62
Словно одумавшись, танк адмирала Джима наконец завелся, что очень не понравилось цикламону. Он надеялся, что их машину волоком утащат с поля боя, а теперь ему предстояло продолжить гибельное наступление на цитадель.
– Неужели ты такой трус? – удивился Джим, сознательно стараясь задеть Пятьсот Четырнадцатого.
– Я не трус! – тут же вскинулся цикламон. – Просто я не хочу участвовать в войне, которая ведется не по правилам! Мы триста лет блистательно дрались за эту крепость, и Инглегасский Союз так же доблестно нам противостоял. Сложились определенные обычаи, близость культур и все такое, а тут вы – р-раз и голову Герману с плеч долой, а ведь Герман этот был символом непобедимости. Это легенда была, а вы ему башку отпилили…
Большой валун попал под гусеницы танка, и Джим крепче ухватился за джойстик. Он отказывался понимать и принимать бредни обезумевшей птицы, тем более теперь, когда несколько сотен закопченных бронеинвалидов катились навстречу безупречным рядам врага.
С расстояния полукилометра танки противника попытались сделать залп, однако снаряды разлетелись в разные стороны, и ни один из них не упал вблизи наступавшего отряда адмирала Джима. Это говорило о том, что противник деморализован из-за потери символа непобедимости.
Когда танки Джима приблизились на сотню метров, адмирал скомандовал:
– Делай как я!
И помчался полным ходом навстречу потускневшей мощи противника.
Вот и они. Преодолевая последние метры, Джим увидел даже крупные заклепки на бортах грозных машин клиновидной формы. Такая конструкция спасала их от снарядов, но только не от… Натолкнувшись на чужой танк, машина Джима подпрыгнула, как на трамплине, а затем прибавила оборотов, и гусеницы заскрежетали по зеркальной броне, издавая отвратительный скрипучий визг.
Полностью сломав вражеской машине пушку, Джим въехал на ее спину и остановился. Затем его танк качнулся, словно циркач на веревке, и перекатился на другого противника.
Подобная тактика окончательно подавила волю оборонявшихся. Их экипажи сидели внутри своих машин, немые от ужаса и позора, а имперские машины давили их гусеницами, выламывая орудия и сминая надстройки.
Вскоре весь отряд адмирала Джима без потерь форсировал плотные ряды противника и, вытягиваясь в колонну, двинулся к воротам цитадели Ангур.
На ее стенах Джим разглядел многочисленные бойницы, однако сомневался, что кто-то рискнет теперь стрелять в его непобедимых воинов.
Грохоча гусеницами по булыжникам, машина Кэша первой въехала в ворота города, и охранники разбежались кто куда, побросав длинные пики.
То же происходило и на улицах, где горожане, застигнутые врасплох появлением вражеского войска, спешно прятались по подворотням, бросая незапертыми магазины и оставляя товар на открытых лотках. Видимо, к войне за стенами Ангура они относились спокойно и были уверены в надежности своих защитников.
– Как долго мы будем идти колонной, Джим? – поинтересовался Лу. – Может, стоит разбежаться по городу и немного похулиганить?
– Тебе было мало крови Германа? – спросил Кэш.
Его беспокоили интонации Эрвиля, которые цикламоново радио передавало в красках.
– Мы взяли этот город, Джим. Мы имеем право на кровь!
– Сидите в своей машине и не дергайтесь, адмирал Эрвиль! – с нажимом произнес Кэш. – На площади поговорим…
– Откуда ты знаешь, что здесь есть площадь? – спросил Лу.
Его голос теперь звучал спокойнее, но Джим чувствовал, что это только временное отступление и за Эрвилем нужно смотреть в оба.
Видя, что танки не стреляют и продолжают двигаться в строгом порядке, самые смелые из горожан выглядывали из окон, а девушки даже махали танкистам платочками.
Любопытные мальчишки перебегали от подъезда к подъезду, соперничая в бесстрашии с уличными псами, которые лаяли на тарахтящие танки.
Наконец улица кончилась, и перед колонной завоевателей открылась просторная городская площадь.
Справа от себя Джим увидел городскую управу, слева – городской музей. Прямо перед ним возвышались колонны драматического театра с наклеенными афишами.
То там, то тут мелькали испуганные человечки, однако открыто показываться никто не решался.
Джим выехал на середину площади и остановился, а остальные экипажи по неизвестному Джиму правилу стали сами выстраивать машины и вскоре образовали некое подобие каре.
– Приехали? – тихо спросил цикламон, который последние полчаса от себя не проронил ни слова.
– Да, – ответил Джим. – Хочешь наверх?
– Нет уж, я лучше здесь посижу.
– Ну как хочешь, – пожал плечами Джим и, поднявшись с кресла, вскарабкался по лесенке.