Книга: Генерал-марш
Назад: 3
Дальше: 5

4

Слева стул пустой, справа занятый. Впереди дверь, на ней табличка с фамилией и званием. Секретаря нет, по рангу, видать, не положено. Не директор, заместитель только. Но все равно начальник, просто так не войдешь.
– Вы, наверное, студентка?
Это справа, там тип пузатый расселся. Если по-нынешнему, то жиртрест с ограниченной ответственностью. Молодой, а брюхо, как у империалиста с плаката.
Оборачиваться Зотова не стала.
– Не студентка. Неужто похожа?
Справа закашлялись, словно муху носом поймали.
– Ну… Сейчас у нас на факультете много бывших военных. Я решил, вы у Родиона Геннадьевича учитесь.
Ольга, подумав, все-таки повернулась, чтобы вконец невежливой не посчитали. Толст, толст парень! Не от голода распух, не от водянки. Щеки такие, что хоть крыс о них бей.
– К сожалению, нет. Шесть классов гимназии, даже аттестат не получила. А вы студент?
Толстяк приосанился, поглядел строго:
– Я аспирант профессора Белина, Блинчик Константин Федорович. Специализируюсь по русскому Средневековью.
Сказано было так, что впору по стойке «смирно» становиться. Бывший замкомэск, поглядев внимательно, языком цокнула.
– Блинчик, Блинчик… Хорошая у вас фамилия, запоминается сразу. А вот скажите мне, товарищ Блинчик, какое у вас мнение по поводу исследований профессора Прозорова? А в особенности тех, которые про культ бога Велеса?
Даже не улыбнулась, словно беляка на допросе колола. Что значит иметь хорошую память! Всего-то раз про неведомого профессора слыхала, но пригодился, дабы спесь аспирантскую слегка сбить.
– Про… – Блинчик повел челюстью, будто лимон укусил. – Прозоров… Д-да, конечно, читал, еще на втором курсе. Антинорманист, ученик Гедеонова, его исследования сейчас всерьез никто не воспринимает. Он, если помните, предлагал запретить слово «варяг», а всех финно-угоров считать славянами. Русопятство, подогретое к ужину, типичный продукт интеллектуального кризиса конца столетия. Дхаров Родиона Геннадьевича он вообще не признавал, считал, что их выдумали фольклористы…
Девушка, кивнув одобрительно, протянула руку:
– Вижу, разбираетесь… Зотова Ольга. По отчеству не надо, не научный я человек, скорее канцелярский.
Ладонь аспиранта, как Зотова и предполагала, была пухлой, словно блинчик на Масленицу. Но не потной, что несколько успокоило.
– Очень приятно… А по поводу Велеса, это вообще, извините, песня. Прозоров настолько увлекся язычеством, что у себя в имении решил построить капище, за что получил на всю катушку вначале от приходского священника, а после от Синода. Крестьяне же на всякий случай решили сжечь барина живьем. Говорят, ученому мужу пришлось убегать среди ночи в самом непотребном виде…
– Пострадал за науку, – невозмутимо рассудила Ольга. – Весело тут у вас! Товарища Соломатина за язычество в Сибирь упекли…
– А у Миллера диссертацию спалили, – подхватил Блинчик даже с некоторым азартом. – За клевету на орден Андрея Первозванного… Что-то наши ученые мужи, однако, задерживаются.
Бывший замкомэск поглядела на украшенную табличкой дверь. Да, чего-то долго.
* * *
К Родиону Геннадьевичу она зашла, даже не предупредив. Вначале не собиралась. Сдала ключ на вахте, распрощалась с сослуживцами, прошла полдороги до Манежной, где трамвай. Остановилась – и назад повернула. Куда спешить? В квартире пусто, на Почтамте побывала вчера, напрасно простояв у окошка «До востребования», в синематографах идет какая-то американская ерунда… Подумала и на Солянку направилась – прямиком в Дхарский культурный центр. Но и там повезло не слишком. Достань Воробышка встретил ее в дверях, уже в пальто. Рабочий день у него тоже кончился, и Родион Геннадьевич спешил в Исторический музей, что на Главной площади. Ольга решила составить ему компанию, в результате чего пришлось еще раз пройтись знакомым маршрутом.
В музее Соломатин, ничего не объяснив толком, направился прямиком в кабинет с табличкой, где обитал заместитель директора профессор Белин. Так Зотова и очутилась на стуле в компании с пухлым аспирантом.
– А вы, значит, дхарами занимаетесь? – не отставал настойчивый Блинчик. – Признаться, Прозоров был в чем-то прав. У дхаров вместо истории – сплошная мифология, ухватиться не за что. Несколько упоминаний в летописях – и все.
– Что ж это выходит? – удивилась девушка. – Народ, значит, есть, а истории нет?
– Именно так. Меря, весь, мещера, вепсы – много ли мы о них знаем? История, как верно заметил Леопольд фон Ранке, начинается с письменных источников. Фольклор и черепки из курганов – это больше для поэтов. «Когда же на западе дальний, бледнея, скрывается день, сидит на кургане печально забытого витязя тень…»
Ольга прикинула, чем бы уязвить излишне самоуверенного аспиранта, но тут дверь в кабинет отворилась. На пороге появился профессор Белин – седой, важного вида джентльмен в костюме-тройке с приметными пегими бровями.
– Заходите, товарищи. Мы тут с Родионом Геннадьевичем увлеклись…
Профессорский кабинет оказался под стать хозяину – респектабельный и несколько старомодный. Обстановку оживляли глиняные черепки, густо усеявшие подоконник, и рыцарский доспех в углу, правда, без шлема и левой латной перчатки.
Достань Воробышка стоял у большого письменного стола, разглядывая какую-то фотографию.
– Ну-с, Константин Федорович, – профессор обернулся к жиртресту. – Сей предмет вам, кажется, знаком?
Аспиранту была вручена большая бронзовая пластина с неровными обломанными краями.
– Моя дипломная работа, – ничуть не удивился тот. – Вещь из коллекции Бартеневых, вероятно, часть ритуального доспеха. Север, район Вятки, ориентировочно XV век. Ничего примечательного, кроме орнамента в верхней части.
Сказано было с некоторой ленцой, словно речь шла о чем-то совершенно очевидном и понятном. Зотова, покосившись на Родиона Геннадьевича, заметила на его губах легкую усмешку.
– Орнамент в верхней части, – задумчиво повторил Беллин. – В свое время вы, Константин Федорович, даже меня убедили. А теперь взгляните!
Взамен пластины аспирант получил несколько фотографий. Ольга, не удержавшись, заглянула через плечо, но ничего разобрать не смогла.
– Орнамент, – упрямо заявил жиртрест, удостоив фотографии беглого осмотра. – Более того, скорее всего современная подделка. Откуда это?
– Абердинский университет, – Соломатин положил свое фото на стол. – Кафедра профессора Уильяма Рамсея. А нашли у нас, в Таврии, в разгромленной библиотеке Вейсбахов. Это деревянные таблички, я видел их своими глазами, но, как и вы, усомнился. Однако вердикт мистера Рамсея однозначен: подлинник и очень древний.
– Письменность, – резко кивнул Белин, щелкая пальцами в воздухе. – Теперь все сомнения отпали! А если учесть, что в описи коллекции Бартенева сказано…
– Орнамент! – мрачным голосом перебил Блинчик, глядя куда-то в пол.
– …Что это часть дхарского доспеха из военной добычи Семена Курбского, то предположение глубокоуважаемого Родиона Геннадьевича о существовании неизвестной нам дхарской письменности становится очень вероятным.
Ах вот оно что! Бывший замкомэск, подойдя к столу, с интересом поглядела на потускневшую, покрытую патиной бронзу. В Шушморе Достань Воробышка рассказывал им с Семеном о дхарских князьях. Последнего, вспомнила она, звали Ранхай, русские же дразнили его Рангайкой.
Буквы и в самом деле напоминали рисунок – два десятка маленьких, еле заметных жучков.
– Не факт, – хмуро констатировал аспирант. – Это может быть случайное сходство, нужен серьезный анализ…
– Вот и займитесь! – рассудил профессор. – Родион Геннадьевич даст вам адреса мистера Арцеулова, сотрудника кафедры Рамсея, он как раз работает над табличками. Можете писать ему по-русски, все-таки соотечественник. Все это, конечно, хорошо, но Президиум Академии наук отчего-то вычеркнул из плана работы исследования по дхарам.
Достань Воробышка покачал головой:
– Не слишком удивлен. С Дхарским культурным центром тоже творится что-то странное. Ольга, помните, как у меня статью украли – про дхарскую школу?
– Вора нашли? – вскинулась Зотова. – И кто это был?
– Не нашли и, по-моему, не слишком искали. Наркомпрос посчитал, что отдельная дхарская школа не нужна, учеников следует направить в школы русские или татарские, по выбору родителей. Я, конечно, написал товарищу Луначарскому, но мне уже успели намекнуть, что это не его инициатива. Кто-то на самом верху решил, что наш язык – искусственный, жреческий, а значит, в основе своей глубоко реакционный. Что будет с моими фольклорными исследованиями, не представляю, но даже не это самое неприятное…
Соломатин прошелся по кабинету, развел длинными руками:
– Словно сговорились! Старики из самых уважаемых семей собрались возле Дхори Арха, нашего древнего святилища, и постановили не выходить из лесов. Молодежь не должна ехать в город, детей нельзя посылать в русские школы. Теперь я уже не удивляюсь, что так поступили с моей рукописью.
– Мракобесие! – констатировал Блинчик, и на этот раз бывший замкомэск была с ним полностью согласна.
– Причем еще год назад мнения высказывались совсем иные. Я попробовал узнать, что случилось. Мне было, представьте себе, заявлено, что в Грядущем произошли большие перемены…
– Как это – в Грядущем? – поразилась Ольга. – Откуда они знают?
– Откуда знают, неведомо, – улыбнулся профессор Беллин. – А вот насчет Грядущего понятно. У народов, придерживающихся древней традиции, Время течет не как у нас, из Прошлого в Будущее, а наоборот. Недаром «предки» – это те, кто идет впереди. Грядущее уже состоялось, и, если его изменить, под угрозой окажется не только Прошлое, но и все мироздание.
– Где-то так, – согласился Родион Геннадьевич. – Но есть еще одно обстоятельство. У дхаров имеется предание, связанное с предсмертным пророчеством князя Гхела Храброго. Если ему верить, в ближайшие десятилетия должен прийти наш Мессия – Эннор-Гэгхэн. О Князе Вечноживущем нам известно буквально все: и какого он рода, и как будут звать. Поэтому дхары чувствовали себя очень уверенно, спасение уже близко. Изменение Грядущего поставило все под вопрос. Отсюда и такая реакция.
– Читал! – вспомнил аспирант. – Ну конечно, в вашей же статье! Вот уж не думал, что в ХХ веке возможна такая архаика. А эти старики… Они назвали причину изменений?
– Назвали следствие, – грустно улыбнулся Соломатин. – Грядущего уже нет. Изменилось все, начиная, точнее заканчивая, весной текущего года. В конце марта в нашей стране действительно произошли некие перемены, но не думаю, что наши старики читают газету «Правда».
– Родион Геннадиевич! – внезапно спросила Ольга. – Грядущее изменилось только у дхаров или у всего мира?
Кажется, такого вопроса никто не ожидал. Белин удивленно вскинул пегие брови, его аспирант громко хмыкнул. Достань Воробышка, однако, ничуть не удивился.
– У всего мира. Кто-то неведомый оказался так силен, что изменил даже волю Высокого Неба. Христиане посчитали бы это обещанным Концом Света, но с одной поправкой: Мир погиб, но Иисус не явился.
Назад: 3
Дальше: 5