Глава 11
Северный ветер
1
Чаша была прекрасна. Массивное золотое основание, ребристое «яблоко» посередине высокой ножки, розовый мрамор по бокам, лента орнамента, бегущая по краю, – легкие, невесомые завитки. Металл неярко светился. Хотелось протянуть руку, дотронуться, подержать на весу…
Ольга с сожалением вздохнула. Трогать нельзя, хорошо хоть взглянуть позволили.
– Обратите внимание на орнамент, сударыня, – смотритель ризницы, маленький седой старичок, осторожно поднес указку к бортику, – скань, именуемая также филигранью. Сложнейшая ювелирная техника, узоры ее, обычно стилизованного растительного характера, выполняются из тончайшей золотой проволоки и припаиваются к металлическому фону. Хочу заметить, что выразительность рисунка во многом зависит от качества припоя. Это один из лучших образцов!
Зотова согласно кивнула. Про чашу ей уже рассказали все, что можно. Потир – вклад великого московского князя Василия Темного, образец ювелирного искусства средневековой Руси. На поддоне – надпись с именем мастера: «А делал Иван Фомин».
– Хранилась в Троицко-Сергиевой лавре, – продолжал шелестеть старичок, – но после того, как пришел гегемон… То есть после известных событий было решено переправить сие чудо в Столицу. Понимаю ваш интерес, такую вещь надо обязательно увидеть хотя бы раз в жизни.
Началось все утром. Зотова только успела распределить среди своих комсомольцев очередную партию «стружки» и отобрать несколько взятых наугад писем, дабы самой не бездельничать, как зазвонил телефон. Негромкий, слегка дребезжащий голос пригласил «глубокоуважаемую Ольгу Вячеславовну» в Патриаршую ризницу. Идти недалеко – через маленькую площадь, где стояли служебные авто, к церкви Двенадцати апостолов, за которой находится бывший патриарший дворец.
Всезнающий и ничего не забывающий товарищ Ким распорядился продемонстрировать излишне любопытной сотруднице несостоявшийся Грааль – золотую чашу великого князя Василия.
В саму ризницу Ольгу не пустили, направив в один из кабинетов, где ее уже ждал Потир, заботливо опекаемый вежливым старичком из «бывших». За дверью скучал рослый охранник с карабином, сама же чаша красовалась на письменном столе рядом с большой бронзовой чернильницей.
Бывший замкомэск смотрела, слушала и тихо вздыхала. Сотворил мастер Иван Фомин чудо, но, увы, Граалем оно быть никак не может. Дата изготовления указана рядом с фамилией, тайника же в чаше нет, проверено, и не один раз.
Профессора Карташова, замешанного в темном деле с продажей экспонатов за границу, уже успели выпустить из внутренней тюрьмы Лубянки, но под следствием пока оставили. Поговорить с ним не удалось, о чем Зотова очень сожалела.
– Ваше начальство переслало мне ваш доклад, – внезапно заметил старичок. – Тот, который про Чашу Господню. Уж не обижайтесь, сударыня, но доставили вы мне немало веселых минут…
– Ага, – констатировала товарищ Зотова, вставая из-за стола. – Похохотали, выходит, гражданин? Хоть какая с него польза.
«Бывший» замахал руками.
– Что вы, сударыня, что вы! Просто собственная юность вспомнилась, порывы, мечтания… Я ведь, как и вы, еще студиузом понял, что если и существует Грааль, то искать его должно либо в музее, либо в храме. Его никто не терял, потому как Чаша Господня всегда была на виду. Тут вы абсолютно правы…
– Толку-то? – поморщилась бывший замкомэск. – Если б найти!
– Знать бы, что именно искать. Вы, Ольга Вячеславовна, вслед за господами популяризаторами уверовали в то, что в Восточной Римской империи, сиречь в Византии, имелась своя Чаша. Об этом и вправду писали, но, обратите внимание, отнюдь не византийцы. Взгляните сюда…
Из папки, лежащей на краю стола, была извлечена большая фотография на твердом паспарту. Девушке вспомнился Исторический музей. Не иначе, очередной древней надписью угостят? Любят это дело граждане ученые!
Так и вышло – надпись, точнее большая каменная таблица с оной, укрепленная на ветхой, потрескавшейся стене. Буквы оказались знакомые – греческие.
– Сие – церковь Фаросской Божьей Матери при императорском дворце в Константинополе, где хранились реликвии, связанные со Страстями Христовыми, – голос старичка окреп и загустел. – Надпись на стене церковной, а в надписи все оные реликвии перечислены. Ежели бы Чаша Господня и вправду пребывала у византийцев, то ея непременно бы упомянули, причем среди самых первых и важных. Иначе и быть не могло!
– «Хитон, хламида, лентион…» – не без труда разобрала девушка.
– «…Одеяния Слова, плащаница, кровь, венец терновый, кость, древо, волос Дидима, креста светильника…», – подхватил старичок. – Как видите, наизусть помню. Нет ничего сходного с чашей! Надпись же как раз тех времен, когда на западе рассказывали байки о византийском Граале. Весьма определенно о сокровищах сих поведал рыцарь Робер де Клари, храм этот грабивший. Среди прочего он упоминает хрустальный сосуд с Христовой кровью, но это отнюдь не Чаша. Увы, сударыня, все разговоры о константинопольской реликвии – всего лишь легенды. На Русь из Византии переправили немало святынь, но не Грааль, и ваше заключение о том, что гражданин Барченко – обычный шарлатан, совершенно справедливо.
Ольга, бросив взгляд на неяркое золото Потира, положила фотографию на стол.
– Легенда, значит? Ну, с наукой не поспоришь. Спасибо, прибавили ума.
Попрощалась, поблагодарить не забыв. Аккуратно прикрыла за собой дверь. Скучавший в коридоре служивый закинул за плечо карабин, дернул подбородком:
– Пойдемте, гражданка. Провожу…
Пустой коридор, пустая лестница, тяжелые шаги за спиной… Зотовой вспомнилось, что товарищ Ким и сам хотел взглянуть на Потир, но, видать, времени лишнего не нашлось. Неудивительно, с утра в Главной Крепости царила суета. Внутренние караулы удвоены, пропуска проверялись с особым старанием, народ же забился в курилки, обсуждая очередное сотрясение основ. Ольга успела узнать, что ночью арестована чуть ли не вся коллегия ГПУ, возле квартиры Дзержинского стоит охрана, самого же Первочекиста никто не видел. В полдень намечалось заседание Политбюро, поговаривали даже о внеочередном пленуме Центрального Комитета. Бывший замкомэск прикинула, что среди такой бучи приглашение в ризницу выглядит странно. Не иначе, загодя распорядились, вот и совпало.
– Сюда!
Ольга недоуменно поглядела на служивого. Дорогу она помнила, и небольшая дверь в конце коридора на улицу определенно не вела.
– Бумаги заполнить надо, – неохотно пояснил боец, берясь за ремень карабина. – Пройдите, гражданочка!
Спорить не стала. Постучав, потянула за бронзовую ручку, за порог шагнула.
– Здравствуйте!
Сказала, не глядя, и лишь после поняла, что никакими бумагами заниматься не придется. Ни стола, ни стульев, один табурет возле окна. На нем – черное кожаное пальто и женская шляпка с накладным серебряным пером.
– Зотова, значит?
Лариса Михайловна шагнула вперед, дернула крашеными губами:
– Так это вам интересно, где Виктор Вырыпаев? Хотите с ним повидаться?
* * *
Сима Дерябина протянула очередной листок, но товарищ Москвин покачал головой.
– Погодите, еще не дочитал.
Речь шла о танках. Докладная, направленная в военный наркомат, пришлась там не ко двору, однако, следуя принятым недавно инструкциям, ее не отправили в архив, а переслали в Техсектор. Сотрудники Троцкого предпочитали перестраховаться, передавая спорный документ на суд Центрального Комитета. Причина стала понятна с первых же строк. Военный инженер товарищ Рукавишников самыми черными красками описал любимое детище Председателя Реввоенсовета – первый советский танк «Красное Сормово».
Железные боевые машины Леонид наблюдал дважды, причем первый раз, отступая в толпе очумевших от ужаса красноармейцев. Белогвардейская «танька», громыхая тяжелым металлом, неспешно ползла вслед, время от времени постреливая из пулемета. После эту же «таньку» командир пулеметного взвода видел уже пленную и даже фотографировался рядом со стальным чудищем.
– Не убеждает, – товарищ Москвин, положив листок в папку, привычным движением смял гармошкой папиросную гильзу. – «Красное Сормово» ничуть не хуже французского «Рено», скорость больше, и бронирование, между прочим, сильнее. А что трудно работа шла, так его еще в 1920-м делали, во время войны. Нам бы, товарищ Дерябина, хотя бы парочку таких машин под Псков! По-моему, этот Рукавишников просто злобствует.
Бывшая подпольщица, помотав головой, схватила лежавшие наготове карандаш и обрывок оберточной бумаги. «36 000 рублей золотом», – прочел Леонид и задумался. На такие деньги и вправду не разбежишься. Десяток машин для парада выпустить можно, а вот для большой войны «Сормово» – удовольствие слишком дорогое.
Впрочем, дело не только в деньгах. Товарищ Москвин догадывался, что докладная бдительного инженера – еще один камешек в огород Льва Революции. Маленький, конечно, но если таких целую платформу подбросить?
– Давайте дальше, – решил он, однако прочитать следующую страницу не довелось. Стук в дверь, знакомый голос, белозубая улыбка:
– Леонид Семенович, здрастье!
Мурка с интересом осмотрела кабинет, но входить не стала, лишь взглянула выразительно.
– Поговорить бы нам! Холодно очень…
Товарищ Москвин, неслышно чертыхнувшись, извинился перед невозмутимой Симой и шагнул к порогу. Климова поспешно отступила в коридор.
– Просил же! – выдохнул Леонид, прикрывая за собой дверь. – Что про «холодно» не забыла, молодец. Но нельзя было до вечера подождать?
Улыбка исчезла. Мурка дернула носом.
– Потом сердиться будешь, красивый. Полчаса всего у меня, еле вырваться смогла. Мы в Горки уезжаем.
Товарищ Москвин быстро огляделся. Коридор пуст, двери заперты…
– Тетка уже неделю туда просилась, и вот позвонили, позвали. Там вроде как вся семья решила собраться…
– Правильно, что сказала, – Леонид взял девушку за руку, к себе притянул. – Никому больше не звонила? Вот и молодец, товарищ Маруся. Пошли, Киму Петровичу доложишь.
* * *
– Почерк в записке был женский, – Лариса Михайловна взглянув снисходительно, улыбнулась уголками губ. – Поэтому я и ошиблась – искала даму, а не, извините, такую, как вы, в гимнастерке и старых штанах…
Зотова стояла ровно, не дрогнув лицом. Сама Гондла принарядилась в синюю юбку и черную шелковую блузку. Расстегнутая кобура пристроилась на ремне слева от пряжки.
– Перешерстила всех родственников Виктора, узнала много интересного, а вот о вас подумала в последнюю очередь. Вырыпаев был интересным мужчиной, я даже представить не могла подобный, так сказать, альянс. Или у вас это безответное?
Ольга хотела смолчать, но все же не удержалась:
– А у вас конвейерное, как у капиталиста Форда на заводе? В три смены трудитесь?
Лариса Михайловна покачала головой:
– Не дерзите! Вы-то даже на штучное производство не тянете. Догадываюсь, что весь ваш опыт – на грязной эскадронной попоне, а в мирной жизни мужчины от ваших прелестей разбегаются. Честно скажу: самое вам место в сумасшедшем доме…
Зотова кивнула, не споря, губы сжала:
– Виктора вы убили?
Тяжелый подбородок дернулся:
– Вы что, ответа ждете? Это только в нравоучительных романах злодею положено исповедоваться, дабы просветить читателя. У меня задача другая. Сейчас вас отвезут куда следует, и там мы очень подробно побеседуем. Я не садист, поэтому заранее предлагаю быть откровенным. Жизнь не обещаю, но умереть можно по-разному.
– Это понятно, – вновь согласилась бывший замкомэск. – А вот я думаю, что будет, если я вам нос сломаю?
Гондла хмыкнула:
– Попробуйте. Я вас просто застрелю, если только дернуться попытаетесь. Или вы меня собрались шашкой рубать? У вас в кобуре пистолет, но не пытайтесь вытащить, не советую.
– Табак там, – улыбнулась девушка. – Вы ко мне подойдете, а я вам в глаза кину.
Лариса Михайловна только вздохнула.
– Ремень расстегните и на пол бросьте. Это для начала. Потом снимите ботинки… Что стоите? Приступайте!..
Зотова неспешно расстегнула «счастливую» пряжку со старорежимным орлом. Ремень с глухим стуком упал на паркет. Присела, развязала шнурок на левом ботинке.
– Поживее, – поторопила Гондла, держась за кобуру. – Вы не Мата Хари, чтобы демонстрировать здесь эротический танец с раздеванием. Никого вы этим зрелищем не порадуете, милочка.
– Угу…
Зотова аккуратно поставила снятый ботинок перед собой, взялась за другой.
– Я знаю, Лариса Михайловна, почему вы злая такая. Вы в Кима Петровича влюблены, а он в вашу сторону и смотреть не хочет. Чего удивляться? У вас нижняя челюсть – как кирпич. И задница отвислая.
– А ты – сволочь!..
Гондла резко шагнула вперед, хлопая пальцами по кобуре. Ольга встала навстречу, дернула рукой. Тяжелый ботинок врезался Ларисе Михайловне в лицо. В ту же секунду девушка отпрыгнула в сторону, уклоняясь от пущенной наугад пули. Второй раз Гондла выстрелить не успела – удар ребром ладони по горлу заставил ее выпустить оружие и медленно осесть на пол.
В дверь уже протискивался конвойный, но Ольга, схватив упавший «браунинг», быстро повернулась.
– Проваливай! Войдешь – пристрелю!..
Карабин служивый снять с плеча не успел, а посему резво попятился. Сзади захрипела Гондла, Ольга, чуть отступив назад, со всей силы ударила ее рукоятью по лицу.
Хрип оборвался.
– Зови начальника караула! Быстро, не то всех здесь перестреляю!.. Эй, товарищи, тревога!
Зотова орала из всех сил, рассчитывая, что в коридоре услышат. Не ошиблась – за дверью загремели сапоги, конвойный отлетел в сторону, а в комнату ворвался высокий военный в серой командирской шинели с желтыми петлицами.
– На месте – и бояться! – велела кавалерист-девица. – Я – Зотова из Технического сектора Научпромотдела. На меня только что напали вражеские диверсанты. Немедленно звоните товарищу Киму!..
