже есть рецепторы двух типов. Рецепторы первого типа передают в соматосенсорную кору информацию, необходимую для распознавания предметов и действий с ними. Рецепторы второго типа активируют определенный участок коры головного мозга, отвечающий за социальные связи. Непосредственное общение тела с телом включает каскад гормональных и биохимических реакций, снижающих артериальное давление и улучшающих субъективное самочувствие. Гарольд лежит у груди Джулии, сосет молоко и вырабатывает глубинные связи, стимулирующие рост развивающихся клеток мозга. Джулия при этом испытывает чувство такого морального и физического удовлетворения, какого она не знала никогда прежде. Однажды она в удивлении воскликнула: «Зачем вообще нужен секс? Это же намного лучше!» И это говорит женщина, которая когда-то в колледже собрала больше всех голосов в опросе «Кого бы вы хотели увидеть в шоу „Сумасшедшие девчонки“»!

Помимо взгляда и прикосновений есть еще один способ коммуникации, возможно самый значительный, – обоняние. Гарольд так приятно пахнет. Слабый запах, исходящий от его горячей маленькой головки, проникает Джулии в самое сердце, создавая связь, прочнее которой она не знала и даже не могла себе вообразить.

И, наконец, ритм. Гарольд начинает подражать Джулии. Ему всего несколько месяцев, но он открывает рот, стоит только Джулии открыть свой. Гарольд начинает качать головой из стороны в сторону, когда это делает Джулия. Скоро Гарольд начнет копировать и движения рук.

Глядя Джулии в глаза, прикасаясь к ней, подражая ее движениям, Гарольд начинает первый в своей жизни, пока очень примитивный, разговор, обрушивая на Джулию поток неосознаваемых эмоций, настроений и ответов. Джулия подыгрывает сыну, заглядывает ему в глаза, поощряя его открывать рот, качать головой.

Не так давно студенты одного психологического факультета, воспользовавшись способностью человека к протокоммуникации, подшутили над своим преподавателем. Студенты предварительно сговорились, что во время лекции будут внимательно смотреть преподавателю в глаза, когда он будет находиться в левой половине аудитории, и отворачиваться от него или принимать рассеянный вид, когда он переместится в правую половину. Студенты приступили к своей игре, и преподаватель, незаметно для самого себя, стал сдвигаться все левее и левее. В конце концов он оказался почти в дверях. Преподаватель не осознавал, что именно делают его студенты, он просто как-то комфортнее ощущал себя в левой половине аудитории. Поведение преподавателя определялось невидимой силой социального притяжения.

Конечно, протокоммуникация Гарольда и Джулии была намного глубже. Гарольд вел операцию «Материнство» жестко и непреклонно, ни на минуту не отступая от своих целей – неделю за неделей, месяц за месяцем, ломая барьеры, перестраивая личность матери, проникая во все ее мысли и чувства и постепенно меняя ее самоидентификацию.

Но старая личность Джулии не собиралась отступать без боя. Можете не сомневаться, она не сдастся этому маленькому существу без борьбы.

В течение первого года Джулия кормила Гарольда грудью. Обычно это происходило в кресле, стоявшем в углу детской. Приходившие поглазеть на Гарольда подруги, в большинстве своем пока бездетные, надарили Джулии массу вещей, по их мнению необходимых для успешного воспитания. В детской имелись аудио- и видеомониторы для наблюдения за детьми, очистители воздуха, игрушечная музыкальная карусель, развивающие погремушки для улучшения координации движений, стимулирующие зрение коврики, электронный фотоальбом и устройство, издававшее успокаивающий шум океанского прибоя. Джулия сидела среди всех этих штуковин, словно кормящий грудью капитан Кирк на борту «Энтерпрайза».

Однажды вечером, когда Гарольду было около семи месяцев, Джулия, как обычно, сидела в кресле и кормила его. Неярко горел ночник, в комнате было тихо и уютно. Это была настоящая материнская идиллия – любящая, заботливая мать кормит свое ненаглядное дитя. Но вот что вы прочли бы в мыслях Джулии, если бы смогли прочитать их: «На помощь! Помогите! Кто-нибудь, спасите меня!»

В этот момент – подавленная, уставшая, измотанная – она просто ненавидела этого маленького ублюдка. Он подольстился к ней, соблазнил, а теперь, фигурально выражаясь, просто топтал ее душу своими сапожищами.

Он был наполовину очаровательный купидон, наполовину грубый солдафон. Этот жадный засранец хотел заполучить все и сразу. Гарольд распоряжался сном Джулии, полностью завладел ее вниманием, определял, когда ей можно принять Душ, отдохнуть, пойти в туалет. Он диктовал ей, что думать, как выглядеть и когда плакать. Джулия чувствовала себя несчастной, жалкой и подавленной.

В среднем младенец требует внимания взрослого каждые 20 секунд. Матери в течение первого года жизни ребенка недосыпают примерно 700 часов. Удовлетворенность от брака падает в среднем на 70%, а риск материнской депрессии удваивается. Если Гарольд испытывал хотя бы малейший дискомфорт, он принимался пронзительно верещать, чем мог довести Джулию до истерических рыданий, а Роба сделать раздраженным и несчастным.

Невероятно утомленная Джулия сидела в кресле, кормила своего сына и думала о том, что она навсегда превратилась в жирную бочку. Мысли ее блуждали, словно в темном дремучем лесу. Она думала, что никогда уже не будет хорошо выглядеть в облегающих юбках. Она никогда больше не будет ничего делать по своей прихоти. Она превратится в высосанную до дна жертву гражданской войны – войны сыночка с мамочкой. Гуляя с ребенком, Джулия уже познакомилась с праведными кормящими матерями, гордыми, как крестоносцы («суперсиськоносцы!»); самозваными королевами песочниц, которые постоянно делали ей замечания, что она не так ухаживает за ребенком («самодовольные ханжи!»); с опустившимися мученицами материнства, которые бесконечно ныли, какая ужасная у них теперь жизнь и какими бездушными и черствыми стали их мужья и родители. Джулия втягивалась в скучнейшие разговоры на детской площадке, которые, как заметила однажды гарвардский историк Джилл Лепоре, всегда об одном и том же: мамаши всегда жаждут снисходительности, а папаши – аплодисментов.

Можно было навек распрощаться с вечеринками, которые некогда доставляли ей такое удовольствие. Теперь вместо вечеринок впереди Джулию ждало самое безрадостное будущее – школьные обеды, нескончаемые поучения, анализы крови, воспаления среднего уха и вечное желание хоть раз как следует выспаться. Мало того, матери сыновей живут меньше, чем матери дочерей, потому что тестостерон сына ослабляет иммунную систему матери.

Не прошло и секунды после того, как волна подавленности и отчаяния окатила Джулию, как она подняла ребенка на руки и поднесла его личико к своему носу. Потом Гарольд улегся ей на грудь, взял в ротик ее мизинец и снова принялся сосать. Глаза Джулии наполнились слезами радости и умиления.

Йельский профессор, невролог Кеннет Кэй полагает, что человеческие дети – единственные из детенышей млекопитающих, кто сосет молоко матери с паузами. Ребенок сосет несколько секунд, потом перестает, не выпуская сосок изо рта. Это побуждает мать качать дитя. Когда ребенку два дня, мать покачивает его в промежутках между актами сосания в течение трех секунд, в возрасте нескольких недель это время сокращается до двух секунд.

Эти движения образуют своеобразный парный танец Джулии и Гарольда, танец со своим особым ритмом. Гарольд перестает сосать, Джулия качает. Гарольд перестает сосать, Джулия качает. Это беседа, это безмолвный разговор. Гарольд будет расти, но ритм останется прежним. В таком же ритме она будет смотреть на него, а Гарольд будет смотреть на Джулию. Весь их мир – непрерывный диалог.

В возникновении ритма, связывающего мать и дитя, есть что-то музыкальное. Джулия, не умевшая петь от природы, принималась напевать песенки, чтобы успокоить плачущего ребенка. Чаще всего почему-то она напевала мелодии из «Вестсайдской истории». По утрам Джулия читала Гарольду вслух The Wall Street Journal и сама умилялась интонациям, с которыми она произносила слова заметки, посвященной Федеральной резервной системе: Джулия говорила нараспев, медленно, растягивая гласные, как говорят все матери мира, когда обращаются к своим малышам.

Временами, пока месяцы шли своим чередом, Джулия затевала уроки пародии. Она придавала своему лицу разнообразные выражения, а затем, глядя на подражавшего ей Гарольда, добивалась того, чтобы он становился похож на какую-нибудь знаменитость. Нахмурившись вслед за Джулией, Гарольд становился похож на Муссолини, начиная рычать, он был вылитый Черчилль. Если Гарольд открывал ротик, его было невозможно отличить от Джерри Льюиса – у того тоже всегда испуганный вид. Улыбка Гарольда иногда сбивала Джулию с толка. Это была понимающая, лукавая усмешка, как у проказника, установившего скрытую камеру в душе Джулии.

Гарольд так отчаянно стремился к единению с матерью, что малейшая заминка в их диалоге воспринималась им как конец света. Ученые разработали эксперимент, который назвали «неподвижное лицо». В ходе эксперимента мать просят на несколько секунд прекратить общение с ребенком и придать лицу холодное, неподвижное, бесстрастное выражение. От такого взгляда дети немедленно приходят в замешательство. Они напрягаются, плачут, начинают суетливо двигаться. Дети изо всех сил стараются вновь привлечь внимание матери, и если реакции с ее стороны нет, то дети тоже становятся холодными и безучастными. Так происходит потому, что дети организуют свое внутреннее состояние как отражение лица, которое они видят перед собой.

Если не считать случаев, когда Джулия была совершенно измотана, ее разговоры с Гарольдом напоминали безупречно разыгрываемую симфонию. Энергия Джулии регулировала энергию Гарольда. Его мозг развивался под влиянием ее мозга.

К девяти месяцам у Гарольда все еще отсутствует осознание своего «я». Он еще очень многого не может. Но он сделал все, что нужно, чтобы выжить и преуспеть. Он вплел свое сознание в сознание других людей. На этих отношениях росли и развивались его собственные способности.

Принято думать, что люди растут как растения. К семенам добавляют удобрение, питательные вещества, и вырастает растение. Но это не так. Мозг млекопитающего растет и развивается, как ему положено, только во взаимодействии с другими особями, в непрерывном общении с ними. У детенышей крыс, которых вылизывают и выкусывают матери, в нервной системе возникает больше синаптических связей, чем у детенышей, лишенных материнского ухода. Крысята, которых изолируют от матерей на 24 часа, теряют вдвое больше клеток коры большого мозга и мозжечка, чем детеныши, оставшиеся с матерями. У крыс, которых выращивали в обстановке, возбуждавшей их любопытство, на 25% больше синапсов, чем у крыс, которые жили в обычных клетках. Значит, эмоциональная стимуляция каким-то таинственным образом вызывает чисто физические изменения.

В 1930-е годы X. M. Скилс изучал сирот с умственной отсталостью, которые вначале воспитывались в детских домах и приютах, а затем были усыновлены. Через четыре года после усыновления их IQ был на 50 пунктов выше, чем у сирот, которые усыновлены не были. Интересно здесь то, что улучшение умственных способностей произошло не вследствие обучения или чтения. Усыновительницы сами были умственно отсталыми и жили в лечебных учреждениях. Только материнская любовь и забота вызвали повышение IQ у взятых ими на воспитание детишек.

Теперь лицо Гарольда освещается радостной улыбкой всякий раз, как Джулия входит в его комнату. Это хорошо, потому что состояние и самочувствие Джулии трещит по всем швам. Она несколько месяцев недосыпала. Когда-то она считала себя чистюлей, но теперь дом выглядит словно Рим после нашествия варварских орд. Франклин Рузвельт успел бы осуществить свой «Новый курс» за то время, которое прошло с тех пор, как Джулия последний раз пошутила. Но радостная утренняя улыбка Гарольда дает ей силы прожить еще день.

Однажды утром она вдруг подумала, что знает Гарольда лучше, чем кого бы то ни было на свете. Она знала, когда была ему нужна. Она знала, что ему трудно переходить из одной обстановки в другую. Она с грустью сознавала, что он требует большего, что ему нужно то, чего она, к несчастью, не в состоянии ему предложить.

До сих пор они не обменялись ни единым словом в своих бесконечных диалогах. Гарольд еще не умел говорить. Мать и сын узнавали друг друга в основном по прикосновениям, слезам, взглядам, запахам и смеху. Джулия всегда считала, что осмысленно общаться можно только с помощью языка и речи, но теперь поняла, что это возможно и без слов.

Философы давно спорят о том, каким образом люди обретают способность понимать друг друга. Некоторые считают, что мы являемся старательными теоретиками. Мы выдвигаем гипотезы о том, как другие люди будут вести себя в тех или иных обстоятельствах, а затем проверяем гипотезу, проводя поминутные наблюдения. Если верить этой теории, то люди похожи на рациональных ученых, взвешивающих доказательства и проверяющих возможные объяснения. Есть и подтверждения того, что проверка предположений действительно отчасти позволяет нам понимать друг друга. Правда, в последнее время накапливается все больше фактов в пользу альтернативной гипотезы: мы автоматически подражаем другим и понимаем, что чувствуют другие, ощущая собственную версию того, что испытывают они. Согласно такой точке зрения, люди не являются холодными теоретиками, выводящими разумные суждения о других представителях рода человеческого. Люди владеют бессознательным методом, позволяющим им разделять или, по меньшей мере, моделировать ответы, которые они видят в окружающих людях. Мы способны жить в обществе, потому что способны отчасти проникать в умы других и более или менее понимать их. Люди понимают других через себя и формируют свою личность, проигрывая в себе процессы, «подсмотренные» у других.

В 1992 году ученые Пармского университета в Италии, исследуя мозг макак, обнаружили странный феномен. Стоило обезьяне увидеть, что исследователь кладет себе в рот ядрышко арахиса, как в ее мозге возникал разряд в точности такой же, как если бы обезьяна сама отправила себе в рот орех. При этом обезьяна вообще не двигалась. Животное непроизвольно имитировало ментальный процесс, который подсмотрело у другого существа.

Так родилась теория о зеркальных нейронах, о том, что в нашем мозге есть нейроны, которые автоматически воссоздают ментальные паттерны процессов, происходящих в мозге других. Зеркальные нейроны физически ничем не отличаются от всех остальных нейронов; способы их соединения с другими нейронами – вот что определяет их способность к глубокой имитации.

За последние несколько лет зеркальные нейроны стали предметом бурных и острых дебатов в нейрофизиологии. Некоторые ученые считают, что открытие зеркальных нейронов по значимости не уступает открытию ДНК и способно произвести революцию в нашем понимании внутренних процессов, приводящих к приобретению жизненного опыта; позволит узнать, как мы общаемся с другими людьми и как учимся у них. Другие ученые считают, что вся эта теория высосана из пальца. Эти ученые сразу же указали на то, что сам термин «зеркальные нейроны» – неверный и вводит в заблуждение, ибо предполагает, что способность к имитации и подражанию заложена в самом нейроне, а не в нейронных сетях головного мозга. Тем не менее большинство ученых придерживается взгляда, что мозг обезьян и людей обладает способностью к автоматической глубокой имитации, объединяющей ментальные процессы разных индивидуумов, преодолевая разделяющее их невидимое пространство. Согласно наблюдениям Марко Якобони из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, люди способны чувствовать чужие ощущения так, словно пережили их сами.

Обезьяны в Парме не только на уровне нейронных сигналов имитировали наблюдаемые ими действия, они также подсознательно оценивали стоявшие за этими действиями намерения. Нейроны интенсивно разряжались, когда человек брал стакан, чтобы отпить из него, но активность нейронов оказывалась намного ниже, если стакан брали не для питья, а чтобы его вымыть. Мозг обезьяны молчал, если исследователь делал вид, что берет с тарелки изюм, но разряды тотчас появлялись, если он брал изюм на самом деле. Если обезьяны видели, как человек рвет на части лист бумаги, то их нейроны разряжались определенным образом. Но они разряжались точно таким же образом, если обезьяна просто слышала звук разрываемой бумаги. Таким образом, это не была простейшая имитация типа «обезьяна видит – обезьяна повторяет». Вид реакции мозга был тесно связан с целью, подразумеваемой действием. Иногда мы априори считаем, что ментальный процесс восприятия действия отличается от ментального процесса оценки действия. Но в приведенных примерах процессы восприятия и оценки тесно и неразрывно связаны друг с другом. Эти нейроны входят в одну и ту же систему восприятия, в одни и те же сети.

После пармских опытов многие ученые, в том числе Якобони, считают, что им удалось найти зеркальные нейроны и у человека. Зеркальные нейроны человека помогают нам интерпретировать намерение, связанное с действием, хотя, в отличие от обезьян, люди посредством зеркальных нейронов способны имитировать действия и без определения стоящей за ними цели. Мозг женщины реагирует разрядом определенной формы, когда она видит, как кто-то берет двумя пальцами за ножку бокал вина, но разряд будет иным, если кто-то точно тем же жестом двумя пальцами возьмет зубную щетку. Женский мозг реагирует определенным образом на речь другого человека, но совершенно иначе – на невнятную болтовню обезьян.

Когда зрители кино наблюдают погоню, их мозг реагирует так же, как если бы гнались за ними, хотя и с меньшей интенсивностью, чем он реагировал бы, если бы за ними гнались в реальности. Когда Гарольд видит, как Джулия любовно смотрит на него сверху вниз, он, вероятно, воспроизводит активность ее мозга и узнает, как чувствуют любовь.

Гарольд растет всеядным, неразборчивым имитатором, но это помогает ему во многих вещах. Кэрол Эккерман, профессор психологии в университете Дьюка, провела исследование, предположив, что чем больше ребенок играет в имитационные игры, тем скорее он научится говорить. Таня Чартранд из университета Дьюка и йельский психолог Джон Барф обнаружили, что чем больше два человека подражают движениям друг друга, тем больше они друг другу нравятся, а чем больше они друг другу нравятся – тем больше подражают друг другу. Многие ученые считают, что способность подсознательно разделять чужую боль – необходимый элемент эмпатии, а именно она лежит в основе морали и нравственности.

Учение о зеркальных нейронах находится пока в стадии становления, но уже сейчас эта теория позволяет нам объяснять феномены, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, особенно в отношениях между родителями и детьми. Сознание и разум одного человека активно проникают в сознание и разум других людей, и наоборот. Мозг одного человека формирует многочисленные связи с мозгом других. У разных людей могут возникать одинаковые мысли и чувства, передающиеся по невидимым сетям, наполняющим пространство между людьми.

Однажды, несколько месяцев спустя, Джулия, Роб и Гарольд сидели за столом и обедали. Роб случайно уронил на стол шарик от настольного тенниса. Гарольд звонко, словно колокольчик, рассмеялся. Роб еще раз, уже нарочно, бросил шарик на стол. Гарольд широко открыл рот и прищурил глаза. Затем, трясясь всем телом и наморщив лобик, мальчик заливисто захохотал. Роб поднял шарик над столом и задержал его в руке. Гарольд и Джулия застыли в ожидании. Роб выпустил шарик, и он несколько раз отскочил от стола. Гарольд захохотал пуще прежнего. Он сидел в своей пижамке, прижав ручки к бокам, и восторженно смеялся. Роб и Джулия сами смеялись до слез вместе с сыном. Роб принялся снова и снова бросать шарик на стол. Каждый раз Гарольд застывал в радостном оцепенении, ожидая, когда шарик упадет на стол, а дождавшись, буквально визжал от восторга, тряся головкой в такт смеха, и обводил лица родителей сияющим от счастья взглядом. Роб и Джулия визжали вместе с сыном, невольно подражая ему.

Это были лучшие моменты их жизни – игра в прятки с непременным «ку-ку», борьба и возня на полу. Иногда, переодевая Гарольда, Джулия брала в рот губку, которой протирала ребенка. Гарольд каждый раз хватался за губку и, весело смеясь, старался запихнуть ее в рот Джулии. Гарольд раз за разом повторял сеанс предсказуемого удивления, которое неизменно доводило его до экстаза. Игры внушали ему чувство власти над миром – с каждым разом он начинал все лучше и лучше понимать, как этот мир устроен. Игры давали ему ощущение – и это была чистая радость для ребенка – совершенной синхронизации с мамой и папой.

Смех существует не просто так, и, вероятно, он возник еще до того, как человек овладел членораздельной речью. Роберт Провайн из Мэрилендского университета установил, что в компании люди смеются в 30 раз чаще, чем в одиночестве. В ситуациях, которые объединяют людей, смех возникает сам собой, спонтанно. Удивительно, но люди, которые рассказывают то, что вызвало смех, сами смеются на 46% чаще, чем их слушатели. Причем смех вызывают не только и не столько веселые истории. Лишь 15% произнесенных и вызвавших смех фраз в самом деле смешны хотя бы с какой-нибудь точки зрения. Смех чаще спонтанно возникает при разговоре, когда люди ощущают взаимопонимание и психологическая обстановка одинаково приятна всем присутствующим.

Некоторые шутки, например каламбуры, – асоциальны, и поэтому такие шутки часто любят люди, страдающие аутизмом. Но бо́льшая часть шуток несет значимую социальную нагрузку, и поэтому их часто используют, когда кому-то удается найти выход из социального недоразумения. Смех – это язык, используемый людьми для создания новых социальных связей и укрепления уже существующих, для устранения неловкости в общении. Иногда это хорошо: толпа людей единодушно чему-то смеется, иногда – плохо (толпа выбирает себе жертву и потешается над ней), но в любом случае смех и солидарность всегда идут рука об руку. Стивен Джонсон пишет:

День за днем Гарольд и его родители будут стараться найти общий ритм. Иногда они будут ошибаться. Иногда ни Роб, ни Джулия не могут залезть в голову Гарольда и понять, что надо сделать, чтобы его успокоить. Но иногда у них это получается. И когда это происходит, детский смех становится для них наивысшей наградой.

Если вы вдруг спросите, откуда взялся Гарольд, то тут, конечно, можно дать биологический ответ: рассказать о зачатии, беременности и родах. Но если мы захотим объяснить, откуда взялась человеческая сущность Гарольда, откуда взялась его личность – как и личность любого человека, – то нам придется сказать, что первопричина – в отношениях Гарольда с его родителями. Эти отношения имеют вполне определенные свойства. Потом, по мере того как Гарольд созревал и его самосознание развивалось, эти свойства становились частью его личности и продолжали существовать независимо от того, были ли рядом родители. То есть мы должны признать, что отношения возникают не после того, как люди достигают определенной ступени развития. Наоборот, люди вступают в отношения с другими людьми – с родителями и другими старшими родственниками – сразу после рождения, и именно эти отношения формируют человека, его неповторимую личность. Иначе говоря, мозг заключен в черепе индивида, но разум и сознание существуют только в виде общественной сети. Сознание и разум – результат взаимодействия множества мозгов, и очень важно не путать мозг и сознание.

Сэмюел Тейлор Кольридж по этому поводу говорил: «Любовь возникает прежде сознания; и первая любовь – это любовь другого. Дитя распознает себя в матери за много лет до того, как оно сможет распознать себя в самом себе».

Кольридж рассказывает, как его трехлетний сын однажды проснулся среди ночи и принялся звать маму.