59

Вскоре весь личный состав экипажей разбежался по машинам, и уцелевшие танки начали объезжать подбитые, выбираясь на оперативный простор. У одних слишком дымили движки, у других были перерублены стволы орудий или смяты надстройки. Ни одной неповрежденной машины Джим не заметил.

Впрочем, для тех, кто сидел внутри этих танков, повреждения не имели никакого значения. Кэш был уверен, что они уже пялились в смотровые щели и пожирали глазами безупречные построения вражеских войск.

Адмирал уцепился за скобу и вскарабкался на запыленную броню своего танка. Затем пролез в открытый люк, и запах вяжущей гари сменился ароматом домашнего курятника, а всклокоченная голова возмущенного цикламона опять торчала из клетки.

– Ты почему не закрываешь люк?! – проорал Пятьсот Четырнадцатый. – Ты знаешь, что у меня может пропасть основная функция?

– С чего это у тебя функция пропадет? – спросил Джим.

Он забросил опустевший пистолет обратно на полку и осторожно сел на свое место, прикидывая, хватит ли у птицы длины шеи, чтобы долбануть его клювом. Впрочем, определить это точно было невозможно, поскольку голова цикламона появлялась из недр танковых механизмов, и неясно было даже, какого он роста – с курицу или со страуса.

– С того пропадет, что я страдаю боязнью пространства! А ты люк не закрыл! Ты что, инструкцию не изучал, деятель?

– Я, между прочим, не деятель, а адмирал, – заметил Джим, чтобы хоть как-то одернуть зарвавшуюся птицу.

– Да вижу, вижу я мундирчик, только ты, парень, в этом танке первый раз. Тут ты мне чего хочешь говори… – Цикламон даже сделал жест, как будто сплюнул. – Я на фронтах всю свою жизнь провел, я три раза горел, если хочешь знать, и этот борт у меня уже двадцать восьмой.

– Слушай, помолчи, а то ты мне мешаешь! – приказал Джим твердым командным голосом, и цикламон заткнулся.

Он взъерошил от обиды перья и делал вид, что не смотрит на Джима, хотя на самом деле косил в сторону адмирала, придирчиво оценивая его сноровку.

Джим передал по радио последние указания. Теперь, когда через окуляр удалось лучше рассмотреть танки противника, он подумал, что сможет использовать особенности их конструкции для удачного преодоления этого препятствия.

Когда же ударный отряд, выбросив облака черной копоти, двинулся вперед, радио в машине Джима заговорило на командной частоте голосом штандартенфактора:

– Что-то вы слишком медлите, адмирал! Смотрите, как бы император не воспринял вашу медлительность за признак нелояльности!

– А он ничего не узнает… – просто ответил Джим, поглядывая в окуляр на меняющуюся панораму.

Сейчас, в десяти минутах от жестокой схватки, он не боялся ничего. Тем более гнева императора. Император далеко, а танки Инглегасского Союза – вот они. Еще немного, и их пушки начнут сеять смерть, забрасывая атакующих тяжелыми снарядами.

– Или все же узнает, Квардли? Найдется кому рассказать?

– Вы бредите, адмирал. Надеюсь, вы не потеряете рассудок окончательно, ведь если вы победите – это будет более чем обидно…

На этом связь прервалась. Джим добавил турбинам тяги, и его танк пошел быстрее, перемалывая взрыхленную снарядами землю. Мерное покачивание наводило на мысль о далеких путешествиях в комфортабельных условиях, если бы не панорама заднего вида, затянутая рекой черной копоти.

– Адмирал Эрвиль, пожалуйста, перестройтесь на самый край левого фланга, – произнес Джим в микрофон, соблюдая военную этику.

Судя по тому, что Лу адаптировался в боевых условиях, на него можно было опереться, учитывая, что его командирский танк обладал той же мощью, что и машина Кэша.

Отряд продвинулся еще на полкилометра, и ставшие отчетливыми ряды вражеских машин вдруг дружно окутались дымом. Одновременный залп сотряс воздух, и было видно, как расстелились по земле высокие травы.

Джим невольно сжался. Пролетели короткие мгновения, и смертоносный шквал обрушился на землю. Снаряды легли с недолетом, и на пути атакующих земля вздыбилась валом, словно океанская волна. Несколько танков подбросило вверх, и они перевернулись, однако остальные продолжали движение вперед, заполняя образовавшиеся в строю бреши и буксуя по взрыхленной земле.

«Нервничают, сволочи», – подумал Джим, радуясь, что враги ошиблись с расчетом, однако в этот момент последовал еще один залп. Кэш начал отсчитывать про себя время полета, но на этот раз разрывов он не увидел.

Громкий и вместе с тем звонкий щелчок напрочь лишил его способности слышать. Джим чувствовал, что машина его идет, покачиваясь на неровностях, однако вокруг стоял только этот бесконечно длящийся звон. Даже жуткая пантомима, которую устроил сбесившийся цикламон, не доходила до Джима. Было видно, что птица орет, как буксирная сирена, но все эти звуки заглушались неутихавшим звоном. Пятьсот Четырнадцатый даже пробовал жестикулировать короткими крыльями, просовывая их в решетку, но Джим ничего не понимал.

Неизвестно, что случилось бы дальше, но тут слух вернулся. Кэш потряс головой и теперь сам увидел причину происшествия. В полуметре от него из стены торчала стальная болванка. Ее острый наконечник тлел слабым огоньком, и это не предвещало ничего хорошего.

– Замедлитель уже горит! Сматываемся, адмирал! Сматываемся! – хрипло орал цикламон, страшно выпучивая глаза. – Снаряд-гарпия! Мы пропали! Да дави же ты на катапульту, урод, подохнем же! По– до-о-охнем!

И, видимо, не выдержав нервного напряжения, Пятьсот Четырнадцатый хлопнулся в обморок.

Адмирал же не нашел ничего лучшего, как просто плюнуть на тлеющий огонек, и тот, сердито зашипев, погас. Так и не успев испугаться гарпии, Джим снова переключился на управление своим тающим отрядом, отвечая на бессвязные запросы гибнущих экипажей и подбадривая тех, кто еще оставался по эту сторону жизни.

Казалось, град падающих сверху снарядов не иссякнет никогда. Поврежденные осколками корпуса не выдерживали и лопались, выбрасывая огненные облака, однако до вражеских порядков было уже совсем близко. Надрывно гудя захлебывающимися моторами, «леопарды», «львы» и «буйволы» стреляли в ответ, ухитряясь попадать в цель. Впрочем, их огонь по большей части не приносил противнику вреда, поскольку его машины имели вид опущенного к земле клина, от которого все снаряды рикошетили в небо. Казалось, вражеские танки неуязвимы, однако Джим уже знал, как использовать эту особенность конструкции машин противника.

Неожиданно в панораме произошли какие-то странные изменения – помимо вздымавшихся столбов вывороченной земли и вспышек подбитых танков.

Джим поначалу даже не понял, в чем дело.

Стена цитадели, которая была уже хорошо видна в окуляр, словно раздвоилась, и от нее отделилась некая расплывчатая громада. Пока это «нечто» находилось в тени цитадели, оно было серым, будто сделанным из тусклого льда, но потом «нечто» шагнуло на солнце, и острые как бритва, яркие зайчики отразились от стальных плоскостей.

– Железный Герман! Здесь Железный Герман! – закричали на открытой волне.

– Что за Железный Герман?! – крикнул в микрофон Джим. Его стало злить, что он обо всем узнает в последнюю очередь. – Что еще за Железный Герман?! – повторил он свой вопрос, и неожиданно ему ответил штандартенфактор.

– Извините, адмирал Джим!.. – В голосе его звучало неприкрытое торжество. – Никто не знал, что Железный Герман окажется в цитадели. По нашим сведениям, он находился под Аккераманом, там у Инглегасского Союза жестокие столкновения с армией Панконды… Одним словом, офицеры, мы… э-э… сохраним память о вас в веках, и все такое. Покажите себя героями!

Только сейчас до Джима дошло, что теперь Квардли говорил на открытой волне, однако злиться на этого мерзавца было бесполезно. Железный Герман шагал пятидесятиметровыми шагами, и у Джима сложилось мнение, что этот гигант знал, что делать.

Громадные руки Германа поднялись горизонтально, и Кэш даже на своем языке почувствовал привкус страшнейшего разряда, который врезался в самую гущу танков адмирала Джима.

Там, где находились машины, брызнули огненные снопы ярких искр, а в местах, где разряды ударили в землю, в небо взвились клубы тончайшей пыли. Она заволокла все вокруг, и второй разряд Герман послал уже вслепую, Джим это понял потому, что сам уже ничего не видел и не слышал.