Товарищ Москвин, дочитав последнюю страницу протокола, скользнул глазами по привычному «С моих слов записано верно…», закрыл папку и аккуратно завязал тесемки. Более всего хотелось врезать кулаком по столу, от всей души, чтобы кружка на пол упала.

Сдержался. Папку запер в ящик, бросил на столешницу пачку папирос. «Марс» купить не удалось – не подсуетились нэпмачи, вместо него в магазине подсунули «Аджаристан». «Настоящий турецкий табак из солнечного Батума!» «Настоящий» жутко горчил и пах карболкой, что еще более портило настроение.

Декабрь… Целый месяц, считай, коту под хвост.

Леонид встал, прошел к подоконнику, без всякой нужды провел пальцем по влажному стеклу. В бывшей келье натоплено от души, а за окном уже зима, ранняя и на диво холодная. Всю ночь мело, булыжник Главной Крепости занесло снегом, на уборку выгнали всех, даже охрану. Хоть в спячку впадай! В такие дни бывший чекист желчно завидовал тем, кому не приходится ходить на службу «от сих до сих». Яшка Блюмкин, сволочь, поди не скучает!..

Поглядел на стол, на одинокую папку желтого картона. Самому, что ли, на Лубянку съездить? Нет, и это не поможет.

Владимира Берга этапировали в Столицу три недели назад. Взяли его в том самом Батуме, где табак пахнет карболкой. Местное ГПУ дыбило шерсть, не желая отдавать столь жирного леща. Пришлось! Уж больно много вопросов возникло к поклоннику гелиотерапевтики, причем весьма далеких от науки. Денег, что в «Сеньгаозере», что после, в Закавказье, потрачена прорва, отчитаться же Владимир Иванович мог хорошо если за половину. «Алгемба-два», как выразился один из следователей. Сравнение оказалось очень точным – и в том, и в другом случае за растратчиками маячила вполне зримая тень Вождя.

Арестованного доставили на Лубянку, приставив двух лучших следователей, – и дело остановилось. На вопросы Берг отвечать категорически отказывался, ссылаясь на личные указания Предсовнаркома и туманно намекая на высшие государственные интересы. Следователи же явно не решались раскручивать дело всерьез. В ГПУ держали нос по ветру, чувствуя близость перемен. В такие времена вмешиваться в дела сильных мира сего становилось крайне опасно.

Леонид знал, что проект коренной реформы Госполитуправления уже месяц лежит в Политбюро без всякого движения. Красные Скорпионы тоже осторожничали, не желая связываться с всесильным Дзержинским. Мечты товарища Бокия по-прежнему оставались лишь мечтами – как и надежды самого товарища Москвина. По его настоянию следователь задал Бергу вопрос о брате-эмигранте, получив в ответ очередное «сообщить не имею возможности», чем и удовлетворился. Леониду представилось, как бы он сам разобрался с наглым интеллигентом, причем без всякого мордобоя, одним лишь добрым словом. Увы, Владимир Берг мог чувствовать себя в полной безопасности. Протокол и тот прислали в Центральный Комитет после нескольких напоминаний.

Фотографии с Тускулы лежали в сейфе. Леонид давно уже их не доставал, не желая травить душу.

Товарищ Москвин усмехнулся, вновь провел пальцем по стеклу. Буква… Полюбовавшись, написал следующую, затем еще одну, еще…

Имя Вождя.

На такие высоты бывший старший уполномоченный взлетать опасался – слишком больно падать. Однако все, что он хотел, чего добивался так или иначе упиралось в одну и ту же проблему. Причем не только у него, скромного служащего Техсектора, но и очень и очень многих, включая тех же не слишком решительных Скорпионов.

С Бергом не получилось, слуга не желал выдавать хозяина.

Тем хуже для хозяина!