57

Тяжело ухнула толстая бронированная дверь, и Джим остался со штандартенфактором один на один.

– Какие проблемы, адмирал?

– Проблем никаких. Просто я хотел спросить, где мне находиться – здесь, в кают-компании, или же я должен участвовать в боевых действиях лично? Должен ли я сесть на какой-нибудь из танков?

– Ни на какой-нибудь, господин адмирал, а на вполне определенный. Для вас и адмирала Эрвиля приготовлены специальные командирские машины.

– Экипажи там опытные? – тут же поинтересовался Джим. В команде бывалых солдат ему было бы сподручнее.

– Никаких экипажей, господин адмирал. Вы будете в танке единственным пассажиром.

– Да вы что?! До наступления меньше получаса, а я этот танк даже водить не умею! Да вы предатель, фактор, вы специально так все устроили!

– Это я предатель?! – изумился Квардли. – Это не я, это вы предали свою змеиную родину и собираетесь воевать против своих же змей! Разве не вы об этом говорили? И вообще, – штандартенфактор откашлялся и одернул китель, – управлять командирским танком может и ребенок. Идемте, я покажу вам, а то действительно опоздаете к началу атаки. Будет неловко перед подчиненными.

И снова они выбрались на землю.

Джим был несказанно удивлен, заметив неподалеку, без сомнения, адмиральский танк. Это была красивая машина, со стремительными обводами, острыми шипами гусеничных траков и длинным стволом большого калибра. Вот только цвет привел Кэша в замешательство. Машина была белее первого снега.

– Ничего страшного, – угадав мысли адмирала, сказал штандартенфактор, – таково уставное положение ведения бронетанковых баталий, что командир должен быть впереди и на белом танке. Вы, конечно, будете лакомым куском для вражеских бронебойщиков, но зато у вас защита «пятьдесят четыре».

– Что значит «пятьдесят четыре»? А у других какая?

– У других всего «двенадцать».

– А что вообще значат эти цифры?

– Пройдемте, адмирал. – Квардли легонько подтолкнул Джима. – Вам нужно успеть ознакомиться с управлением и связью.

Они поднялись по узенькой лестнице и спустились через широкий люк, сразу же погрузившись в специфический запах командирской кабины. По мнению Джима, в ней пахло курятником, и он сообщил о своих ощущениях Квардли.

– Вы недалеки от истины, адмирал. – Штандартенфактор щелкнул выключателем, и тесный отсек озарился ярким мертвенным светом.

Когда-то Джиму накладывали швы на ногу, и он помнил, что локальные хирургические лампы источали именно такой свет, разделяющий мир на сейчас и потом. Этот свет был сродни скальпелю – никаких сомнений, только движение вперед.

– Эй, да вы меня не слушаете, адмирал?

– Нет-нет, я вас слушаю. – Джим тряхнул головой, чтобы не проваливаться в бездну. – Я внимательно вас слушаю.

– Вот ваше кресло, располагайтесь. А вот тот самый джойстик. Движение вперед – и едем в том же направлении. Назад – и трусливо пятимся. Влево– вправо – тоже понятно. Я же говорил – это доступно даже ребенку… Вот эта груша, – Квардли дернул с низкого потолка черный шнур с микрофоном, – является системой связи. Но скорее всего позднее она откажет, и тогда вам придется пользоваться биоисточником. Вот он…

Квардли распахнул маленькую дверку, расположенную на передней панели. Поначалу Джим принял ее за вентиляционный канал, но каково же было его удивление, когда через редкую решетку просунулась птичья голова, которая отчетливо проговорила:

– Жрать принесли?!

– Э-э… сейчас жрать ничего нету, – ответил Квардли. – Покушаешь после боя.

– А если я не переживу? – резонно заметила птица.

– Все будет в порядке, Пятьсот Четырнадцатый. С нами адмирал Джим, а это большая шишка в танковой стратегии, – соврал Квардли и аккуратно прикрыл дверцу.

А Джим тем временем сидел с по-дурацки перекошенной физиономией.

Понимая его состояние, штандартенфактор пояснил:

– Это и есть птица цикламон. Вы же сами говорили – в случае чего связь птицей цикламон.

– Но… но она же говорящая, – произнес Кэш, не отрывая взгляда от дверцы, за которой прятался природный феномен.

– Да какая она говорящая! Так, выучила десяток фраз, да и только. Думаете, она понимает, что говорит? – Штандартенфактор усмехнулся. – Она же просто передает другим птицам, своим собратьям, что ей говорит оператор, вот и все. У этих пернатых хорошая телепатическая связь, на которую не действует воздушное колдовство. Единственная проблема – они очень обидчивы, поэтому прошу вас, в бою всякое случается, но вы уж следите за своей речью, адмирал. Если эта тварь обидится, без связи вы долго не продержитесь.

– Понял, – кивнул Джим, чувствуя, что волнуется и его китель пропитывается потом.

– Снимите треуголку, здесь довольно душно, а дальше во время стрельбы будет еще хуже. Кстати, о стрельбе. Вот в этот удобный окулярчик нужно смотреть, а вот это кнопочка пуска.

– Понятно, – кивнул Джим. – У вас есть карандаш?

– Карандаш? – переспросил Квардли.

– Да, что-то, чем можно писать.

– Для завещания нет времени, адмирал…

– Дайте карандаш!

– У меня есть только косметический, но вы не подумайте ничего такого…

Штандартенфактор протянул Джиму мягкий карандаш, и тот начал быстро писать на белых стенках какие-то слова.

– Защитные руны? Что ж, очень разумно.

– Это не руны. Я записываю имена командиров. Слева имена тех, кто на левом фланге, справа – тех, кто на правом, – пояснил Кэш.

Устойчивый запах птичьего помета бодрил его и придавал некие неизведанные дополнительные силы.

– А где личное оружие? – спросил адмирал, возвращая карандаш.

– Ах да, конечно.

Квардли открыл еще одну боковую дверку и указал на огромный пистолет большого калибра, который лежал на полке.

– Запасная обойма? – спросил Джим.

– А зачем? Этот пистолет вовсе не для защиты. – Штандартенфактор красноречиво приставил указательный палец к своему виску. – Вот для чего. На случай, если к вам близко подберутся файрмены…

– Кто такие файрмены?

– О, будем надеяться, что вам повезет.

– И все-таки! Я хочу знать, я имею право знать! – настаивал Джим.

– Ну, это пешие истребители танков. Они вооружены тубами, начиненными специальным составом: нефть, свиная щетина и жидкий кислород. Температура горения этой дряни такова, что броня пузырится как кипяток. Естественно, экипаж умирает в чудовищных муках, и вот для этого случая припасен пистолет.

– Понятно! – зло произнес Джим. – Кстати, мы не опаздываем?

– Нет, не опаздываем, адмирал. На свой страх и риск я изменил время атаки, так что у вас есть еще семь минут восемнадцать секунд.

– Хорошо, тогда еще один вопрос – где находится наш враг?

– Ага, – кивнул штандартенфактор и поднял вверх желтый указательный палец. – Своевременный вопрос. Значит, так: повернете танк влево, градусов на тридцать, и пойдете на открытое место. Метров через шестьсот поворот на девяносто градусов вправо – и враги перед вами. Правда, они будут на возвышенности и начнут выбивать наши машины, еще когда вы будете двигаться к противнику боком, но тут уж ничего не поделаешь, у них первоклассная позиция, а у вас, адмирал, увы, гибельная.

– Так, может, лучше их как-то обойти?

– А зачем? Скажу честно: допустим, посчастливится вам выжить, так это даже еще хуже будет, ведь второй подвиг вообще невыполним.

– И вы так просто об этом говорите? – поразился Джим.

– А зачем вам эти заблуждения, адмирал? Примите смерть честно, и потомки вас не забудут.

– Все сказал? – спросил Кэш.

Он уже начал собирать свою волю в кулак, чтобы отдать жизнь подороже. Не за императора же биться. Придется драться за просто так. Однако было обидно уйти от преследований в своем родном мире, чтобы тотчас попасть в такой переплет.

Еще Джим совершенно неожиданно вспомнил про девушку в музее. Он поступил тогда очень подло, но уже совсем скоро, практически сейчас, он заплатит за все гадости, которые доставлял окружающим.

Очнувшись от интимных мыслей, Джим заметил, что штандартенфактор все еще стоит перед ним, вопросительно скривив свое желтое лицо.

– Все сказал? – повторил Джим.

– Все, – признался тот.

– Ну и пошел отсюда… – с нескрываемым удовольствием произнес Кэш и крикнул вдогонку: – Люк захлопни покрепче! Чтоб не дуло.

В этот момент откуда-то с потолка послышался громкий хрипловатый голос полковника Дюро:

– «Стальные леопарды» выдвигаются, сэр!

– Отлично, ребята, поддайте им жару! – воскликнул Джим и схватился за джойстик, чтобы повести машину в бой. Однако танк даже не шелохнулся.

– «Яростные львы» и «Свирепые буйволы» выдвигаются, сэр! – доложил майор Маркс.

– Вперед! Вперед, друзья мои… – уныло прогундосил Джим, нажимая пальцем на всякие болтики и выпуклости, однако ничего не происходило.

– Дерни за веревочку, – пролопотал приглушенный крышкой голос цикламона.

– Что? – не понял Джим.

– Отвори дверцу, я тебе не помешаю.

– Ага, сейчас. – Кэш сорвал неподдающийся замочек и открыл узилище цикламона.

– Уф! – произнес тот и потряс головой. – Дерни за веревочку, мотор и заведется.

Кэш лихорадочно завертел головой и действительно на расстоянии вытянутой руки, справа от себя, увидел тонкий, отделанный бисером шнурочек. Джим незамедлительно за него дернул, и турбины радостно взвыли на высоких оборотах.

Адмирал облегченно вздохнул и перевел джойстик на полный ход. Гусеницы бешено завертелись, и многотонная громадина рванулась с места, как гоночный автомобиль.

– Полегче! Еще успеешь умереть! – проорал цикламон.

Джим тут же изменил положение джойстика и повернул машину на тридцать градусов. Правда, делал он это на глаз, поэтому пришлось еще подруливать.

– У нас первые потери, сэр! – сообщил полковник Дюро.

– Ну вот, началось! – гадким голосом прокомментировал цикламон.

– Держитесь! – раскачиваясь в кресле, прокричал в ответ Джим. – Мы обязательно пробьемся!

Реплику цикламона он пропустил мимо ушей, сосредоточившись на управлении танком. Машина оказалась довольно ходкой, и существовала опасность, что Кэш протаранит кого-то из своих.

А на радиоволнах уже звучали крики первых раненых.

Время от времени что-то громко ухало, и эти тяжелые удары передавались по земле. Машина адмирала Джима слегка подпрыгивала, однако он старался не думать о том, что это могло быть. Тяжелые снаряды взрывали землю совсем рядом и забрасывали белоснежные борта командирского танка комьями грязи. После этого на поле появлялись горячие воронки, из которых валил белый пар.

Несколько раз прямо на глазах у Джима от прямого попадания вспыхивали подбитые машины. Адмирал старательно их объезжал и двигался дальше, время от времени даже давая по радио ценные указания.

Наконец все стало понемногу налаживаться, Кэш быстро учился. Однако вскоре бронированная армада вышла на открытый участок, и по танкам открыли ураганный огонь.

Едва Кэш развернул свою машину в ту сторону, откуда вели стрельбу, как танк сотрясся от сильного удара. Такого сильного, что Джима подбросило на сиденье.

– Хорошо стреляют, подлецы, – произнес он дрогнувшим голосом и в ответ послал снаряд куда-то вперед.

– Целиться нужно, вояка, – недовольно проворчал цикламон.

– Тебя не спрашивают, – не отрываясь от окуляра, отрезал Джим. – Радио еще работает…

Цикламон ничего не ответил. Он хотел было посвистеть, но передумал, решив, что свистеть во время боя не слишком этично.

Между тем Джим продолжал учиться на ходу и уже довольно сносно ориентировался в построениях своих войск. И еще он понял, что в верхней части окуляр давал картинку заднего вида. Это было удобно потому, что таким образом Кэш видел танки, идущие следом за ним. Они создавали впечатление несокрушимой бронированной армады, и Джим чувствовал их поддержку.

Вскоре его центральная группа догнала вышедшие раньше фланговые подразделения, и теперь танки двигались, растянувшись по всему фронту. По мере приближения к вражеским батареям истребительный огонь усиливался и становился точнее. Горящих машин на поле становилось все больше, однако остальные танки объезжали коптящие растерзанные останки и продолжали движение.

Время от времени атакующие стреляли, но на плотность огня противной стороны это не влияло. Снаряды теперь ложились так плотно, что временами Джиму трудно было видеть, что же происходит за стеной разрывов. Однако вражеские бронебойщики отлично видели его машину, и попадания в нее уже не были чем-то необычным.

Помня о пределе прочности в 54 попадания, Джим поначалу пытался считать, но сбился где-то на втором десятке, когда в его корпус врезалось сразу два снаряда. От такой встряски он набил на лбу здоровенную шишку и обругал цикламона, когда тот стал возмущаться.

– Да ты же погубишь меня! – вопила птица. – Погуби-и-ишь!

– Заткнись, ты мне мешаешь! – орал в ответ Джим и начинал стрелять, как только клубы гари и пара сносило ветром.

Все больше и больше втягиваясь в горячку битвы, он получал все новые данные о потерях, и выходило так, что потеряна уже половина армии. Панорама заднего вида состояла из сплошных столбов черного дыма, которые колыхались, как лес, повинуясь порывам ветра и взрывам случайно залетевших снарядов.

Уже не докладывал с левого фланга майор Маркс, уже не докладывал с правого полковник Дюро. Вместо них в дело вступали младшие офицеры, и тающая, как лед в огне, танковая армада продолжала упорно карабкаться на возвышенность, все точнее стреляя по батареям бронебойщиков.

Какофония звуков боя забивала радиоволну, и Джиму приходилось напрягать голос, чтобы его команды были услышаны. Пару раз он даже разобрал ругательства Лу, который сетовал, что никто не может подавить точку на фланге.

Новый удар сотряс машину Кэша, и он даже почувствовал запах горелой изоляции. Дело принимало нехороший оборот, и каждый последующий снаряд мог оказаться последним.

Наконец впереди показались суетливые силуэты артиллерийской прислуги, и адмирал Джим перевел джойстик на максимальную тягу. Танк рванулся вперед и со всего маху расплющил орудие, выворотив у того ствол.

Следом за адмиралом на артиллерийские позиции обрушились и остальные танки. Сопротивление было подавлено в одну минуту, и позиций больше не существовало. А впереди, из пороховой дымки и серого тумана, уже появлялись силуэты цитадели Ангур.

Миновав первый рубеж обороны противника, имперские танки подровнялись и пошли дальше. Многие из них были повреждены, однако в элитных частях считалось зазорным выйти из боя до его окончания. «Леопарды», «львы» и «буйволы» упрямо шли навстречу неприятностям, опьяненные близостью цитадели. Казалось, еще один бросок – и все будет закончено, однако в тот момент, когда никто не ожидал нападения, перед танками, в каких-то пятидесяти метрах, вдруг одновременно открылись секреты файрменов. Они поднялись из земляных ям словно призраки, и из широких туб в наступающих ударил шквал яростного пламени.

Только чудо спасло самого Джима. Человек, выскочивший из ямы недалеко от него, неожиданно споткнулся, и его страшный заряд с треском пронесся выше, однако соседние машины уже горели так, будто были сделаны из фанеры. Радиоволна наполнилась хлопками пистолетов самоубийц, и эти ужасные звуки подсказали адмиралу решение проблемы.

Он выхватил из шкафчика пистолет и крикнул, стараясь вложить в голос максимум решительности:

– Говорит адмирал Джим! Запрещаю акты самоубийства! Оружие использовать только против файрменов! Я приказываю!

Прокричав эти слова, Джим поднялся по лесенке и, выбравшись в люк, тут же увидел здоровенного парня в маскировочном костюме, который устраивал на плече тубу со страшной начинкой. Заметив выбравшегося из люка человека, файрмен на секунду задумался и тут же получил пулю.

Затем так же легко Джим сбил и второго охотника. Однако на подмогу по всей линии фронта уже спешили другие файрмены. Но и команда адмирала Джима не осталась неуслышанной. Танкисты выбирались на броню и расстреливали файрменов, заставляя тех промахиваться и бесполезно растрачивать свои смертоносные заряды.

В других местах уже завязывались рукопашные схватки, а где-то, захватив ямы файрменов, танковые экипажи открывали огонь из их туб по противникам, сжигая их целыми десятками.

Когда порядок наступления танковых армад изменился, озадаченные подобной тактикой оборонявшиеся начали отступать. Файрмены из следующих рядов потаенных ям в панике покидали свои убежища и отходили назад, стремясь уйти под защиту собственных танковых соединений.

Между тем солнце поднялось уже достаточно высоко. Оно рассеяло туман и четче выделило притягательные контуры цитадели. Ее высокие стены величественно поднимались к небу и надменно взирали на карабкающиеся в гору железные коробочки. И в этой надменности был смысл, поскольку, словно острые ожерелья, цитадель защищали бесчисленные ряды танков Инглегасского Союза. Начищенные до зеркального блеска машины сверкали словно алмазы и с такого большого расстояния вовсе не казались страшными.