Окно в коридоре было закрыто наглухо. Ольга, поглядев сквозь мутные стекла на залитый дождем двор, уткнулась горячим лбом в перекрестье крашеной рамы. Зажмурилась. Потир князя Василия Темного только этого и ждал: соткавшись из клубящегося мрака, блеснул цветными каменьями, демонстрируя узорный золотой бок. Мы, мол, вашего Грааля заморского ничем не хуже!

Или ты в армии не служила, товарищ заместитель командира эскадрона? Потому и эскадронным не стала. Два раза представление подавали, но в штабе полка и слушать не хотели. Как брякнул один субчик из недорастрелянных «спецов»: «Поберегла бы, девица, свою ретивость для семейной жизни!»

Когда передали, объясняться пошла, чуть не убила беспогонного – прямо при полковом комиссаре. «Спец» извинился, но мнения отнюдь не изменил.

Зотова открыла глаза, прогоняя глумливый блеск золотой обманки, и рассудила: так ей и надо. Однако и каяться не спешила. Щелкнуло начальство по носу, зато, что задумано, то и сделано, совесть чиста. Разве что следовало и вправду выправить пропуск и зайти в Патриаршую ризницу. А вдруг этот Грааль, будь он трижды неладен, на полочке рядом с княжьим потиром стоит, никем не узнанный, без таблички и надписи? Товарищ Соломатин, в существование Чаши Христовой не веривший, тем не менее такой вариант вполне допускал.

Пора была возвращаться к «стружке». Утром она получила целых четыре папки, успев просмотреть всего одну.

Комната Техгруппы встретила ее привычным стуком «ремингтона» из открытой внутренней двери. Товарищ Петрова на посту! Столы же пустовали, кроме крайнего справа, за которым сидела Сима Дерябина, маленькая, черноволосая, в старом перешитом платье, тоже черном. Работала – острый нос целился прямо в бумаги, словно желая к столу их пришпилить.

Сибирская подпольщица тоже на боевом посту.

Перед тем как они с Симой познакомились, Вася Касимов предупредил, чтобы Ольга не удивлялась и лишнего не спрашивала. Все равно не ответят.

В конце марта 1919-го в занятом колчаковцами Томске состоялась Всесибирская партийная конференция. Часть делегатов арестовали еще в дороге, поэтому приходилось соблюдать тройную осторожность. Член Сибирского областного комитета РКП(б) товарищ Дерябина отвечала за безопасность. Никто из участников не знал, где находится место проведения заседаний, поскольку попадал туда через две, а то и три нелегальных квартиры. Для верности решили никого не выпускать до самого конца работы – в том же помещении и спали, и обедали. Провала удалось избежать.

Предосторожности были не лишними – делегат от Челябинска оказался агентом контрразведки. Он и указал сыщикам на Симу. За ней установили слежку и вскоре арестовали – уже в Екатеринбурге, куда она приехала, надеясь перейти фронт.

Когда через несколько месяцев город заняли красные, Симу нашли в тюремной больнице. Она была жива, но могла лишь улыбаться, и то левой половиной лица. Правая часть тела оказалась полностью парализована, исчезла речь, плечи и спину покрывали глубокие, плохо зажившие шрамы.

Орден Боевого Красного Знамени РСФСР товарищу Дерябиной вручали в госпитале.

Паралич постепенно прошел, но правая часть лица оставалась недвижной, не восстановилась и речь. Приходилось писать самые нужные фразы на обрывках бумаги. Сима, оформив инвалидность, выпросила у знакомого трофейный револьвер и принялась приводить его в порядок. Стреляться из нечищенного оружия орденоносец Дерябина не считала возможным.

Друзья подоспели вовремя. Отняли револьвер, сумели успокоить. Симу устроили на тихую службу, где требовалось лишь подшивать бумаги. Девушка терпела, честно возилась с документами, но вскоре вновь начала подумывать о трофейном «стволе». К счастью, пришла телеграмма из Столицы. Руководитель Сибирского бюро товарищ Смирнов лично рекомендовал Симу для работы в аппарате Центрального Комитета.

В Техгруппе бывшей подпольщице поручали самые сложные дела. Два раза выписывали премию, а за один случай девушку благодарил лично товарищ Троцкий.

Ольга присела за свой стол, поворошила бумаги. Заниматься «стружкой» совершенно не хотелось. Товарищ Зотова воззвала к собственной сознательности, протянула руку к ближайшей папке…

Ай!

Маленький, сложенный из бумаги «голубок» клюнул точно в запястье. На миг почудилось, будто она снова в гимназии. Классная дама на миг отвернулась…

Кто у нас тут такой меткий?

Орденоносец Дерябина подмигнула левым глазом и приложила палец к губам. Ольга встала, оглянулась для верности. А нет ли в комнате белогвардейского шпиона? Не обнаружив такового, подошла.

– Случилось что, товарищ?

В руках у бывшей подпольщицы – небольшой конверт. По желтой бумаге – неровные карандашные буквы. «Техническая группа. Товарищу Зотовой О. В.». Ни входящих, ни исходящих, ни номера.

Ольга взглянула недоуменно. Сима, улыбнувшись, кивнула на одну из папок. Открыла, ткнула в середину пальцем. Никак внутрь вложили? Давненько такого не бывало!

Между тем Дерябина взяла карандаш, пододвинула маленький лоскуток бумаги…

«Если надо, обращайся!»

Ольга, поблагодарив безмолвным кивком, отошла на шаг, взвесила конверт на ладони. Не иначе кто-то по старой памяти решил про «культ личности» написать.

Ошиблась. Письмо оказалась коротким, всего три строчки.

«Верстовский и Нащокин, Андреевский храм.

Подруга моряка, вернувшегося из страны, где перевал несет беду, и тот, кому правая часть мира темна.

Вместе пришли, уехали вместе».

Ольга, спрятав послание, добралась до ближайшего стула, но садиться не спешила. Правая часть мира была темна, левая тоже. Почему-то подумалось о карте острова Сокровищ, а заодно о Пляшущих человечках англичанина Конан Дойля. Если это розыгрыш, то дурацкий. Верстовский – композитор, «Аскольдову могилу» написал, Нащокин – Пушкина друг…

Легкое прикосновение к плечу. Сима, незаметно оказавшаяся рядом, глядела вопросительно.

– Шутки шутят, – прохрипела кавалерист-девица, игнорируя всякую конспирацию. – Высокое дерево, понимаешь, на плече Подзорной Трубы, слитки серебра в яме, йо-хо-хо и бутылка рома.

Достав листок, вновь взглянула на три короткие строчки. Чушь! Пожала плечами, отдала письмо подпольщице.

– Может, тебе интересно будет?

Для себя уже решила – разыграли. Скучно товарищам глупые письма читать, сами решили за дело взяться. А может, ее подбодрить задумали, романтики в служебный быт добавить?

Сима уже сидела за столом. Бумаги отодвинула в сторону, письмо прямо перед собой уложила. В руке – карандаш, бледные губы сжаты. Интересно, что она там увидеть могла?

Удивлялась Ольга недолго. Резкий жест рукой, нетерпеливый взгляд. Остроносая что-то учуяла.

Товарищ Зотова, послушавшись, вернулась обратно к столу. Что с письмом? Первая строчка карандашом обведена. Неровный тонкий овал… Грифель завис над бумагой, подчеркнул слово «Андреевский».

– И что с того? – не поняла замкомэск.

Карандаш, явно возмутившись, дернулся, нарисовал два креста с перекладиной – и возле Верстовского, и возле Нащокина. Померли, значит. Затем скользнул под овал, впился в бумагу:

«Ваганьково! Кладбище!»

Ольга лишь рот раскрыть сподобилась. Вот оно, значит, что! Сама она родом не из Столицы, на Ваганьковом бывать не приходилось, какой там храм (сейчас уже закрыли, поди!), знать не могла. Но и Сима не местная, из Сибири приехала.

Ну, молодец!

Карандаш между тем обрушился на вторую строчку. «Моряк», «страны», «перевал». «Перевал» – подчеркнуто дважды.

– Не понимаю, – честно призналась Ольга. – Плохой перевал, беду несет.

Карандаш вновь впился в бумагу. На этот раз буквы оказались иностранными: «We took our chanst among the Khyber 'ills»! Зотова еле успела сообразить, что это не французский, а карандаш успел подсказать: «Хайберский перевал! Киплинг! Афганистан!»

Совсем непонятно! Киплинг – как известно, бард империализма, во время Гражданской призывал поливать Россию бензином, чтоб горела ярче. Но удивляться было некогда. Допустим, Афганистан. Оттуда приехал моряк, видать, искал там море, да найти не сподобился.

Моряк?! У Зотовой перехватило дыхание.

– Наш полпред! Товарищ Раскольников, бывший мичман флота… Его подруга… Нет, жена – в посольство мамзелей не таскают.

Сима быстро кивнула, а неутомимый карандаш уже успел нацарапать нужную фамилию, вслед за ней – имя с отчеством.

– Лариса Михайловна, значит, – негромко проговорила Ольга. – Слыхала о ней, боевая, говорят, дамочка.

Что получилось? Среди могил Ваганьковского кладбища прогуливались Лариса Михайловна, бывшая супруга товарища Раскольникова, и тот, кому…

Узкая ладонь подпольщицы легла на лицо, закрывая правый глаз, но Ольга уже знала ответ.

– …Кому правая часть мира темна.

Виктор Вырыпаев.

Страх прошел, сменившись полной ясностью. Выбор прост: Черная Тень далеко, секретарь ЦК Ким – рядом. Ложь не простят.

Леонид помолчал немного, собираясь с мыслями, посмотрел начальнику прямо в глаза.

– Товарищ Ким! Агасфером называл себя человек, присутствовавший на моем расстреле. Если точно, двое нас там было, профессор Артоболевский и я…

Рассказывал недолго, в пять минут уложившись. Промолчал лишь о Блюмочке, которому к стенке стать еще предстояло. Незачем Яшку впутывать.

– Тускулу, значит, вам обещали?

Товарищ Ким, достав из нагрудного кармана трубку, закусил зубами мундштук, поглядел без улыбки.

– Зотова – честный и умный человек, прекрасный работник. Но я ей не доверяю и доверять не буду. Однажды она солгала, пусть даже из лучших побуждений. С ней вместе работал один молодой парень, бывший командир батальона. Признаться, я имел на него очень большие виды. Велел проверить биографию, просто так, для порядка. Он тоже лгал, скрыл свою службу у Махно. Это не мелочи, товарищ Москвин. «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом». Надеюсь, вы еще помните Писание? «А негодного раба выбросьте во тьму внешнюю, там будет плач и скрежет зубов».

Секретарь Центрального Комитета большевистской партии цитировал Библию. Леонид прикинул, что это, пожалуй, еще невероятнее, чем Тускула.

– В Писании не силен, – спокойно ответил он. – Я чекист, товарищ Ким, что такое служебная тайна, знаю. А еще знаю, что лишние вопросы задавать нельзя. Если мне доверяют секрет, значит, так нужно Центральному Комитету. Докладывать по этому поводу лично вам не считал возможным, потому что давал подписку. Там сказано – «никому не разглашать», значит, ни сослуживцам, ни девице знакомой, ни товарищу Троцкому…

– Ни товарищу Киму.

Голубые глаза блеснули. Кажется, начальство не в обиде.

– А что же вы мне Агасфера сдали? Потому что он подписки не потребовал?

Леониду представилась Черная Тень – прямо здесь, в углу кабинета. Впервые он не почувствовал страха. При свете дня таинственный товарищ Иванов смотрелся совершенно неубедительно.

– Агасфер меня вербовал, товарищ Ким, кстати, не слишком умело. Феликс Эдмундович нас учил: «Tani ryby – zupa paskudny, towarzyszy. – Учитесь работать красиво». Давить на человека, когда на него винтовки направлены, – для такого немного ума требуется. Я ему ничего не обещал, сказал, что подумаю. Считайте, что уже подумал. Конечно, на Тускулу попасть хочется, даже очень. Зацепило меня… Но я почитал документы, а в них сказано, что связь с Тускулой поддерживают не наши товарищи, а белогвардейцы-эмигранты, значит, Иванов либо мне лгал, либо он сам – враг. Тогда с ним и говорить не о чем.

Товарищ Ким взглянул странно, но ничего не сказал. Леонид между тем прикидывал, стоит ли продолжать. Пожалуй, да. Верный в малом и во многом верен.

– И еще… Агасфер сказал, что работает в Совнаркоме. Я выяснял, нет в Совете Народных Комиссаров человека с такой партийной кличкой. И в Центральном комитете нет. Значит, это секретный псевдоним, а тут уж, извините, заговором пахнет. Нет, не хочу!..

Начальник, кивнув, медленно прошелся вдоль стола.

– Заговор, значит… С суждением вы поторопились, но проблему видите верно. Садитесь, Леонид!..

Впервые товарищ Ким назвал его по имени. Бывший старший уполномоченный осторожно присел на край стула. Если начальство не вызвало конвой, а вроде как по душам говорить собирается, что из этого следует?

«Вербовка, понятно!» – пожал плечами чекист Пантёлкин, само собой, мысленно.

– Прежде всего о том, что вам рассказал Агасфер. Вы поняли его так, что кому-то в руководстве страны открылась дорога в Будущее. Скажу сразу – нет. Нашего Будущего мы не знаем и знать не можем, его еще не существует. Зато есть нечто иное. Наш мир – не един, миров очень много, и в каждом – своя История, похожая на нашу, но все-таки немного другая. Такое, конечно, понять нелегко… Вообразите, что мы верим, будто Земля плоская, а звезды – огоньки на небесной тверди. И вдруг узнаем о планетах, звездных системах, о том, что Солнце – всего лишь небольшая звезда на краю галактики. Сразу ли поверим? Поэтому не пытайтесь представить, примите пока как данность. Вы можете спросить, почему такое открытие прячут, не кричат о нем на каждом углу? Гипотеза о множественности миров известна давно, а несколько лет назад в специальных научных журналах появились статьи, где приводятся достаточно убедительные доказательства. Но это пока заинтересовало немногих, Америку мало открыть, надо еще растрезвонить о ней по всем городам и весям. Но с этим ученые не спешат, слишком серьезный вопрос.

Леонид и сам не заметил, как встал. Удивился лишь, когда увидел перед собой залитое дождем оконное стекло. Нет, так в шпионы не вербуют! Чего хочет от него начальник? Чтобы принял как данность?

– Товарищ Ким, если верить Агасферу, мы не просто знаем об иных мирах, но можем с ними связаться. А вот это, по-моему, уже тайна. Думаю, «странные технологии» – как раз оттуда.

– Да, это тайна. Часть ТС действительно, как вы говорите, оттуда, но не это главное. Взгляните сюда!..

Товарищ Ким стоял возле шкафа. В руке – том в бордовой палитурке. Леонид не без опаски подошел, протянул руку. Книга оказалась неожиданно легкой, и бывший чекист, вспомнив типографскую молодость, решил, что бумага наверняка лучшего сорта, тонкая и белая.

– В одном из миров История ушла вперед, ненамного, на несколько десятилетий.

– «История Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. Под редакцией комиссии ЦК ВКП(б)», – прочитал товарищ Москвин, не слишком удивившись. – Этой весной в ЦК кто-то распространял документы о «культе личности» и будущих репрессиях. Отсюда взято, товарищ Ким?

Начальник кивнул:

– В том числе и отсюда. В этом варианте Истории партию и страну возглавил Иосиф Виссарионович Сталин. Рассказывать не буду, потом прочтете сами.

Книга вновь исчезла в шкафу.

– Присядем…

На этот раз оба закурили. После первой затяжки Леонид окончательно поверил, что арест откладывается. Оставалось узнать, что от него хотят.

– Вы наверняка слыхали о Третьем – Цветочном – отделе, – негромко заговорил товарищ Ким. – Как и о том, что именно я его возглавляю. Не верю, чтобы Блюмкин вам не рассказал.

– Было, – согласился Леонид, не вдаваясь в подробности.

– Тогда вы должны понимать, что секреты Центрального Комитета – как раз по моей части. Кто такой Агасфер, я знаю. Об этой личности давно ходят легенды, порой весьма забавные. Считают, например, что это некий демон из иного мира, способный вселяться в людей и диктовать свою волю. Скажем, лет тридцать назад он завладел телом Вождя и с тех пор успешно руководит большевистской партией. Вождь заболел, и он начал готовить себе новую оболочку, чтобы снова стать самым главным.

– В Сталина вселился? – Леонид кивнул в сторону книжного шкафа. Идея и вправду показалась ему весьма забавной.

Товарищ Ким, усмехнувшись в ответ, тоже поглядел на шкаф.

– Бедный Коба!.. Тот, кто это придумал, плохо знает Иосифа Джугашвили. Он и без всяких демонов способен наломать дров, панымаишь. А истина проста. Агасфер – коллективный псевдоним, им могут пользоваться несколько высших руководителей партии и страны. В первую очередь, конечно, Вождь, но и кроме него еще как минимум трое. Псевдоним используется в документах высшей секретности. Представьте, что вражеский агент сумел получить на руки протокол заседания Политбюро. Там идет речь о некой тайной операции, за которую отвечает не Вождь, не Троцкий и не Каменев, а товарищ Агасфер. Кто это такой, знают только те, кто непосредственно решал вопрос. Врагу остается лишь теряться в догадках. Спросите, кто вас вербовал? Не знаю, но попытаюсь выяснить. Едва ли с вами разговаривал лично Троцкий или, допустим, Зиновьев.

Бывший старший оперуполномоченный согласно кивнул:

– Не того полета я птица. Поручили сотруднику, разрешили Агасфером назваться, чтобы туману напустить. И чтобы намекнуть: мол, с самого верха интересуются.

Говорил, а сам в сторону смотрел, не в глаза. Не слишком в такое верилось. Секретный псевдоним – не галоши, чтобы его в пользование давать. И сам Агасфер, он же товарищ Иванов, никак не походил на обычного агента.

Товарищ Ким, однако, спорить не стал, то ли был согласен, то ли спешил закруглить вопрос.

– Сделаем так, Леонид. Не хочу быть голословным. С завтрашнего дня приходите в Сенатский корпус, в известную вам комнату. Я распоряжусь, чтобы вам предоставили все необходимые материалы. Почитаете, а потом поговорим.

Крепкое рукопожатие, улыбка, острый, внимательный взгляд. Товарищ Ким отпускал его – живого.

Оказавшись в коридоре, товарищ Москвин аккуратно закрыл дверь, сделал два шага по коридору. Остановился, запрокинул голову.

И беззвучно захохотал.