Посыльный от Хамбо-Ламы пожаловал ровно в полночь. Дверь без скрипа отворилась, и на порог ступил желтый монах. Короткий поклон, сложенные ладони у груди, негромкий шепот на вдохе.

– Намастэ…

Сидевшие за столом Иван Кузьмич и Лев Захарович Мехлис, не сговариваясь, встали. Уже третий час они возились с бумагами, устав до рези в глазах, поэтому полночный визит обоих нисколько не удивил, скорее обрадовал. Хоть какое разнообразие!

– Здравствуйте, товарищ, – первым нашелся представитель ЦК. – Вы по какому вопросу?

Монах, взглянув бесстрастно, достал из-под плаща свиток, уложил посреди разложенных на столе бумаг.

Поклон…

Когда дверь закрылась, Мехлис неуверенно кивнул на стол.

– А… А на каком языке товарищи ведут переписку?

– На сайхотском, ясное дело, – охотно пояснил Иван Кузьмич, снимая печать со свитка. – Буквы – монгольские, своих еще не выдумали. Вы часом не захватили из Столицы словарь?

Лев Захарович неуверенно поскреб затылок. Кречетов же углубился в чтение. Монгольские буквы были для него китайской грамотой, однако его святейшество, снисходя к малой образованности своих друзей, непременно прилагал к письму русский перевод.

– Состав посольства, – сообщил Иван Кузьмич, отдавая письмо Мехлису. – Пишет старик, что было ему просветление, а под просветление и списочек составился. Спорить не станем, себе дороже выйдет…

Лев Захарович дернул густыми бровями. Пришлось пояснить.

– Там все родственники членов правительства. Обычай такой: если сам нойнон не может поехать, он шлет вместо себя кого-нибудь ближнего, чтобы честь соблюсти. У гун нойна родичей-мужчин не осталось, так он племянницу записал…

– Чай-ган-ма-а Ба-а-тур-гы, – по слогам прочитал Мехлис. – Так это же товарищ из ЦК Ревсомола!

Кречетов только хмыкнул. Весь Центральный Комитет и состоял из младших родичей сайхотской знати. Впрочем, он был уверен, что Чайка оказалась бы в списке при любом раскладе. Боевая девица!

– Честь, значит, – бормотал Лев Захарович, изучая список. – Знаем мы эту феодальную часть! Целая дюжина граждан, не прошедших должную проверку, а значит, крайне подозрительных… Позвольте!..

Мехлис, довольно ухмыльнувшись, встал и протянул письмо.

– Предпоследний.

Еще ничего не понимая, но чуя беду, Иван Кузьмич скользнул взглядом по строчкам, выведенным аккуратным писарским почерком. Предпоследний, это, стало быть…

…Кибалкин Иван Петрович.

– Товарищ тоже родственник? – наивно поинтересовался столичный гость. – А не подскажете, чей именно?

Командир Кречетов рванул ворот гимнастерки, ударил плечом в дверь.

– Кибалка, паршивец!

Эхо пронеслось пустым коридором.

– Кибалка! Где спрятался? А ну выходи! Я тебе сейчас ухи-то поотрываю, я тебя на цепь прикую, я тебя, негодника… Кибалкаа-а-а-а!!!