Ему привелось увидеть поверженным в прах то величие, которому он поклонялся, и пережить крушение всех своих упований.

Казалось бы, он довольно наказан, однако худшее у него впереди.

На протяжении веков человечество мотивировали власть, секс и страх.

Однако в горизонтально устроенном обществе само ощущение власти становится невозможным. Власть – это же не формальный атрибут, власть – это ощущение. Именно этого ощущения и ищет субъект, стремясь к какому-то формальному статусу, к тому же «успеху».

Но сейчас знак равенства между «успехом» и «властью» словно исчезает. Если раньше вы могли рассчитывать, что пусть не сразу, но хотя бы с возрастом вас наконец начнут воспринимать всерьёз и относиться к вам с уважением, прислушиваться к вам, то теперь и эти мечты следует отставить.

В мире, где каждый прав, где любое «личное мнение», сколь бы идиотским оно ни было, не может быть оспорено, потому что это бы являлось посягательством на «права и свободы», власти больше не может быть – ни фактической, ни символической.

Таким образом, иерархический инстинкт, на котором всегда прежде держалось западное общество (про Восток я сейчас не говорю, там есть свои особенности), перестал быть мотиватором для большинства людей.

Он всё ещё работает в высоких, так сказать, слоях социальной атмосферы, но и там, надо признать, теряет былую силу. Власть, даже официальная, государственная, становится всё более комичной, всё более нелепой и театрализованной.

Прежде сексуальность напрямую ассоциировалась с браком, а вступить в брак – это ведь была целая история. Роднились семьи, все должны были убедить всех, что и жених, и невеста соответствуют статусу, имеют достаточный уровень благосостояния, образования и т. д. и т. п.

Иначе «он/она тебе не пара», и конец дискуссии. И я уж не говорю о более архаичных традициях – с выкупами, придаными и т. д.

Секс без брака был возможен, но рискован. Его приравнивали фактически к порче имущества – что с девицей, не состоящей ещё в браке, что с женщиной, находящейся в законном браке с другим мужчиной.

Так что общество долгое время обеспечивало строгое ограничение на возможность удовлетворения половой потребности. В результате её ценность возрастала, как и всякого дефицитного товара.

Но те времена закончились, а появление на общественной сцене асексуалов – людей, которые определяют себя как не имеющих полового влечения, – не свидетельствует о том, что людей без выраженной половой потребности в популяции стало больше (мы не знаем точно, сколько их было, может быть, их число вовсе и не выросло).

Нет, просто то, что люди стали свободно говорить о том, что они не испытывают сексуального влечения и не тяготятся этим, – это просто симптом общей девальвации ценности сексуальности в нашем массовом сознании: теперь вы можете демонстративно не хотеть сексуальных отношений, и это нормально.

Филипп Зимбардо, который раньше запугивал нас своими «тюремными экспериментами», заканчивает карьеру куда более «ужасной» трагедией – он провёл исследование и написал книгу «Мужчины в отрыве», где показал, что мужчины косяком устремились из супружеских постелей в порнографию, ставшую теперь такой качественной, такой многообразной и такой доступной.

Мы стоим на пороге фундаментального изменения в отношениях между полами. Прежде это всегда была интрига, которая требовала от представителей полов играть определенные роли, соблюдать определенные ритуалы.

Всё это последовательно вело потенциальных партнёров к отношениям, где, опять-таки, реализовывались предельно стандартизированные поведенческие стратегии, созданные культурой: научившись ещё в детстве «играть в свадьбу», взрослые дотягивали и до «золотой».

Но сейчас интрига утеряна. Молодые люди начинают насыщенную сексуальную жизнь с порнографией в юном ещё весьма возрасте, формируя таким образом специфическую «сексуальную фиксацию» – порномодели возбуждают их теперь больше, нежели реальные, живые половые партнёры.

В Международную классификацию болезней нового, одиннадцатого пересмотра планируют ввести термин – «цифросексуалы». Предполагается, что цифросексуалы будут определяться как люди, которые не могут получить достаточное сексуальное удовлетворение без привлечения цифровых средств.

И честно говоря, я даже не знаю, окажется ли этот термин сразу в графе «разновидность нормы», где сейчас находятся гетеросексуальность, гомосексуальность и бисексуальность, или какое-то время он ещё будет всё-таки считаться патологией. Боюсь, впрочем, что массовость распространения этого типа сексуальности в любом случае достаточно скоро принудит ВОЗ относиться к ней как к норме.

С появлением 3D-порнографии, VR-порнографии и хитроумных приставок к соответствующим частям тела – естественному сексу, скорее всего, придёт конец. Чем терпеть рядом капризы и негатив живого, и уже потому неидеального любовника, куда удобнее будет развлечься с виртуальным партнёром, который отработает, так сказать, на все сто.

Прежние отношения между полами могут кому-то, например феминисткам, не нравиться (честно говоря, меня они тоже не слишком радуют – слишком уж неадекватны времени). Но в них, в чём их плюс, были встроены достаточно чёткие форматы поведения – мужчинам и женщинам было понятно, как в это играть.

Вот совсем грубая формула. Допустим, женщина обижается, недовольна, расстраивается – мужчина должен её успокаивать и защищать. Мужчина совершает подвиг, проявляет силу воли. Что должна делать женщина? Женщина должна восхищаться им и чувствовать себя счастливой, «как за каменной стеной».

Ну и так далее. Роли выучены, розданы – занимайтесь!

Но теперь всё иначе. Гендерные роли стали какими-то стёрто-смазанными.

Как должна вести себя женщина, если мужчина обижается и расстраивается? Что, надо признать, случается теперь сплошь и рядом. Успокаивать и защищать? А если женщина демонстрирует мужество, мужчина должен быть счастлив – так получается? Но даже если это ок, это нигде не прописано, дети в такие игры ещё не играли.

Как результат – целое поколение молодых людей фактически воспитывается на реалити-шоу «Дом-2», где по крайней мере хоть какие-то форматы межполовых отношений демонстрируются, хоть какие-то ролевые модели предлагаются (сразу, видимо, стоит оговориться, что и от них я тоже не в восторге).

Сложно понять, какая такая сила способна остановить центробежные силы, раскидывающие представителей полов в разные стороны. А если так, то мы уже больше не можем рассчитывать на «половой инстинкт» как на естественный внутренний мотиватор.

Так что же нам остаётся? Глядя на схему функциональной системы, разработанную Петром Кузьмичом Анохиным, мы видим там надпись «мотив», но если в «памяти» – одни сплошные «не хочу», «не интересно», «не клёво», «не торкает» и тому подобные тезисы, то на чём наш мотив, так сказать, может ещё разжечься?

Только страх остаётся всё ещё потенциально ресурсным мотивирующим чувством. Но мы и бояться-то толком перестали – вот ведь в чём дело. «Лишения и невзгоды», «через тернии к звёздам», «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» – всё это уже анахронизмы.

Когда запросы падают, а они падают у подавляющего большинства людей, залипших в интернете: и терять им нечего, и будущее их уже не пугает, потому что: как-то же справлялись до этого? Плюс к этому и индустрия развлечений не даёт скучать, чего беспокоиться? Всё нужное – хлеба и зрелищ – есть.

При выборе профессии ключевым фактором была именно её востребованность при любых жизненных обстоятельствах – что бы ни случилось, «всегда прокормит», «всегда будет нужна».

Но если вы сейчас спросите молодых людей – не боятся ли они, что с их знаниями и навыками будут никому не нужны, они просто не поймут, о чём идёт речь. Ведь они уже сейчас никому не нужны.

Они приучены считать себя непреходящей ценностью, потому что такова сейчас базовая парадигма воспитания, но при этом никто из них не ощущает себя нужным, востребованным, необходимым.

Они просто ценны сами по себе. Как такое можно напугать? Чем?

В 1965 году выдающийся мыслитель, социолог и футуролог, автор «волновой теории» прогресса Элвин Тоффлер опубликовал в журнале ’’Horizon” статью, где предсказал «шок будущего».

Шок будущего, или футурошок, – это, по мнению Тоффлера, неизбежная защитная психологическая реакция человека или общества на стремительные и радикальные изменения в мире, вызванные ускорением темпов технологического и социального прогресса.

В этой статье, а также одноимённой книге «Футурошок», вышедшей в 1970 году, Тоффлер последовательно изложил свою концепцию будущего, с которым человечество, скорее всего, не сможет совладать.

Подавляющее большинство его прогнозов уже сбылись, каким-то ещё только предстоит сбыться, но в отношении «шока», как мне кажется, он ошибся.

Элвин Тоффлер предполагал, что человек, застигнутый врасплох технологической цивилизацией, столкнётся с пределом своих адаптивных возможностей.

«Шок будущего, – писал он, – поражает психику. В то время как тело разрушается под напряженным воздействием окружающей среды, перегруженный “рассудок” не способен принимать адекватные решения. При беспорядочных скачках механизмов изменений мы не только можем подорвать здоровье, отчего уменьшится степень адаптации, но и утратить способность рационально реагировать на эти изменения».

По форме Тоффлер не ошибается – человечество и правда не знает, как реагировать на изменения. Но проблема, на мой взгляд, в другом: человечество не находится в шоке, наблюдая скорость перемен, нет, оно банально ослепло, оно просто перестало их замечать.

Я ещё помню, когда по телевизору показали прототип лазерного диска, который, как предполагалось, сможет хранить на себе аж часовую музыкальную запись! Я ещё помню, какой нелепой казалась идея мобильного телефона. Носить с собой телефон? Зачем? Что это будет?

А ещё я помню, как звонил на пейджер. Или как нас вынудили подключить на рабочем компьютере интернет, потому что распоряжения из Комитета по здравоохранению стали рассылать по электронной почте. Это, стыдно признаться, казалось каким-то верхом бессмыслицы.

Наконец, я помню, как первый iPhone, привезённый мне как эксклюзивный подарок из Америки, год провалялся в ящике моего рабочего стола, потому что я никак не мог взять в толк, какой смысл в этой штуковине. То есть то, что это телефон, я понимал, но зачем таскать с собой такую большую игрушку?

Но помню ли я всё это на самом деле? Честно говоря, я уже не понимаю, как можно обойтись без компьютера и его программ, Wi-Fi, интернета, электронной почты, навигатора, облачных хранилищ... С вами не так?

Я музыку не смогу послушать, если у меня забрать телефон. Где она ещё может быть? В радио. Но у меня дома больше нет радио! Обычного, а не в навороченном тюнере. Я десять лет отработал на телевидении, но у меня в панели нет телевидения, нужно, вероятно, загрузить какое-то приложение.

У меня есть аккаунты в Instagram, YouTube, Facebook и далее по списку, и хотя я сам их не веду, а лишь готовлю для них материалы, я не понимаю, как иначе коммуницировать с аудиторией. Голубиной почтой? Ну нет, это глупость какая-то. Так куда удобнее!

Испытываю ли я от этого какой-то шок? Нет. И вы не испытываете. Мы так быстро привыкаем к технологическим новинкам, потому что их делают всё более и более органичными – удобными, естественными, комфортными.

Телефон словно бы сам ложится вам в руку, если нужно убрать какую-то информацию – просто смахните её. Скоро мы уже сможем смотреть друг на друга через очки, в линзах-экранах которых будет высвечиваться информация о том, с кем мы разговариваем и что нам имеет смысл ему ответить.

Всё будет так удобно, что мы не сможем понять, как вообще можно было без всего этого обходиться.

А ещё через паузу какой-нибудь Google, например, предложит нам разместить под кожей чип, через который информация сможет сразу поступать в наш мозг. И мы все, строем, пойдём на эту операцию практически не задумываясь.

Тоффлер предсказывал, что человечество может погибнуть, но не оттого, что нефть закончится, не от ядерной зимы или экологической катастрофы, а потому что люди «не выдержат психологических нагрузок». Сомнительно, правда?

Нет, мы оказались удивительно адаптивны к технологиям, если их правильно паковать и к нам прикручивать. Так что проблема, как оказывается, не в том, что мы можем не пережить технологического шока (мы его даже не чувствуем), а в том, что мы перестанем чего-либо бояться в принципе.

Если всё то, о чём я сейчас рассказываю, в вас хоть как-то отзывается, а желание мотивировать себя у вас реальное, непоказное, то давайте попробуем написать себе письмо из будущего. Для этого, впрочем, вам потребуется определенная подготовка. Прошу меня за это простить.

Возьмём за точку отсчёта 2045 год, когда, если верить Рэю Курцвейлу, мир полностью и навсегда изменится, причём так, что представить себе это совершенно невозможно (именно это и означает слово «сингулярность» в термине «технологическая сингулярность»).

Итак, 2045 год. Мне в 2045 году будет 71 год. А вам? Посчитайте.

Первое, что мы должны сделать, это попытаться представить себе мир в 2045 году. Конечно, до технологической сингулярности, при всём уважении к Курцвейлу, будет далековато. Но каким-то он, этот мир, будет.

Вы можете в качестве справочника воспользоваться моей книгой «Четвёртая мировая война», можете почитать что-то другое – Юваля Харари, например, «HomoDeus: Краткая история будущего» или Джеймса Баррата «Последнее изобретение человечества».

Есть ещё Мартин Форд с прекрасной книгой «Технологии, которые изменят мир», Герд Леонгард – «Технологии против человека» или сборник «Мегатех. Технологии и общество 2050 года в прогнозах учёных и писателей».

Вам необходимо представить себя в этом мире для начала победителем.

Всё лучшее, что могут подарить человечеству технологии, у вас есть – здоровье, молодость, развлечения и т. д. и т. п. Представьте, где будет находиться ваш дом и каким он будет, каким будет ваш досуг, кто вас будет окружать в этом раю и чем они будут заниматься.

Теперь сделаем небольшое уточнение. К этому моменту в мире живёт около 10 миллиардов человек, и каждый из них хочет иметь неограниченный доступ к тем благам, о которых вы узнаете из этих книг.

То есть уровень конкуренции – огромный, а ресурсы ограничены. Мир окончательно поделился между богатыми и бедными, а сливки достаются только сливкам, и вы не из их числа.

Представьте свою жизнь теперь: чем вы можете заниматься, на что вы будете жить, где вы будете жить, с кем вы будете жить. Подумайте о том, что это будут за люди, которым досталась такая жизнь.

И вот теперь беритесь за письмо. Напишите его себе – из этого кажущимся таким далёким 2045 года...

Что вы думаете о том, чем занимаетесь сейчас? Что вы думаете о том, что должно быть для вас сейчас важно, а важным не является?

Может быть, вам вспомнятся возможности, которые вы упустили? Или люди, с которыми вы могли вместе двигаться вперёд и развиваться?

Напишите, заклейте в конверт и уберите в стол. Прочитайте, когда в следующий раз задумаетесь об «успехе» или о «смысле жизни».