Самым разумным поступком ребёнка с тикающей бомбой в руках было бы аккуратно положить бомбу на пол, быстро выбежать из комнаты и позвать взрослого. Но что, если вся наша комната полна детей и каждый ребёнок имеет свободный доступ к пусковому механизму.

Ну, раз уж мы заговорили о росте, то давайте о нём и продолжим. Мы вошли в историческую полосу человечества, когда будущее стало приближаться к нам на порядки быстрее, нежели мы способны осмыслить происходящие с нами из-за этого перемены.

Ещё никогда на земле не жило столько людей, а среди них не было столько образованных людей, а среди них – столько учёных. Учёные же никогда прежде не имели таких гигантских финансовых и технологических ресурсов для своих исследований, как сейчас (см. рис. № 14).

Такие компании, как Google (США) и Huawei (Китай) целенаправленно тратят более десятой доли своей фантастической прибыли на новые технологические разработки и фундаментальные научные исследования.

Это приводит к тому, что научные открытия и технологические прорывы более не следуют друг за другом, а наслаиваются, взаимно потенцируются, приводят к возникновению совершенно неожиданных и нестандартных решений.

Судя по всему, мы находимся в точке перехода, когда экспоненциальный рост начинает, наконец, демонстрировать свою экспоненциальность.

Когда вы кладёте на первую клетку шахматной доски одно зернышко, на вторую – два, на третью – четыре, на четвертую – восемь, а на пятую – шестнадцать, вам кажется, что эта тягомотина «ни о чём» будет продолжаться вечно.

Но правда в том, что вам уже очень скоро не хватит всех элеваторов земли, чтобы разместить в них то количество зерна, которое должно лежать на соответствующей клетке (см. рис. № 15).

А если бы вы могли дойти до 64-й клетки, то вам бы понадобилось всё зерно, когда-либо выращенное в этом мире, и даже больше этого – примерно 1, 2 триллиона тонн.

То, что и наша цивилизация столкнётся с неким фазовым переходом, который Рэй Курцвейл называет «технологической сингулярностью», предсказывал ещё в 80-х годах прошлого века наш соотечественник, историк и лингвист Игорь Михайлович Дьяконов в своей монографии «Пути истории: от древнейшего человека до наших дней».

В этой книге он описал восемь последовательных фаз человеческой истории. Рассматривая фундаментальные закономерности трансформации культуры, общества и технологий и отчётливо наблюдая ускорение фазовых переходов от одной модели к другой, Игорь Михайлович предсказывает момент «конца истории» – 2027 год (см. рис. № 16).

К таким же результатам в начале 2000-х пришёл и Сергей Петрович Капица – физик и выдающийся мыслитель. Он как раз анализировал динамику роста населения и скорость, с которой нарастают технологические революции в исторической перспективе (см. рис. № 17).

Автор «закона ускоряющейся отдачи» Рэй Курцвейл, умеющий, как мы уже знаем, с удивительной точностью предсказывать будущее, считает, что «технологическая сингулярность» радикально изменит мир к 2045 году.

Курцвейл, и правда, редко ошибается в своих прогнозах, поскольку анализирует тенденции, а не результаты, что в нынешней ситуации оказывается куда разумнее.

«За семь лет проект “Геном человека” собрал один процент генома, – вспоминает Курцвейл. – Мейнстримовые критики заявляли: “За семь лет – один процент, значит на весь геном уйдёт 700 лет”. Моя реакция была другой: “Ого, мы уже сделали один процент? Мы почти закончили!”»

Честно говоря, сам я завороженно, с плохо скрываемым восторгом слежу за всеми этими преобразованиями. Да и вообще, я воспринимаю это как совершенно удивительное везение – оказаться свидетелем подобных трансформаций в обществе, культуре, политике, технологиях.

Но это во мне говорит исследователь. Психотерапевт говорит во мне совсем иначе.

Если вы читали мою «Четвертую мировую войну», то знаете, что мой взгляд на будущее, мягко говоря, лишён всякого оптимизма.

Я был бы рад ошибаться, но, как мне сейчас представляется, человечество ждёт почти тотальная дебилизация, фундаментальное расслоение общества на богатых и бедных (условную «элиту» и всех остальных) и, мягко говоря, трудноразрешимые проблемы в экономике.

И да, у меня пока есть большие сомнения, что технологический прогресс решит все наши проблемы и создаст тот самый курцвейловский рай на земле.

В целом, зная человеческую природу, сложно представить, что мы доведём дело до ума, не подравшись по дороге. А ещё сохраним достаточное количество ума, чтобы всё-таки заставить нарождающуюся сейчас технологическую систему работать более-менее стабильно.

Короче говоря, мне не хочется никого запугивать, тем более что, конечно, я не знаю будущего наверняка, никто не знает. Но если бы существовала страховая компания, которая могла бы уберечь человека от предстоящих цивилизационных рисков, то я бы точно купил там страховку. Сколько бы она ни стоила.

Это, конечно, какая-то ирония судьбы. Я всю жизнь боролся с невротическими страхами своих пациентов – с паническими атаками, агорафобией, клаустрофобией, социофобией, ипохондрическими страхами и т. д. и т. п.

Но мне в голову не могло прийти, что через двадцать лет после написания книги «Счастлив по собственному желанию», основное содержание которой – это как раз методики по борьбе со страхом и тревогой, я буду думать о том, как же теперь моих читателей напугать!

Но сейчас мне бы хотелось именно этого.