Глава 10. Интеллект
Эрике не пришлось искать путь в бизнес. Бизнес нашел ее сам. Хедхантеры начали охотиться за ней с самого начала ее учебы в университете и все то время, что она училась в бизнес-школе. Она постоянно отказывалась от их услуг, словно богатая наследница из викторианского романа, которая терпеливо поджидает подходящую партию.
Она присматривалась к финансовым структурам, некоторое время поработала в одной компании, занимавшейся высокими технологиями, но в конце концов решила начать свою карьеру с работы в одной из элитарных консалтинговых фирм. Фирма предоставила ей выбор: либо отдел под названием Группа функциональных возможностей, либо Сектор промышленных клиентов. На самом деле никакого выбора Эрика сделать не могла, потому что не имела ни малейшего представления, чем занимаются эти подразделения.
Она выбрала Группу функциональных возможностей, потому что ей больше понравилось название, и начала работать под руководством человека по фамилии Гаррисон. Три раза в неделю этот Гаррисон собирал свою команду и требовал отчета о работе, проделанной по проекту, которым они в данный момент занимались. Эти совещания проводились не так, как проводятся обычно встречи такого рода – за круглым столом со спикерфоном посередине. Гаррисон под влиянием каких-то собственных странных идей нанял дизайнера по интерьеру и соорудил довольно причудливую переговорную. Во время совещания сотрудники сидели на низких мягких креслах, словно в большой гостиной.
Гаррисон надеялся создать условия для более гибкой работы, считая, что такая планировка позволит людям теснее общаться друг с другом. Но в действительности она скорее позволила людям избегать друг друга. Сотрудники приходили на совещание в десять утра, ставили чашки кофе на пол, туда же клали документы и усаживались в низкие кресла, слегка наклонив их, чтобы было удобнее сидеть. Кресла были расставлены не очень ровным кругом, но, так как каждое из них немного сдвигали с места, усаживаясь в него, то постепенно получилось так, что один человек, сидя в кресле, глядел в окно, второй таращился на образчик какой-то корпоративной мазни на стене, а третий задумчиво смотрел на дверь. Таким образом, люди могли проговорить час, ни разу не взглянув в глаза друг другу, хотя в целом дискуссии были оживленными и плодотворными.
Гаррисону было около 35 лет. Это был бледный, рослый, но совершенно неспортивный человек, необычайно умный.
– Какой степенной закон нравится вам больше всего? – огорошил он Эрику во время одной из первых их встреч. Эрика вообще не поняла, о чем он говорит.
– Полиномиальная зависимость с масштабной инвариантностью. Например, закон Ципфа, – ответил за нее Гаррисон. Позже Эрика узнала, что закон, сформулированный гарвардским лингвистом Джорджем Ципфом, гласит: самое употребительное слово любого языка употребляется в речи примерно в два раза чаще, чем следующее за ним по распространенности слово. Третье слово употребляется примерно в три раза реже, чем первое, и эта зависимость прослеживается и дальше до самого малоупотребительного слова в языке.
– А мне больше нравится закон Клайбера! – тут же подлил масла в огонь другой сотрудник. Закон Клайбера утверждает, что между массой живых существ и скоростью их метаболизма существует определенная обратная зависимость.
Вся комната воспламенилась от этих слов. Все начали наперебой называть свои любимые законы, за исключением Эрики, которая чувствовала себя слабоумной на пиру интеллектуалов, но одновременно была очень довольна, что ей посчастливилось работать с такими умными людьми.
На каждом совещании вспыхивал такой интеллектуальный фейерверк. Люди все ниже и ниже утопали в своих плюшевых креслах, так что в конце концов участники встречи почти лежали на полу, выставив вверх животы и сложив ладони над грудью «домиком». Однажды они потратили целый час на споры о том, является ли слово «джаз» идеальным для игры в «виселицу».
– А давайте переименуем пьесы Шекспира в духе триллеров Ладлэма? – предложил на одном из совещаний какой-то сотрудник, и остроумные ответы посыпались дождем:
– «Венецианский купец» – «Бумага Шейлока»!
– «Гамлет» – «Заговор „Эльсинор“»!!
– А «Макбет» пусть называется «Идентификация Дунсинана»!!!
Наверное, эти ребята были отмечены печатью гения еще до того, как научились ходить. Казалось, все они были непревзойденными мастерами публичных дебатов и викторин в колледже. Гаррисон однажды обмолвился, что бросил медицинский факультет, «потому что там было слишком легко учиться». Если кто-нибудь упоминал, что некий сотрудник другой компании весьма умен, то Гаррисон неизменно иронически переспрашивал: «Неужели так же умен, как мы?» На этих утренних встречах Эрика в конце концов начала заключать пари сама с собой. Она разрешала себе проглотить по одному шоколадному драже за каждую секунду, проходившую от момента, когда Гаррисон называл чье-нибудь имя, до момента, когда он говорил, какой колледж окончил этот человек – Гарвард, Йель или Массачусетский технологический.
Потом наступала тишина. Если у них не завязывалась оживленная дискуссия по поводу методик и массивов данных, вся группа комфортно погружалась в молчание – на секунды или минуты. Для Эрики, воспитанной улицей, это была настоящая пытка. Она, неестественно выпрямив спину, сидела в своем кресле, смотрела на носки своих туфель и мысленно повторяла заклинание: «Я не нарушу молчание первая. Я не нарушу молчание первая. Я не нарушу молчание».
Эрика не могла понять, как этим гениальным людям удается так долго сидеть молча. Может быть, дело было в том, что почти все они были мужчинами, а несколько работавших в группе женщин привыкли и адаптировались к этой мужской культуре. Эрика, конечно, впитала с молоком матери мнение, что мужчины не так общительны и чутки, как женщины. Есть и научные данные, которые поддерживают эту идею. Младенцы мужского пола реже смотрят в глаза своим матерям, чем девочки, и чем выше уровень тестостерона в утробе матери в течение первого триместра беременности, тем более редким будет зрительный контакт. Саймон Барон-Коэн из Кембриджского университета сделал обзор литературы по этой теме и пришел к выводу, что мужчины проявляют больше любопытства к системам, нежели к эмоциям. Как правило, мужчин больше интересуют подчиняющиеся определенным правилам и поддающиеся анализу взаимосвязи между неодушевленными предметами. Женщины же, как правило, более чутки к эмоциям и переживаниям. Они лучше справляются с тестами, где по нескольким деталям надо угадать эмоциональное состояние человека. У женщин лучше развита вербальная память и беглость речи. Женщины необязательно говорят больше, чем мужчины, но они чаще обмениваются репликами. Женщины предпочитают говорить о других, а мужчины – о самих себе. Женщины чаще просят помощи, оказываясь в трудной ситуации.
Эрике приходилось и раньше бывать в мужских компаниях, но такого она еще не видела. В группе Гаррисона господствовала особая иерархическая культура, строившаяся сверху вниз. Гаррисон превратил социальную неловкость в своеобразный инструмент власти. Чем таинственнее он себя вел, тем с бóльшим вниманием к нему прислушивались.
Каждый день на обед он съедал один и тот же сэндвич со сливочным сыром и оливками. Еще в детстве он вывел формулу, по которой мог предсказать победителя в собачьих бегах, а теперь его профессией стал поиск и толкование скрытых закономерностей. «Вы читали сноски к отчету компании? – многозначительно спросил он как-то раз Эрику. – Похоже, мы переживаем поворотный момент». Эрика раз десять перечитала сноски, но так и не поняла, что имел в виду Гаррисон.
Он мог часами изучать таблицы, диаграммы и схемы – курсы акций, объем годового производства какао, метеорологические сводки и данные по урожаю хлопка.
На людей он умел производить очень сильное впечатление. Клиенты его уважали, пусть даже и не очень любили. Начальство слегка терялось в его присутствии. Все были убеждены, что стоит Гаррисону проанализировать колонки цифр, как он точно скажет, что ждет компанию через пять лет – крах или процветание. Гаррисон охотно поддерживал эту безграничную веру в свой непогрешимый интеллект. Он был уверен в своей правоте во многих вещах (собственно, во всех), но в двух вещах он был уверен абсолютно: он действительно умен, а большинство остальных людей – нет.
В течение нескольких лет Эрика получала истинное наслаждение от работы с Гаррисоном, несмотря на все его причуды и странности. Она любила слушать его рассуждения о современной философии. Он был страстным игроком в бридж. Он вообще любил интеллектуальные игры с определенным набором строгих правил. Иногда Эрика помогала ему переводить на общечеловеческий язык его высказывания, которые обычно бывали умопомрачительно сложны. Но постепенно Эрика начала замечать одну неприятную вещь. Дела в их подразделении шли далеко не блестяще. Отчеты были безукоризненными, но бизнес хромал. Новые клиенты приходили, но редко задерживались. Фирма пользовалась услугами отдела при решении каких-то конкретных задач, но руководство, похоже, никогда всерьез не считало Гаррисона надежным консультантом.
Эрике потребовалось на удивление много времени для того, чтобы разглядеть и осознать этот факт. Но как только Эрика его осознала, она стала смотреть на группу более критическим взглядом. Утренние совещания тянулись бесконечно долго, но на них редко обсуждались по-настоящему насущные проблемы. Вместо этого каждый участник выдавал небольшие кусочки информации, которые всегда подтверждали теории, сформулированные Гаррисоном еще много лет назад. Иногда Эрике казалось, что она наблюдает за придворными, подносящими королю десерт, а потом с замиранием сердца взирающими, как он его смакует.
Любимым изречением Гаррисона было: «Это все, что вам следует знать!» Обычно он оценивал какую-то очень сложную ситуацию, выдавал решение – как правило, глубокое и содержательное, а потом говорил: «Это все, что вам следует знать!» Иногда Эрика была уверена, что это далеко не все, но всякое обсуждение на этом заканчивалось.
Еще была Модель. Модель с большой буквы. Много лет назад Гаррисон предложил успешную модель реорганизации одного потребительского банка. После этого он стал легендой банковского сообщества. Теперь каждый раз, когда к нему обращался тот или иной банк, он пытался применять ту же самую Модель. Он обкатывал Модель на крупных и мелких, на городских и сельских банках. Когда он попытался внедрить ее в иностранных учреждениях, Эрика решила применять свое знание различных культур. На одном из утренних совещаний она постаралась объяснить коллегам суть книги Питера Холла и Дэвида Соскиса «Разновидности капитализма». В различных национальных культурах, говорила Эрика, господствуют разные системы мотиваций, разные отношения с властью и разное отношение к капитализму. В Германии, например, имеется очень тесная сеть взаимосвязанных корпоративных объединений, таких, например, как советы предприятий. Особенности рынка труда в Германии таковы, что работника довольно трудно нанять и еще труднее уволить. Как следствие этого, германская экономика прогрессирует поступательно, путем последовательных небольших инноваций – и этот путь оптимален для металлургии и тяжелой индустрии.
В Соединенных Штатах, наоборот, сеть экономических связей более свободная. Здесь легче нанять и уволить человека, легче организовать новый бизнес. Поэтому для экономики США характерны резкие инновационные прорывы, и эта схема стимулирует развитие софтверного бизнеса и высоких технологий.
Гаррисон остановил этот поток информации взмахом руки. Разные отрасли в разных странах развиваются по-разному только из-за различий в государственном регулировании. Измените регулирование, и вы измените культуру. Эрика попыталась возразить, что именно регулирование – следствие культуры, которая намного глубже и древнее любого регулирования. Но Гаррисон не пожелал продолжать эту беседу. Эрика была ценным специалистом, но она была недостаточно умна для того, чтобы Гаррисон дал себе труд выслушать ее до конца.
Впрочем, он обходился подобным образом не только с Эрикой. Точно так же он обращался и с клиентами. Гаррисон отметал аргументы, которые выходили за рамки его моделей и концепций. Он поручил своей группе подготовить большую презентацию, в ходе которой предполагалось прочесть лекцию о некоей отрасли промышленности людям, проработавшим в этой отрасли всю жизнь. Презентация получилась нарочито туманной и малопонятной и демонстрировала мнимую компетентность.
Гаррисон и его люди не понимали, что разные компании приемлют разные степени риска. Он не понимал, что топ-менеджеры компании могут конфликтовать между собой и что поэтому надо быть особенно осторожным, чтобы своими советами не осложнить жизнь кому-нибудь из них. Пожалуй, не было ни одной очевидной и необходимой детали работы, которой не пренебрегли бы Гаррисон и его команда. Они могли провалить любое дело, если оно требовало чуткого подхода. Эрика считала день пропавшим зря, если Гаррисон и его люди не совершали какую-нибудь невероятную ошибку. Последние пять месяцев работы в этой компании Эрика каждый день задавалась одним и тем же вопросом – как могут такие умные люди быть такими непроходимыми тупицами?
За пределами IQ
Это был главный и решающий вопрос. Гаррисон построил свою карьеру, да и всю жизнь, на преклонении перед IQ. Обычно он брал на работу людей, обладающих высоким интеллектом. Он общался только и исключительно с интеллектуалами. Он производил впечатление на клиентов, говоря, что их проблемой «займутся люди из “Лиги плюща”».
В какой-то мере вера Гаррисона в IQ была оправдана. Ученые много и тщательно исследовали природу этого индекса умственных способностей и многое о ней узнали. IQ маленького ребенка неплохо предсказывает его дальнейшее интеллектуальное развитие до зрелого возраста. Люди, проявляющие способности в одной интеллектуальной сфере, обычно оказываются талантливыми и в других. Люди, свободно ориентирующиеся в речевых ассоциациях, как правило, хорошо умеют решать математические задачи и легко улавливают суть прочитанного, но они же могут проявлять меньшие способности в запоминании и распознавании образов.
Способность хорошо справляться с такого рода тестами в значительной мере определяется наследственностью. Самым мощным предиктором величины IQ человека является IQ его матери. Люди с высоким IQ обычно хорошо учатся в школе и в других учебных заведениях. Как указывают Дин Хэймер и Питер Коупленд, «все проведенные на эту тему исследования подтверждают, что IQ – наилучший предиктор школьной успеваемости».
Если вы хотите стать капитаном бизнеса, то вам лучше иметь IQ не ниже 100, а если вы хотите заниматься ядерной физикой, то не помешает IQ выше 120.
Но в преклонении Гаррисона перед IQ было несколько проблем. Во-первых, величина индекса умственных способностей зависит от множества внешних факторов и может значительно меняться у одного и того же человека. Исследование афроамериканских детей в округе Принс-Эдвард, штат Виргиния, показало, что каждый пропущенный учебный год вызывал снижение IQ на шесть баллов. Имеют значение также и отношения с родителями. Первенцы обычно обладают более высоким IQ, чем их младшие братья и сестры. Этот эффект исчезает, если разница в возрасте между детьми превышает три года. Согласно одной из теорий, это происходит из-за того, что с первенцами матери говорят больше и используют более сложные предложения. Если же дети рождаются с небольшим перерывом, то матери приходится уделять второму ребенку меньше внимания.
Самое известное доказательство изменчивости IQ – так называемый эффект Флинна. С 1947 по 2002 год средняя величина IQ у населения развитых стран неуклонно росла, в целом на три процентных пункта в десять лет. Это явление наблюдалось во всех странах, среди всех возрастных групп и в самых разнообразных сообществах. То, что этот рост имел место только в развитых странах, свидетельствует о том, что уровень IQ легко поддается влияниям окружающей среды.
Интересно, что этот рост касался не всех разделов теста. В 2000 году словарный запас и способность понимать текст были не выше, чем в 1950 году. Зато намного лучше стали результаты в разделах теста, касающихся абстрактного мышления. «Сегодняшние дети, – пишет Джеймс Р. Флинн, – намного лучше справляются с задачами, метод решения которых им заранее не известен».
Объяснение Флинна заключается в том, что разные эпохи требуют от людей разных навыков. Общество XIX века поощряло конкретное мышление. Современное общество нуждается в абстрактном мышлении и, соответственно, поощряет именно его. Люди, обладающие наследственной предрасположенностью к абстрактному мышлению, регулярно применяют его на практике и, таким образом, оттачивают этот навык. Унаследованная способность умножается на социальный опыт, а в результате резко повышается IQ.
Однако как только вы покидаете стены школы, индекс умственных способностей перестает надежно предсказывать степень ваших успехов в реальной жизни. Люди с высоким IQ, несмотря на многочисленные интеллектуальные навыки, часто не умеют выстраивать отношения, а их браки терпят крах ничуть не реже, чем у всех остальных. Детей они тоже воспитывают ничуть не лучше. Ричард К. Вагнер из университета штата Флорида в одной из глав сборника «Руководство по интеллекту» приводит обзор исследований зависимости профессиональной пригодности от уровня IQ и делает вывод: «Лишь 4% профессионализма зависят от IQ». В другой главе этой книги Джон Майер, Питер Саловей и Дэвид Карузо приходят к выводу, что вклад IQ в достижение жизненного успеха в целом не превышает 20%.
Впрочем, эти цифры можно трактовать по-разному. Как выразился Ричард Нисбетт, «что природа соединила, то многочисленные регрессии да не разлучат». Но общая идея заключается в том, что, проведя соответствующие вычисления (интеллектуалы обычно сильны в математике), мы приходим к выводу о весьма слабой корреляции IQ с личными достижениями на жизненном поприще.
В одном знаменитом долговременном исследовании, названном по имени автора исследованием Термана, ученые проследили судьбу группы студентов с чрезвычайно высоким IQ (135 и выше). Ученые ожидали, что эти люди добьются в жизни выдающихся успехов. Да, у них все сложилось прекрасно, большинство из них стало преуспевающими адвокатами или руководителями компаний, но среди них не оказалось настоящих звезд. Никто из них не получил Пулитцеровскую премию или стипендию Макартура. В 1968 году Мелита Оден показала, что гораздо более впечатляющих успехов добились люди с умеренно высоким IQ. Зато они умели соблюдать трудовую этику, а в детстве были более честолюбивыми.
По достижении 120 баллов дальнейший рост интеллекта по шкале IQ не приводит к улучшению качества выполненной работы. Теоретически человек, набравший 150 баллов, «умнее» человека, набравшего 120, но от этих дополнительных 30 баллов нет никакой ощутимой пользы, если речь идет о долговременных успехах. Как продемонстрировал Малкольм Гладуэлл в своей книге «Гении и аутсайдеры», американцы, получившие Нобелевскую премию по химии или медицине, в большинстве своем не были выпускниками Гарварда или Массачусетского технологического института – самых престижных вузов. Оказалось, вполне достаточно окончить «просто хорошее» учебное заведение – Роллинс-колледж, Вашингтонский университет или Гриннеллский колледж. Если вы достаточно умны, чтобы поступить в хороший университет, то у вас достанет интеллекта преуспеть в своей профессии – даже в таких сложных областях, как химия и медицина. И при этом не очень важно, принадлежите вы к 0,5% «самых умных» или нет. В Национальном лонгитюдном исследовании молодежи, проведенном Джеем Загорски из университета штата Огайо, приняли участие 7403 американца, и исследование не выявило никакой корреляции между накопленным к зрелому возрасту состоянием и уровнем IQ.
Ошибка Гаррисона заключалась в том, что он поставил знак равенства между показателем IQ и умственными способностями вообще. На самом деле интеллект составляет лишь часть умственных способностей, причем не самую важную. Люди с высоким интеллектом хорошо справляются с логическими, линейными и вычислительными задачами. Но чтобы преуспеть в жизни, интеллект должен быть «оправлен» в определенные черты характера и предрасположенности. Можно провести такую параллель: солдат может быть феноменально силен. Если вы прикажете ему подтягиваться на перекладине или отжиматься от пола, он великолепно справится с поставленной задачей. Но если этот солдат лишен мужества, не признает дисциплины, не знает оружия и техники, если он лишен воображения и практической смекалки, то у него мало шансов выжить в хаосе сражения. Точно так же мыслитель может быть очень умен, но если он не обладает такими достоинствами, как честность, упорство и беспристрастность, то едва ли он добьется больших успехов в реальной жизни.
В своей книге «Чего не хватает тестам на интеллектуальность» Кейт Э. Станович перечисляет некоторые ментальные предрасположенности, помогающие справляться с задачами, которые ставит перед нами реальный мир:
Склонность собирать информацию, прежде чем составить общую картину; склонность учесть разные точки зрения, прежде чем сделать вывод; склонность обдумывать проблему, прежде чем ее решать; склонность сопоставлять свое мнение с имеющимися доказательствами; склонность оценивать последствия, прежде чем начинать действовать; склонность оценить плюсы и минусы решения, прежде чем принять его; склонность видеть нюансы и избегать категоричности в суждениях.
Другими словами, существует большая разница между мощью интеллекта и ментальным характером. Ментальный характер сродни нравственному характеру. Он выковывается опытом и усилиями и запечатлевается в глубинах сознания.
Часы и облака
Ученый и писатель Джона Лерер иногда напоминает своим читателям, как Карл Поппер проводил различие между часами и облаками. Часы – это тщательно выверенная конструкция, система, которую можно определить, описать и оценить, пользуясь методом редукции. Вы можете разобрать часы, взвесить все их детали, а затем собрать их снова. Облака, напротив, не имеют регулярного упорядоченного строения, а каждое облако абсолютно уникально. Облако трудно изучить, потому что оно меняется каждую секунду. Описывать облака легче с помощью слов, а не с помощью цифр.
Лерер заметил, что один из величайших соблазнов современной науки – попытка представить дело так, будто все явления природы и общества подобны часам, которые можно исследовать с помощью механических инструментов и выверенной техники. Этот подход действует и в отношении изучения интеллекта. Исследователи бóльшую часть своих усилий посвящают изучению и анализу IQ – относительно устойчивого и воспроизводимого показателя, но пренебрегают изучением ментального характера, похожего не на часы, а на облако.
Чистый интеллект полезен для решения четко очерченных и хорошо сформулированных задач. Ментальный характер помогает понять, с какой именно проблемой вы столкнулись и какими средствами следует воспользоваться для ее решения. Как утверждает Станович, если вы задаете правила, которым надо следовать для решения интеллектуальной проблемы, то люди с высоким IQ справятся с этим делом лучше, чем люди, у которых IQ ниже. Но если эти правила не заданы, то люди с высоким IQ уже не будут лучшими в решении задачи, так как для выработки этих правил и честной оценки результатов требуются способности, весьма слабо коррелирующие с IQ.
Ментальная сила и ментальный характер связаны очень слабо. Станович говорит:
Исследования с участием тысяч испытуемых показали, что интеллект имеет умеренную или слабую корреляцию (обычно меньше 0,3) с определенными качествами мышления (например, с активной открытостью к новому, тягой к знанию), а с другими качествами (добросовестностью, любопытством, усидчивостью) и вовсе почти не коррелирует.
Многие инвесторы, например, обладают весьма высоким интеллектом, но часто принимают поистине самоубийственные решения именно из-за того, что слишком уж доверяют своему непогрешимому интеллекту. С 1998 по 2001 год суммарный годовой доход на вложенный капитал в фонде совместного инвестирования «Ферстхэнд Текнолоджи Велью» составлял около 16%. Однако средний инвестор фонда за это же время потерял до 31%. Почему так случилось? Потому что эти гении были уверены, что знают, когда надо войти на рынок и когда уйти с него. В результате они часто упускали дни, когда рынок рос, и появлялись на бирже, когда он шел вниз. Эти бесспорно умные люди вели себя глупее, чем если бы они были совершенными тупицами.
Бывают люди, у которых высокий IQ, но они тем не менее не могут долго удерживаться ни на одной работе. Джеймс Дж. Хекман и его коллеги из Чикагского университета сравнили профессиональную пригодность выпускников средних школ и тех, кто бросил школу, а затем сдал экзамены экстерном. Эти заочники по своим умственным способностям не уступают выпускникам школ, не поступившим в колледж, но зарабатывают меньше, так как в меньшей степени обладают так называемыми некогнитивными качествами, такими как мотивация и самодисциплина. Люди, некогда бросившие школу, склонны чаще менять работу. Их вклад в производственный процесс меньше, чем у тех, кто закончил среднюю школу.
В области высочайших интеллектуальных достижении интеллект как таковой уже не поможет отличать гения от прочих смертных. Величайшие мыслители, как кажется, обладают такими ментальными способностями, которые выходят далеко за рамки узко понимаемого рационального мышления. Эти способности текучи и расплывчаты, точь-в-точь как облака Поппера. Альберт Эйнштейн, например, представляется нам образцом научного и математического интеллекта. Но на самом деле он творил науку, играя воображаемыми визуальными и осязательными образами. «Слова языка, в том виде, в каком их пишут или высказывают, не играют видимой роли в механизмах моего мышления, – признавался он Жаку Адамару. – Моя интуиция питается определенными знаками и более или менее отчетливыми образами». Эйнштейн лишь манипулировал этими образами, составляя из них различные сочетания: «Упомянутые мною элементы в моем случае имеют визуальный характер, а некоторые даже характер мышечной реакции».
«Я мыслю лишь образами, – заявлял физик и химик Петер Дебай. – Все мое мышление насквозь визуально». Дебай говорил, что, когда работает над какой-нибудь проблемой, он видит лишь какие-то смутные образы, которые старается сделать более четкими. Когда ему это удается, он облекает картину в математические формулы. В некоторых случаях образы бывают акустическими – определенные звуки сочетаются с определенными идеями. Иногда образы бывают эмоционально окрашены. «Приходится прибегать к чувствам, – рассказывал Дебай. – Например, я спрашивал себя: чего хочет атом углерода?»
Мудрость заключается не в знании определенных фактов и не в эрудиции в какой-то области. Она заключается в умении пользоваться знанием: быть уверенным в себе, но не самоуверенным; предприимчивым, но осторожным. Мудрость – это готовность преодолевать препятствия, которые кажутся непреодолимыми, и осознавать, что за тонкой пленкой знания лежат огромные пласты непознанного. Гаррисон, к сожалению, не обладал этими чертами в должной мере.
Уйти вовремя
Эрика продолжала работать в отделе, битком набитом страшно умными, но ни на что не годными людьми. Шли месяцы, и Эрике становилось все труднее терпеть их недостатки и каждый день поражаться их редкой способности упускать благоприятные возможности и наступать на одни и те же грабли. Здесь, как и вообще в своей новой жизни, Эрика ощущала себя почти аутсайдером. Может быть, дело было в ином воспитании, другом цвете кожи или была еще какая-то причина, но Эрика понимала, что гораздо больше этих умников знает о страстях, об иррациональных и темных сторонах жизни. Однажды, когда Эрика совсем уже пала духом, она в шутку решила, что послана на Землю с божественной миссией – спасти белого человека от самого себя.
Всемогущий Господь – Бог испытующий: сначала он послал на Землю ребят из благополучных пригородов, которые ходили в чистенькую школу, затем в привилегированный колледж, потом окончили продвинутую бизнес-школу, – и тут-то Господь выбросил их в мир корпоративной Америки. Эти мальчики сталкивались с реальной жизнью лишь в магазине или туалете на автозаправке. Их мировоззрение покоилось на идее о том, что мир изначально сбалансирован. Пока все вокруг были чистенькими и разумными – такими же, как они сами, – их стиль мышления был вполне адекватным и они могли спокойно жить, воздвигнув вокруг себя стену из своих затверженных в школе формул.
Но мир по большей части – не слишком-то чистенькое и разумное место, и в этом реальном мире они оказались сущими младенцами. Они клевали на мошеннические схемы Берни Мэдоффа, влезали в рискованную ипотеку или пытались торговать деривативами, в которых ничего не смыслили. Они безрассудно увлекались любой идиотской фантазией, любым мыльным пузырем. Они жили словно в густом тумане. сквозь который их несли глубинные силы, понять природу которых они были не в состоянии.
А затем Бог, в бесконечной и неизреченной милости своей, ниспослал к ним чудную, хрупкую женщину – наполовину китаянку, наполовину мексиканку, чтобы спасти этих невинных младенцев. Эта железная леди, ходячий органайзер с компьютерным процессором вместо мозга, низведет изнеженные массы из мира параграфов и презентаций на грешную землю и погрузит их в преисподнюю реальности. Бог воспитал свою верную слугу в хаосе и нищете, чтобы вооружить ее знанием и энергией, Он влил в ее вены уксус и желчь, дабы она смогла извлечь белого человека из комфорта его заблуждений и помочь ему узреть скрытые силы, реально управляющие его разумом. Бог вложил в Эрику силу и ярость, чтобы она смогла взвалить на себя бремя смугло-желтого человека и уготовать пути к спасению мира.
Месяцы продолжали сменять друг друга, и Эрике становилось совсем невмоготу – все эти сеансы коллективного разума на совещаниях теперь вызывали у нее только смертельную скуку и разочарование. По вечерам она подолгу бродила по улицам, предаваясь фантастическим мечтам о том, как она обзаведется собственным отделом или фирмой. Она вышагивала по асфальту, записывая пришедшие в голову идеи в свой айфон. Во время таких прогулок Эрика впадала в эйфорию. Прогулки вселяли в нее уверенность, что ее ждут великие дела и свершения. Но она понимала, что воображение просто уносит ее прочь от опостылевшей работы, что отныне ей не будет покоя и что пути назад нет.
Эрика начала задумываться о создании собственной консалтинговой фирмы. Она решила трезво взвесить все «за» и «против» этой авантюры, но эмоции плескали через край, и она с самого начала тешила себя несбыточными надеждами. Она преувеличивала плюсы, преуменьшала минусы и явно переоценивала легкость задачи.
В один прекрасный день Эрика сообщила Гаррисону, что уходит. Штаб-квартиру своей будущей всемирной корпорации она устроила у себя дома на обеденном столе и принялась работать с маниакальным упорством, смотреть на которое со стороны было сущим наслаждением. Она позвонила всем своим старым наставникам, клиентам и знакомым. Она практически перестала спать. Ее переполняли идеи относительно того, чем будет заниматься ее фирма. Временами она одергивала себя, усаживалась на стул и напоминала себе, что надо занять какую-то узкую нишу, но сдержаться она была уже не в силах – идеи продолжали захлестывать ее с головой. Ее буйное воображение сметало все ограждения, которыми защищаются от такого натиска благоразумные люди. Она создаст консалтинговую фирму, которая не будет похожа ни на одну консалтинговую фирму в мире. Это будет гуманистическое учреждение в высочайшем смысле этого слова. Она будет обращаться с людьми не как с точками на графике, а как с уникальными созданиями, каковыми они в действительности и являются. Эрика ни минуты не сомневалась в успехе.